***
Такси не стронулось с места. Водитель, нервничая около задранного капота, извинялся и чертыхался на двигатель. Дайан выбрался из салона и предложил вызвать эвакуатор. Водитель засуетился, чтобы звонить в сервис и просить прислать другой автомобиль. — Не стоит. Здесь недалеко. Я доберусь пешком. Вызовите эвакуатор, — отмахнулся Дайан и зашагал по улице, рассудив, что если срежет дворами, то опоздает ненамного. Было уже темно. Лето заканчивалось. Вместе со скрывшимся солнцем пропало тепло. Сумерки оказались холодными, и пришлось всунуть руки в карманы брюк. Он представил, как будет недоволен Джон его выбором добраться до «Тёмной рыбки». С Виктория-Стрит свернул на улицу Сэра Томаса. В конце той пошёл между зданиями, выстроившимися вдоль железнодорожной ветки Ливерпуль-Мурфилдс — Ливерпуль-Централ. Выбрался на Паркер-Стрит, миновал переезд. Закурил на ходу. И этим Джон тоже будет недоволен. Дайан видел, как некоторые прохожие осматривали его костюм от Брукс Бразерз и туфли от Тестони. И мысль, что Джон вообще похоронит его за прогулку вдоль железной дороги в таком виде, стала куда как назойливее. Оставалась пара домов, чтобы увидеть нужный перекрёсток. Дайан отбросил скуренную сигарету, и в этот же миг сзади ему зажали шею и ткнули в бок. Он попытался вывернуться, ударив локтем, но боль в правом боку стала мокрой и горячей. Дайан понимал, что его втаскивают в проулок, тёмный, без фонарей или света от расположенных по улице напротив витрин, лишь с рассеянными по стенам бликами фар проезжающих автомобилей. На пороге проулка встала фигура в короткой куртке, заслоняя от прохожих всё, что в нём происходило. Дайан не успел ни крикнуть, ни снова оказать сопротивление, потому что лезвие балисонга ужалило ещё несколько раз. Нападавший был правшой и бил тоже справа, попадая в печень, задевая желчный пузырь и лёгкое. «Джон!» — крикнул Дайан, не отдавая отчёта, что не вслух. Ещё раз. И ещё. Он не видел лица нападавшего. Локоть продолжал душить. Резкий мятный запах в дыхании у виска раздражал. Дайан ухватился за локоть, выкручиваясь. Недолго. Потому что держать его почти тут же перестали. Отпустили, и он осел на изломанный асфальт. Мелкие лужи в кавернах ещё не просохли после очередного дождя. В одну из них Дайан угодил ладонью. Второю попытался зажать раны. Напавший обшарил его карманы, вынув смартфон и двадцать фунтов, совершенно не обращая внимания на попытки Дайана остановить кровотечение. И Дайан скорее услышал, чем увидел, как тот уходит. Запахи, прежде им не замечаемые, нахлынули. Точно так же, как тогда, когда он чувствовал себя в западне, увозимый в автомобиле Новотного в Броад Грин. Только теперь он был один. Рядом не было никого, даже Линды. Было намусорено, и пахло остатками испорченной пищи и псами. Дайан качнулся и вдруг толкнулся плечом в мусорный контейнер, оперся спиною как мог. Просвет в переулок, отличавшийся от темени сумрачной серостью, был пуст. Дайан опустил глаза, расстегнул пуговицу. На белой, светившейся во мраке сорочке растекалось чёрное пятно. «Шесть раз, — подумал Дайан, — точно печень и желудок». Но особо разбираться в конкретике изрезанных внутренних органов как-то не хотелось. Он старался дышать медленно и неглубоко. Парадоксальное облегчение принесла мысль, что нож не задел живота. Но был ли для ребёнка в том хоть малейший смысл, если его отец умирал от других тяжёлых ран? — Джон, — выдохнул Дайан. Начало мутить и собралось непроходящим глотком у самого горла. Однозначно, сразу он не умрёт, только тогда, когда истечёт кровью или захлебнётся в ней, потому что почувствовал на губах влагу. Дайан очень хотел лечь. Дышать стало сложно из-за согнутого положения, но он не мог заставить себя двинуться. После задетого лёгкого на губах начала проступать пена. «Джон!» — крикнул он внутри себя, теряя последние силы. Стало сумрачно. Последний раз Дайан пришёл в сознание, когда новая тень заслонила серый прямоугольник проулка.***
