***
— В чём дело? Что с ними не так? — спросила Валери, разглядывая стеклянную пузатую банку, закрытую запирающим словом. В банке скреблись и нападали друг на друга постоянно меняющие форму чёрные амёбоморфные кристаллы. Сесиль сожалеюще повела ртом и сморщила прекрасный нос. — Не распознают волевое решение, умервщляют сразу, стоит осуществиться инвазии. — Оставь. Пойдём примем ванну. Валери подошла к банке и приблизила лицо. Сесиль сделала то же самое. Некоторое время рассматривали чёрные смертоносные капли. — Почему они нестабильные? Это противоречит самой сути кристаллов. — Чёрт знает… — Сесиль приложила подушечку пальца к стеклу. С той стороны тут же началась давка, спровоцированная желанием убить. — К тому же выглядят они отвратительно. Настолько, что я пока не вижу той эстетически приемлемой формы, в которую их стоит заключить, — Валери отошла от концентрированной ненависти за стеклом и вернулась с теряющей всякие приличные формы рукой Джека Элиаса. Ослабила запирающее слово и скинула трофей в банку. — Нет имени. Мандалам нужно имя. Тогда я привяжу их к смыслообразующим фонемам. Это выделит приоритетность действий в протоколах реагирования и быстроту откликов на недопустимые действия со стороны инфицированного носителя. — Ну предположим. Джон не хочет, чтобы весь совет судей прикончило на месте. Он просто хочет гарантий, что никто из них не откажется от своего слова. — Искреннее Обещание? Обе тут же прыснули, зажимая когтистыми ладошками рты. — Нет, нет-нет. В останавливающем механизме и названии оксюморон. Парадокс повредит эффективности работы. — А мы сделаем показательную смерть в Таун-Холле? — Джон не рекомендовал. Но если у кого-то из лордов сдадут нервы и он отступит от рекомендованного списка действий, то смерть будет. Так нас устроит? — О’кей, оставим шанс интриге. — Ты идёшь со мною? Вода стынет. — Прости, не сегодня. Найду название и займусь натаскиванием. — Разумное решение, — выдохнула Валери, скрываясь в дверях. — Как вариант, — качнула головой Сесиль, снова склоняясь к банке. — Отвратительные мои.***
Валери Сэндхилл не шутила, когда предлагала сестре совместную ванну. Купания вдвоём закрепили свои позиции ещё со времён полудикого детства в торфяниках, пока Дафна Сэндхилл воспитывала герцогских подкидышей. Разве что огромный и закопчённый снаружи котёл, в котором плескались ведьмы детьми, давно сменился на медную вместительную ванну, что незыблемо опиралась драконьими когтями в мраморный пол личной ванной Валери и Сесиль Сэндхилл. Очень часто рядом тёрся Кот, усаживаясь на задние лапы, а передние по локти опуская в воду, в которой ловил клочки пены или, если уж совсем впадал в кошачьи игривости, мог когтями цеплять маленькие пальцы на ногах ведьм. После чего купание превращалось в потоп. Ещё чаще технично подваливала Ялу, но к воде не приближалась. «Я, мать вашу, тряпочная. Мне вредно отсыреть», — напоминала она, забивалась в угол и оттуда заводила извечное «а можно мне сделать это?» или «а почему нельзя того?». Конунги, впервые столкнувшись с толпою в купальне, сначала порядком поглазели на голых и мокрых миледи, а потом задались коротким «это что такое?», на что получили такое же недлинное «это удобно». Поэтому, зайдя в ванную и увидев в розовой воде только одну голую Валери, Никки удивился: — Валери, где твоя сестра? — Пытается совместить признание авторитета Сойера с потребностями своих кровожадных привычек, Никки. Несмотря на то что в одежде Элек и Никки выглядели одинаково и голоса их звучали в схожих тональности и диапазоне, миледи их никогда не путали. Такого не было