Goddamn, man-child You act like a kid even though you stand six foot two Self-loathing poet, resident Laurel Canyon, know-it-all? You talk to the walls when the party gets bored of you But I don't get bored, just see you through Why wait for the best when I could have you? [Чёрт возьми, взрослый ребёнок. Ты ведёшь себя как дитя, хотя почти под два метра ростом. Возненавидевший себя поэт, обитатель Лорел Каньона, всезнайка? Говоришь со стенами, когда все на вечеринке скучают с тобой. Но мне не скучно, я смотрю сквозь тебя. Зачем ждать лучшего, если я могу быть с тобой?] Lana Del Rey — Norman Fucking Rockwell
Любая история, пропущенная через несколько рассказчиков и процеженная сквозь время, расцветает новыми подробностями. Ньютону не падало на голову яблоко, когда ему в голову пришла мысль о гравитации. Мы имитируем наши жизни под искусство, притягивая дополнительные смыслы, делая совпадения сакральными, а встречи неслучайными. Так проще совладать с хаотичностью и нестабильностью в наших жизнях. Поэтому пока история передаётся, она дополняется. Итак, яблоко упало на глазах Ньютона, и он задумался о том, почему так произошло? Нет, скучно. Пусть оно ударит его — метафора «пришло в голову». И пусть яблоко будет непременно красным. Как вспышка, как озарение. Здесь не так много лжи, это лишь художественное приукрашивание. Когда ты вспоминаешь событие, словно комету, летящую из прошлого, ты хочешь наполнить его большими чувствами. Когда они снимали сцену в школьном спортзале, Тарьяй пробило что-то до последнего позвонка. И он до сих пор не знает: это художественное приукрашивание или истина. — Я… рассказал Соне о тебе, — медленно начал Эвен, подбирая слова. — И мы решили взять перерыв. «Отреагируй, пожалуйста, отреагируй», — кричали глаза. — Что ты скажешь? Да? — Если… тебя это расстраивает, то… — Исак нахмурился, пытаясь скрыть испуг. — Надеюсь, это не моя вина. У Эвена рухнул камень с души, всё дело в страхе: Исак боится, что разрушил его отношения. Лицо Эвена мгновенно преобразила улыбка. — Я не расстроен, — со смехом в голосе произнёс он. — Нет? — Нет. Эвен подошёл, чтобы поцеловать. Тарьяй помнил, как Хенрик переплёл их пальцы, этого не было в сценарии, этого не захватила камера. Момент остался настолько по-интимному «их», что догадаться об этом тёплом прикосновении можно лишь по благодарной улыбке Тарьяй. Его событие-комета. — Что сказали бы твои родители, если бы ты начал со мной встречаться? Когда Тарьяй прочитал эту строчку в сценарии, он представил себя на месте Исака. Родители не особо интересовались подробностями его роли в сериале, да и что он мог им рассказать? «Я играю подростка, влюблённого в парня»? Про ориентацию Исака ему было известно ещё во время съёмок первого сезона, родители тоже знали. Но они никогда не пытались подойти к этому вопросу не как к простому факту из сценария. Знаете, есть такие люди: им хочется перекладывать произведение на себя или окружение. «Эта история так похожа на нашу!», «какой из героев тебе ближе всех?», «а как бы ты поступил на его месте?». Родители Тарьяй были не такими, и они просто приняли это событие, не пытаясь искать здесь дополнительные смыслы. Но сама профессия требовала от Тарьяй пытливости. Один из важных принципов работы с персонажем по Станиславскому, — оправдание действий и слов персонажа. Во время погружения в предлагаемые обстоятельства, ему было сложно мимоходом не зацепиться за мысль «а если бы на месте Исака был я?». — Они были бы не против. — Да? — Точнее, мой папа был бы не против. — А твоя мама? — Моя мама сумасшедшая. Исаку в данном случае повезло гораздо меньше. Тарьяй до каждой детали продумал картинку, как сделал бы каминг-аут перед