***
— Ты ещё не лопнула от того, насколько раздула свою миссию? Голос Флауи настиг Фриск в одном из на удивление безлюдных переулков Столицы — девушка отправилась домой пешком, чтобы немного развеяться. Она приостановилась и взглянула в сторону звука, ожидая увидеть хамоватую улыбочку. Однако Флауи смотрел довольно серьёзно. Фриск вздохнула. — Я не раздула. Я намаялась, устала и просто хочу больше никогда не сбрасывать. И… извини, если я была груба. Я просто… не хочу, чтобы всё сорвалось. А ты товарищ непредсказуемый. Я даже не знаю, почему ты заявился помогать. — Я же тебе сказал: мне надоело сидеть в тени. Я могу долго так делать, но сейчас же самый сок пошёл. Единственное, что мне не нравится, — это та чехарда с Азриэлем, которую ты развела. Зачем ты им рассказала? — Рано или поздно они ведь должны были узнать об истинной судьбе своего сына. — Я так не думаю. Лично мне с этого одна головная боль. Хорошо, если я их уговорю не болтать. А если нет? Я же задолбаюсь от сюсюканий. — И поэтому ты им грубил. — Слушай. Хотите вы или нет, а Азриэля не вернуть. Ну, может быть, вернёте на полчасика, но смысл-то какой? Чтобы я до конца своих дней сокрушался, что не стану прежним? Или чтобы Дриимурры лишний раз от горя поубивались с тоски по сынуле? А так… Ну, покоробит их от цветочка, пофыркают, погорюют и смирятся. Так легче, я считаю. «Не печалься обо мне и не зови меня», — последнюю фразу Флауи передразнил тонким голоском. — Кстати, а чего ты так трясёшься, чтобы я к душам даже близко не попал? Что я там такое делал в прошлые разы? Колись, всё равно же узнаю. — Забирал души насильно и пытался устроить хаос. Твоей силы было достаточно, чтобы перевернуть время, но я тебя всё равно победила. — Ясно, классика хэппи-эндовых историй. Ладно, не дрейфь, не буду я ничего красть на сей раз. Пусть Асгор мается с барьерами. Не хочу, чтобы по Азриэлю сопли пускали. Рисуй вон, тренируй художественные способности. — Если честно, я больше хочу тренировать магические способности. Хотя бы на уровне обычного монстра. — Это тебе к твоему любовничку. По-крайней мере, худо-бедно стрелять током ты у него выучилась… Ладно, бывай! Купи мне ведро попкорна к разрушению барьера! — Флауи скрылся под землёй. Фриск усмехнулась и продолжила было путь дальше, но вдогонку ей послышалось: — Кстати, чуть не забыл. Решимость — тоже в каком-то смысле магия! Менять судьбу — магия! Просто желать — магия! Подумай об этом! На сей раз Флауи исчез окончательно.***
«Добрый вечер, дамы и недамы, мои драгоценные, любимые телезрители! В эфире Меттатон, и мы сразу переходим к самым горячим событиям недели! Совсем уж недалеко величайшее событие нашей истории — разрушение барьера! А пока у вас есть уникальный шанс узнать, сколько же монстров вскоре увидят солнце собственными глазами! Король Асгор и королева Ториэль объявляют всеобщую перепись населения! Если вы сознательный гражданин — не забудьте уведомить своего регионального переписчика, во сколько вы будете дома! Называю имена тех, кто этим займётся…» Подземелье оживлялось, как растревоженный улей, просыпалось, как весенний лес после затяжной зимы. После долгих лет застоя, после вошедшего в привычку ожидания в Королевстве наконец-то повеяло ветром перемен. До сих пор вспышки радости бывали лишь кратковременными — когда Фриск «впервые» упала, когда официально стала гражданкой государства, когда сделалась звездой рядом с Меттатоном, когда начала подробно рассказывать о людях… Всё это поднимало дух, но не давало ощущения, что что-то действительно крупно меняется. Уклад жизни в целом оставался прежним. Теперь же… Теперь казалось, что с каждой минутой надвигается что-то большое, переломное и — спасительное. Выходя на улицу, Фриск ловила на себе взгляды окружающих — иные, нежели раньше, наполненные особой любовью и надеждой. С большим благоговением смотрели разве что на Асгора. Был, впрочем, среди этих взглядов один, что преследовал Фриск не только на улице, но и дома, днём и ночью, каждый миг — даже тогда, когда его обладателя физически не было рядом. Меттатон. Чем ближе к концу подходила перепись населения, чем реальнее становилось разрушение барьера, тем сильнее робот погружался в тревогу. Он на удивление мало говорил об этом — хотя в его обычае, насколько Фриск знала, было скорее драматично метаться — но девушка ощущала, что ему сильно не по себе. Ни съёмки новых передач, ни возня с отелем, ни работа с шоу талантов его особо не отвлекали. — Три раза перетасовал последовательность номеров в выпусках и самих выпусков! Вскрылась наконец причина, почему было столько опоздавших. Дорогуша, представляешь, они рисовали мультики! Полноценные короткометражки с озвучкой и качественной анимацией! Мне вообще пришлось в итоге перекроить систему. Теперь в финал выйдут не пять-десять процентов от всех участвующих вообще, а