Дриада

- С кем ты разговаривал, Марька? – в летней кухне мама крутилась возле плиты, отмахиваясь от надоедливых мух, - руки вымыл?       В помещении стоял кисловатый запах свежего щавеля. Стол накрыт новой клеенчатой скатертью, на которой изображены фонарики и спящие в кроватках мультяшные зверюшки. В тарелке исходит паром и благоухает суп, рядом – перья зеленого лука и хлеб.       Марио демонстративно поднял руки ладошками вверх, показав, что они чистые, и плюхнулся на стул. Под ногами вертелась старая, облезлая и подслеповатая кошка Мальвина, хриплым мявом выпрашивая что-нибудь съестное. - Ну так с кем же, родной? – не отставала Мариса. - С Франциско. С духом. Он живет в нашей яблоне, - ответил Марио, отправляя в рот ложку за ложкой, давая этим понять, что разговор окончен.       Женщина потрогала лоб сына. Вроде не горячий, температуры нет. Так почему же он несет всякую ересь? - Марь, ты галлюцинациями страдаешь? Какой дух? Надо же, а имя ты какое ему выдумал – Франциско! Ты уже взрослый, чтобы заводить воображаемых друзей.       Марио настолько смутился, что у него даже уши стали пунцового оттенка. Почему мама не верит ему? Не мог же Франциско ему привидеться? Он, Марио, прикасался к нему, чувствовал его запах – словно молодой листик в руке раздавили. - Мам, ты сейчас занята? – мальчик сузил миндалевидные карие глаза и склонил голову набок, отодвинув подальше пустую тарелку, - пойдем в сад, я его тебе покажу. Мариса снисходительно повела плечами, вытерла руки о фартук и, вздохнув, последовала за сыном.       В саду деревья словно покрыты белой пеной. Скоро станет эта пена черешнями, грушами, персиками. А вот и яблонька легко вздыхает розовым, похожим на клубничное мороженное, цветом. Под ней росло несколько махровых, пахнущих лимонными леденцами, тюльпанов.       «Как же мне его вызвать? Мы не оговаривали никакого условного знака, - подумал Марио, и душу его объяло уныние, - а что, если он больше не появится?»       Фернандес осторожно постучал костяшками пальцев по стволу деревца, но ничего не произошло, лишь несколько лепестков упало на землю.       Мариса сверлила сына черными, как ночь, жгучими глазами. - Ну и где же твой Франциско? Мне здесь до ночи с тобой сидеть? И знаешь еще что? Придется, наверное, позвонить врачу. Не нравишься ты мне, Марька. И женщина, переступая кустики клубники, последовала к калитке. - Мамочка, подожди, он сейчас появится, - Марио готов был сквозь землю провалиться от стыда и обиды, - если даже ты не веришь мне, кто тогда поверит?       Мариса внимательно посмотрела на мальчика, потом опустила взгляд и призадумалась. Был бы ее сын так настойчив, если бы это было выдумкой? А с другой стороны, как можно в Советском Союзе верить в духов, в дриад? Ерунда какая-то… Верить нужно только в Партию и ЦК КПСС. - Мне кажется, ты насмотрелся мультфильма «Малыш и Карлсон», вот и вбил в голову подобную чушь, - мама выдержала небольшую паузу, а потом добавила: - сейчас мне нужно пойти к Инне Леонидовне на примерку. Приедет отец – ужин на плите. Инна Леонидовна не только учитель с большой буквы, но и толковая портная, которая обшивала всю деревню.       Пока мать была рядом, Марио еще кое-как держался, но стоило ей скрыться из виду, к горлу мальчика подступили слезы. Он присел на корточки и закрыл лицо руками. Вдруг он почувствовал прикосновение чего-то легкого и воздушного. Это Франциско тонкими полупрозрачными пальцами коснулся его плеча. Под красивыми глазами дриады залегли глубокие тени, как у долго болеющих людей, уголки губ были опущены, на его лице не было ни кровинки. - Что с тобой? – не на шутку перепугался Марио и вскочил на ноги. - Я расстроил тебя, извини… - на щеке Франциско блестела не то предвечерняя роса, не то слеза, - я не мог показаться твоей маме, поверь. Не каждый может меня увидеть. Я показываюсь людям с тонкой душевной организацией, романтикам, верящим в чудеса. А твоя мама слишком прагматична, с приземленным материалистским мышлением. Она все равно в меня не поверила бы. - Все в порядке, я не сержусь, - оживился Фернандес и невзначай, дабы приободрить нового друга, по-мальчишески хлопнул того по спине.       