Джон выждал десять минут после оговорённого времени и позвонил Дайану. Но номер был не в сети. Тогда он позвонил миссис Шток. Та сказала, что милорд ушёл полчаса назад. Такси сломалось у дома, а сам Дайан отправился пешком. Джон скрипнул зубами, но вежливо отблагодарил няню и положил трубку. Тревога, обдавшая его тошнотворной волной после слов миссис Шток, почти мгновенно обратилась в непоправимый ужас. Джон поднялся, сдвинул стул. Сделал знак метрдотелю, чтобы не беспокоился. Вышел на улицу. Дайана, как и опасался, среди прохожих видно не было. Вынул сигарету, прикурить не успел. Раздавшийся в голове чёткий, словно прозвучавший у самого уха крик заставил его замереть с зажжённой, но не донесённой до сигареты спичкой. А следом обжигающая боль разлилась под рёбрами справа, не отпуская и только усиливаясь. Джон замер, прикрыв глаза. Он не думал, что предпринять, просто выпустил из рук, что держал, и сошёл на мостовую, выбирая направление. Дайана нашёл в луже его же крови и склонившегося головой к коленям. Рядом с ним сидела, обвернувшись хвостом, серенькая бездомная кошка и смотрела на Дайана, жмуря отливающие серебром глаза. Когда Джон метнулся и упал рядом с Дайаном на колени, кошка скрылась вглубь мусорного проулка. — Открой, открой глаза, милый, — попросил Джон, поднимая Дайана под спину и прижимая к себе. — Открой глаза. Джон вслушивался всем телом в тело Дайана, слабое и пустое. Охватил ладонью под шею: изо рта тонко пролилась кровь, сбежала на подбородок и закапала на ключицу. Дайан был без сознания, и Джон понял, чтобы самостоятельно сделать хотя бы глоток его крови, в себя Дайан не придёт. Джон, особо не разбираясь и не церемонясь, разодрал себе запястье зубами, выбрал из руки ртом, разжал пальцами челюсти Дайана, прижался к его губам и с силой вдохнул свою кровь ему в рот. Голову уложил так, чтобы кровь сама соскользнула уже дальше по пищеводу. — Дайан, открой глаза, — просил, понимая, что может не дозваться. Джон держал Дайана в руках. Потом отпустил, разорвал по прыснувшим в стороны пуговицам сорочку, перекатил исколотым боком вверх. Снова изодрал себе запястье и, помогая рукою, выжал кровь прямо на изрезанную кожу, растёр, заставляя смешаться кровь свою и Дайана. Следом снова обнял и затянул ближе на колени, прижимая. Руку Джон опустил на голый, залитый кровью обоих живот, и слышал, как ещё работает маленькое сердце их ребёнка, поэтому настойчиво продолжал просить Дайана открыть глаза. Он осознал, что это единственное, чего ему хочется и будет хотеться: видеть его глаза, их тёмный, яркий, живой цвет. И он знал, что если те не раскроются, для него всё будет кончено. Джон ещё не думал, что произошло, что привело к тому, отчего Дайан лежит в грязных лужах под мусорным баком. Он не думал, как расправится с тем, кто бил его ножом. Он только просил Дайана открыть глаза. Джон даже не замечал, что плачет, сжимая Дайана руками и удерживая его голову у себя на груди. Он опустил лицо и поцеловал прохладные и испачканные губы. Потом ещё раз вдохнул в него полный глоток своей крови. Между стен домов лежала кромешная ночь. Джон продолжал просить. — Всё, что угодно, — обещал он, — всегда всё, что угодно. Джон и не знал того, на что именно соглашался, пока укачивал Дайана и просил жить. Но готов он был именно на всё, что угодно.***
