Металл, магия и решимость — равно...

Меттатон не знал, сколько прошло времени, пока он сидел в кабинете: оно перестало ощущаться для него само по себе, а на часы он не смотрел. Вскользь, почти бессознательно, он отмечал про себя, как померкло уличное освещение за окном, как стихли звуки снаружи… но не придавал этому никакого значения. «Тук-тук-тук!» — Меттатон?.. Знакомый голос. Фриск. Это наконец вывело его из оцепенения, накрывшего после душевных метаний, и даже заставило изменить позу на стуле. Отозваться или нет? Фриск, пожалуй, была той, кого бы он больше всего хотел сейчас видеть рядом… той, кому он мог бы излить душу… но глубокое сомнение в том, стоит ли раскрывать самую сокровенную тайну, удерживало его на месте. Молчание. — Меттатон, ты в порядке? Ответь, пожалуйста, что-нибудь. Я волнуюсь. Я знаю, что ты там. Табличка «Не беспокоить» на двери — это как плакат: «Я здесь, но я вас всех демонстративно игнорирую», — её тон звучал обеспокоенно, но на последней фразе дрогнул от лёгкой усмешки. Это она так попыталась пошутить? — Ты бы просто заперся, если бы не хотел, чтобы тебя нашли. Меттатон немного подумал. Ладно. Это ещё одна вещь, в которой нужно себе признаться. Он нуждался в компании близкого друга. Хотя бы для того, чтобы «демонстративно игнорировать». Робот встал и открыл дверь. — Ну наконец-то. Так как ты себя чувствуешь? Ответишь ты мне сегодня или нет? Меттатон посмотрел ей в глаза, но ничего не успел вымолвить — лишь заметил, каким искренним волнением светится взгляд девушки. — Ну и лицо у тебя, — вздохнула она. — Что не так с моим лицом, дорогуша? — Сложно описать, — Фриск деловито сняла с ручки злополучную табличку, бросила её в угол и заперла за собой дверь. — Но будь ты человеком… Я бы сравнила это с… Блин. В общем, ты просто какой-то замученный. Даже для робота. — Ах, Боже мой. Ничего особенного. Я просто испытал некоторый стресс в лаборатории. Хоррор вживую, знаешь ли, дарит… яркие впечатления. — Настолько ничего особенного, что ты сбежал сюда и просидел здесь полдня. Знаешь, сколько сейчас времени? — Понятия не имею. — Полдвенадцатого вечера. Или ночи. Постояльцы в отеле давно спать улеглись, — Фриск забрала со стола электрочайник и вышла. Вернулась спустя полминуты и поставила воду кипятиться. — Если спросишь, почему я пришла так поздно… Ну, Альфис сказала, что ты встретил среди амальгаметов кого-то, кто был тебе очень важен. Поэтому я предпочла повременить, чтобы ты успел прийти в себя. Невежливо было бы сразу лезть тебе в душу. Меттатон невольно взглянул на неё с благодарностью и почувствовал, как внутреннее напряжение понемногу ослабевает. Никто не заставит его «раскалываться». Никто не будет вытягивать из него никакую информацию. Он всё ещё хозяин положения. Ему нужно лишь заверить Фриск, что всё хорошо. — В таком случае, полагаю, я должен сказать тебе «спасибо» за столь бережное обращение, дорогуша. Не волнуйся, я в порядке. Да, действительно, днём я поддался сильным эмоциям, и на то были причины… Но я в норме, поверь, — Меттатон подмигнул и улыбнулся. На самом деле ему совсем не было весело, но актёрские навыки позволяли скрывать истинное настроение. Фриск разлила чай. Робот принял чашку с учтивым кивком головы и с максимально безмятежным видом уставился куда-то в стену. Несколько минут тишины. — Я знала, что ты здесь. Ты всегда приходишь сюда, когда хочешь побыть наедине с собой, — наконец проговорила девушка. — Это хорошее убежище, хм? Уединённое, близко к работе… И ты имеешь полное право никого сюда не впускать. Кстати, спасибо, что всё-таки открыл. — С моей стороны было бы некультурно выставить самого близкого друга взашеи, — усмехнулся Меттатон, по-прежнему не глядя на неё. — Так же, как и с моей — оставить самого близкого друга совсем одного на всю ночь, — в голосе Фриск послышались весёлые