Сквозь тонкую рубашку Марио нащупал что-то мокрое и липкое. От неожиданности он одернул руку и с опаской на нее взглянул. На ладони виднелась пузырящаяся кровавая жижа. На рубашке проступил красный след от Марькиной пятерни. Фернандес собрал всю волю в кулак, лишь бы не вскрикнуть от ужаса: - Что… что это такое? Кто… это сделал? Кто тебя ранил? Тебе очень больно?       Франциско поник, задрожав всем телом, и яблонька его тоже затрепетала на ветру мелко-мелко: - Прости меня. Я не хотел тебя пугать. У нас, дриад, так и должно быть, к этому просто надо привыкнуть…       Сердце Марио упало куда-то до уровня колен. Он был мальчиком робким и застенчивым, увиденное не укладывалось в его голове, он не мог пережить подобного. Франциско выглядит, как живой человек, и не важно, что он бледен, как стена. Ведь он дышит – Марио заметил, как медленно вздымается его грудь – он теплый и состоит из мяса и крови. Но его спина… На ней нет кожи. У мальчика до сих пор в ушах стоял чавкающий звук, с которым его рука погрузилась в плоть Франциско. - Ты мертв? – на лбу Марио выступил холодный пот, хотя на улице было не жарко, майский вечер дарил приятную прохладу, - ты причинишь мне вред, да?       Франциско был грустным и таким красивым, глаз не оторвать, что Фернандесу стало неловко: не обидел ли он дриаду. - Я не могу причинить зло человеку, только проучить маленько. Но и это лишь в экстренных случаях, - Франциско сложил руки в молящем жесте, - а сейчас подойди ко мне и ничего не бойся.       На негнущихся ногах подошел Марио к новому другу. Тот взял руку мальчика и прижал к своей груди. В недрах его тела ощущались ритмичные толчки. То сердце дриады отбивало спешный галоп. - Как ты думаешь, билось бы мое сердце, будь я мертвым? – горько заметил дух дерева, понимая, что Марио напуган и сторонится его, даже руку потряхивает немного, - и впредь старайся больше не смотреть на мою спину.       Деревня укуталась в вечернюю синеву, которая, как вода, просачивалась между домов. По мере наступления темноты, Франциско становилось все тревожнее: - Мне пора, Марь… Ночью мне нельзя слоняться по саду. Так же, как закрываются лепестки цветов, я должен закрыться в своем дереве до утра.       На следующий день в школе Марио на всех уроках думал о Франциско. Как же тяжело ему живется с зияющей дырой в спине? Это же так неудобно: одежда прилипает, опереться ни на что нельзя, да и больно наверняка. Мальчик вспомнил, как мучительно отдирать присохший к ране бинт, и аж зубы скрипнули. Нет, он должен помочь товарищу. - Марио, ты слушаешь? – прямо перед ним стояла Инна Леонидовна, - снова в облаках витаешь? Ты хоть строчку записал? - Я думаю. - Мальчик мой, сейчас не думать надо, - учительница постучала по парте прямым, словно деревянным, пальцем, - а фиксировать информацию. После урока возьмешь у Дениса тетрадь и все перепишешь.       И, развернувшись, как солдат на смене караула, ушла к доске, у которой заканчивал свой доклад староста класса и председатель совета отряда Игорь Акинфеев. Миловидный и сероглазый, с жесткой щеточкой коротких светло-русых волос и слегка вздернутым любознательным носиком – он пользовался неоспоримым авторитетом и среди товарищей, и среди учителей. Игорь держал пальму первенства в учебе, спорте, общественной жизни, но зазнайкой не был совершенно и за свой класс стоял горой. - А можно повторить третье? – поднял руку Леша Миранчук, глава редколлегии. Его стенгазеты по праву считались лучшими в школе. «Очень талантливый мальчик, - говорили о нем учителя, - наш будущий художник». - Да пожалуйста, - Инна Леонидовна раздраженно вскинула глаза к потолку, - Отличительной чертой научного коммунизма…       Марио уже давно научился отключаться от ее голоса и с головой окунаться в мир собственных грез. В них он мог на космическом корабле пересечь Вселенную, спуститься вглубь океана на батискафе, подняться над землей на воздушной шаре, как в романах Ж.