по пять процентов в разных номинациях… У нас помимо ведущих шоу и всяких певцов-танцоров будут ещё мультипликаторы, театралы и циркачи. Так-то, дорогуша! Это будет ещё масштабнее и эффектнее, чем я думал. Причём среди участников встречаются лица откровенно неожиданные. Как тебе идея воздушной гимнастики на паутине от племяшки Маффет? В жизни бы не подумал, что кто-то из пауков захочет выйти за рамки фамильного бизнеса выпечки… Меттатон вещал громко, бодро, оживлённо, но вместе с тем как-то… натянуто. Он искренне радовался за монстров и, безусловно, за свой собственный будущий успех «проводника в жизнь» такого количества талантов, но его радость заметно перекрывало совершенно иное чувство. Рот Меттатона улыбался, а глаза оставались серьёзными. Руки активно жестикулировали, а ноги временами словно деревенели — как будто робот вдруг утрачивал свою кокетливую «подиумную» походку. Он противоречил сам себе во всём — в позах, мимике, жестах. — А некоторых я даже узнаю. Ты не подумай, дорогуша, Подземелье — не такая уж дыра в плане «лирической» культуры. Про книги ты и так знаешь, у нас много хорошей художественной литературы, сама видела… А что касается искусства… Я знавал разных монстров, которые пытались открывать свои театры, цирки или вроде того… Они даже были талантливыми. Но протягивали несколько лет и закрывались. — Почему? — Потому что быть одарённым артистом и уметь держать заведение на плаву — абсолютно разные вещи. Сочетание потрясающей сценической игры с великолепной бизнес-прошаренностью, как у меня, — явление редкое. Так что либо тебе, пока ты танцуешь, нужен кто-то, кто будет вести твои дела… Либо однажды ты закроешься, не сумев грамотно распорядиться средствами. С этими ребятами так и получалось, хотя публика у них была… Некоторые решили попробовать снова. Кажется, я должен буду дать им парочку уроков «выживания», если они выиграют. Господи, Фриски, да монстры из этой категории старше меня!.. Если Меттатон и становился болтливым в последние дни, то только на подобный манер. Он временами смотрел на Фриск так, словно она была по меньшей мере смертельно больна, но продолжал упорно разглагольствовать то о работе, то о каких-то сопутствующих ей вещах. — …А ведь всё почему? Потому что когда Королевству требуется выживать, в первую очередь нужно заботиться о технологиях. О математических, биологических науках… И прочее. Вот мы с годами и пришли к такому раскладу, что машиностроение у нас — люди обзавидуются, сытную и безвредную еду производим чуть ли не из ничего, а с развлекательной сферой труба. Кучка разрозненных самородков, не знающих, куда себя девать. В конце концов Фриск это надоело. Она знала, что тревожит Меттатона. Он не просто не хотел — он откровенно боялся того, что Асгор поглотит душу его возлюбленной, чтобы разрушить барьер. Будь его воля — он бы наверняка кинулся громко протестовать и настаивать на другом выходе. Но он молчал. И со стороны это выглядело так, будто он скован невидимыми цепями, к которым не решается даже прикоснуться. Робот молча старался принять неизбежное где-то внутри себя. Над всеми его страхами и хотелками как будто светилось выведенное крупными заглавными буквами слово: «НАДО». Фриск не рассказывала ему о том, что обсудила с Дриимуррами, сама. Вместо этого она отвела его к ним и попросила рассказать их — предварительно предупредив, разумеется, чтобы Меттатону ничего не говорили ни о сбросах, ни о предыдущих временных линиях. Но Меттатону с лихвой хватило и оставшейся информации. Асгор и Ториэль сумели выбрать правильные и тактичные слова. Фриск боялась, что подобрать таковые не сможет. Меттатон со всем согласился. Только раз Меттатон умудрился одновременно восхититься стойкостью Фриск перед лицом её будущего подвига и обидеться на то, что та слишком мало разговаривает с ним на эту тему. Он успел задаться вопросом, достаточно ли девушка ему доверяет, а если вдруг не доверяет, то почему и что он делает не так. Фриск тогда сумела его успокоить, приласкать и убедить, что всё в порядке. Немало этому поспособствовало и то, что Меттатону в порядке большого секрета сообщили о том, что Флауи (а о самом существовании цветка он уже давно узнал из переписок с Альфис после посещения истинной лаборатории) — это Азриэль. Причастность к этой тайне должна была создавать у Меттатона ощущение, что Фриск ничего от него не скрывает. То была единственная вспышка несдержанности робота за последний период. Девушка просто очень боялась сболтнуть лишнего, из-за чего придётся вываливать наружу всю правду — правду, которая сделает Меттатону очень больно. А ведь она внутренне поклялась самой себе, что сделает всё, чтобы Меттатон такой боли, как в предыдущих временных линиях, больше никогда не чувствовал. — Ну чего ты боишься, глупенький ты мой дурачок? — ласково прощебетала она, улучив