Тихий омут

Тай редко позволял себе подолгу разлёживаться в постели, но в этот сандас решил сделать исключение. В конце концов, имеет же хан право на отдых? Тем более когда никаких срочных дел не намечается, а Ведам, взяв на службе отгул, уехал справлять именины матушки, и пустоту в форме Ведама тут же заполнила душная, расхолаживающая жара, в кашу мешающая все мысли и погружающая Бодрум в сонное оцепенение. Не хотелось никуда идти, и ничего решать, и вообще шевелиться — а вот грезить, словно чувствительная девица, оказалось легко и приятно. Начиналось всё довольно невинно: удобно обложившись подушками, Тай развалился поверх одеяла, смежил веко, и перед внутренним взором встал Ведам, каким он его увидел впервые: брови вразлёт, строгий пронзительный взгляд, встрёпанные от шлема волосы, что в неверном освещении склада казались почти рыжими… Подле Ведама Тай, конечно, совсем раскис: готов был, мечтательно улыбаясь, с упоением подбирать названия для этого удивительного оттенка — нежно-ореховый? цвета горчичного мёда? Он никогда не чувствовал себя вправе просить, но Ведам, угадав его невысказанное желание, отрастил волосы, пока болтался по Вварденфеллу, и Тай от них просто дурел… Хотя, если начистоту, славный капрал Ормейн одуряюще действовал весь, от чуть заметной ямочки на подбородке до неровного шрама на щиколотке — после злополучного открытого перелома. Тай постоянно разрывался между двумя противоположными желаниями: спрятать Ведама от посторонних глаз, утащить в нору, чтобы самому любоваться — и хвастливо всем демонстрировать, мол, посмотрите, он мой! Он сам меня выбрал! Запечатлеть бы его как святого Фелмса, в модной западной манере — и подарить анонимно, скажем, городскому совету! Пусть эти нетчи надутые продолжают парить над грешной землёй, не подозревая даже, какая тайна спрятана у них на виду — так можно и на двух стульях усидеть… Жаль, что уговорить Ведама попозировать казалось задачей почти непосильной: он и Таевы прямые взгляды не мог подолгу сносить, что уж тут говорить о взглядах незнакомых живописцев? Мало радости в том, чтобы смущать любовника, однако смущался Ведам удивительно красиво: казалось, и кожа тёмная, а заливался румянцем весь, от пятен на лбу и на скулах — и ниже, ниже… Возбуждение расползалось следом, и Таева рука потянулась повторить этот маршрут, как вдруг в дверь поскреблись — скорее оповещая, чем спрашивая разрешения. Только один мер мог позволить себе такое панибратское отношение к бодрумскому хану, и Тай судорожно кинулся приводить себя в порядок: Варона, конечно, видела его всяким, однако дрочить у неё на виду готов он не был…. — Ты часом не заболел? Полдень скоро, а всё в постели валяешься. — Не дождётесь, — буркнул Тай, привычно отмахиваясь от её опеки. — Что, пару лишних часов поспишь, и уже всё разваливается? — Да вроде пока стоим! Но если ты так не рад меня видеть, то я ведь уйду, и шербет с собой унесу: и смородиновый, и комуничный. С этим искушением Тай не захотел бороться... Отличное выходило начало дня: они с Вароной ели шербет, болтали о чепухе, но всё-таки видно было — что-то его подругу сильно тревожит. — Говори уже, — не выдержал Тай. — Хватит ёрзать, как будто глисты у тебя завелись. Варона почти засветилась от облегчения. — А что если я скажу, — осторожно, точно по зыбкой глинистой почве ступая, проговорила она, — что легаш твой признался мне в преступлении? Тай вздрогнул — поворот был вроде и неожиданный, но разве можно надолго такое — да скрыть от Вароны Седрас? — Он тебе про покойников рассказал? — Не соврал, значит? И правда убил кого-то? — Не соврал… Помнишь, не так давно мы позаботились о двух головах, мужской и женской? Я ещё попросил их не обсуждать? — Головы, чьи черепа на шкатулки потом пошли? Как тут забыть… — протянула Варона, словно пытаясь выиграть себе время; решившись, она постучала ногтем по пересёкшему губы шраму, как делала всегда, когда нервничала, и всё же спросила: — Кем они были? То, что начиналось, как легкомысленный трёп, приобрело совершенно иные очертания, но Тай вдруг поймал себя на том, что не может и не хочет останавливаться. — Это были меры, которые меня… украсивили, — сказал он, дёрнув плечом. — Ведам всё сам раскопал, выследил их и убил — а потом через весь Вварденфелл притащил их головы. — Не соврал, значит… — пробормотала Варона, прервав молчание, которое длилось целую кальпу; такой ошарашенной Тай её никогда не видел. — Что же, благословляю вас, чада мои неразумные! Вы и правда друг другу подходите, как хаджит и блохи. — Спасибо, — просто ответил Тай, счистив с её одобрения все неловкие шутки. Как ни банально, а правда на самом деле освобождала... Впрочем, Тай не стал говорить, что в этих шкатулках они с Ведамом хранят флаконы со смазкой: такая правда Вароне была без надобности.