нотки. Меттатон наконец встретился с ней глазами. Она подмигнула ему и легонько пнула его ногу под столом. — Думаешь, я не раскусила, что ты не вернёшься в лабу? — О мой. Ты только что признала, что я настолько тебе дорог? — робот свернул на знакомую дорожку, игриво приподняв бровь. — А как же Санс? Папирус? А наши великолепные Андайн и Альфис? Матушка Ториэль с её неусыпными заботами о своём бессмертном чадушке? М-м? — Я их всех обожаю, спору нет, — пожала плечами Фриск. — Они замечательные, они клёвые, классные, не знаю, что я бы без них делала. Но есть один маленький секретик. Дай скажу на ушко? В воздухе так и запахло подвохом, но Меттатону не особенно хотелось гадать, что она задумала. Он покорно привстал и подался вперёд. Фриск сделала то же самое и… Звонко чмокнула его в щёку, захихикав. — Ка-акие интересные у тебя секре-е-етики, — засмеялся Меттатон. — У меня тоже есть похожий. Он положил ладонь на талию Фриск и дал совсем слабый, но продолжительный электрический разряд. — Эй, щекотно! — Я знаю, — невозмутимо отозвался Меттатон, перехватывая её за плечи второй рукой и продолжая «щекотать». — Ай, пусти, пусти! Ха-ха-ха! В попытках вырваться Фриск задёргалась, рванулась назад и, выскользнув, с грохотом рухнула на пол. Меттатон, потеряв равновесие, упал грудью на стол, чудом не опрокинув чашки. Отчего-то сделалось невыносимо смешно. Он мелко и безостановочно захихикал. — Если я сейчас разбужу твоих клиентов… Прости. — О мой, — Меттатон замахал рукой, не поднимаясь и не переставая трястись. — Под нами подсобка. Как можно так плохо помнить мой отель?! — Память девичья, — пискляво откликнулась Фриск, сделав наивное выражение лица. Меттатон посмотрел на неё… и разразился клокочущим, почти беззвучным смехом. Девушка легонько похлопала его по спине. — Чёрт… Вот что ты со мной делаешь, а? Ах-ха-ха… Ох, — он с трудом заставил себя подняться, вылез из-за стола и уселся на диванчик. — Ладно. Право, спасибо. Мне легче. Это начинает становиться нашей славной традицией — ночевать в отеле, падать и угорать. — Мне нравится такая традиция, — Фриск села рядом. — А утром в лабу? — Да ты что. Какая лаба. На работу. — Трудоголик. — А что ещё прикажешь делать, дорогуша? Я обещал детям телешоу про школу! Это мой ежегодный обычай. Я снимаю что-то позитивное и жизнеутверждающее, чтобы школьникам не было так грустно возвращаться с каникул на занятия. Такие выпуски неизменно пользуются успехом. Никакие мои личные проблемы не будут волновать разочарованных малышей и их родителей, когда они не получат желаемого. Знаешь, в чём жестокая реальность бытия телезвездой? Всем без разницы, если у тебя умерла собачка, сбежала девушка или заболел близкий друг. Публика жаждет зрелищ. — То, что ты сейчас сказанул, как-то на монстров не очень похоже. Это ты заранее на человеческое восприятие настроился? Или… здесь уже были какие-то инциденты? — Я предпочитаю не искушать судьбу. — Сочувствую… Вот так вечно скрывать эмоции и быть для всех гламурным и жизнерадостным актёром… Тяжело, наверное. — Ну… Для того чтобы изливать душу, у меня существует личный дневник. Хотя ты права, дорогуша. Иногда… Иногда хочется выговориться вслух кому-то живому. Только некому. Пауза. Меттатон закусил губу в некотором замешательстве. Так уж ли некому? Изнутри, из согретого, обласканного ненавязчивой поддержкой Фриск сердечка словно слышался тихий зов: «Пора. Доверься». У него ещё был бы повод колебаться и отнекиваться, если бы она принялась выражать сочувствие в виде назойливых попыток допытаться, что с ним происходит… но не теперь. — Фриск… Могу я поделиться с тобой кое-чем по большому секрету? — Можешь, конечно, — с серьёзным видом кивнула та. — Я никому не расскажу. Обещаю. — Что ж… У нас обоих есть «тёмное прошлое», не так ли? Жизнь, которую мы покинули, чтобы стать роботами… Прошлая жизнь. Я