родителями. Почему-то на ум сразу пришла кухня, мама, сидящая за барной стойкой, и отец — за столом. Тарьяй стоит в проёме, сложив руки на груди и облокотившись бедром о косяк. Он подумал, что мама точно улыбнётся, а отец встанет и проведёт ладонью по его голове. Он ещё ничего не говорит, но уже видит эту картинку. Ему бы хотелось того же для Исака. — Она... ну, это странная ситуация, она убеждена, что конец света вот-вот наступит, и что Дональд Трамп — мой дядя. Эвен смотрел на него, не меняясь в лице. — Дональд Трамп не мой дядя, — Исак попытался как-то съехать с проблемной для него темы и заставить Эвена снова улыбаться. Исак знал его так недолго, но при этом достаточно, чтобы понимать, как совладать с нависшим напряжением. Исак боялся быть чересчур проблемным, поэтому отрекался от возможного влияния матери на свою жизнь. Он мысленно кричал «выбери меня», но при этом боялся стать лишним камнем, застрявшем между шестерёнками, двигающими привычную жизнь Эвена. — В общем, вот так, это не её дело, мы не разговаривали с тех пор, как я съехал. — Вы больше не общаетесь? — Нет, я решил, что моя жизнь будет лучше без психически больных людей рядом. «Я не проблемный, клянусь, выбери меня, почему ты стал выглядеть ещё растеряннее, что я сказал не так?» — мысли Исака или самого Тарьяй, уже было сложно отличить, но эта строчка в сценарии чертовски смущала его. «Когда ты понял, что у Эвена есть секрет?» «Ровно в тот момент, когда ты посмотрел на меня после реплики о психически больных людях, я увидел, что что-то не так». Исак опустил глаза и считал про себя до пяти. Ему хотелось поднять взгляд и обнаружить, что всё в порядке, поэтому он не придумал ничего лучше, как задать свой вопрос и перевести разговор с себя. — А что твои родители сказали бы про меня? Школьный звонок звучит как спасение. Разговор оставлял неприятное ощущение, будто Исак остался непонятым. — Они бы тебя полюбили. Эвен поцеловал его очень мягко, но словно прощаясь надолго. Юлие хорошо спрятала тайну Эвена. И Тарьяй, и Хенрику это пошло на пользу. Им как никогда приходилось всматриваться друг в друга. И оно поползло по позвоночнику. Он разгадал загадку за два взмаха ресниц и несколько движений зрачка. Он нашёл истину в тонких трещинках обветренных губ и чуть надломленном голосе. Комета. И словно специально напряжённость после съёмочного дня решила вылиться дальше в жизнь с её двусмысленностями.Skamily
Mari (19:07) Ребятаааааа, не забудьте, завтра нужны чёрные и красные кепки, и ещё, никто из вас случайно не видел рюкзак Ули? С ним Ина ходит, такой серо-голубой, тряпичный, с небольшим отливом Lisa (19:07) я выходила из комнаты отдыха и точно видела там рюкзак Mari (19:08) Кто-нибудь есть на площадке? Henrik (19:08) Я ещё не ушел, сейчас загляну Henrik (19:15) так, не вижу рюкзака Lisa (19:16) посмотри на подставке для обуви Henrik (19:17) рюкзак есть, но он не голубой Mari (19:18) Пришли фото, пожалуйста Henrik (19:19) Вложение* Mari (19:19) Хенрииииииииик, ты прислал не то! Всё это время Тарьяй сидел в ноутбуке и параллельно смотрел в открытый на телефоне чат. На размытом жёлто-черно-белом пятне виднелся силуэт. Тарьяй сразу же загрузил фото. Когда фотография скачалась, стало ясно, что это Юсефина. Она сидела в ванной с бутылкой шампанского в руках. Вопросов стало ещё больше. Тарьяй ещё раз открыл фотографию. Mari (19:21) Блин, Хенрик! Он всё ещё не реагировал, шла вторая минута. Mari (19:25) ХЕНРИИИИК АЛЁ Пять минут. Половина чата уже точно увидела. Тарьяй открыл личные сообщения с Хенриком. Tarjei (19:27) Зайди срочно в общий чат. Через секунду вместо вложения красовалось «данное сообщение удалено». И как это трактовать? Он хотел, чтобы это увидел