Дриада

      В коридоре Марио наткнулся на отца. - Ты чего в такую рань, да еще и в выходной? – Фернандес-старший, не спеша, натягивал тяжелые, испачканные грязью ботинки, пригодные разве что для работы в поле, - а почему ты дрожишь? На улице так холодно?       Марио всего передергивало от волнения, ужаса и осознания того, что он только что сотворил. Как сказать об этом отцу? Это ведь его подарок. - Пап… - Фернандес плюхнулся на мягкий табурет у стола, и, отщипнув листик от растущей на подоконнике герани, опустил глаза в пол. - Да? – отец собрался выходить, открыл входную дверь, но жалобный голос сына заставил мужчину обернуться. - Ничего… Мальчики ко мне придут, можно? Будем готовиться к контрольной по физике, - нерешительному Марио было тяжело рассказать отцу о срубленном дереве, и парень юлил и выкручивался, как уж.       «Но ведь все равно узнает… - навязчивая мысль сверлила мозг, словно дрель, - и тогда мне не поздоровится. Эта яблоня давала рекордные урожаи. А теперь ничего этого не будет… Ну и ладно, новую посажу. Мне еще с Марьяной поговорить нужно. А отец? Что он мне сделает? Даст ремня в крайнем случае. А я тогда из дому убегу. Вот возьму и убегу…» - подперев ладонью подбородок, Фернандес смотрел в запотевшее окно. Сквозь капельки конденсата парень увидел вошедшего во двор Лешу со стопкой книг подмышкой.       Если с отцом Марио сумел пропетлять, увильнуть от неприятного разговора, то с Миранчуком такой номер не пройдет. Нужно вести себя естественно, может, Алексей и не заподозрит ничего.       В теплой комнате продрогшего Лешу начало клонить в сон. Голос Марио, который пытался объяснить задачу по механике, звучал глухо и тягуче, как ветер в трубе. Атмосфера была гнетущей и удручающей. Сложнейшая тема по физике и пасмурная холодная погода на улице бодрости и приподнятого настроения не добавляли. - … Лёшка, если тебе не понятно, давай дождемся Игоря, он лучший ученик класса, - Марио потряс за плечо друга.       Леше неловко стало Фернандесом, ведь Марио старался, объяснял, а у него даже в голове ничего не отложилось: - Знаешь, Марь, мне хотелось бы нарисовать портрет Франциско среди цветущих деревьев. Я даже этюдник с собой взял. Пока мы подготовимся к контрольной, на улице потеплеет. А почему я сегодня не видел в саду Франциско?       Имя дриады подействовало на Марио, словно красная тряпка на быка и вызвало настолько сильную болезненную реакцию, что Фернандес не смог сдержать раздражения. - Так значит, его ты любишь больше, чем меня? – ровный и тихий голос Марио в одночасье стал громогласным, - я объясняю тебе физику, а ты в это время думаешь о том, как будешь писать портрет Франциско? И со мной дружишь лишь потому, что в моем саду жило нечто такое, чему нет логического объяснения. Так вот я тебя огорчу – нет его больше. И его дерева тоже нет.       По телу Миранчука пробежал мерзкий холод, а внутри всё сжалось. Огромными, перепуганными глазами Леша смотрел на одноклассника так, словно проглотил лягушку. - То есть как - больше нет? – у Алексея кровь прилила к голове, и сон вмиг улетучился.       Не взглянув на Фернандеса, Лёша выскочил во двор, дрожащими руками отворил холодную железную щеколду на калитке, ведущей в сад, и остолбенел. Их любимая яблоня, служившая пристанищем для Франциско, которая еще вчера радовала взор нежно-розовым цветом, лежала на земле срубленная, поверженная жестокой рукой того, кто когда-то взрастил и взлелеял ее.       Алексей с горечью склонился над останками молодого, на вид полного сил дерева. Оно мертво и мертва его дриада. Леша готов был на колени встать перед своим невинно убиенным другом, этим искренним доверчивым юношей, дитям природы и своей яблони. Миранчук многое отдал бы за то, чтобы это всё было лишь страшным сном. Какое-то время ему даже казалось, что вот сейчас он проснется, успокоится, вытрет со лба ледяной пот, уймёт сбитый сердечный ритм, и жизнь потечет своим чередом. Но реальность куда более прозаична и жестока.       