Le passant

Лекса стояла в проеме собственной кухни, подперев косяк и держа в руках горячую кружку с кофе. Она загипнотизированно смотрела перед собой. Гнев давно отступил, и на его место пришла ровная, накрывающая, точно одеяло, пустота. — Ты уверена, что это хорошая идея? Может, оставим ее на кого-нибудь? — в голосе ее сестры звучало пренебрежение и надежда. Она пыталась избавиться от ненужного груза, внезапно оказавшегося на их плечах. — Нет, она полетит с нами. Лекса звучала настолько пусто, что казалось, сама пустота оттолкнулась от высоких потолков и вселилась в обеих девушек, наполняя их мирным безмолвием. Анья просто пожала плечами и подошла к окну, доставая и зажигая тонкую сигарету, от которой мгновенно потянулся сизый дымок. Анья была высокой, выше Лексы на пару дюймов, тонкие изящные запястья, на которых сверкал металлический блеск браслетов, выглядывали из-под рукавов свитера. Пальцы обеих рук были в таких же стальных кольцах. Анья любила металл, он присутствовал даже в ее остром кошачьем взгляде. Серые глаза меняли цвет зависимо от ее настроения, сейчас было холодно и грустно. — Она спит? — тихо спросила Лекса то ли пустоту, то ли Анью, на что ее сестра кивнула и светлые длинные волосы рассыпались по плечам. — Везучая. — Еще какая! За мной бы кто так побегал, будь я… — Тише. Лекса сомкнула на переносице пальцы. Усталость валила ее с ног, но кофе все еще спасал. Тяжелый рабочий день, затем бар, где она хотела расслабиться, а теперь это. Как только Анья позвонила ей, в Лексе было столько злости, что она могла спокойно представить, как душит Костию, возвращаясь домой. Как перерезает ей горло. Как вешает на люстре в холле или как топит в реке — Анья бы поддержала такую задумку не колеблясь, злобно хихикая под рукой. Но после Кларк… Кларк напоминала ей самого озорного матерого кота, которого хотелось наказать, не кормить неделю или даже ткнуть мордой в лоток за его проказы. Но стоило этому коту улечься на коленях и заснуть, как вся спешка и суета превращались в ничто. Лекса думала о том, как они стояли посередине паба, между всеми ирландцами города и молча обнимали друг друга. И голубые глаза, проникавшие вглубь… Они сопереживали и понимали. Все в этом чертовом мире. — Давай, Лекс, — протянула Анья, потирая бычок в пепельнице. — Иди поспи, я разбужу тебя через час, и мы начнем собираться. Девушка медленно кивнула и без лишних слов ушла с кухни, мечтая, чтобы ей приснилась жизнь без проблем. *** Партнерская встреча никогда не могла обойтись без предварительного банкета, на котором всем приходилось строить из себя дружелюбных и приветливых особ, несомненно скучавших по каждому своему конкуренту. Как правило, эти мероприятия были воплощением лицемерия и сразу всех смертных грехов. Отец Лексы давно смекнул, что предпочитает официальные деловые встречи всему этому цирку, поэтому уже который раз оставлял девочек одних, на попечение их здравого ума и чести. — Она сейчас набухается, — между делом шепнула Анья, вставая рядом с кузиной. — Уже. Фальшивая улыбка не сходила с губ Лексы, она внимательно осматривала гостей, не забывая уважительно наклонять голову в приветствии и периодически спрашивая у кого-нибудь о состоянии дел. Вместе с Аньей они скромно держали в руках по бокалу нетронутого шампанского, в то время как Костия уже отрывалась с владельцами крупного банка из Швейцарии и Финляндии. Ни для кого не было секретом, что северная Европа страдала алкоголизмом, что приходилось семье Вудс весьма на руку, так как именно на Европу ложилось временное опекунство над Костией. — Пойдем посмотрим картины, — предложила Анья и взяла Лексу под руку, не дожидаясь ответа. Сегодняшний банкет был организован в местной галерее современного искусства Чикаго, специально закрытой для простых посетителей. Хотя в этот день картины играли роль обычного декора, некоторые влиятельные гости задерживались у того или иного полотна, как бы прицениваясь, годен ли художник для приобретения в коллекцию. На подобных светских встречах творилось многое, поэтому и реклама была соответствующей. Разношерстные, но обязательно обладавшие средствами, дамы и господа общались между собой, заключая сделки и проходя по залам, точно по базару, подмечая и выбирая эксклюзивные товары. Лекса никогда не питала слабости к подобному роду мероприятий, отдавая ветвь первенства Анье, обожавшей светские приемы, модные показы и выставки. Ее сестра почти с точностью могла предугадать, в какой части света произойдет культурный модный взрыв или где