Дриада

      Бурные 80-е остались в прошлом. В начале 90-х социализм умирал и готов был испустить дух. Советский Союз лихорадило от непродуманной политики лидера страны, митингов, отсутствия товаров в магазинах и массовой безработицы.       В деревенской глубинке все эти явления чувствовались не так остро. Жизнь текла своим чередом, спокойно и размеренно. Скромных и неизбалованных судьбой жителей не смущал ни дефицит самого необходимого, ни товары по талонам.       Ребята перешли в выпускной 11 класс. Многие из них были озадачены тем, какой путь избрать в будущем. Золотые медалисты Игорь Акинфеев и Денис Черышев готовились к поступлению на юридический факультет, Антон Миранчук мечтал освоить профессию хирурга, Марио Фернандес хотел стать филологом, а Алексей Миранчук – художником. Марьяна видела себя то певицей, то актрисой, и плевать, что нет у нее способностей ни к тому, ни к другому, только красивая мордашка. Феде Смолову вообще было все равно, куда поступать, он считал, что это дело не его вовсе, а родителей – куда впихнут, там и будет учиться.       Лучшие умы деревни все чаще посматривали в сторону города. Вожатая Настя поступила в аспирантуру одного из престижных столичных университетов и перед самым началом учебного года должна была уехать.       Классная руководительница выпускников, Инна Леонидовна, наблюдала, как одна за одной, терпят крах коммунистические идеи, и от этого ей становилось грустно. Даже предложение стать директором школы не прельщало. Она, учитель обществоведения, ведь больше ничего не умела, только вдалбливать в податливые детские умы дух коллективизма. Все яснее учительница понимала – не детей она любит, а сам процесс подачи знаний.       Пока Марио осваивал произведения советских и зарубежных писателей, штудировал правила русского языка, росла и его яблонька. Это было все то же хрупкое деревце, дрожащее от малейшего дуновения ветерка, но с раздавшейся вширь кроной и окрепшими корнями. Ветви яблони были украшены упругими продолговатыми румяными плодами. В этом году их было много, и полакомиться ими могли все желающие.       Вместе с деревом подрос и возмужал Франциско. Если несколько лет назад его можно было принять за 16-летнего мальчика-подростка, то сейчас дриада похорошел и выглядел как 20-летний. Черты лица Франциско стали мягче и красивее, в блестящих темно-карих глазах читалось спокойствие, уверенность и внутренняя доброта, но детская наивность и доверчивость никуда не делись. Черные, как сама ночь, волосы, Франциско укладывал самыми разнообразными способами: собирал то в длинный хвост, то в тугой пучок на затылке, а то и вовсе оставлял распущенными.       А еще Марио поражала способность потусторонней сущности модно одеваться. - Где ты это всё берешь? – Марио с завистью разглядывал одежду дриады, - я тоже хочу такие же узкие брюки, как у тебя, и такую же рубашку. - Твоего размера нет, - сначала Франциско отшучивался, но через миг печально добавлял: - я не могу тебе этого дать, мой мальчик. Очень скоро ты тоже сможешь так одеваться. - Жадина… - в карих глазах Фернандеса вспыхивал зеленоватый, злобный огонек, - тебе что, для друга жалко? Когда наступит это «очень скоро»? У нас в магазинах вообще ничего нет. Раз ты такой, не хочу тебя больше видеть.       И Франциско, избитый колкими словами Марио, словно пощечинами, понуро уходил. И исчезал, медленно растворяясь в воздухе. Дриада был единственным, кто терпел перепады настроения мальчика. Фернандес бывал то безудержно веселым, то грустным и депрессивным, то грубым и вспыльчивым.       Денису и Феде демонстрировать свои эмоции Марио не решался, ведь те за словом в карман не лезли. Леша мог обидеться и уйти. А Франциско из своего дерева никуда не денется, он неразрывно связан со своей яблоней, дающей беззащитному и нежному духу жизненные силы. Марио ухаживал за своим деревом: поливал, удобрял, подрезал ветви, чтобы правильно сформировать крону, белил известью кору, дабы защитить от вредителей. Несуществующих вредителей. Ведь ни одно опасное для дерева насекомое и близко не совалось в сад, большой и роскошный.       