Едва сдерживая сдавленный всхлип, Алексей метнул в сторону Марио уничижительный взгляд: - Как ты мог? Оно же живое… Живое дерево с живым существом внутри. А ты уничтожил его. Как же у тебя рука поднялась? Он ведь был нашим другом…       В глубине души Марио был напуган и начинал сожалеть о своем поступке. Он ведь не просто срубил дерево, он совершил нечто другое, именуемое страшным словом убийство. Но согласиться с Лёшей, признать свою вину – значит проявить слабость. А лучшей защитой всегда считалось нападение. - Ну срубил и срубил, - Марио включил защитную реакцию и через силу улыбнулся, но улыбка вышла горькая и кривая, - тебе-то что? Дерево мое и сад тоже мой. Захочу – весь его вырублю под корень. А захочу – новых саженцев накуплю. И представь себе, Лёха, а может, в одном из них тоже окажется дриада? Только не парень, от которого всё равно не было никакого толку, а девушка. Красивая пышногрудая девушка. Хотел бы так? - Какой же ты только… - у Леши внутри боролось столько чувств и эмоций, что кричать хотелось, а еще больше хотелось втащить своему собеседнику, который вел себя более чем странно, да вот Миранчук с детства усвоил одну простую истину – никогда не бить первым.       Он взглянул на Марио, как на полоумного, и ровным голосом добавил: - С этого дня я к тебе больше не подойду. Не хочу дружить с предателем и убийцей.       Алексей бережно поднял с земли усыпанную множеством мелких розоватых цветов яблоневую ветвь: - Я возьму её. В память о том, кто всегда был к нам добр и любил нас такими, какие мы есть. А теперь его нет. И больше никогда не будет. Бог тебе судья, Марио. Фернандес крепко зажмурился, словно от головной боли, и небрежно махнул рукой в сторону уходящего одноклассника.       Во дворе Леша едва не сбил с ног Федю и Дениса. - Что это с ним? Выскочил, как ошпаренный, - Федор удивленно приподнял бровь и пожал плечами. - Да не обращайте вы внимание, - в глазах Фернандеса вспыхнули насмешливые искорки, - пойдемте лучше в дом. Физика сама себя не выучит.       С бешено колотящимся о грудную клетку сердцем спешил Алексей домой. Ветку с дерева Франциско он надежно спрятал за пазуху. Там бледно-розовым цветам и едва проклюнувшимся листьям не страшен утренний холод и влажность воздуха.       Дома Леша взял на кухне нож и отправился в свой сад. Цветущие, словно подернутые нежным кружевом, деревья, овевала легкая прохлада. Опавшие бело-розово-кремовые лепестки устилали молодую траву. Выбор Миранчука-старшего пал на коренастую яблоню с крепкой раскидистой кроной. Она была фавориткой их семьи, и с середины лета до самих морозов снабжала ярко-желтыми, с глянцевым отливом, похожими на крупные лимоны, фруктами.       Парню нелегко было причинить боль дереву, но дружеская любовь к Франциско победила. Острым лезвием Леша сделал надрез, в расщеп вложил ветвь из сада Фернандесов, замазал рану на коре пластилином и обвязал полиэтиленом. «Бедный Франциско, - подумал Алексей, - что же из этого всего выйдет?»       Учить нелегкую тему по физике скучно и муторно, но в то же время необходимо, ведь на носу выпускные экзамены. Даже Федя старался вникнуть в суть происходящего. С видом профессора он смотрел в тетрадь, в которой Игорь Акинфеев писал формулы, рисовал пружины и векторы, время от времени внимательно вглядываясь старосте в глаза и задумчиво кивая.       В самый разгар подготовки в комнату постучала Мариса. Рядом с ней, смущенно переминаясь с ноги на ногу, стояла Марьяна. Марио оторвался от учебника лишь на миг, но и этого оказалось достаточно, чтобы в груди громко ёкнуло, а дыхание перехватило. Фернандес чувствовал себя пойманной в силок птицей, ожидающей приговора охотника: добьет или пожалеет? - Принимайте гостью, - Мариса перевела взгляд с парней на Марьяну, - а я пойду, приготовлю вам что-нибудь вкусненькое, а то вы проголодались, наверное. Марьяна словно ждала, когда мама Марио уйдет. Невидимая струна ее души расслабилась, и девушка облегченно выдохнула: - Марька, нам нужно поговорить, - Марьяна вроде бы даже в лице поменялась, из застенчивой вдруг став строгой, неприступной и жесткой. - Иди-иди, Ромео, - насмешливо фыркнул Смолов, за что получил дружеский подзатыльник от Фернандеса.       