никогда не рассказывал тебе о своей. О том, кем я был тогда. Говорил, что не время. Это слишком личная для меня тема. — Хей, ты имел полное право. — А я и не оправдываюсь. Но сейчас я готов. Итак… Чтобы не мотаться вокруг да около… Я был призраком, — Меттатон поднялся и стал ходить туда-сюда по кабинету. Фриск расположилась на диванчике полулёжа. — Логично, не правда ли? Ведь для того, чтобы занять искусственное тело, нужно быть духом. А души монстров не сохраняются после смерти. Погибают вместе с телами. На самом деле не так трудно догадаться о моей сути, если немного пошевелить мозгами. Но, к счастью, все слишком зациклены на том, что меня целиком, вместе с душой, изобрела Альфис. Я был скромным членом семьи улиточных фермеров. Жил в скромном домишке рядом со свалкой, считал гроши, выращивал моллюсков и грезил о славе и сцене. — Значит, ты родственник Напстаблука? — О, так ты его знаешь? — Конечно. Я встречалась с ним, когда проходила через Руины, и потом — когда пришла в Водопадье. В Руинах я поддержала его, потому что он лежал грустный и пытался притвориться спящим, а в Водопадье он пригласил меня в гости. Мы вместе лежали на полу и представляли себя мусором. Это было потрясающе. — О. Мусор. Да, это одна из наших милых и чертовски странных семейных традиций. Да, дорогуша. Я родня Напстаблуку. Если конкретнее, я его кузен. — Ещё я видела Безумного Манекена и… другого Манекена. Они тоже призраки. Тогда они тоже… — О да, да, у нас было обширное семейство. Честно говоря, я одновременно удивлён и не удивлён, что ты повстречала так много наших… И эй! Ты совсем не поразилась! — Ну ты ведь хотел выговориться, а не произвести на меня театральный эффект, не правда ли? — Уф. Окей, твоя правда. Так на чём я там остановился? Ах да. Я грезил о сцене. Мне очень стыдно об этом говорить, но как-то раз я нашёл на помойке яркий красивый журнал. Он был мокрый и потрёпанный, но я его высушил и прочитал. И… Боги. Потрясающе красивые люди. Невероятно заманчивые описания гламурной жизни. Статейки о человеческой моде и человеческих шоу. Я понял, что хочу ещё. Я искал на свалке. Рылся в горах ненужных вещей. Я собрал целую коллекцию, а потом мама помогла мне настроить телевизор так, чтобы он ловил человеческие телепередачи. Боги, боги, боги! Меттатон зажмурился и резко крутанулся на месте вокруг собственной оси. Волна ностальгии захлестнула его с головой. — Можешь себе представить, что мне нестерпимо захотелось стать таким же. Но… Быть бестелесным полупрозрачным пельменем мне совершенно не улыбалось. Для сцены нужно красивое тело. А обрести его я, признаться, почти не питал надежд. Так что я тешил себя игровыми репетициями. Я втянул в это Блуки, Смуру и Смурену, и мы развлекались вчетвером. Ты знаешь Смурену? — Ага. Мы с ней спели вместе её песенку. — Ты совершила подвиг. Чтобы она сама запела… Да ещё без сестры… Хм. Так, с чего бы мне начать дальше… По хронологии я должен бы сначала рассказать, что из этого вышло… Но мне хочется прежде сообщить о Смуре. Дорогуша. Там, в лаборатории… Альфис показала тебе Лимонный Хлеб? — Да. — В её составе… — голос Меттатона задрожал. Самоконтроль начал изменять ему. — В их составе… Там… — Я поняла. Ты можешь не договаривать, если тебе трудно. Часть тела Лимонного Хлеба здорово похожа на агента, которого я видела у Смурены… — И когда я осознал, я просто… Я… — Тшшш. Главное, что она жива. В каком-то смысле. Правильно? — Вот не уверен. П-погоди. Меттатон взял паузу, стараясь собрать в голове воедино внезапно разлетевшиеся в разные стороны мысли. Пометался по кабинету. Остановился. Глубоко вздохнул, хотя последнее ни капли не помогло. — И вот как бы… Не то чтобы я когда-то не смирился с её утратой, я это пережил лег… Так, нет, я лучше про другое расскажу. Я говорил, что мы тусили вчетвером… Нет, не про это. Про это я тебе когда-то