Каких только цветов там не было! Ранней весной на вымощенных кирпичом клумбах расцветали крокусы и мускари, чуть только солнышко пригревало сильнее – их сменяли белые да желтые, пахнущие мёдом с корицей, нарциссы, и тюльпаны разнообразных сортов и расцветок. Затем появлялись другие растения. Без ярких красок маргариток, цинний, ромашек, львиного зева, декоративного душистого табака, лето было бы скучным и малопривлекательным. А как подбиралась вплотную холодная и дождливая осень, радостная палитра летних цветов слегка блекла, уступая место бархатцам, астрам и хризантемам. По-королевски качали пурпурными шапками георгины, все еще чудесно выглядели розы, хоть лепестки их стали жестче от непогоды и пожухли по краям.       Под покровительством Франциско сад искрился, благоухал и переливался всеми цветами радуги. Дриада заботился не только о яблоне, но и о других плодовых деревьях и декоративных кустарниках, высаженных по периметру сада, каждую веточку, каждый лепесток берег с особым трепетом, даже на ветер сердился: - Лети себе стороной, - молил юноша, - не срывай моих цветов, не причиняй зла моим деревьям. Для тебя это шутки, а для меня – смысл всей жизни. А когда проплывали в небе тучи, Франциско и их просил: - Не падайте градом на мой сад, не побейте его, разлейтесь лучше звенящим дождем и напоите растения.       Были у дриады свои любимчики, к которым он питал особую слабость. В его фаворитах были не пышные розы, а скромная невзрачная календула. Любил Франциско эти неприхотливые, пахнущие солнцем, золотисто-оранжевые цветы. Казалось, весь сад пропах ими, пряно и терпко.       До начала учебного года, финишной прямой для одинадцатиклассников, оставалось всего ничего, и ребята наслаждались последними свободными деньками. Приятно отдыхать в летнем саду, когда солнце золотит всё вокруг, пробиваясь сквозь густую зеленую, с редкой желтизной, листву деревьев.       Возле своей яблони Марио соорудил шалаш из плащ-палатки. Укрывшись от жарких солнечных лучей и посторонних глаз, ребята играли в карты, подбирали аккорды на гитаре к популярным песням, слушали кассеты на первых примитивных аудиоплеерах и просто беседовали, обсуждая всё на свете: от последних деревенских новостей до впечатлений от показанных в местном клубе видеофильмов. Марио страх как хотелось пригласить в кино Марьяну, но он не решался. - А что в клубе сейчас показывают? – спросил Фернандес, тщательно тасуя карты, - стоящее что-то или ерунду?       Денис поднял на Марио свои синие, похожие на две льдинки, глаза и нагло усмехнулся: - Марьяну пригласить хочешь? Только не пойдет она с тобой, отошьет сразу. - Это еще почему? – Марио поднял вверх брови, пытаясь изобразить искреннее удивление. - Расстроена она, - Черышев тонкими пальцами по стенам шалаша, выписывая затейливые узоры, - гибель Цоя оплакивает.       Марио возмущенно покачал головой, раздавая карты: - Ведет себя, как ребенок. - Хочется ей так, и упрекать ее за это не нужно. Значит, важно для нее это, - задумчиво заметил Федя, расправляя карты веером, - Марька, как ты раздавал, что у меня одни черные?       Когда Смолов начинал проигрывать, он жутко нервничал, и руки его сами тянулись в карман за сворованной у отца сигаретой. На запах дыма с летней кухни прибежала Мариса, отчитала Федю на чем свет стоит и, сокрушаясь о том, какая нынче молодежь пошла, уходила, тяжело вздыхая. В такие моменты Марио становилось жалко маму, будто это он, а не Смолов, расстроил ее.       Когда в гости приходил Леша, Марио чувствовал себя спокойно и беспечно. К их компании присоединялся Франциско, он изящно и грациозно присаживался рядом с ребятами на мягкий зеленый коврик из спорыша, внимательно следя за тем, чтобы ни один стебелек не сломать, ни одного жучка не раздавить. Подобрав ноги под себя, Марио углубился в чтение. К книгам он питал страсть с детства, для Фернандеса это была единственная возможность перенестись в любую точку земного шара, остановить время, уйти от реальности. Марио зачитывался произведениями Солженицына, Набокова, Ефремова. Была у него на примете еще одна книга, которую он яростно, до злых слёз, хотел заполучить, хотя бы в руках подержать. Но только запрещена она в Советском Союзе.       