Тарьяй? Все? И что теперь, Юсефина и Хенрик вместе? Он сделал это фото? Если так, значит, он в этот момент сидел с ней в этой ванной. Что за чёрт? Вопросы вплавлялись в его голову. Но ему так не хотелось думать, ему хотелось проигнорировать. Тарьяй открыл диалог с Хенриком и немигающими глазами смотрел на белое окошко. Tarjei (19:29) Тебя Юсефина там не прибила? Henrik (19:30) Кажется, она не заметила даже Henrik (19:31) Но аааааааа! И всё. Это всё, что он написал. Он явно не собирался рассказывать историю этой фотографии и отвечать на вопросы, которые негласно запульсировали между ними. Виски мгновенно заныли, а щекам и лбу стало жарко как при подступившей температуре. Он не отвечает. Тогда же Тарьяй понял — будет непросто. Если слова — это жизнь, а молчание — это смерть, то Хенрик предпочтёт умереть. Сколько ни определяй эти отношения, это всегда был треугольник. Казалось бы, есть два незаменимых элемента, проведи линию из точки А в точку Б, но Хенрик с самого начала с непобедимым упорством рисовал новые отрезки. Кого он пытался обмануть, в какую игру он играл? Тарьяй выпил таблетку от головной боли, но легче не становилось. И если Хенрик не может исцелить его словами, то друзья могут. Tarjei (20:05) Хедда ты дома? Hedda (20:09) Да Tarjei (20:09) занята? Hedda (20:09) Нет Tarjei (20:10) Можно прийти? Hedda (20:10) Можно. чай с ромашкой заварить? :) Tarjei (20:11) …. Tarjei (20:11) Да — Хедда, я не понимаю, он ведёт себя со мной мило, а потом происходит это. Тарьяй мгновенно переоделся и бросил маме перед выходом: «к Хедде, буду скоро». На что она лишь успела сказать: «о… окей». И вот он уже измерял шагами комнату подруги, а не свою собственную. — Сядь. Тарьяй повернулся к Хедде, развернулся к ней всем корпусом и грохнулся в мягкое кресло, словно не мог больше стоять ни секунды. Хедда стала тем человеком, кому Тарьяй первым делом рассказал про поцелуй в кофейне. Он знал, что она не будет спрашивать подробности, засыпать вопросами: кто вы теперь, кто ты, что ты об этом думаешь. Она просто улыбнулась и сказала: «главное, чтобы тебе было хорошо». Возможно, Тарьяй шёл к ней сейчас во многом неосознанно, догадываясь на каких-то интуитивных уровнях, что только Хедда может помочь ему разложить собственные мысли. — Что, как ты думаешь, ты делаешь неверно во всей этой ситуации? — Я делаю неверно? Хедда покачала головой. — Слушай, у тебя всегда была проблема с непризнанием своей правоты, но сейчас я тебя не обвиняю. — Это когда это… — Тарьяй, — прервала его Хедда. — Ты изменил информацию в чертовой Википедии, чтобы выиграть спор с Карлом в школе! Тарьяй откинул голову назад и рассмеялся, это был всего лишь небольшой спор про эндомембранную систему, и он действительно изменил строчку, чтобы остаться правым. Хедда только закатила глаза, сейчас она сидела напротив и тоже смеялась. — Ещё раз, — отсмеявшись, продолжила она. — Это не обвинение, я просто хочу тебя подтолкнуть. — Обожаю, когда ты играешь в психолога и не говоришь мне в лоб, а направляешь! — Я просто хочу, чтобы шестерёнки в твоей голове запомнили, как двигаться, если такая ситуация ещё раз возникнет. Тарьяй вздохнул. — Я не понимаю… — Да поговори ты с ним, — Хедда вскинула руки. — Чтобы всё прояснить, достаточно поговорить. Тарьяй задумался. — С одной стороны, ты, конечно, права, но… мне действительно страшно. — Окей, что самое страшное может с тобой случиться? — Всё рухнет? Хедда вздохнула. — Пойми, жить в подвешенном состоянии и непонимании гораздо опаснее, чем узнать правду. — Я не хочу знать правду, что если они и правда начали встречаться? — Тарьяй, ты десять минут назад рассказал мне, как он ищет с тобой поводы встретиться вне съёмок. — Да чёрт