сообщал, просто имён не называл ни разу… Пф-пф-пф. Чёрт. Так. Ладно. Шут с ним. Сразу к самому главному. Детали потом. Мы с Блуки жили на ферме, она естественным образом разорилась, потому что улитки почти никому не сдались, а мои родственнички до последнего не желали это признавать… И моя семья начала покидать наше поместье — о да, это гордо именовалось родовым поместьем! — и искать себе другую работу. Мой маленький Блу не уходил до последнего, потому что для него семейные традиции и всё это наследство были святы, как ни для кого другого. И так получилось, что в итоге мы остались там вдвоём. Он и я. Меттатон сел на подлокотник дивана, ссутулившись, насколько позволял металлический корпус. — Помню как сейчас, Фриск. Он спросил меня, уйду ли и я тоже. И я ответил, что нет. Что никогда его не оставлю. Тем более что и довольствоваться никчёмной куклой для битья или другой ерундой в качестве тела я не стану. Менять одну помойку на другую помойку… Не всё ли равно? А потом… Появилась Альфис. Мне было одиноко, я искренне желал поделиться своим увлечением людьми с другими монстрами… Захотел открыть человеческий клуб. Я был так непростительно наивен. Ну кто, кто будет фанатеть от людей в государстве, где чуть ли не главный элемент официальной идеологии — убивать их ради душ?! — он возмущённо взмахнул руками. — А тем более кто станет слушать фермерского сынка с фриковатыми наклонностями? Но… Фрики притягивают фриков. И ко мне пришла Альфис. Встреча была в высшей степени странная. Я вот даже не знаю, как описать своё первое впечатление от неё. Но ты просто… Ха-ха-ха… Представь себе картину. Сидят в комнате два придурковато-помешанных на людях монстра. Призрак чуть ли не в обнимку с коллекцией человеческих киношек и ящерица с аниме. Я не знаю, кто из нас кого шокировал больше. То ли я её своим гламуром, то ли она меня своими принцессами, у которых не понять, что внушительнее размерами — грудь или глаза. И бедный Блуки смотрит на нас и недоумевает. Чётко помню, что после посиделок у меня осталось впечатление: «Что это было?» — Меттатон не выдержал и рассмеялся. — Но первый опыт впечатлил, и я попросил её, чтобы она ещё заглядывала. Она заглянула. И не с пустыми руками. Я проболтался ей о своей мечте получить славу в верхнем мире… и она выдвинула гениальный план. Сказала, мол, она механик-конструктор, соберёт для меня привлекательного робота, который будет очень похож на человека… Всё, что мне нужно — временно вселиться в упрощённую форму, притвориться, что я машина для убийства людей, впечатлить Асгора… Тогда она станет Королевским Учёным, получит лабораторию и деньги и спроектирует для меня истинное тело. Меттатон вскочил и снова взялся мерить кабинет шагами. На сей раз куда быстрее и интенсивнее прежнего. Душа запульсировала в контейнере. — Это был кошмар. Я с первой секунды знал, что соглашусь, но… Блуки. Я несколько дней думал, что мне делать. Я осторожненько пробовал намекать ему о перспективе бросить ферму. Но… Он слишком дорожил тем, что осталось от нашей семьи, и слишком не хотел что-либо менять. Блуки такой же стеснительный, как и Смурена. Да вдобавок ещё и консервативный. Даже если бы он согласился на такую резкую перемену обстановки — я не знаю, как бы он её пережил. Ему бы потребовалось много времени. А у меня времени не было. Я. Хотел. Быть. Звездой! Ни фермы, ни бедности, ни помойки — блеск, шик, гламур, поклонники, творческое самовыражение, то, для чего я был создан на самом деле!!! — Меттатон почти сорвался на крик, выплёвывая слова по одному. — Что ты молчишь? Осекай меня. Я ведь могу нечаянно разбудить постояльцев, а это вопиющая невежливость и некомпетентность с моей стороны. Час ночи. Так вот. Я принял решение… Сбежать. Втихаря. После обещания, которое я дал Блуки, я не смог заявить ему в лицо, что ухожу. Я решил… Пусть