***
Слепое пятно, которым на несколько дней стала территория галереи на Колледж-Лейн, 124\2, наведённое Котом, было отключено сразу же, как только Валери и Сесиль, отоспавшись под боком у конунгов, стёрли потёки крови с брусчатки двора, восстановили арочные окна в рамах из крошева осколков и реставрировали битый в обороне тяжёлый тисовый стол и цветные витражные пасторали, сброшенные выстраивавшей оборону Ялу. Кот, сняв морок и будучи самой настоящей высококвалифицированной хтонической тварью, как ни в чём ни бывало сошёл с насиженного места и оборвал гипнотический гул харибды в недрах мохнатого чёрного тела. Сунулся на минуту к Дайану, обнюхав безмятежное лицо спящего. Заглянул читающему с планшета Иво в монитор. Коротким мявом одобрил Артура Конан Дойля, которым Иво развлекался, пролёживая свои отведённые часы дежурства в постели с Дайаном. Обошёл жилую часть дома, выслушал от Ялу про «это был пиздец, если ты понимаешь, о чём я». Кот понимал. Он полноценно присутствовал при всём происходящем в корте, разве что не мог владеть телом в состоянии такого обширного морока. Но эриний, мрущих налево и направо крестоносцев, покрытых кровью вампиров, упавших, словно маки полевые, Дайана и миледи и пыхтящую, втаскивающую всех трёх в обмороке в галерею Ялу Кот видел. Выбрался в выставочный зал «Голубого пальто», где на высоких стальных шпильках ходила золотоволосая Сесиль Сэндхилл под руку с пожилой шведкой у линейки графики Пикассо. Сесиль улыбалась. И улыбка её означала только одно: «это подлинники, дорогая моя, и, нет, таких нет ни в Париже, ни в Барселоне». Кот спустился в подвал, полагая отыскать там Валери. Его расчёты оправдались. И даже с лихвой. Потому что рядом с тою, свернув ручищи на груди и расставив ноги, высился Элек. Валери, в костюме «шанель» и в коротких перчатках, стояла у Элека под локтем, периодически то поднимая тёмную голову с уложенными локонами, то разворачивая её к стоявшим у стены рыцарям. Кот сообразил, видя раздумчивые пляски носка велюровой туфли, что миледи решает. Стойка Милднайта тоже говорила, что он в раздумьях. Кот опустился у последней ступени, обвернулся хвостом и смотрел, как Валери ходила из края в край, вглядываясь в недружелюбные и уставшие лица крестоносцев. Потом возвращалась к мужу, запрокидывала голову и предлагала. Элек смотрел на неё, чуть склоняя шею, делал ладонью жест «дорогая, попридержи» и то кивал в сторону шеренги крестоносцев, то вбок, где в одиночной камере, забранной решёткой, сидел подавленный святой отец. Валери сжимала губы, дёргала носом, что значило «мне это не нравится», и снова отправлялась ближе к рыцарям. В принципе, Кот понимал, как сложится судьба выживших и Клирхэда, поэтому подлез под ладонь Валери и потерся о неё. «Милый, привет», — Валери впустила когти в толстый кошачий загривок и задержала их там. «Съесть», — сказал Кот. «Не всех», — отказала Валери. «Не всех сразу?» — переспросил Кот. «Вообще не всех. Выбирай одного. Элек оставляет мне трёх для порогов, чтобы больше не было ничего подобного случившемуся, а остальных… — тут Валери обернулась на мужа, — мы отправляем обратно. После такого в Чудоземье, как утверждает Элек, о нас непременно пойдёт добрая слава». Кот насладился сарказмом в последнем предложении и состряпал для конунга, как ему представлялось, понимающий оскал. Хотя рассчитывал на улыбку. «Если вы не думаете о репутации правящего дома, то я, между прочим, думаю. Кто занимался всей этой внутренней и внешней политической поебенью твоего графства?» «Ох, конечно, ты. Я же оделила тебя полномочиями. Самой мне было недосуг». «Так вот, как оделённый ими, я настаиваю: завязали пока с покойниками. Вернутся в Чудоземье живыми по максимуму и расскажут каждому о вашем сатанинском великодушии». Валери вдохнула и выдохнула так, что Кот расслышал рычание. «А знаешь, почему ещё стоит отпустить пленных?» — Элек сделал глазами наводящее движение. «И почему?» — пошла навстречу Валери. «Самое ценное для меня остаётся здесь: ты и твоя сестрица. Мне глубоко поебать, как там сложится судьба у святого воинства отца Клирхэда. Пускай все, кому посчастливилось выжить, убираются и больше сюда не