Оставшись наедине со своей возлюбленной, Марио промямлил себе под нос: - Я выполнил твое требование. Можешь пойти и посмотреть. Марьяна снисходительно хмыкнула, от чего на ее переносице образовались две поперечные складки: - Я ничего от тебя не требовала. Лишь проверяла твою твердость духа. Тебя никто не назовет умным после того, как ты срубил лучшее дерево в своем саду. Ты ничего не добился, только урон своей семье нанес. Я не могу быть с человеком, который неправильно расставляет приоритеты. Не обижайся на меня, но я никогда не любила тебя, и вместе мы не будем. Мы с тобой из разных миров. Посуди сам. Я самая популярная девушка в школе, а ты… Ты просто ботаник. И встречалась я с тобой из жалости.       В голове Фернандеса вертелась туча из нелестных слов, которые только и ждали, когда же их выпустят на волю, но стоило Марио открыть рот, как они мигом улетучивались, таяли, разбивались о надменность и высокомерие Марьяны. - Да пошла ты… - едва выдавил из себя парень, ведь язык словно одеревенел, - это не ты меня бросаешь, а я тебя. Подумаешь, найду лучше. Любая посчитает за честь встречаться со мной.       Тоненько стуча каблуками, Марьяна ушла. Закрыв глаза и облизывая шершавые горячие губы, Фернандес присел на кровать и уткнулся лицом в пирамиду из подушек.       Он любил, а с ним лишь играли. Он был настолько одержим объектом страсти, что не замечал ничего вокруг, ни фальши, ни лжи.       За несколько минут накрахмаленная ткань подушек стала мокрой. До чего же больно быть униженным, разбитым, до чего же противно захлебываться в потоках вранья человека, которого он считал своим. Но теперь он один и ничего не исправишь: ни слезами, ни криком, ни страданиями. Марио поклялся сам себе, что больше ни одна слезинка не скатится с его глаз из-за этой девицы.       От мысли, что надо бы вернуться к изучению физики, Фернандеса прошиб холодный пот. Вот уж посмеются ребята, увидев его красные глаза. Федя – так точно. А Денис, может, поглядит с сожалением и головой жалостливо покачает, что еще обиднее и больнее.       Незаметно пролетели выпускные экзамены. Все ученики 11 класса, их родители и учителя были в предвкушении волнительного и долгожданного момента вручения аттестатов зрелости, которые откроют вчерашним детям дорогу во взрослую жизнь. Десять лет длилась беззаботная школьная сказка, но теперь она окончена, и осталось перевернуть последнюю страницу.       Возле школы, в строгих однотонных костюмах, дополненных галстуками или бабочками, сновали мальчишки, наряды девочек выделялись вычурностью и разнообразием цветов и фасонов. Теплый волшебный летний вечер утопал в аромате роз и белых лилий, в трогательных аккордах школьного вальса, в теплых улыбках бывших одноклассников и задушевных разговорах, которые, возможно, не повторятся никогда.       Марио чувствовал себя чужим на этом празднике. Как кадры из диафильма, в голове проносились события из школьной жизни, и парень вынужден был сделать безрадостный вывод – за много лет учебы друзей он так и не нажил.       Лёша сторонился его со дня убийства Франциско, не заговаривал с ним, отдавая предпочтение обществу Антона, который, хоть и стебался часто над братом, а в обиду никогда не давал. Однажды Марио все же столкнулся с Алексеем нос к носу на входе в класс. И у Фернандеса шевельнулась робкая надежда, что вот сейчас Миранчук-старший наконец-то заговорит с ним, и они помирятся. Но Лёша на пару секунд остановил взгляд на однокласснике и, обиженно опустив уголки губ, прошел мимо. Марио хотел написать ему письмо с извинениями, но потом, подумав, а за что собственно Лёша должен его прощать, отбросил эту глупую затею.       Денис, пожалуй, единственный, кто был добр к Фернандесу, но все же – и Марио это чувствовал – Федя был ему ближе. На речку – со Смоловым, кататься на велосипеде – тоже, даже в соседнюю деревню, знакомиться с местными девушками, Черышев поехал в компании Феди. «Прости, Марька, мы просто не хотели тебя беспокоить» - пытался оправдаться Денис, а Марио даже не находил, что возразить, ведь отлично понимал, что за этой наигранной заботой кроется откровенный игнор.       