У Леши на коленях этюдник, в руках карандаш, его выверенными плавными движениями Миранчук-старший делал наброски, пытаясь написать с натуры портрет дриады.       Нанося очередной штрих на бумагу, Алексей в очередной раз убеждался, что Франциско очень красив. Его красота была особой, неземной и одухотворенной. Темные бархатные глаза юноши смотрели, казалось, в самую душу и видели в ней то, чего не дано постигнуть людям. Немалых трудов стоило Леше перенести на портрет внимательный, с едва заметным оттенком грусти, взгляд Франциско из-под длинных черных ресниц. Как листья яблоньки дрожали от малейшего ветерка, так и ресницы духа легонько подрагивали, стоило Марио сказать ему какую-то колкость или сделать едкое замечание. - Вот за что ты с ним так? – Алексей вынуждено оторвался от работы и недовольно вскинул глаза, - что плохого он тебе сделал?       Обиженный Франциско медленно скрылся среди вишневых и черешневых деревьев. Поступь и движения дриады были легкими и невесомыми, а сам юноша казался хрупким и настоящим, как природа. И вместе с тем, в нем чувствовалась какая-то тайная незримая сила. - Он против моих отношений с Марьяной, - Фернандес, не отрываясь, смотрел на мелькающее между веток размытое красное пятно. Легкая рубашка почти не скрывала лишенную кожного покрова спину Франциско, она алела густой запекшейся кровью, сквозь которую сверкали острые белые позвонки, - говорит, что не пара она мне и чтобы я держался от нее подальше. - Ну так он ведь прав, - осторожно заметил Леша, опасаясь реакции Марио, - у нее нет к тебе чувств, и это заметно. - А кто тогда мне пара? – возмущенно развел руками Фернандес, - Франциско, что ли? Лешка, ты не волнуйся за него, он будет сердиться ровно 10 минут, а потом придет к нам, как ни в чем не бывало. А сейчас пока пусть клумбы пропалывает. Когда вызревают его плоды, он становится особенно обидчивым и впечатлительным. Видишь, сколько яблок нацеплялось? Тяжело ему, вот он и нервный.       И Марио указал на яблоньку, которая, хоть и оставалась тонкой и гибкой, а потомством обзавелась многочисленным.       Ссориться с Фернандесом Франциско не любил и не умел. Каждое острое, как лезвие бритвы, слово друга, отзывалось в теле дриады тупой ноющей болью, сердце предательски кололо, голову словно сжимало тугим обручем, а в висках пульсировало.       Чтобы хоть немного отпустило, Франциско инстинктивно опустился на корточки перед густыми зарослями дельфиниума. Неприятные ощущения и не думали отступать, а лишь усиливались. Спина болела так, будто по ней прошлись кнутом. На лиловый цветочный ковер пурпурными бусинами закапала кровь дриады. Франциско не понимал, в чем дело, но в одном он был уверен точно: что-то плохое происходит с ним. За свою короткую жизнь ему еще ни разу не было так больно. Глаза Франциско застилал серовато-желтый туман, и сквозь эту мертвенную мглу дриада заметил, что у его дерева под тяжестью плодов сломалась ветка.       «Без помощи людей я погибну»… - с отчаяньем подумал дух яблони. От внезапно накатившей слабости Франциско не мог даже пошевелиться и так и сидел, скорчившись и наблюдая, как на землю падают крупные капли его крови. - Франциско, пойдем, - тихо и неслышно подошел сзади Леша, а от его прикосновения к плечу дриады тот съежился еще сильнее и едва не вскинулся от боли, - пойдем в палатку, я перевяжу тебе рану.       Миранчук с ужасом посмотрел на многострадальную кровоточащую спину Франциско, и ему стало не по себе. Нет, это был не страх, он ведь читал о зловещей особенности дриад, да к тому же был не из пугливых. Его охватило щемящее чувство жалости к этому доброму юноше, с которым за пару лет Леша успел подружиться. - Позаботьтесь о дереве, - с надрывом произнес Франциско, делая паузу после каждого слова, - а обо мне – потом…       Очнулся дриада в палатке. Боль утихла, осталось лишь неприятное покалывание. Пуговицы рубашки Франциско были расстегнуты, а все туловище плотно забинтовано. Он застегнул рубашку и привстал. С палатки сад виден, как на ладони. Сломанная ветка была обработана и туго привязана к стволу. Леша перекапывал землю возле цветов дельфиниума, а Марио пытался оттереть кровь с наружной стенки палатки.       