вернутся». Валери смотрела темно. «Не смотри на меня так, — Элек рук не расцепил и не стронулся с места, — у вас полный ледник покойников для чёртовых рукоделий, трое для замков на пороги и святой отец. Этого более чем достаточно, если учесть, как легко мы отделались всем лёном». Кот настойчиво замяукал. «Забирай, — великодушно двинул подбородком Элек, — хоть сейчас можешь есть святого отца». «Элек». «Валери». Кот воспользовался тем, что миледи и Элек принялись выражать взглядами всё, что можно было осилить лишь с помощью портовой ругани, и двинул, раскачивая хвостом, к Клирхэду за решёткой. Святой отец несколько равнодушно покосился на Кота и бросил, уже без всегдашнего своего монашеского апломба, к которому прибегал всякий раз, стоило увидеть Кота или Ялу: «Отродье сатаны». «Я», — мяукнул Кот, для затравки всовывая лапу меж прутьев и выпуская когти. Клирхэд, конечно, был печален и удручён, но ногу, около которой когти проскребли, всё же подтянул ближе к себе. Пока Кот кокетничал около клетки, вышагивая восьмёрки, Валери, столкнувшись с режимом скалы, коим в совершенстве владел Элек Милднайт, сжала когтистые лапки в кулаки и, обернувшись к рыцарям, прошипела: «Чёрт с вами!» Апатично и хмуро молчавшие до сих пор, те пораскрывали глаза и рты. «Да это фигура речи, — Валери негодующе повела ладонью, — уберётесь в благословенное Чудоземье живыми». И видя, как остатки святого воинства отпустил ужас, попыталась взять хоть что-то в такой унизительной и беспомощной для себя ситуации: «Кроме вот вас, парни. Прощайтесь. Кот, мне нужна Сесиль». С этими словами Валери размеренно, но чуть убыстряясь с каждым шагом, пошла к трём рыцарям слева от себя. На ходу она стаскивала с рук шоколадного цвета перчатки. Элек, распознав со спины намерение жены, которое виделось ему в движении локтей и неумолимой вкрадчивости её поступи, закрыл ладонью лицо, словно не желая смотреть, но руку всё же опустил, машинально огладив бороду. Валери не планировала в этот раз сначала припугнуть, как пугала Кристиана Джилсона у синагоги, бедняг, которым не повезло. Она была расстроена, поэтому хотела разделаться со своей добычей быстро. Отведя левый согнутый локоть как можно дальше за спину, одновременно прижимая тот к боку, словно для упора, Валери с силой ударила левой же ладонью в центр груди первого крестоносца. Несущие боль и временный паралич пальцы ведьмы добрались до позвоночника рыцаря, охватили. Валери встряхнула всем локтем, и на погляд перед онемевшей шеренгой святого воинства явился букет жёлтых озёрных касатиков с длинными зелёными листьями. Развернув цветы в руке и оглядев, она подняла чёрный взгляд на следующего рыцаря. Тот, движимый отчаянием и извечным страхом монахов перед ведьмами, попятился, спиною натыкаясь на стоящего позади. «Ох, так ещё лучше», — одобрила Валери и правой ладонью прошибла уже две грудные клетки. Секунду спустя очередная охапка жёлтых озёрных ирисов легла в букет к первой. Цветы были тяжелы. Валери стояла, сосредоточенно отслеживая и распределяя их массу в руках. Элек было двинулся подхватить жену, но та так посмотрела, что он передумал. По лестнице спустилась Сесиль. Сморщила нос, увидев результат делёжки живых душ, но промолчала, провожая сестру взглядом к лестнице. Кот сунулся к Валери под колени, желая подхватить, надумай миледи поскользнуться со ступеней. «Что же, — философски вздохнула Сесиль, оглядывая оставшихся, — всем спасибо, пора возвращаться». Она сцепила пальцы в замок, извернулась в запястьях, словно разминая руки, схлопнула и растёрла ладони друг о друга, и принялась сминать между теми воздух. Блистающие переменные массы, объёма, силы сжатия и обратной силы сопротивления, величины занимаемой площади, ожидаемого расположения и предопределённой коммутативности сияли сквозь тонкие пальцы Сесиль, заставляя уравнение заклинания изменения формы и объёма тел без искажения витальности и содержания работать. Восемь оставшихся рыцарей скомкались до размеров напёрстков. После чего Сесиль собрала всех с цементного пола и ссыпала в карман английского жакета в мелкую фиолетовую и розовую клетку. «Элек, нас не будет… часов двенадцать. На тебе весь дом», — бросила Сесиль и поднялась за Валери.***