На выпускной приехала и Настя. К Фернандесу она подошла лишь однажды, чтобы перекинуться парой слов о чем-то не суть важном. Марио показалось даже, что их вожатая стала тише и скромнее, что жизнь в городе изменила ее, из хабалистой провинциалки превратив в интеллигентную леди. Весь вечер она не отходила от Алексея и без умолку говорила, а Марио и предположить не мог, какую же проблему вселенского масштаба можно обсуждать так долго.       Особенно больно стало Фернандесу в тот момент, когда зазвучала душевная, беззаботная мелодия, и выпускники закружились в школьном вальсе. Марьяна, шурша складками длинного пышного платья, танцевала с Федей и взглядом победительницы посматривала на Марио, стоящего в сторонке. «Он словно ждал момента, чтобы украсть мою любовь. Подумаешь, плакать не стану. Приглашу-ка я на танец Ленку, тоже ведь одна стоит».       Но Ленка, несимпатичная долговязая девушка, с проблемной кожей, непослушными сальными волосами и пластинкой на зубах, тоже ответила ему отказом.       Не разбирая в темноте дороги, Марио шел домой. В этой всеобщей кутерьме он потерял из виду своих родителей и решил не искать их, пусть веселятся, разогретые парами алкоголя. А о том, куда в самый разгар праздника скрылись Марьяна и Федя, Фернандес старался не думать.       Как любой семнадцатилетний юнец, только что закончивший школу и стоящий на пороге новой жизни, Марио был уверен в том, что ему открыты все дороги, и с нетерпением ждал начала новой жизни, сулящей ему новые впечатления, новых друзей и массу позитива. Но он забыл одну истину - всё, что мы совершили, возвращается к нам и за всё надо платить.       Ветка из дерева Франциско благополучно прижилась на новом месте. Старая матерая яблоня пожалела бедняжку, приняла к себе и, поделившись с ней жизненными соками, не позволила умереть.       На дворе начало июля, «макушка лета», в саду тихо и спокойно, ни одна веточка, ни один листик не шелохнется, даже птиц не слышно – в это жаркое время они заняты заботой о птенцах. Лучи солнца пронизывали изумрудно-зеленую листву, легонько касались незрелых плодов. Деревья в саду Миранчуков поражали своей крепостью, массивностью. Рослые высокие вишни, груши и яблони соседствовали с совсем еще малышами, вчерашними саженцами, которые, не смотря на молодость, уже были очень сильными.       На летние каникулы приехал из города домой Алексей Миранчук. Первокурсник художественного факультета, хоть и сдал сессию «на отлично», а палитру, кисть и краски до сентября не забросил.       Парень остановился возле громоздкой, узловатой яблони и погладил ее шершавый, весь в трещинах, ствол. В одной из таких расщелин торчала привитая ветка. За год она разрослась, прихорошилась, украсила себя тремя оливково-зелеными, размером с грецкий орех, яблоками. «Вот неугомонная, - подумал Алексей, и сердце отозвалось сладкой щемящей болью, - это всё, что осталось от Франциско… Как же мне его не хватает…»       Зелень сада была такой буйной и веселой, словно созданной для того, чтобы ее изобразили на холсте. Пейзажи Алексей любил особой, трепетной любовью. Когда-то он мечтал нарисовать Франциско на фоне цветущего сада. Но с натуры так и не вышло – не стало дриады… Пришлось рисовать по памяти. Иногда Леша задавался вопросом: каким был бы Франциско сейчас? Тем же застенчивым ранимым юношей или молодым мужчиной, сияющим своей яркой необычной красотой? И какого цвета были бы его ногти, которые с возрастом у дриад обесцвечиваются?       Погруженный в горькие мысли, Лёша даже не заметил, как подошла Настя. - Ну как? – взгляд ее зеленовато-карих глаз был сочувственным, но в то же время дерзким, - без изменений? - Да что может измениться? Не вышло из меня садовника, ничего не вышло из моей затеи, - грустно заметил Миранчук, убирая с листика маленькую мохнатую гусеницу, - его нет, он погиб безвозвратно, он не вернется больше.       