Верна. Как же скучно сидеть в душном и пыльном классе на уроке истории, на улице, среди буйства зелени куда веселее и приятнее. Можно взять мяч и побежать на стадион. Или в раскинувшийся неподалеку от школы подлесок. Да куда угодно, лишь бы вырваться из плена взрывающей мозг коммунистической действительности.       И вот наконец последний урок рисования. Можно ли хоть на нем расслабиться и отдохнуть душой? Ведь, как гласил плакат в коридоре «Уроки рисования, музыки и пения культуру школьника повысят без сомнения».       Труд людей в колхозе весной – так звучала тема урока. Марио долго мялся, ерзал на стуле, вертелся по сторонам, бесцельно слюнявил простой карандаш и перекладывал с места на место цветные. - Рисуй, Мариетта, прошу тебя… - дернул его за рукав школьного костюма Денис и строго уставился на соседа по парте своими синими, с черными серединками зрачков, глазами, - снова ведь влетит тебе.       Конечно, Черышев молча и без возражений выполняет любое указание, даже самое глупое. Идеальный советский гражданин. Федька вон и то больше оригинальности проявляет, иногда даже собственное мнение высказывает. У Дениса же оно навязанное. Родителями, учителями, учебниками. Марио претило подобное нравственное воспитание, не формирующее ничего, кроме стадного инстинкта.       Марио и сам понимал, что за пустой альбомный лист его никто по голове не погладит, и низко склонился над партой, старательно выводя на бумаге вертикальные линии, постепенно превращающиеся в стройные тоненькие березки, у подножия которых сплошным белым ковром раскинулись подснежники.       Учительница рисования молоденькая, но презлющая. - Фернандес, какое было задание? – спросила она вкрадчивым змеиным голосом и презрительно посмотрела на художества мальчика, - ты же знаешь, что природа – не храм, а мастерская, и человек в ней – работник. Перерисуй, пока еще есть время.       Но упрямый Марио этого так и не сделал, и не мудрено, что схлопотал двойку.       После уроков к Фернандесу подошел Антон Миранчук, брат-близнец Алексея, звеньевой, отвечающий за работу «тимуровцев»: - Марька, мы сегодня идем помогать пожилым людям, над которыми мы взяли шефство. Ждем тебя в пять вечера возле школы. - Никак не могу, - бросил через Марио, аккуратно складывая тетради. - Что ж, - вздохнул Антон, - заставлять тебя я не буду. Но на сборе отряда я обязательно подниму этот вопрос.       Дома никого не было, и это радовало Марио. Он забросил портфель под письменный стол, достал с верхней полки серванта аптечку и отправился в сад. Над яблонькой весело кружились пчелы и майские жуки. Вокруг кружевных цветков пробивались светло-зеленые, с одной стороны пушистые, а с другой гладкие, листики. Мальчик присел на лавочку возле клумбы с анемонами и ландышами. Все чаще он ловил себя на мысли, что с Франциско ему интереснее, чем с Федей и Денисом. Черышев, тот, должно быть, в красном галстуке и спать ложится, а на товарища Ильича молится, голова Смолова забита нелепыми шутками и шалостями. А завораживающе прекрасный Франциско влёк и пугал Марио одновременно.       Мысли полностью поглотили Фернандеса и он будто заблудился в их непроглядном тумане на несколько минут. А когда мгла развеялась, мальчик увидел сидящего рядом знакомого духа. Он задумчиво смотрел на землю, его густые ресницы слегка трепетали, а теплый ветерок играл с его распущенными черными волосами. - Привет! – весело воскликнул Марио, - Как ты? А у меня для тебя кое-что есть! Тебе больше не будет больно. - И что же? – Франциско повернулся к своему собеседнику и жалобно посмотрел на него. Почти черные, напоминающие два уголька, глаза дриады выделялись на фоне мертвецки бледного лица.       