Навязчивое чувство однажды забытого и таким остающегося сопровождало Дайана уже как несколько дней. Временами ему казалось, что не отвлекайся он на хлопоты о детях и дела в лёне, то обязательно бы понял, что выпустил из вида. Между тем Джон был влюблённым, словно в первые дни их романа: предупредительным, страстным и внимательным одновременно. Дайану это более чем нравилось, потому что если он давал себе труд сравнивать занятость Джона другими в последние недели и им сейчас, — сейчас выигрывало во всём. Джон был рядом большую часть суток, занимался с детьми, а совместные прогулки случались еженощно. И, возвращаясь к уже сказанному, страстность Джона словно возросла. Он зажимал Дайана при каждом удобном случае, на что тот с радостью вёлся. Память вернулась к нему вместе с сообщением о дружеской вечеринке в Лугнасад, завершающему некалендарное лето, но чтимому Сэндхилл как праздник земного изобилия и богатого урожая, что прислала Сесиль. «Помни, будет черничный пирог под ванильным взбитым кремом», — обещала Сесиль. Дайан улыбнулся мысли о чернике в пироге. А после ванильного крема та же самая мысль сдвинулась к его собственному ванильному аромату, проявившемуся нотой в росном ладане во время течки. Оттуда мысль утвердительно свернула к факту самой течки, которая, стоило ли удивляться, поспевала к очередной вечеринке. Следом Дайан порадовался, что вот как раз во время черничного ужина разживётся у Сесиль новым стандартом таблеток. И вот тогда мысль, словно взбесившийся бык, припёрла его рогами к стене: контрацептивы. Те, которые он не принимал с пробуждения и ещё раньше. И всё это время Джон не отходил от него ни на шаг, заваливая в койку и куда придётся, стоило зазеваться. Дайан выпустил из ослабевшей руки телефон и тут же прижал ладонь ко лбу, уговаривая сам себя не совершать глупостей, не пойти и не врезать Джону, потому что это было первым испытанным побуждение. Мать его, он мог клясться на миллион фунтов стерлингов: Джон знал, раньше него знал, что Дайан дал маху с таблетками. Всё поведение Джона говорило о том. Намерение его было таким прозрачным и очевидным, что Дайан сжал кулаки до впившихся ногтей, не придумав лучше, как справиться с порывом. Он злился на свою легкомысленность и на коварство Джона. А ещё Дайан мог клясться в другом: он уже забеременел. Просто не могло быть иначе. При таком согласии тел, как у него с Джоном, иного быть не могло. Опыт первой беременности показывал, что очевидных признаков могло не наступать влоть до видимых изменений в фигуре. Дайан не блевал по пробуждении и не терял сознания, у него даже была течка во время беременности. Если бы не потребность есть руками сырое мясо, всё оказывалось бы скрытым ещё дольше. «Кстати, не так уж и ужасно оно было на вкус», — отметил Дайан и снова пришёл в панический раздрай. Он знал, что Джон в саду за домом, где возился с детьми, поэтому прямиком отправился туда. Повизгивания и довольное кряхтение двойни он услышал ещё в доме, а потом увидел всех трёх. Джон, положив Ригана и Элизу животами на ладони, поднимал их руками вверх, имитируя стремительный полёт, для чего приходилось крутиться вокруг себя, запрокинув голову, и ступать в стриженой траве и по дорожкам не глядя. Двойня смеялась, дрыгая руками и ногами. Джон улыбался. Дайан остановился, словно передумав обнаруживать себя, но Джон его услышал задолго. Спросил, не спуская с сына и дочери глаз: — В чём дело? До твоей ярости можно дотронуться, так ты её испытываешь, — и, не дождавшись ответа, опустил детей, прижав к себе. Посмотрел на Дайана секунду-другую. — Ты же знал об этом с момента, как укусил меня при пробуждении? — чётко проговаривая слова, зацепился Дайан. На лице Джона мелькнули понимание и следом тень улыбки: — Наконец вспомнил? Да. Слов и язвительных фраз было так много, что выбрать что-то одно оказалось задачей непосильной. Но Джон понял, что плещется в мыслях Дайана. Он поцеловал Ригана в кудрявую голову, хотя смотреть продолжал на Дайана: — Просто так сложилось, милый. — «Так сложилось»? — Дайан распахнул глаза и сошёл в порыве с крыльца. — Это что, не было преувеличением? На