намечается следующий постмодернистский шок. Лекса могла поспорить, что вместо барашков ее сестра пересчитывает Дома Мод перед сном. Любуется собственной домашней коллекцией экспрессионизма. Успокаивает свои нервы после работы арт-хаусными фильмами. С самого детства вертеться в подобных кругах и оставаться бесстрастным человеком стало частью Лексы Вудс и она прекрасно знала, что ни блестки, ни коллекция роллс-ройсов не смогут произвести на нее должного впечатления. Она просто привыкла, что это часть ее жизни и жизни всей ее семьи. И мирилась с этим. Разумеется, Костия, бесновавшаяся неподалеку, аналогично сходила с ума по этим пестрым клоунадам и чувствовала себя как рыба в воде. Они могли часами обсуждать коллекции от Прада, спорить о гениальности Ив Сэн Лорана и, хотя Анья терпеть ее не могла, страсть и любовь к одинаковым вещам делали их ближе, пока Лекса спокойно читала книгу или смотрела самый простой детектив по телевизору. Как только они завернули за угол, оказываясь в пустом коридоре, девушки синхронно осушили бокалы в мах и избавились от них. — Как меня это убивает, — забормотала Анья, поправляя блестящее облегающее платье, чувствуя себя в безопасности. Ноги ныли от шпилек. И состояние было не самым приятным после бессонной ночи и перелета, и смены времени. Черт возьми, как она хотела кого-нибудь убить, и даже знала, на ком позже отыграется. — В следующий раз я полечу с Титусом. Не сказать, чтобы его компания мне была по душе, но уж лучше Костии. — Забронируй мне местечко рядом, — подала флегматично Лекса, выуживая из маленькой сумочки красную помаду. — Если бы я могла, я бы сбежала с тобой на край света, не задумываясь ни о чем. Ни работы, ни отца, ни Костии, сохрани Господь ее в трезвом уме. — Прямо-таки ни о чем? Или, корректнее, о ком? Лексе не понравился тон сестры, и она невольно сделала шаг от нее, будто абстрагируясь и уходя в некое защитное поле. На колкий комментарий она предпочла промолчать, коря себя за то, что вообще упомянула однажды ирландский паб. Сам «коридор» представлял собой небольшой красный зал шириной в пару метров. Он был пустым и голым, не считая компактного деревянного столика, родом из эпохи ренессанса и зеркал, висевших друг напротив друга на соседних стенах. Изнутри, в глубине коридора раздались быстрые шаги, и мимо девушек пронеслась молчаливая и надменная фигура в темном костюме от Валентино. — Какой же Блейк мерзкий, — выплюнула Анья, точно ругательство. — По мне, так все Блейки мерзкие. — Да нет, Октавия еще ничего. — Ты говоришь это потому, что она постоянно пытается затащить тебя к себе в койку, — внезапно оживилась Лекса, бросая в своего делового партнера веселый взгляд. — Не сказать, чтобы я была против… — Просто она странная. — Дикая. Эта поправка от Аньи звучала несколько грубо, хотя правдиво и честно. Иного слова лучше к Октавии Блейк трудно было применить. Почти у всех на языке вертелось именно это, но почти каждому был присущ такт, а Анья просто находилась в располагающей обстановке. Октавия Блейк была известна в широких кругах, как дама экстравагантная. Эмоциональная. И чистосердечная. Несмотря на статус ее семьи, она спокойно могла крепко выругаться, закричать на большую шишку, если находилась в плохом расположении духа и, самое интересное, почти на каждом званом вечере, она выбирала себе фаворитку, с которой на следующий день сияла на обложке газеты, обязательно в неподобающем виде. — Ну что, станешь подружкой малышки Блейк на сегодня? — продолжала наступать Лекса на пятки язвительной родственницы. — Если ты не заметила, я сегодня занята присмотром за твоей подружкой. Битва была успешно проиграна одной единственной фразой, которая добавила сразу сто очков в корзину Аньи и Лекса, поджав губы, просто замолчала. Зал все еще был полон, хотя многие начинали постепенно покидать встречу. Официанты продолжали разливать шампанское, несмотря на пьющие единицы. Вудсы стоически терпели усталость в ногах и раздражение от всего происходящего, успевая перекидываться фразами с адекватной половиной гостей, среди которых присутствовал Маркус Кейн, политик американского штата, Индра Портер, владелица крупной компании производителей легковых автомобилей, Телониус Джаха, один из самых богатых коллекционеров страны… Лекса знала, что отец выделял среди всех именно эти персоны, поэтому старалась вести себя более радушно и заинтересовано, но кочующая из стороны в сторону Костия постоянно привлекала к себе внимание. Как только ее руки обвили шею Беллами Блейка, терпению