поймёт, что у него в голове, иногда мне кажется, что он размывает эту границу, чтобы комфортнее себя чувствовать рядом со мной, — пожал плечами Тарьяй, пытаясь выглядеть невозмутимо. — Или потому что сам запутался в чём-то. — Ну, у вас определённо есть какая-то связь, сложно дистанцироваться от того, кого нужно любить по сценарию, когда это ваши первые роли. — Хенрик уже снимался. — Да неважно, суть в том, что сериал набирает сейчас больше оборотов, ты заходишь вообще в твиттер? — Да, — закрыв глаза, ответил Тарьяй. — Это всё начинает давить, иногда ты не понимаешь, как лучше действовать, тем более, вряд ли он хочет, чтобы ты охладел к нему, неужели ты думаешь, что он вот так возьмёт и заведёт отношения посреди съёмочного процесса? — А что тут такого? — Тарьяй! — всплеснула руками Хедда. — Голливудские актёры с десятками картин за плечами влюблялись друг в друга на съёмочных площадках, играя пары, ну сложные мы существа, понимаешь, я считаю, нельзя просто взять и так легко переключиться, тем более, на абсолютно незнакомого человека. Ты сам сказал, они даже не общались раньше. — Ну, откуда мне знать, в конце концов… — Ясно, мы перешли в стадию депрессии… Тарьяй засмеялся. — Или принятия? — Уверена, когда ты снова его увидишь, будешь на стадии гнева. Когда Тарьяй возвращался домой, он пытался не думать о следующем дне. В конце концов, у него всего одна сцена с Хенриком завтра. И можно было бы вести себя как ни в чём не бывало. Можно, но не когда речь заходит о Холме. Как только Тарьяй его увидел, ему захотелось развернуться и уйти. Он осознавал, что это лишь кипящая обида и непонимание, но не мог это контролировать. — Привет! — Привет. Тарьяй ушёл в другой конец помещения и уткнулся в телефон. Всё просто. «Я буду игнорировать чувства внутри себя, пока мне не станет легче и пока мне не будет дела до ответов». — Идёшь на вечеринку? — раздался голос Марлона. Тарьяй совершенно забыл, чтобы они с кастом договорились сегодня собраться. Никакой причины не было. Просто пятница и спонтанный вопрос Ульрикке в среду «не хотите ли тусануть?». Тарьяй хотелось сказать «нет» как никогда, но он планировал выжечь в себе остатки мыслей, поэтому почему он должен отказаться от веселья. — Иду. Марлон хлопнул его по плечу. — Ну супер, тогда купим пива вместе? Тарьяй кивнул. Марлон ушёл, а это значит, можно было снова уткнуться в свой телефон. Но по коже бежало беспокойное ощущение. Оно смешивалось с мурашками, заставляя волоски на шее неприятно вставать. Тарьяй поёжился и поднял голову, Хенрик через весь коридор в упор смотрел на него. Словно больше никого и ничего не было вокруг. «Боже, дай мне дожить до пятницы». *** Это была небольшая вечеринка, и Тарьяй чувствовал кожей, что почти каждая душа в этой комнате думает, будто у Юсефины и Хенрика что-то есть. И никто из них двоих не собирался, кажется, ничего с этим делать. «Какой-то фотографии достаточно, чтобы все поверили в их отношения, а то, что я с Хенриком провожу время вне сериала и вообще, что…». Тарьяй сам тормозил свои мысли. Да к чёрту. Но невысказанные претензии продолжали распускаться внутри его сердца как бутоны. — Ну, знаешь, это как левая сторона тетради? — Что? — Никто не любит левую сторону тетради, — улыбаясь, говорила Иман. — У меня даже почерк хуже, когда я перехожу на лист слева. — Просто у тебя локоть со стола свисает, наверное, — пожала плечами Лиса. — Надо проследить за этим… — нахмурилась Иман. — В любом случае, левая сторона тетради — это как… Голос Иман утонул в смехе парней, стоявших рядом с открытым балконом. Юсеф, Герман и Томас одновременно засмеялись над словами Хенрика. Тарьяй рефлекторно поднял глаза на громкий звук и тут же столкнулся с нечитаемым