ни разу, потому что они видели аурические импринты конунгов. Те были отличными. Никки был добрее и отходчивее, поэтому его огненно-алый с оранжевыми языками свет очеловечивал изумрудный. В Элеке зелёный расходился под наплывом жёлтого, не исключая всё того же сносящего всё на своём пути пламени. — Так что если ищешь Сесси, так это тебе в подвал, — Валери вынула мокрую руку и убрала выбившийся из собранных на макушке волос локон за ухо. Никки проследил, как срываются капли воды по локтю Валери: — Пожалуй, что Сесси серьёзно-таки занята? — Да, — улыбнулась Валери. Никки пошёл к ванне на драконьих ножках. Постоял с пару секунд, оглядывая сквозь розовую воду маленькое женское тело. Потом склонился и запустил обе ручищи под воду, охватывая Валери и вынимая. — Никки, я не закончила, — свела совершенные брови та, упираясь мокрыми ладонями в плечи Никки. — Если позволишь, я дам тебе закончить в другом месте, — сообщил Никки, поднимаясь на ноги. — Какая примитивная пошлость, — Валери, прикусывая улыбку, зажала зубами губу, — впрочем, чего же ожидать? Из вас двоих Элек даже читать научился быстрее. — Элек? — подозрительно переспросил Никки, продолжая удерживать её и окончательно намокая. — Элек, — кивнула Валери, но глаз с Никки не сводила. — Господь сотворил его более сообразительным и способным. Никки отвернулся, широко улыбнулся и снова посмотрел: — Ты дразнишь меня? Ответить Валери не успела, потому что ранее упомянутый Элек прижался к ней со спины. — Она не дразнит тебя. Она, как всегда, проявляет себя наблюдательной и справедливой в суждениях женщиной. Смирись с этим. — Да ну как же, — огрызнулся Никки и поцеловал Валери, чувствуя, как та крепче обвивается по плечам руками и пытается охватить его коленками. Но коленок не хватало. Никки подхватил её под одно бедро, в то время как Элек сделал то же самое с другим. «Определённо, это было великолепной идеей», — похвалила себя Валери Сэндхилл, как только губы Элека прошлись по влажной от розовой воды шее, а жёсткая борода начала растравливать кожу на плечах и лопатках. Ото рта и бороды Никки горела кожа на лице, шее и губах. А когда Милднайты запустили в неё обе свободные руки — это показалось чересчур многим, но по-прежнему великолепным.***
Ялу сидела чуть в стороне ото всех, ссутулившись и возя большими пальцами по монитору смартфона. Уже это было малопонятным, если учесть, что пальцы у неё были плотно покрыты мехом и не приспособлены, чтобы полноценно осваивать сенсорный ввод. Но, судя по меняющемуся мерцанию монитора, результат был. Дайан сидел к существе ближе всех. — Чем ты занята? Ялу подняла чёрные глаза и неохотно, но всё же ответила: — Я набираю сообщения. Дайан согласился, что ответ был закономерным. — И кому же? У тебя есть знакомые за пределами Колледж-Лейн? — Ещё бы. Я же не ты, — показала в пакостливой улыбке щербатые зубы Ялу. Дайан повёл глазами, не спеша лезть в драку. Во-первых Ялу была права. По большей части. А во-вторых: кто это там у неё в знакомых? Поэтому он не отступил. — Кому же ты набираешь сообщения? — Ох ты ж… Марку Дорселю. Знаешь, прямо хочу сообщить ему, что у нас тут, вот прямо тут — эротический Клондайк. — Эй, — прервала воркование с Иво и Валери Сесиль, — что ты только что произнесла? Ялу быстро посмотрела на свою миледи, а телефон убрала за спину: — Золотое дно, говорю, тут. Круглые сутки. Месье Дорсель должен знать, сколько денег уплывает у него из рук. А уж как много приобрела бы его киноиндустрия… — Прекрати немедленно, — прошипела Сесиль, поднимаясь и наступая на демона, — отдавай мне телефон. — Откуда вообще