острове Уайт ты заявил мне о своём желании… — …делать тебе детей каждый год. Да, это не было преувеличением, — пожал плечом Джон. — И это по-прежнему кажется мне отличной идеей. Малыши от тебя просто прелесть. Беременный ты просто прелесть. Сексуальный и беспомощный. — Ты выдрачиваешь меня? Джон улыбнулся открыто, чуть запрокидывая голову: — Почему ты так злишься? — Потому что ты снова всем распорядился, решил, воспользовался. Потому что ты знал, что со мною. И продолжал трахать меня, зная, что я могу забеременеть, — прошипел Дайан, совершенно забывая о таращащихся на него детях. — Что значит «могу»? Ты разве уже не беременный? — Джон отступил и снёс Ригана с Элизой до одеяла в траве, забросанного погремушками и силиконовыми зубогрызками. — Не льсти себе, — всунул руки в карманы джинсов Дайан. — Допустим, даже если нет, — раздумчиво протянул Джон, возвращаясь и становясь близко-близко. — Даже если нет… Что там у тебя через пару дней? Запрёшься в чулане и не дашь мне ни под каким предлогом, наступая на горло своей течке? — Блядь, какой ты невыносимый, пошлый, сосредоточенный только на себе ублюдок. Джон кивнул, соглашаясь со всем: — Как угодно, Дайан. Но ты не ответил: не дашь мне, когда тебя перекроет от гормонов? Оттолкнёшь мою руку, если я дотронусь до тебя? Скажешь мне «нет»? Дайан закрыл глаза, чтобы только не видеть. Развозить драку перед детьми было неуместным, но как хотелось. — Хочешь врезать мне? — Джон повёл бровью. — Может, прибережёшь напоследок? Устроим игрушку с принуждением. Или изнасилование с сопротивлением. Этого мы ещё не делали… Дайан ударил. Прямо в аристократичную переносицу, заставив Джона отклониться головой и инстинктивно запрокинуться, чтобы задержать кровотечение, которое само по себе почти тут же сошло на нет. — Можно устроить, — ответил Дайан, — конечно, можно устроить. Потому что есть большая вероятность, что по своей воле я под тебя больше не лягу.***
Кровь с пола в пабе Кемерона Грэя оттёрли почти сразу же, как коронёры увезли Джека Элиаса в аутопсию, а Конопатого Ллойда в хирургию. После чего Кемерон повесил у бара рамку со вставленной надписью «Без ножей, сукины вы дети». Но предупреждение не имело под собою в виду, что Кемерон больше не был рад видеть у себя конунгов, а тем более их жён. А всё потому что Кемерон Грэй был из тех избранных урождённых ливерпульцев, которые столкнулись с феноменом лёна Сэндхилл, приняли его как факт и продолжали с этим жить. Кемерон родился в 1961-м в Мёрсисайде и до сих пор здесь и оставался, разменяв пятый десяток. «Потеющий и грязный» достался ему от отца. И никогда работа и содержание паба Кемерона не разочаровывали. Первыми изо всего лёна он познакомился с Балицки, которые заходили выпить и ненавязчиво просиживали за столом в самом тёмном углу. Кемерон не особо интересовался, чего это они так скрытничают, ему было плевать по большому счёту. Он резко потеплел к вампирам лишь тогда, когда Юрэк, досидевший до часов закрытия «Sweat 'n dirty», тогда ещё носившего имя «У Кемерона», не дал двум джанки на отходах отжать у Кемерона дневную выручку. Правда что Юрэк схлопотал пулю в бедро, но даже раненым уволок из паба обоих. С концами, как понимал Кемерон. Потом появился Джон Сойер. Затем Элек сразу с обеими миледи. Кемерон Грэй знал каждого из лёна уже тридцать с лишним лет. И если сам он старел, то Элек Милднайт, миледи и вампиры не менялись. Дураком Кемерон не был никогда. В чужие дела без острой на то надобности не совался. Он твёрдо усвоил, что когда кто-то из лёна останавливается в «Sweat 'n dirty», это может быть очень весело. Можно даже очень приятно провести время, если приходили сами Валери и Сесиль. Или же может быть затеяна драка. Или драка может быть прекращена. Всё зависело от того, кто мордобой развозил: Элек или нет. Так последнее явление конунга в пабе вместе с братом оставило очень яркое впечатление в памяти Кемерона. О впечатлении, произведённом на посетителей, говорить вообще не приходилось. Признаться, Грэй даже струхнул ненадолго, когда вообразил, что «Вспотевшего и грязного» после казни байкеров из «Семени Велиара» станут обходить за милю по окружной. Но не