взглядом Холма. Тарьяй ответил тем же: продолжил смотреть прямо в его глаза. Хенрик слегка улыбнулся уголком губ и кивнул в сторону балкона. Тарьяй допил последний глоток из банки, но как только он поставил её на столешницу, снова почувствовал сухость в горле. Хенрик дотронулся до плеча Германа и показал в сторону балконной двери, тот кивнул и сделал шаг назад, пропуская Холма вперёд. Хенрик вышел на балкон. Тарьяй подождал буквально десять секунд и пошёл за ним следом. — У меня ничего с ней нет. Первое же, что услышал Тарьяй. Хенрик даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто зашёл вслед за ним. И несмотря на то, что Тарьяй ждал этот разговор на протяжении двух дней, методично расплетая клубок из всех возможных вариантов развития этого диалога, он оказался не готов к тому, что Хенрик начнёт так прямолинейно. — Что? Да, Тарьяй прекрасно слышал, что сказал Хенрик. Люди переспрашивают, когда услышали ответ, в двух случаях: дать себе время подумать над собственной репликой или дать собеседнику шанс сказать что-то ещё. Но чего хотел Тарьяй больше? Чтобы Хенрик повторил свои слова или сказал что-то противоположное. — Ты меня слышал, — коротко ответил Хенрик, довольно уверенно. — У меня ничего с ней нет. — Ты оправдываешься? — Тарьяй нахмурился. — Меня достало, хватит меня избегать. Тарьяй покачал головой. — Я не избегаю, я… — Ага. Выяснять на этом маленьком балкончике прямо сейчас, кто кого больше избегает и кто больше виноват в этом непонимании, было... странно? Где-то вдалеке раздался звук грома, Тарьяй только сейчас заметил, что вечер пах сырым холодом. Скоро пойдёт дождь. — Я знаю, что ты делаешь. Тарьяй ничего не ответил, лишь оперся на перила и скрестил ноги. Он потянул рукава толстовки и потёр концы друг о друга на запястьях, в этом жесте была какая-то беззащитность. — Давай забьём на эту ситуацию. Тарьяй вздохнул. Ему нечего было сказать. Да, он расстроился. Да, он злился и ревновал, из-за чего решил пойти по излюбленной тропинке — молча отдалиться. Хедда сейчас бы указательным пальцем постучала бы по его лбу. Почему так легко давать и слушать советы, но так сложно им следовать? В его голове как заезженная пластинка вертелось «просто озвучь свои мысли, не убегай, а поговори». Но пока вы не поговорили, в воздухе вместе с каплями дождя держится надежда. Просто ты никогда не знаешь, какой ливень обрушится вместе с ответом. Что если это будет не лёгкий дождь в солнечную погоду, а настоящий водопад, после которого ничего уже нельзя восстановить? Когда дело касалось важных вопросов, Тарьяй всегда рисовал в голове самый неблагоприятный исход, это помогало ему не разочаровываться. Корнелия называла такой подход слишком пессимистичным, но когда ты не надеешься, а просто плывёшь по течению и ничего не ожидаешь, прокручивая неудачные сценарии, ты радуешься любой мелочи. А большая победа становится для тебя чудовищно огромной. Тарьяй умел наслаждаться процессом и выполненной задачей. Но он совершенно не знал, что делать с этим профилем по левую сторону, напоминающим в этих бликах фонарей автопортрет Мунка. Сейчас Тарьяй понимал, как может быть страшно, если случится самый худший сценарий. Он тряхнул головой, словно это способно привести в порядок мысли. А может и способно. Тарьяй ещё раз проскользил по фигуре Холма. Интересно, как быстро его профиль может уподобиться картине Мунка «Автопортрет в аду», или в аду из них двоих окажется непременно сам Тарьяй? Впрочем, пока ты не задаёшь вопросов, ты живёшь. Тарьяй повернулся к Хенрику. — Расскажи мне, как всё было. — Да блин, — Хенрик тут же оживился. Он развернулся и поднял руки к небу, шумно вдыхая воздух. — Это такой абсурд! Тарьяй улыбнулся. — Нелепость