Покачивая массивными боками, в сад зашла Мариса, озадаченная происходящей там возней. - Эй, а кто это ветку сломал? – от неожиданности женщина даже присвистнула, свернув губы трубочкой, - хотя, наверное, это она под тяжестью плодов. В этом году немного переусердствовала твоя яблоня. Это ты ее перемотал? Молодец, сынок, ты всё сделал правильно. А что ты там трешь? Там же нет ничего. - Кровь, мам, - ответил Марио, не отрываясь от работы. Бурое пятно на гладкой ткани не хотело поддаваться, - если больно дереву, его дриада истекает кровью.       Мариса тяжело вздохнула. За последние несколько лет она привыкла к подобным разговорам сына и смирилась с тем, что тот слишком много времени проводил в саду и плел небылицы о каком-то духе дерева: Франциско то, Франциско сё. Какое же нелепое имя. Никак советский гражданин не может носить такое имя. Но тот факт, что за пять лет у них ни одного дерева или куста не усохло, не пропал ни один сорт цветов, наталкивал женщину на мысль: а не завелось ли в их имении что-то или кто-то, благодаря кому сад Фернандесов цветет и пахнет? - Ладно… - женщина выдавила снисходительную улыбку, хотя в глубине души переживала, не тронулся ли ее мальчик умом, - вы только в школе подобную чушь не порите, а то из комсомола исключат.       Перед самым своим отъездом в гости к Фернандесам заглянула вожатая Настя. Она больше не носила жуткую, портящую волосы, химию, а причесывалась на манер Виктории Руффо, мексиканской актрисы, которая была эталоном моды и стиля для всех советских девушек. - Привет семье! – крикнула Анастасия, едва успев войти во двор, а, завидев хозяйку, так же громко добавила: - тетя Мариса, одолжите мне, пожалуйста, чемодан на колесиках, я ведь завтра уезжаю. А на зимних каникулах я привезу его назад.       Вожатая Настя шумная, ее голос звонкий и твердый, интонация стремительная и торопливая, а говорила она обычно длинными монологами. - Пойдем с нами чай пить? – предложила Мариса и побежала на кухню ставить чайник, - я представляю, как ты взволнована, детка. В городе будешь учиться. - Тетя Мариса, а чего это Ваш племянник приехал перед самым учебным годом? – удобно устроившись за столом, Настя закинула ногу на ногу, - он в саду с мальчиками разговаривает. Он красивый, но на вашу родню почему-то совсем не похож. Кто его отец? Мексиканец? Интернациональные браки нынче в моде. - Настя… - подозрительно протянула женщина и отрицательно замотала головой, - ты сейчас о чем? Там только Марька и Леша. Никого больше там нет. - Да нет же, есть, - не унималась вожатая, - пусть идет с нами пить чай. Я сама позову его.       Мариса даже спорить не стала. С ума сходят обычно в одиночку, а это какое-то коллективное помешательство. И если у своего сына она еще могла заподозрить шизофрению, то уж Настя, не смотря на болтливость, была девушкой серьезной. Вдруг вспомнилось Марисе, как когда-то давно зашли к ней братья-Миранчуки, и Леша толковал ей что-то о красивом черноволосом парне, а вот Антон никого не видел. Теперь и Настя туда же. Неужели этот Франциско, или как там его зовут, и правда существует?       За калиткой Анастасию схватил за руку Марио, и девушка кожей почувствовала его волнение. - Принесли? – от нетерпения дыхание Фернандеса стало частым и сбитым. - А как же, - ответила вожатая, высвобождая руку и передавая Марио прямоугольный, завернутый в газету, предмет, - я же знаю, как ты ее хотел.       Внутри свертка находился настоящий клад – книга С.Рушди «Стыд». Запретный плод сладок, поэтому и манили Марио произведения этого запрещенного в Советском Союзе писателя, за голову которого в некоторых мусульманских странах даже обещали награду. - Да я же расцеловать Вас готов! – Марио чуть не плясал от радости. - Полно тебе. Успеешь еще, когда на зимние каникулы приеду. Ты только Денису не показывай, что ты читаешь, Инне Леонидовне расскажет ведь. А теперь пойдем, познакомишь меня со своим братом. С таким красавчиком грех не познакомиться.       