тут-то было. Плебс повалил за здорово живёшь. Кемерон даже нанял Холли и Марту Ривз для работы в баре, потому как перестал справляться с обязанностями бармена. — Что, деньги гребёшь лопатой? — дружелюбно спросил Юрэк, падая локтями на стойку. — Пользуюсь гиблой тенденцией, Балицки. Это всё равно, что продавать дом с привидением американцам. После того как конунги отполовинили от Элиаса и Ллойда по куску, — у меня ёбаные аншлаги. Все надеются попасть на бис. — А ты сам надеешься? — Юрэк выхватил из стакана сигарету, отметив, что такой щедрый жест, как покурить в свободном доступе для любого, явный признак дел в гору. — Знаешь, — Кемерон поднял под глаза стакан и с подозрением рассмотрел тот, — оказывается, что я очень гибок эмоционально. Юрэк захохотал, показывая цыганскую белозубую улыбку. — Где твоя жена? — Кемерон не мог отчётливо рассмотреть вход в паб из-за набежавшей толпы. — Не замедлит явиться с минуты на минуту. И в самом деле, в белом шемизе чуть выше коленок и с традиционной сигаретой у ярких губ явилась Линда. — Господь милостивый, дорогая, как ты хороша среди этого отребья, — сказал Кемерон, на миг прекратив полировать очередной стакан. — Кем, так это ты ещё остальных не видел, — ласково ответила Линда. — Посторонись, не то как сброд неразумный, — раздался рокот Никки. — Не видишь, чернь, леди пройти не могут? — Нет, господь сегодня ко мне немилостив, — сделал вывод Кемерон, стоило ему разглядеть Валери и Сесиль. На ведьмах тоже были шемизы с открытыми плечами и кружевными струящимися юбками в пол, перетянутые по талиям лентами поясов. — Вы, миледи, никак собрались от души в пляс? — Кемерон вообще оставил полотенце и стекло. — Привет, Кем, — сказала Сесиль. — Водки для настоящих леди, будь так добр, — добавила Валери, укладывая руку с браслетами на стойку. — Финской, — уточнил Никки, прижимая обеих ведьм к Линде, а всех вместе ближе к стойке. — Это всегда можно, — Кемерон потянулся за бутылкой. Холли и Марта, стоявшие поодаль и понявшие, что Кемерон задержится с постоянными гостями, активнее включились в процесс, продавая выпивку другим посетителям. — Парни, уж сегодня вы сможете держать себя в руках? — Это когда ты повесил на всеобщее обозрение угрожающую писульку про ножи? Иного выхода для нас нет, — сыронизировал Никки, довольно улыбаясь. — Больше водки, Кем, — уточнил Элек, расталкивая народ у стойки и давая место Иво перед собою. — Насколько тебе больше? — ворчливо отмахнулся Кемерон, добавляя шотов. — Намного, мистер Грэй, — Иво забрал два полных, развернулся к Элеку, отдал один. Элек Милднайт, пользуясь давкой, прижал Иво к стойке. Оба выпили, не отпуская взгляда друг друга. — Мой скромный паб расползётся по швам с вами двумя внутри, Милднайты, — Кемерон снова наполнил шоты. — Да у тебя не продохнуть. Дела иду в гору, Кем? — Сесиль забрала водку и выпила на брудершафт с Валери. Кемерон ответил не сразу, потому как поцелуй на брудершафт от миледи Сэндхилл был зрелищем не для слабаков. — Думаю расстраиваться, — наконец ответил он. — Давно думаешь? — Вот только что решил. Если вы, миледи, затеете продолжать в том же духе, с наплывом любителей заложить за воротник и передёрнуть под столом в этом ветхом сарае мне не справиться. Никки довольно улыбнулся сверху. Уж он-то знал, что водка, Валери и Сесиль вместе — это было нечто особенное. — А где лорд Сойер? С вами? — Кемерон держал наготове ещё один шот. — Ещё бы, — лениво протянула Линда, подтаскивая к себе выпивку. — Ну-ка, дайте старине Кему узреть сюзерена. Милднайты развернулись, сдвигая стоящих и сидящих за спинами в стороны. Феномен Сойера работал по-прежнему. Кемерон видел, что тот идёт к бару сквозь инстинктивно расступающихся посетителей. Вот кому давка не мешала. Чуть поотстав, но так, чтобы не быть оттеснённым людской волной, следом шёл Дайан, положив обе руки в карманы джинсов. — Привет, Кем, рад тебя видеть, — сказал Джон, забирая со стойки водку. — Моё почтение, сир. Джон выпил, вернул шот. — Кем, это Дайан, мой муж. — Здравствуйте, — сказал тот, протягивая руку. Кемерон ответил: — Кемерон Грэй, очень рад. Что будете пить? — То же самое, — разрешил Дайан, не смотря на Джона.