Дайан открыл глаза на резком первом вдохе, прогибаясь спиной вслед за мышцами диафрагмы, заставившими грудную клетку раскрыться. Тут же выдохнул несколькими короткими, словно после долгого затяжного плача. Снова вдохнул. Было темно, но он всё же разглядел светящееся бледностью лицо Джона. Тот смотрел молча, сведя брови и скусывая губы. Дайан поднял руку и огладил Джона по плечу, спустился до локтя. — Ты что, до сих пор в костюме для свидания? — спросил, хмыкнув. — Знаешь ли, времени было в обрез, решил не переодеваться, — Джон улыбнулся, но криво. Заставить себя ослабить хватку рук он не мог. Дайан тоже не пытался выбраться. Он прикрыл ресницы, чуть поёрзал головой, устраиваясь удобнее. — Что с твоим лицом, милый? Джон закрыл глаза и услышал, как Дайан улыбнулся. — Рыдал над нами, как простой смертный? — Заткнись, — огрызнулся Джон, наконец спихивая Дайана с коленей. Дайан сел самостоятельно. Затем поднялся. Оглянулся на Джона, который продолжал стоять на коленях на асфальте. Небо прояснилось, и в свете узкого серпа месяца он видел, что кровь запятнала одежду и лицо Джона не чище, чем был уделан он сам. На щеках Джона ясно отсвечивали разводы от слёз. — Как ты нашёл меня? — По чувству усиливающейся боли, — поднимаясь, ответил Джон. Они вышли из проулка на тротуар: оба в крови и мокрые от воды из луж. Дайан руками огладил сорочку без единой пуговицы, затем проверил пиджак справа, где тот превратился в решето. — Что произошло? — Джон заступил его от прохожих. — Я не знаю. Может, когда я срезал путь по железной дороге, за мною увязались какие бродяги. У меня забрали телефон и деньги. — Ты видел, кто это был? — Нет. Было темно, нападали со спины. — Сколько? — Двое? Один стоял на стрёме, второй бил. — Тебе говорили что-нибудь? — Нет, — Дайан вдруг исказился в лице, словно его затошнило, прижал ладонь к носу. — Что? — Навсегда ненавижу мяту. От того, который был с ножом, несло мятной жвачкой. Блядь, — и, словно только теперь окончательно вспомнив и осознав, что произошло с ним в последний час, весь смертельный ужас и все риски для себя и ребёнка, Дайан прислонился к Джону лбом в плечо, руками вцепился в одежду. Тот обнял. «Ну надо же, жвачка», — решил Джон, ничего ещё не в состоянии сопоставить, но зная, что времени понять, куда двигаться, когда он оставит Дайана дома, потребуется немного. Добрались до автомобиля на парковке «Тёмной рыбки». — А что, там очень щепетильны насчёт внешнего вида посетителей? — кивнул Дайан на вывеску ресторана. — Да, — Джон позволил себе улыбнуться. — Перенесём наше свидание. Дайан дотянулся до него и прижался губами к губам. Хотел коротко поцеловать в знак благодарности, но поцелуй стал затягиваться и разгораться, пока Джон, охватив его ладонями за лицо, не отстранил. — Прекрати. Я так рад, что ты жив, что могу отыметь прямо здесь, — без улыбки предупредил Джон. Дайан вернулся на место. Джон включил зажигание: — Завтра немедленно к доктору Келли. Дайан кивнул.***
Марта Ривз не думала, что вытянула счастливый билет, завязав отношения с Лео Тёрнером. Нет, конечно. Просто со временем ко многому можно было привыкнуть, это она знала. Можно было привыкнуть к пьющему недели напролёт отцу, издёрганной матери, недалёким дружкам и периодическому отсутствию работы. И можно было привыкнуть к Лео. Как-то весною Марта шла по Чёрчхилл Уэй. «Не подумайте чего. Могут же честные девушки позволить себе пройтись по улице, где в основном встречаются шлюхи. Иногда вот так прямо и не скажешь, что перед тобою она самая. Выглядит прилично и даже разговаривает так, словно школу без проблем окончила», — будто оправдывалась Марта во внутренних диалогах сама с собою. И на пешеходном переходе на развилке с Хаттон-Гарден Тёрнер за нею увязался. Тащился на своём «Харлей Дэвидсоне» вдоль тротуара, задерживая движение и раздражая прохожих, и пытался завязать с Мартой беседу, полагая, что протягивать руку и гладить её по волосам было замечательной идеей. Нет, конечно, волосы у неё были красивыми, все так считали. Вот Тёрнер и сыпал комплиментами. Даже не самыми заезженными. Но, тем не менее, Марта была не в восторге в тот раз и думала, что «вот мудак». В конце концов она сбежала в первую попавшуюся парикмахерскую. А когда вышла, Лео нигде не было. Зато в следующий раз она обнаружила его