Хаппстаблук умрёт. Да, это моё первое имя… Пусть он умрёт. Исчезнет. Пусть никто не знает, что с ним стало. Ни объяснений… ни обвинений… Потому что и обвинять-то не в чем. У Меттатона нет прошлого. Меттатон создан с нуля. Меттатон уже рождён на свет звездой. Он свободен, ярок, успешен, красив, неповторим, любим и влиятелен. У него нет никаких связей с розовой пельмешкой из Водопадья. Я сбежал, я выбросил ключ от дома на свалку, я никогда не давал о себе никаких вестей, заставил Альфис поклясться, что она не проболтается… Меттатон обессиленно опустился обратно на диван. Пульсация души сводила его с ума, картинка перед глазами начала слегка дробиться на пиксели. Послышался шум вентилятора в груди. — Кажется, я доказал это всем, кроме себя самого. Я убил Хаппстаблука снаружи, но я не могу убить его внутри. И теперь, когда выяснилось вот это со Смурой… Кстати, я ещё и Смурене в качестве утешения обещал, что мы будем выступать втроём… Когда стало известно… Ох. Блуки… Он всегда любил музыку. У него отлично развитый слух. И умение делать ремиксы. И задатки композитора. Он частенько зависал на форуме обмена мелодиями… И на днях те ребята захотели открыть в Подземелье радио. И они берут его с собой. Они забирают его с фермы на радиостанцию. Он созрел. Его счастливое будущее устроено. Без меня. Меттатон глубоко вздохнул. Ему начинало казаться, что он теряет мысль, что говорит совсем не то, что на самом деле хочется сказать. Он торопился поймать правильную фразу. — Я правда рад за него, но… Дорогуша, если совсем откровенно, именно сейчас я чувствую себя последним предателем. Я так долго открещивался и уговаривал себя, что нет Хаппстаблука — нет проблемы, а теперь… Я ему обещал, а в итоге его осчастливил кто-то другой. А любимый кузен бросил на произвол судьбы. И что я должен сделать? Ворваться к нему и сказать, чтобы он работал не на радио, а со мной? Это чушь. И к тому же я не уверен, что… Вообще-то у меня была мысль пойти к нему, сознаться во всём и попросить прощения. Но это всё настолько глупо и неуместно… — Это почему? — Фриск наконец смогла что-то вымолвить. — Блуки добрый и ласковый. Но в то же время мог измениться за эти годы. Мы шесть лет не общались. И то, и другое мешает мне представлять его реакцию. Но будь я на его месте… У меня бы возник закономерный вопрос… Не могу сформулировать. Но в общем и целом — не надо особого ума и особой чести, чтобы прибежать к брошенному братцу, как только в его жизни в кои-то веки произойдёт что-то хорошее. С другой стороны… Я не уверен, что смогу заставить себя поддерживать с ним дружески-светские отношения, не признаваясь ему ни в чём. Я сожру себя изнутри. И что мне делать? Меттатон поднял взгляд на Фриск и посмотрел ей в глаза. Пальцы коснулись рук девушки. Он тянулся к ней, каким-то образом чувствуя, что она его не осуждает. — Знаешь, дорогуша, обычно я терпеть не могу, когда кто-то диктует мне, что делать. Но сейчас я действительно нуждаюсь в твоём совете. Фриск почему-то улыбнулась. Мгновение — и она подалась вперёд, обхватывая Меттатона руками и притягивая его к себе в объятия. Он не стал сопротивляться. Напротив — позволил себе прижаться, положив голову ей на плечо. — В моём совете, говоришь… Ну, Меттатон. Если посмотреть трезвым взглядом со стороны, то тут всё очевидно, — робот уловил нотки лёгкого волнения в её голосе, но всё равно девушка говорила куда спокойнее, чем он только что. — Тебе нужно с ним поговорить. Не для того чтобы звать или не звать его к себе на работу, — Меттатону почудилось, что она запнулась на этой фразе. — Не в связи с тем, повезло ему или не повезло. А просто чтобы между вами не осталось неясностей. Просто очистить совесть. Объясни ему всё. Не держи в себе, если накопилось. Как дальше сложатся ваши отношения — будущее покажет. И ты справишься в любом случае. Но если дальше