наследницы Вудса пришел конец. — Лекса, — надменность и самолюбование сквозили в голосе, не пытаясь даже скрыть данных обстоятельств. — Октавия, — ледяная учтивость, от которой перехватывало дыхание, — уйди. — Лекса… — уже сладко и протяжно, едва касаясь губами уха девушки и, без доли стеснения, слегка прикусывая кожу. — Я могла бы развлечь тебя, пока мой брат развлекает ее… Лекса стиснула зубы, и волна злости окатила ее. Она сделала твердый шаг назад, впиваясь в темные глаза Блейк своими, точно хотела, чтобы та рассыпалась в пыль, исчезла, испепелилась на месте. Была у нее, у Лексы, эта слабая сторона, пятно на репутации и на имени, о котором знали все. И все этим пользовались. Октавия Блейк тоже была пятном на репутации своей семьи, избалованной дочкой, младшей любимой сестричкой. Маленькое черное платье от Шанель обрамляло ее статное подтянутое тело, высокие перчатки скрывали тонкие кисти, длинный мундштук то и дело касался красивых алых, как кровь, губ. Она ухмылялась, а ее глаза горели огнем безумия. Это было воплощение дьявола в женском обличье, демона, похищавшего чужие сердца. — Добрый день, Октавия, — с фальшивой учтивостью произнесла Анья, появляясь из-за спины сестры и спасая положение. Внимание Октавии Блейк переключилось мгновенно, стоило только другой девушке появиться в поле ее зрения. Губы Аньи разрезала кривая ухмылка, в которой Октавия непременно увидела похоть, а затем и сама смерила Вудс жадным взглядом с открытой шеи, зоны декольте, скользя по талии к красивым длинным ногам. Самым сложным в ее избалованной жизни был самоконтроль, поэтому она даже не постаралась сдержать себя в руках. — Без рук, — самодовольно заулыбалась Анья, не сильно заламывая ей ладонь, уже успевшую лечь на талию. — Смотреть можно, трогать нельзя. — Ну почему! — точно ребенок, заканючила Октавия, не забыв топнуть ножкой в лакированных черных туфлях по полу, озвончая каблуком небольшую округу. Пользуясь случаем, Лекса уже миновала одного Блейка и двигалась в направлении второго, сжимая и разжимая кулаки. Беллами выглядел непринужденно спокойно, его руки обыденно покоились на талии, повисшей на нем Костии, которая, казалось, спала стоя и не подавала ни единого признака бодрствующего человека. Без единого слова, Вудс выхватила свою девушку из объятий постороннего мужчины и, отправив ему на прощание презрительный взгляд, повела Костию сквозь остатки гостей. Та, будто не замечая разницы, потянулась к Лексе и устроилась уже у нее на плече, ровно сопя в шею. — Ты не обижаешься на меня за вчера? — сквозь сон уже в машине спросила Костия, делая один из самых наивных и проникновенных тонов в мире. — Нет, — тихо пробормотала Лекса, целуя ту в лоб, а затем зарываясь носом в ее каштановые волосы. — Я люблю тебя. Весь остаток пути Лекса Вудс старалась ни о чем не думать, кроме того, что ее девушке нужна хорошая клиника. А ее сестре нужно наконец переспать с Октавией Блейк, иначе она продавит стекло такси своей бесстыжей и наглой улыбкой. *** Кларк бессовестно тарабанила пальцем по крышке стола, нисколько не переживая за громкий звук. Более того, она упрямо сверлила глазами нового преподавателя, словно бросая ему вызов. Молодой человек был юн и застенчив, и еще ни разу не поднял глаз на сидевшую перед ним аудиторию. Прикованный к своему листочку, он продолжал тихо и неинтересно вести лекцию по одному из самых интересных предметов в мире, по версии Кларк Гриффин. — Извините! Спустя пару минут терпению белокурой девушки подошел конец, и она все так же дерзко вскинула руку в воздух, мгновенно ловя взгляды своих оживившихся однокурсников. Молодой парень тоже вскинул подбородок, отбрасывая с лица длинноватые вьющиеся волосы и являя миру теплоту карих глаз. — Д-да?... — Каким образом такой, как Вы, попали к таким, как мы, да еще и смеете полагать, что имеете право вести такой предмет, как Изящные Искусства? Вы что, чей-то сынок? — Кларк не замечала, как по мере вопросов, начинала подниматься со своего места выше и выше, пока окончательно не встала в полный рост. Недовольство и презрение в ней множилось и заполняло все существо Кларк, желая выплеснуть всю горечь, накопленную за эти несколько дней, всю боль и угрызения совести. — Любой из нас прямо сейчас может встать на ваше место и поведать о Тициане то, чего нет в вашем листочке, распечатанном с Википедии. Раскрыть рот о да Винчи в том направлении, о котором Вы никогда и не могли подумать. Вы хоть знаете, сколько строился Собор Парижской Богоматери? Голос Кларк стал