перед калиткой своего дома на Венис-Стрит, который делила с сестрой и матерью. Тёрнер пялился на окна Марты и, что уж точно, все соседи успели проделать то же самое ему в ответ, с любопытством глазея на байк и бритую голову Лео. Миссис Ривз, заметив, как закатила глаза и выдохнула Марта, поняла, по чью душу околачивается под забором байкер в куртке с перевёрнутой козлиной головой, и безапелляционно потребовала, чтобы дочь вышла и, не важно как, заставила его убраться. Марта вышла. А Тёрнер уехал только тогда, когда она пообещала сходить с ним на свидание. Вот с тех пор всё и тянулось. Недели через две Лео начал показывать характер: прекратил контролировать высказывания, мог шлёпнуть по заднице в компании своих же и отпустить какую-нибудь, на его взгляд, сногсшибательную остроту в её адрес, а когда Марта наконец нашла работу у Кемерона Грэя, стал закатывать ревнивые скандалы. Но сегодня скандал случился не в приватной обстановке, а прямо в «Потеющем и грязном». Претензия к работе в пабе у Лео была одна: много мужиков и короткие джинсовые шорты. А Марта и Холли любили носить короткие джинсовые шорты. Надеть такие и раздавать в них пиво не было требованием Кемерона. Может, именно свободные в этом отношении вкусы Марты и взвинчивали Тёрнера. Когда он появился в дверях «Sweat 'n dirty», Марта сразу поняла, к чему идёт дело. Поэтому позвала Кемерона и попросила немного времени, чтобы поговорить с Лео. Вышла из-за стойки и пошла к двери чёрного выхода. Ссора большей частью была однобокой. Ссорился Лео, так как она просто слушала обвинения, что уродилась идиоткой и шлюхой. И если до сих пор не скатилась на самое дно, то лишь потому что он принимает участие в её судьбе и не оставляет своим вниманием. «Я поняла, Лео, тебя зовут Благодетель. Но, пожалуйста, уходи. Ты мешаешь мне работать». «Надетые на тебе тряпки мешают тебе работать», — ухмыльнулся Лео, доставая из кармана упаковку жвачки. Та оказалась пуста. «Блядь, — сказал Лео, — слушай, увольняйся сейчас же. Нехер тебе делать среди отребья, разнося тем пойло». «Уходи домой. Ты сам, что ли, пьян?» — Марта не была уверена, но что Лео в состоянии изрядного возбуждения, было ясно. «Я не пьян. Марта, у меня выгорело дельце. Тебе больше не стоит держаться за эту работу. Подыщешь со временем что-нибудь получше», — Лео взял её под локоть, во второй руке бессознательно комкая пустую фольгу упаковки. «Да разве дело в работе именно тут? Ты найдёшь, к чему придраться, даже если я пойду работать в протестантскую школу для семилеток», — Марта отобрала руку. Лео толкнул, и Марта ударилась о жёсткую спинку дивана. Лицо у неё стало нехорошим, вот-вот готовым плакать. «Послушай, герой», — Кемерон вышел из-за стойки и развернулся к парочке. «Чего?» — поинтересовался Лео, тоже разворачиваясь и поднимая подбородок. «Извинись перед Мартой за то, что ей не повезло с таким ублюдком, как ты». «Всё в порядке, Кем, правда», — встряла Марта, дотрагиваясь до локтя Грэя. «Да нет, не всё, дорогая», — Кемерон кивнул головой на Лео. «Слушай, приятель, вали по своим делам», — ответил Лео, бросая на пол пустую, скатанную в шарик упаковку. Он был немногим ниже Кемерона, но не в пример задиристее и, конечно же, моложе. «Тёрнер, я вызову полицию, если ты не сбавишь обороты», — предупредил Кемерон. «Разве же я что-то у тебя сломал? Или кого-то обидел? Кто-то жалуется? А ты тоже собирайся, плакса, нам пора», — Лео сделал Марте рукой «поторапливайся». Кемерон видел, каким мёртвым у той стал взгляд. Ему не очень хотелось во всём этом разбираться, но понятия о приличиях и воспитание настаивали. «Твоя девушка ушиблась, извинись перед нею», — напомнил Кемерон, останавливая Лео за плечо. «Я сказал тебе отвалить», — огрызнулся тот, с брезгливостью оглядывая Кемерона. Марта испугалась всерьёз. Ей меньше всего хотелось доставлять неприятности мистеру Грэю, но Лео выглядел как тот, кто вот-вот полезет с кулаками. «Боже, ну и дерьмо», — успела подумать Марта. И вот тут Лео вдруг словно уперся взглядом в стену, глядя поверх её плеча. Марта обернулась, как и Кемерон. В «Sweat 'n dirty» вошли Джон Сойер и оба Милднайта.***