бежать некуда — не беги. Меттатон вздохнул. Руки сжались вокруг талии девушки. — К тому же не так уж ты и виноват. Да, ты сбежал с фермы, но… ты сбежал последний. Все ваши родственники куда-то свалили гораздо раньше тебя. И заметь, тоже чисто ради того, чтобы устроить свою жизнь более выгодно и благополучно. Я задам всего один вопрос. Часто ли они навещали вас, после того как ушли? — Нет?.. — Меттатон сам удивился. — Ну вот видишь. Неудачным был только сам способ, но мечты… Они такие. И иногда цель оправдывает средства. Я могу тебя понять, Меттатон, правда. Я тоже сбежала от семьи. Бабушки, дедушки, тёти, дяди, мачеха… Все остались там, далеко. Я их бросила, не сказав ни слова. Ты ушёл, зная, что станешь роботом. И я ушла, зная, что умру. Понимаешь, да? Я тоже убила старую себя. И в отличие от тебя — буквально. Рука Фриск медленно и плавно поглаживала робота по спине. Меттатон ощущал, как расслабляется, как нахлынувший было сумбур покидает его душу. Он прижимался всё теснее, как будто находился посреди ледяной пустыни, а девушка была единственным источником тепла. Она права. Она неожиданно права. И как это удивительно приятно, что в целом мире именно она понимает его — и понимает так хорошо. — Напстаблук любит твои шоу и с удовольствием их смотрит. Может, это смягчит удар. Хотя, с другой стороны… Есть одна проблема. Я тебе немного… подгадила, — Фриск отстранилась. — Что? В смысле? — Эм, видишь ли… Помнишь, я ходила в лавку Кэтти и Брэтти? — Такое забудешь… С учётом того, чем это для меня обернулось. — Ну так вот… Там я увидела потерянный ключ от чьего-то дома… Меттатон моментально всё понял и похолодел. — А поскольку во время моего путешествия мне попался только один запертый и заброшенный дом, я подумала, что это от него. Глупое предположение, но оно сработало. Я сбегала уточнить к Напстаблуку, он мне показал свой, и догадки подтвердились. — Я начинаю осознавать… Ты захотела купить ключ, а Кэтти и Брэтти вместо денег потребовали, чтобы ты устроила им встречу со мной. Я прав? — Да. Проблема в том, что когда я пришла к ним после вашего свидания, ключ они уже продали… призраку. Кому-то из вашей семьи. А он отдал Напстаблуку. — Проклятье… Меттатон прикрыл глаз и стиснул зубы. — Этого мне только не хватало… Впрочем… Что ни делается, всё к лучшему, вероятно? Я не виню тебя, дорогуша. Возвращать вещи владельцам — похвальная привычка. К тому же твоя попытка лишила меня последнего шанса прикрываться и оправдываться. Если я и пойду к нему — пойду уже такой, какой есть. Потом. Сначала надо разобраться с шоу. И с амальгаметами. И с твоей программой. — То есть ты всё ещё намерен работать над выпуском в таком состоянии? — Как я уже говорил, у меня нет выбора. Шоу должно продолжаться — и не имеет значения, через что мне при этом приходится проходить. Да и Альфис наверняка понадобится моя помощь. Когда будешь возвращаться в лабораторию — передай ей, что я помогу, чем смогу, как только вернусь. Я помню, что ей тоже несладко, просто сейчас мне очень тяжело на этом сосредоточиться. А ты… Настраивайся на рабочий лад. На уроки, школьные занятия и на свою передачу. Я обсужу с Ториэль, на какое время поставить… Разберёмся и с этим. И… Спасибо. Может, сейчас по мне не видно, но я глубоко счастлив, что у меня наконец-то есть кто-то, кому можно открыться до самого конца. На сей раз Меттатон обнял девушку первым — крепко, нежно и сердечно. Припал, приник, как будто стараясь безмолвно поделиться всеми словами, что не смог и не успел высказать. Отстраняясь, задержался и медленно поцеловал Фриск в лоб. — Ладно, дорогуша. Беги. Тебе пора… У меня ещё есть несколько часов, чтобы поспать и подзарядиться. Я вздремну прямо здесь. Скоро увидимся. — Как скажешь. Пока! Я буду тебя ждать! Дверь за Фриск закрылась. — …Хотя на самом деле я совершенно не хочу тебя отпускать.