у тебя телефон? Ты его стащила? — Валери пошла следом. — Я его нашла, — насупилась существа и двинула жопой глубже в угол, явно намеренная ничего не отдавать. Дайан видел, что миледи потемнели, словно тучи. И это было неприятно чувствовать. — Миледи, Ялу же может вынимать из своего ящика что пожелает? Телефон не обязательно краденый. Ялу метнула на него полный признательности, на какую только была способна, взгляд. — Дайан, — прогудел Никки, — ты просто плохо знаком с мелким демоном. Если будет стоять выбор между «красть» и «извлечь», то она всегда выберет обнести мирных граждан королевства. — Отдавай, — сказала Сесиль, стоя над существой с протянутой ладонью, — никаких больше тебе гулянок с Дайаном и детьми к монументу Королеве. — Да они же не пострадали. Ничего же и не случилось ни с Дайаном, ни с моими птенчиками, — брыкалась существа. — Ещё бы с ними что случилось. Я задушу тебя, мелкий ты мошенник. Телефон. — Нет, — взбрыкнула ещё раз Ялу, закрывая глазёнки и мотнув головой. — Что за гадости ты пишешь занятому человеку? Кто тебе позволил? — топнула ногою Сесиль. — Я, между прочим, пишу не гадости, а то, что есть. Здесь, миледи, уже без пяти минут и публичный дом. А сюда ещё и детей приносят. Кот, до сих пор игравший с младенцами на лежаке в «клубок и когти», бросил это занятие, сел, обвернув лапы хвостом, и в зевке облизнул пасть. — С каких это пор ты завела речи о нравственности? — не выдержал Элек, поймав камень в свой огород. — С тех пор как по ночам в этом доме спать стало невозможным. А сегодня так и днём, милорд, — отпихнулась Ялу. — Отдай мне телефон! — Валери протянула когтистую лапку, норовя ухватить существу за загривок. Та вывернулась и задала стрекача к двери. Кот молнией сверкнул мимо миледи, упал сверху и Ялу скомкал. Секунды не прошло, как он отступил со смартфоном в пасти, который тут же забрала Сесиль. И тут всё резко поменялось. Существа взвыла: — Я о вас думаю, заботу проявляю. Вы хотя бы можете вообразить, сколько денег способны поднять на этих ваших поеб… Кот, только-только направившийся к Ригану и Элизе, развернулся и оплеухой опрокинул существу в коврик. — Блядь, — сказала та и совершенно успокоилась, передумав вставать. Сесиль просмотрела переписку. Валери приткнулась сбоку. — Хорошие и плохие новости, милорды, — наконец подняла взгляд Сесиль. Милднайты хмуро смотрели, не отзываясь. — Ну что же, начну с хорошей. Вы замечательно смотритесь втроём. Валери вам обоим идёт. Никки закатил глаза. — А плохая, как вы уже поняли, в том, что Ялу сняла это всё на видео и действительно отослала в переписке по «Фэйсбуку» Марку Дорселю. — Да кто такой Марк Дорсель? — Дайан устал не понимать, чем страшен этот человек и почему о нём говорят уже как с полчаса. Все, кто были в гостиной, включая Кота, обернулись на него, но произнесли другое: — Джо-о-он… Джона было не смутить. — Могу понять ваше удивление, но у нас пока что нет потребностей в подобном роде развлечений. Я и Дайан справляемся своими силами, без видеоряда от месье Дорселя. Дайан заметил, как заулыбался Иво, отворачиваясь в сторону. — Ну, я так подозреваю, скоро не только месье Дорсель сможет развлекать публику своим кино. Пара часов, — и домашнее видео с Никки и Элеком в сети, — Иво не смог скрыть улыбки, потешаясь над конунгами. — Да делов-то, — снова оживилась с пола Ялу, — лорд Джон скажет своим холопам, закроют ваш порноролик, если всплывёт, как и поножовщину в «Sweat 'n dirty». Джон замер взглядом на существе, прикидывая. Посмотрел на Валери. — Да твою ж мать, Ялу, — обронила та, снова ухватила мохнатое круглое ухо и вывела существу за собою.***