Костюм Сойера, сорочка, обувь, руки — всё было испачкано в высохшей крови. И Лео знал — в чьей. Внутри у него всё сжалось. Однажды, когда ему было семнадцать, он решил прыгнуть с заброшенной заводской высотки, где собирались роап-джамперы. Прыжок обошёлся Лео в восемь фунтов и трёхдневной болью в мышцах диафрагмы и пресса. Несколько секунд свободного падения организм воспринял как смертельную угрозу и, спасая наиболее ценное для выживания, пытался мышечным блоком защитить от удара оземь внутренние органы. И вот сейчас, смотря на покрытого кровью сюзерена и двух широченных конунгов, что возвышались за тем на полголовы и медленно осматривали весь паб от угла до угла, Лео словно снова прыгал с двенадцатого этажа. И если в семнадцать лет он выжил, будучи надёжно обвит альпинистскими стропами и ремнями, то в этот раз падение обещало смерть. Лео хотел бежать. С места. Расталкивая всех, кому не посчастливится встать у него на пути. Но неимоверным усилием воли он заставил себя остаться на месте, а потом подойти к стойке, за которую уже встала Марта. Лео знал, что одежда, в которой он был в проулке на Паркер-Стрит, лежит в бочке для поджига на заднем дворе его дома. Он переоделся, прежде чем идти сюда за Мартой и качать права. Чёртова баба! Сдалась она ему. Телефон Дайана Сойера Гарри распотрошил и раскидал по мусорным контейнерам, а часть спустил через канализационные решётки. Только ботинки, тяжёлые «гриндерсы», были теми же, но Лео их осмотрел, не найдя ни капли крови Дайана Сойера. — Марта, дай мне мятную «Стиморол», две, — попросил Лео, решив, что уйти сейчас — это привлечь к себе ненужное внимание, поэтому он стоял, притихнув, спиною к вошедшим, и шкурой чувствовал, нежели слышал, как те приближаются. Кровь неслась так, что шумело в ушах, дезориентируя. Марта положила перед ним жвачку, и Лео машинально её взял, но убрать не смог, потому что слева встал Сойер, а справа, привалившись к стойке, один из близнецов. Кемерон, вернувшись на своё место, спросил: — Мне закрыть паб, сир? — Не стоит, Кем, я ненадолго, — сказал Сойер. — Что с вами стряслось? Лео слушал беседу будто сквозь толщу воды: Кемерон звучал, словно расстроенный стационарный телефон, Сойер —медленно и глухо. — На Дайана напали: ударили несколько раз ножом, забрали телефон и мелочь из кармана и бросили в подворотне. — Дерьмо, сир. Что с вашим мужем теперь? — дребезжал Кемерон. — Он в порядке. Единственное, что может сказать Дайан о напавших, это что их было двое и от одного невыносимо, для него, несло мятной жвачкой. Лео не поднимал головы и стискивал в ладони полосатые упаковки. — Мало для опознания, скажу я вам. — В Лугнасад, Кем, я чувствовал, как ко мне и Дайану приближался точно такой же человек. — Сир, да здесь прорва тех, кто жуёт мятные… — Постоянно. Кто покупает постоянно? Есть такие? И кто, по-твоему, способен с дружком на пару нападать в подворотне на людей? — спросил Элек. Вот тут все замолчали. Лео вдруг понял, что совершенно мокрый. Настолько, что зажатые в кулаке упаковки «Стиморола» норовят выскользнуть из ладони, будто рыбки. Секунды тянулись, словно медовая нить с ложки. — Лео, — позвала Марта. И нить оборвалась. Лео всё же поднял голову, смотря исключительно на Марту. — Что? — спросил он.***