Фернадес застыл, как вкопанный, во все глаза глядя на вожатую: - Вы… Вы тоже его видите? - Вижу,- девушка быстро заморгала и в такт закивала головой, - но, судя по тому, как ты обескуражен, братом он тебе не является. - Анастасия Романовна, - умоляющим тоном проговорил Марио, - только пообещайте, что не выдадите нас. Этого парня зовут Франциско. Он дриада, дух, который охраняет наш сад.       Анастасию, казалось, нисколько не ошарашила эта новость, словно она была к ней готова: - Познакомь хоть с дриадой, раз не хочешь знакомить с братом. - И Вы не боитесь? Это все же нечистая сила. - Марио, - повела плечами Настя, - это же дриада. Они добрые. Если не вредить им – то и они не тронут. Я уже два года работаю над книгой о существах из тонкого мира. И о дриадах там тоже будет. Я, правда, читала лишь о девушках-дриадах, с юношей я сталкиваюсь впервые. Пойдем, Фернандес, интересно ведь, - вожатая слабо толкнула Марио в спину, и они вдвоем зашагали к яблоне, в тени которой Франциско беседовал с Лешей.       Анастасия подала Франциско тонкую, с длинным маникюром, руку. - Привет, - девушка легонько провела подушечками своих пальцев по пальцам дриады, - красивый лак у тебя – фиолетовый. В нашей стране такого днем с огнем не отыщешь. А очень хотелось бы. Кстати, я знаю, что цвет ногтей у вас символизирует возраст. Черным он бывает у совсем еще малышей, а фиолетовый, как у тебя, у молоденьких духов.       Хотел было Франциско по привычке застенчиво опустить глаза, прикрыв их пушистыми, похожими на кисточки для рисования, ресницами, но Настя держала его не только за руку, но и взглядом, и словно гипнотизировала. - Рад познакомиться с Вами. Мальчики много рассказывали о Вас. - Надеюсь, хорошее? – невзначай спросила Анастасия, создавая впечатление, что в данный момент мнение учащихся ее не слишком волнует, - у меня к тебя столько вопросов. Понимаешь, я пишу книгу о русалках, леших и о прочих духах природы. И я была бы тебе очень признательна, если ты расскажешь мне, как у тебя получается держать в порядке такой большой сад, почему тебе нельзя покидать дерево после захода солнца и что будет, если нарушить этот запрет. И самое главное – какова причина вот этого, - девушка занесла ладонь, дабы прикоснуться к спине Франциско, но тот отпрянул, словно пронзенный током, - не смущайся. У каждого свои изъяны. О твоей открытой спине я наслышана, и она меня не пугает.       Чай пить никто так и не пошел. Вместо этого ребята уселись на мягкий ковер из спорыша, и Франциско поведал им свою историю: - Мое дерево из семечки превратилось в саженец в далекой теплой стране за океаном, где рядом с лиственными растениями произрастают кактусы и пальмы. - Так значит, я была права насчет Мексики? – радостно воскликнула Анастасия, на что дриада едва заметно кивнул и продолжил дальше свой рассказ: - Потом мою яблоню, как и сотню ее собратьев, выкопали, на корабле отправили в самое большое государство на планете и там посадили в вашем местном питомнике. Именно тогда у меня и появилась огромная и глубокая рана на спине. Кожу словно разъела какая-то неведомая сила. Хорошо, что рядом находился лес, и одна лесная дриада, солидная женщина со склочным, прескверным характером, успокоила меня, объяснив, что со мной все в порядке, что так и должно быть. В момент, когда моя яблоня попала в русскую землю, я превратился в славянскую дриаду, которая выглядит, как человек, только спереди, а со спины представляет собой ужасающее зрелище. Всё только усугублялось, когда моему дереву пытались причинить вред. Тогда моя рана начинала нестерпимо болеть и кровоточить. Я стал получеловеком-получудовищем и по логике вещей должен был испортиться и мой характер. Но вредным и сварливым, как та лесная дриада, я не стал, все же я не чистокровный славянский дух, запрограммированный пакостить людям. У меня другое предназначение – оберегать сад, в котором растет мое дерево.       Франциско умолк, и, следуя его примеру, молчали и остальные. Сказать было нечего, хотя все понимали, что этот юноша с лицом ангела и телом демона, глубоко несчастен. Чужая земля «отравила» его. И виновных в этом не было…