Марио достал с аптечки маленький бело-голубой тюбик: - Этой мазью мама вылечила мне большой и глубокий ожог на ноге. В прошлом году я прыгал через костер и поранился. Кожа полностью сошла. Давай намажем тебе спину, и все заживет.       Франциско сидел растроганный и не мог сказать ни слова. По его щекам предательски заструились слезы. Юноша с трудом глотнул их и, поморщившись, прикрыл глаза, словно от физических мучений. «Добрый милый мальчик надеется, что сможет меня вылечить… Если ему так думать приятней, то будь что будет… - потусторонняя сущность тоже крепко привязалась к этому высокому подростку с копной шелковистых кудряшек, - в любом случае, он не способен обидеть ни мое дерево, ни что-либо живое. Я нисколько не жалею, что показался ему.» - Ты что, можешь плакать? – Марио не поверил своим глазам и чуть не выронил тюбик. Дриада вытер мокрое лицо ладонью: - Я мало чем отличаюсь от человека. Я могу любить, ненавидеть, жалеть, страдать. Я чувствую боль. Если ранить меня или мою яблоню – у меня потечет кровь… - Ну что, приступим? – перебил его Фернандес, у которого одна мысль о крови вызывала отвращение, - снимай рубашку. - А не испугаешься? Марио сложил губы трубочкой и шумно выдохнул: - Я морально готов.       Мальчик, конечно же, соврал и даже зажмурился от ужаса, пока Франциско стаскивал с себя рубашку, которая то и дело прилипала к открытой ране и причиняла дискомфорт. «Пионер не должен быть таким трусом, - успокаивал сам себя Марио, и желание помочь другу перебороло страх.       Спина Франциско представляла собой сплошное кровавое месиво, сквозь которое проглядывались белесые островки позвонков. Если приглядеться внимательнее, то внутри можно было увидеть большое, опутанное нитями сосудов, рубинового цвета, сердце. «Теперь у него точно все заживет», - подумал, довольный своей работой, Марька и потянулся в аптечку за бинтом: - Сейчас я наложу повязку, чтобы в рану не попала грязь, - Марио успокаивал друга, словно маленького ребенка и, как заправский медбрат, одной рукой притискивал бинт к груди Франциско, а другой старательно наматывал вокруг тела дриады.       Тот терпел подобные манипуляции стойко, мужественно и с едва уловимой улыбкой. «Он делает это из лучших побуждений. Я не могу обмануть его надежд».       Как-то вечером Марио ушел с Денисом и Федей на речку удить рыбу. Мариса хлопотала по хозяйству и ждала с работы мужа. Она подоила корову, напоила водой двух недавно купленных молодых козочек, закрыла на щеколду курятник и собралась идти на огород поливать рассаду, как кто-то хлопнул калиткой. - Здравствуйте, тетя Мариса, - мальчишеским звонким голосом отчеканил Антон Миранчук, и ему спокойно и сдержанно вторил его брат Алексей. Миранчуки хоть и близнецы, но разные. Тоша – уверенный в себе и слегка заносчивый, Леша же – тихий и скромный художник в душе. - Марио обещал дать нам свои краски, там очень красивые цвета, - произнес Алексей, - они нужны для оформления стенгазеты. - Кстати, - продолжил он, когда женщина вынесла из дому гуашь , - что это за парень у вас в саду? Длинноволосый, в белой рубашке. Ходит себе с леечкой, поливает цветы. Это двоюродный брат Марио, который живет в городе? Почему он до сих пор нас с ним не познакомил? - Леш, там нет никого, - изумилась Мариса, - если вам нужен Марио, ищите его на речке. По дороге домой Антон без конца подкалывал старшего брата: - Лёха, да ты бредишь. Тебе уже чудится всякая чертовщина, - младший испуганно оглянулся по сторонам, - не было там никакого парня. Вот расскажу маме – и она заберет у тебя твои новые фломастеры. А еще расскажу, что Инна Леонидовна тебя вчера ругала за то, что ты снял значок и пионерский галстук. - Делай, что хочешь… - обиделся брат. Бесполезно спорить с зазнайкой-Тошей, ничего не докажешь этому твердолобому, - но я видел его так же явно, как и тебя. Он красивый и одет по последней моде. Он точно из города.       Так Алексей стал вторым человеком после Марио, который смог увидеть Франциско…