Бриджит Иванз среагировала. В тот вечер, когда в последний раз ворвалась в дом Джона Сойера. «Среагировала как простейший организм. Это безнадёжно», — изводила она саму себя, с неконтролируемой гримасой отвращения вспоминая, что почувствовала, когда увидела стёртые интимные границы между Джоном и его мужем. Тот вечер был неприятен для Бриджит ещё и тем, что у неё открылись глаза не только на истинное положение вещей в отношениях Джона и его невиданного мальчишки. Она вдруг ясно осознала, почему её так обескуражили развязность и вседозволенность Дайана, а потом обозлили. Нет, опять не то. Обозлило её попустительство самого Джона. Потому что пока Дайан тёрся о него задницей, для Джона словно никого не осталось в радиусе мили. Ещё на обеде в честь нового сюзерена в Таун-Холле Бриджит увидела в глазах Джона несколько оттенков чувства, с которым он отслеживал передвижения мужа среди гостей. А чуть позднее стало ясно, что помимо всей этой чуши с привязанностью, любовью и заботой у Джона к Дайану намешано совершенно пошлое и первобытное влечение. Уже отъезжая от дома на Виктория-Стрит, Бриджит пришла в себя от долготянущейся боли. Ногти правой руки скрылись в ладони, так сильно стиснула она кулак. Урождённая Бриджит Арделия Бигль приходилась единственной дочерью сквайра Джейсона Бигля, дипломированного адвоката, вёдшего практику в Бери. Дом их стоял в пятнадцати минутах быстрой ходьбы от дома лорда Малькольма Генри Сойера. И отец, стоило Бриджит отметить своё четырнадцатилетие, взял за правило говорить о сыновьях Сойера как о выгодной партии для неё. Не о старшем, конечно же, но об остальных. Эшли Сойер в любом случае готовился составить партию не просто дочери адвоката, пусть и имеющего свой собственный герб, но более знатной леди. Джентри, младший из Сойеров, Бриджит откровенно не нравился, но вот Джон… Джон нравился всегда. К сожалению, симпатии Бриджит остались неразделёнными, а довольно-таки скоро она потеряла из вида среднего из сыновей лорда Генри Сойера. Бриджит вполне благополучно вышла замуж за коллегу отца. Чья фамилия до сих пор была с нею, в отличие от мужа, который умер, не дожив пары лет до нового столетия. Детьми сквайр Иванз свою юную супругу не осчастливил, зато оставил неплохое состояние с имением, приносящим до восьми тысяч фунтов в год. Обратилась Бриджит в то время, когда Габриэль Шанель вместе с Жаном Пату и Жаком Хеймом начала творить революцию в моде. Бриджит быстро осознала преимущества замершего времени, видимые ею в шансе учиться, социализироваться в быстро меняющемся мире, в хорошеньких круглых шляпках и платьях, превращающих её фигуру в мальчишескую, и в возможности оставаться на близкой к сорока годам грани человеческих тридцати девяти лет. То есть никогда не достигнувшей старости. Ну а Джон Сойер… Она встретила его снова в ту самую разудалую эпоху хиппи, которая вскружила головы всей европейской и американской молодёжи своими открытиями и сексуальной революцией. Правда что раскрепощающая революция здесь не помогла. Джон Сойер оставался равнодушен к ней, хотя и признал старое знакомство. Бриджит хватило ума и гордости не раскрыть чувств перед Джоном. Тогда. Но она сильно сомневалась, что не выдала себя сегодня в его доме. И это терзало её, словно прислонённое к коже серебро. Терзало как и развернувшаяся, долго маскирующаяся под участие, любопытство и деловой контроль ненависть к Дайану Сойеру. Как и уверенность в том, что никаким уловкам благодаря Джон не оторвётся от мужа по доброй воле. Отсутствие перспектив с Джоном взбесило Бриджит.