Джон чувствовал на себе кровь Дайана, это не давало ему явно слышать ту с подошв «гриндерсов» Лео Тёрнера, сбивая с толка. Но стоило после оклика Марты обратить внимание на Лео, как стало ясно и без подтверждения крови, что поиски нападавших закончены. Лео Тёрнер напоминал гейзер: так грохотала в том несущаяся кровь и таким мокрым тот был. А ещё от Лео, почти неощутимо после душа с резким гелем, от его щеки и подбородка, там, где он прижимался, пока бил ножом, пахло Дайаном: его кожей, страхом, болью и потом. Обнимая Дайана в переулке Паркер-Стрит и едва контролируя себя, Джон осознанно не отследил той частицы запаха, что оставил на виске Дайана сам Лео. Но теперь, когда тот стоял рядом, потеющий от ужаса разоблачения, Джон узнал и этот запах. Джон перевёл взгляд на мятную жвачку в кулаке Лео, затем вернулся к бритому наголо затылку и осмотрел его всего с ног до головы. Никки, стоящий у Лео за спиною, сделал движение глазами «что с него взять-то», когда Джон опознал принт на кожаной байкерской куртке. — Что? — спросил Лео, подняв голову и смотря только на Марту. — Что это за «дельце», которое у тебя «выгорело»? — спросила Марта, глядя с отвращением и жалостью. — Заткнись, — сам не свой от паники огрызнулся Лео и вдруг швырнул в Марту обе упаковки «Стиморола». Оттолкнулся и рванулся прочь. Врезался в грудь Никки Милднайта, тут же, ударившись о стойку, отлетел обратно. — Каков идиот, — меланхолично прогудел Никки, ещё раз для верности двинув Лео рукой в грудь, от чего тот снова ударился. — Сир, я закрываю бар, — предвидя перспективы, снова попросил Кемерон. — Если тебе так спокойнее, — разрешил Джон, а следом склонился, сильнее втягивая призрачный аромат Дайана у Лео с лица: — Так что за «выгоревшее дельце», Лео? Тёрнер поднял глаза и встретился с ничего не выражающим взглядом сюзерена. Но он понимал, что это обман, уловка, потому что не мог Сойер быть таким равнодушным, каким казался, после всего, что произошло с его консортом. — Её честь Бриджит Иванз заказала нам убить вашего мужа, сир. — Кто второй? — спросил Элек. Лео сжал кулаки, сожалея. О многом. О том, что проговорился «нам». О том, что его молчание ничего бы не изменило, а Гарри всё равно бы нашли, разве что на пару-тройку часов позже. О том, что он пришёл сюда за Мартой, а не залёг на дно. О том, что вообще взялся за всё это. И о том, что сейчас боится так, как никогда в своей жизни не боялся. Он слышал, как Кемерон разгоняет посетителей паба, чей молчаливый, без единого возражения уход заставил Лео ощутить приступ лютого одиночества. — Гарри Бекер, — сказал Лео, — Танкред-Роад, 25 — 2. Элек оттолкнулся от стойки и вышел из паба. — Когда её честь договорилась с вами об убийстве консорта? — спросил Джон. — Почти что сразу после вашего официального назначения, — севшим голосом ответил Лео. Джон выдохнул и отступил, поняв, что Бриджит повезло обвести вокруг пальца Разумное Решение, но во всём остальном везение от той отвернулось. — Никки, этого в фургон к Юрэку. Элека с Бекером подберёте по дороге. — Кем, случаем, у тебя есть лишняя лопата в хозяйстве? — спросил Никки у Кемерона, пока тот запирал двери за последним посетителем. — Господи, парни, да когда же это закончится? Мокрушничество ваше направо и налево в моём пабе когда прекратится? — спросил Кемерон таким тоном, что было ясно, ответа он, по большому счёту, и не ожидает. — Не зуди. У Юрэка в фургоне только одна, а терпил у нас двое. Хотелось бы быстрее управиться и вернуться в тёплую супружескую кровать до зари. Сам посуди, одной лопатой они себе ямы сколько времени рыть будут? — Никки подхватил сомлевшего Лео под руку, вздёрнул ближе. Кемерон ушёл в подсобку, откуда принялся двигать по полу коробками, звенеть бутылками и чертыхаться. — Сир… — Марта, до сих пор молчавшая, сделала движение навстречу. Джон обернулся. — Да? — Куда вы отвезёте Лео? — В Энфилдскую семитерию. — На кладбище? Постойте, пожалуйста. Если ваш… Если милорд жив, не лучше ли будет… — она осеклась, увидев, как посмотрел на Лео сюзерен. — Как вас зовут? — Ривз. Марта Ривз, сир. — Мисс Ривз, мой муж был мёртв. А жив он всецело благодаря мне. Мне жаль. Никки поволок Тёрнера к дверям.