удобный момент и обняв его со спины. — Ты ведь и сам поглощал однажды мою душу. Ничего страшного ведь тогда не произошло! — Максимум, что я при этом делал, — это болтал с тобой в мыслях, — отозвался робот. — Я не использовал твою силу. Я ни к чему тебя не принуждал. А Асгор… Он поглотит вас всех. Всех семерых. Использует вашу силу, вашу решимость, заставит вас пульсировать в унисон и направит всё это прямо в барьер. Что случится тогда? А если ты сильно ослабнешь? Будешь чувствовать себя плохо и замученно? Что, если у тебя уйдёт очень много времени на восстановление? Пока Фриск пыталась подобрать слова (она действительно была не в курсе, как себя чувствуют души после разрушения барьера), Меттатон продолжил: — И ведь это не единственный повод беспокоиться. Вы сами рассказали, что души при внезапном поглощении могут терять память. Что, если и ты потеряешь память? Вот оно. — Что, если ты после этого больше меня не вспомнишь?.. «Тогда я влюблюсь в тебя снова», — хотела пошутить Фриск, но вовремя прикусила язык. Нет. Такие вещи Меттатону говорить нельзя. — Я тебя вспомню. Я буду готова к поглощению, и вообще я не заинтересована в том, чтобы не понимать, что происходит. Так что всё будет в порядке, — девушка развернула Меттатона к себе лицом, сжала его ладони и максимально убедительно посмотрела в глаза. — Обещаю. Меттатон молча стиснул её в объятиях в ответ.***
Но и это не помогло ему успокоиться окончательно. Что-то оставалось недоделанным, недосказанным, и, промаявшись немного, Меттатон отправился к Асгору. Не отговаривать его использовать душу Фриск — услышать ещё и от него, что ничего страшного не произойдёт. Что будет с уже собранными шестью душами, его не волновало. Но Фриск — совершенно другое дело. Асгор, выслушав его, мягко положил руку на его наплечник. Робот не возражал. — Меттатон. Поверь мне, я хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Конечно, я не оказывался в подобной ситуации, но я знаю, каково это — волноваться о судьбе своей любимой. Я знаю, что ты не любишь говорить о войне людей и монстров, но тогда я получил важный урок. Нужно уметь доверять силе тех, кого мы любим. Как бы ни хотелось защитить от самых несущественных мелочей. В одной из битв случилось так, что, пока я сражался на передовой, Ториэль окружили в тылу. Такие вести мне принесли посыльные. Тори передала мне, что справится. Всё, чего она просила, — это не пропускать ещё больше врагов в тыл и не покидать боевую позицию. Мне очень хотелось её не послушаться. Хорошо помню, что моим желанием было сорваться и помчаться к ней, чтобы раскидывать нападающих. Но я был вынужден оставаться и делать так, как она говорила. У меня не было возможности убежать. И знаешь, что? Она и правда справилась. Она отразила нападение, выстояла и уберегла большую часть вверенных ей монстров. И, как видишь, она до сих пор жива. Она знала тогда, что делала. Так же и Фриск. Фриск знает, что делает. С самого начала она умерла ради этого. Пожертвовала собой, своей жизнью, прошлым, семьёй, родиной — и стала роботом. Нельзя пренебречь такой жертвой. Мы не можем сказать Фриск: «Извини, но мы не ценим всего этого, мы не дадим тебе сделать то, ради чего ты столько претерпела». Ты ведь понимаешь? Голос Асгора звучал дружелюбно и вкрадчиво. Меттатон медленно кивнул. — Я не прошу пренебрегать, Ваше Величество. Я просто хочу убедиться… — Я обещаю тебе то же, что обещала она. Всё будет в порядке. В конце концов, она это делает не просто для монстров. Она это делает для тебя. Я уверен, что она много думает о том, чтобы именно ты увидел солнце, взлетел в воздух, высоко в небеса, открыл для себя новые горизонты и получил шанс стать звездой не только среди нас, но и среди людей. Фриск хочет, чтобы ты был счастливым, Меттатон. Радостно улыбался и не знал горя настолько, насколько возможно. По крайней мере, здесь, в разговорах со мной и Ториэль, Фриск очень много говорила о тебе. Меттатон невольно начал улыбаться. — Прими это от неё как подарок. Что до нас с Тори, то мы дадим тебе возможность быть рядом. Мы разрушим барьер в пятницу. В шесть утра. Пока многие еще спят. Ты сможешь понаблюдать за этим. А когда всё закончится, ты первым получишь душу Фриск обратно. И сможешь сам вложить её в контейнер. И первым, что Фриск увидит после этого, будешь ты. Кроме того, ты сможешь снять репортаж. То же самое, кстати, и с установкой второго барьера. — Идея хорошая, но не уверен, что смогу держать ровно камеру… — Можно попросить Флауи побыть оператором. — Вот уж не знаю… Но можно рискнуть. Ладно, по крайней мере, пару-тройку удачных кадров я всё равно в итоге смогу вырезать для новостей. Текст я по-любому буду записывать отдельно… Спасибо, мистер Дриимурр. Асгор ласково усмехнулся и положил на второй наплечник вторую руку. — Я тебя понимаю, Меттатон. Всё будет хорошо.