Настя внимательно оглядела дерево сверху донизу, кончиками пальцев прикоснулась к недозрелому яблоку, и оно показалось ей теплым. - Лёшенька, - Анастасия просто не имела права разочаровать своего впечатлительного друга, - не отчаивайся. Я знаю, как ты любил его… И я тоже… А любовь творит чудеса. Она может оживить даже холодный мрамор. Не все еще потеряно. Может быть, он уже здесь, с нами, крепнет, набирается сил в этом дереве. Ему просто необходимо отойти от того стресса, что ему пришлось пережить. Ветка его жива, значит, и он жив.       Миранчук отвернулся, чтобы Настя не заметила в его глазах слезы: - Насть, не сравнивай греческий миф о Пигмалионе с реальностью. Его нет, и больше никогда не будет. Даже если он и оживет, то не факт, что это будет наш Франциско. Кто знает, может, мы с тобой дадим жизнь настоящему чудовищу?       Настя понимающе кивнула, признавая правоту друга, но, в отличии от ранимого Алексей, расстраивалась по этому поводу намного меньше.       Грусть и скорбь по погибшему другу накрывала Миранчука с ног до головы липкой паутиной, он путался в ней, не в состоянии найти выход. Лёша уже ни на что не надеялся, но за яблоней ухаживать не переставал. Иногда парню казалось, что дерево отвечает ему, благодарит за заботу. Зимой, когда Алексей укрывал ветку от холода, ветра и грызунов, парень чувствовал, что от яблони исходит мягкое, приятное тепло. В эти моменты ему чудилось, словно Франциско ведет с ним безмолвный диалог. - Спи, Франциско, набирайся сил. Пусть тебе хорошо будет, - едва шевеля губами, отвечал Алексей.       Летнее утро в тот день было особенно очаровательным и прекрасным. По сонной земле скользнули первые солнечные лучи, разогнали предрассветный туман и разбудили все живое вокруг.       В саду Миранчуков царила атмосфера таинственности, все вокруг будто ждало чего-то необыкновенного, затаив дыхание.       Проснулся Леша в приподнятом настроении, которое еще более улучшилось, когда он увидел возле яблони сначала легкое воздушное облачко, а потом хрупкого темноволосого мальчика, правильные и тонкие черты лица которого показались Леше до боли знакомыми и родными.       «Неужели это он? Неужели мои старания увенчались успехом? – сердце Алексей готово было птицей выпорхнуть наружу, - только Франциско умел улыбаться так таинственно и печально, только его глаза были настолько красивыми, что затягивали вглубь, словно омут. И грустный взгляд из-под длинных ресниц все тот же».       Леше захотелось обнять своего вновь обретенного друга, которому он, благодаря своей любви, подарил новую жизнь, обнять, как в детстве и ранней юности, когда Франциско, незаслуженно обиженный Марио, расстраивался до слёз. Дриада будто угадал желание Алексея и тихо, почти шепотом, проговорил: - Только не вляпайся снова. Испачкаешься.       Леша, прекрасно понимая, что имеет в виду Франциско, заключил потустороннюю сущность в крепкие дружеские объятия. Только прикоснуться к его спине Миранчук побоялся, поэтому сомкнул ладони на затылке дриады, кожей почувствовав гладкость его черных волос, собранных в длинный хвост. Франциско, хоть и принадлежал к тонкому миру духов, а был осязаем, излучал тепло и дышал. Если бы Лёша прижал дриаду к себе сильнее, то наверняка ощутил бы биение его большого доброго сердца, которое можно увидеть сквозь зияющую рану на кровавой спине, о которой Лёша старался не думать.       Франциско отстранился, и Алексей обратил внимание на цвет его ногтей – они были черными, как у совсем молоденьких дриад. - Я тоже скучал, - ангельски кроткий взгляд бездонных глаз Франциско обескураживал и проникал в самую душу, но в то же время Алексей был не против, чтобы дриада читал его как открытую книгу, - когда-то давно меня убил парень по имени Марио Фернандес. А ты пожалел меня, взял к себе и поселил в своем саду. Ты так оберегал мою ветку, заботился о ней, что твоя вера и любовь сделали невозможное. Еще ни одна дриада не оживала после смерти. А тебе удалось меня воскресить. За это я навечно буду с тобой. С этого дня твой сад под моим покровительством.       Леша радостно улыбнулся. «Иногда нечистая сила бывает добрее людей» - подумал он.