в стиле «мою домашку съела собака», когда она действительно съела! — Хенрик улыбнулся в ответ. — Юсефина отправила эту фотографию мне с вопросом, стоит ли публиковать её в инстаграме. Я удивился, что она вообще скинула мне это фото, а она перепутала чаты, хотела кинуть подруге, ну, мы посмеялись. Фотка просто автоматически сохранилась на телефон. А теперь, когда я так же случайно скинул фото в наш общий чат, все думают, что я его сделал. Хенрик вымученно простонал. Тарьяй подумал, что он верит. Неуклюжесть Хенрика — это отдельная тема для шуток. «А помните, как Хенрик чуть не лишился роли, потому что не умеет блокировать телефон?». «А помните, как Хенрик опрокинул бутылку с водой на сценарий Карла?». «А помните, как Хенрик задел шнур удлинителя, и софит чуть не грохнулся на голову Тарьяй?». Видимо, теперь появится история: «а помните, как Хенрик скинул фотку Юсефины в общий чат, и все подумали, что они вместе?». Мы посмеемся над этим завтра, сегодня не выходит. С этого дня сердце Тарьяй пробило новое осознание. С этого дня он познал высоту, с которой Хенрик способен бросить его и на которую способен поднять. «Прости, но я делаю тебе больно, потому что могу». Тарьяй сам не осознавал, в какой момент он позволил ему. Наверное, тогда, на этом чёртовом балконе в осеннюю ночь 2016 года с пятницы на субботу. Когда дождь ещё не начался, но уже пахло сырой землёй. Когда конца ещё не было, но Тарьяй уже мог предсказать, чем всё закончится. Он мог почувствовать это в густом воздухе, обещающем скорый ливень. Одной фотографией Хенрик заставил Тарьяй почувствовать, как стены сжимаются. Настолько сильно, что из них приходилось сбегать и бросаться в исцеляющие разговоры. Только бережные руки друзей были способны заглушить этот пульсирующий страх. Страх, заставляющий мерить комнату нервными шагами, закусывать губу и вздрагивать от любого уведомления на телефоне. Так он специально отправил фотографию, ожидая реакции Тарьяй, или это случайность? Хенрик всем казался открытым, дружелюбным. Наивность и неуклюжесть или точный расчёт за маской простоты. Румен, например, доходил до мнения «он тупой как пробка» от «он гениальный манипулятор» за десять минут. Тарьяй никогда не чувствовал зла от Холма. Даже если Хенрик и сделал хоть что-то с холодным расчётом, он это сделал не чтобы уколоть. «Да, я могу причинить тебе боль, но я не хочу». Тарьяй стоял на балконе рядом с этим человеком, который вызывал столько противоречивых и неясных ему самому эмоций, что в какой-то момент ему стало даже смешно. У Хенрика наверняка отключён звук на сообщения из чата. Он отправил фотографию и сунул телефон в задний карман джинсов. Он среагировал на вибрацию от сообщения Тарьяй и в ужасе полез в общий чат. Он удалил фотографию. Что Хенрик должен был написать Тарьяй: «ты не подумай, мы не встречаемся с Юсефиной»? Да с чего бы, если они вообще не пересекаются после съемок. Тарьяй опять загонял сам себя в ловушку, даже когда ответы были у него на руках. Любая история, пропущенная через сложный пласт разнородных чувств, обрастает новыми подробностями и смыслами. Сейчас Тарьяй был уверен, что та ночь определила их отношения. Отношения, когда у обоих внутри закипает вулкан, а на небе мрачно висят тёмные облака с обещанием дождя. Чем затопит быстрее: лавой или водой?It hit me like a sucker punch Just one look and I'm out of touch I'm freaking out 'cause I'm scared this might end bad But I still come back for that Sucker punch [Это поразило меня как внезапный удар. Один твой взгляд, и я теряю связь с реальностью. Я схожу с ума, ведь мне страшно, что это может плохо кончиться. Но я всё ещё возвращаюсь ради этого Внезапного удара] Sigrid — Sucker Punch