совершенно твердым и пронзал лектора насквозь, она видела, как тряслись его губы, как он пытался куда-то деть глаза, предательски заблестевшие. И все это время аудитория находилась в мертвой тишине, ни один студент не подал ни малейшего признака жизни, ни единого смешка, отчего молодой преподаватель ощущал себя все хуже и хуже. Кларк показалось, что он вот-вот лишится чувств или того хуже… И властно выдохнула: — Уходите. И в следующий раз не приходите, если Вам будет нечем нас удивить. Точно по команде, молодой лектор сорвался и бросился прочь из интеллектуально-давящей атмосферы лекционного зала. Кларк устало рухнула на свое место, не испытав прилива бодрости за свое действие. В обычное время, подобные выходки хорошо поднимали ее жизненный тонус. Деканат будто специально посылал им на пробу юнцов, а они, на правах лучшей академической группы, показывали пальцы вверх или вниз, точно находясь в римском амфитеатре. — Брось, Кларк, его IQ едва переступало сотню, почему ты так переживаешь? — Финн Коллинз легонько пихнул ее в бок, когда они уже спускались по ступенькам. Занятия в стенах университета подошли к концу, и ребята могли заняться чем-то посторонним. — Я? Ты же меня знаешь, я никог… — Не ври нам, Гриффин! Невесть откуда появившиеся Найла с Монти повисли на шее у Кларк, взъерошивая той и без того потрепанную прическу. — Ненавижу тебя, Грин! — отбивалась Кларк под беззаботный смех стоящего рядом Финна. — И тебя, между прочим тоже! Найла побеждено вскинула руки, как только Кларк ткнула ее пальцем в ребра. — Не хочешь провести сегодня с нами время? — К сожалению, Коллинз, я думаю, что она тебе откажет. На лице Кларк растянулась медленная и обнажающая оба ряда зубов улыбка, как только она увидела, кто двигался к ним своей неспешной походкой, держа руки в карманах обтягивающих штанов-хаки с многочисленными карманами. Рэйвен никогда не опаздывала. Она всегда являла себя в самый эффектный момент жизни Кларк. Когда к ней кто-то пытался подкатить, когда ей нужно было улизнуть от родителей, когда она собиралась провести скучный вечер в компании тех самых книг. Около пятнадцати лет назад мяч Рэйвен Рейес появился перед глазами Кларк, рассматривающей в траве бабочек, больше она ничего не помнила. Очнувшись, Рэйвен уже сидела рядом с ней на больничной койке, задрав исцарапанные ноги наверх и с нескрываемым любопытством пялилась на синяк Кларк. Даже сейчас, она так лениво переставляла ноги и щурилась солнцу, криво обнажая белые зубы, а волосы развивались на ветру, точно в проплаченной рекламе шампуня, и Кларк… наслаждалась каждой долей секунды, пока она шла к их компании, саркастично подмигивая Финну и прижимая к себе Кларк, будто свою подружку. Кларк едва могла себя удерживать от хохота. Каждый раз. — Простите, ребята, — с полуулыбкой-извинением выдохнула Кларк, цепляясь пальцами за футболку Рейес. — Мы договаривались с Рэйвен заранее. В следующий раз… Но долго отчитываться не пришлось, потому что Рэйвен вовсю уже вела подругу в противоположную сторону, скалясь во весь рот. — Не дуйся, Коллинз. В следующий раз она обязательно сходит в библиотеку именно с тобой. — Ты потрясающая. — Я знаю, — просто отмахнулась Рэйвен. *** — Так значит, твоя незнакомка не появлялась в нашем пабе уже две недели? — Да. — А с чего ты решила, что она вообще должна была там появиться? — Потому что во второй раз она пришла только из-за меня. Губы Рэйвен потянулись в улыбку и травинка выпала у нее изо рта, на что Кларк возмущенно засопела, делая очередное движение карандаша. Девушки расстелили плед посередине сочной свежей лужайки, купаясь в лучах теплого весеннего солнца. Рэйвен лежала в одной майке-безрукавке и позировала Кларк для ее домашней работы. Время от времени Рэйвен перекатывалась с одного на другой бок или начинала загибаться от смеха, что приводило Кларк в раздражение и отчего веселью Рэйвен не было конца и края. Пока Кларк выжидающе ждала исчезновения смешинки, она что-то рассказывала, а затем действия повторялись. — Извини, порой забываю, чья ты дочь, — все в том же шутливом тоне выдала Рэйвен, на что получила строгий взгляд. — Я обидела ее тогда, — удручающе вырвалось из нее. — Я не следила за языком. — А почему должна была? — Ну… ей нужна была помощь. — Кто приходит в бар за помощью? Если кому-то она нужна, то записываются на прием минимум к психологу. Хватит, Гриффин, — Рэйвен подтянулась на локтях и приподнялась, внимательно и серьезно заглядывая в лицо Кларк в поисках нужной эмоции. — Ты что, запала? — Я? Это смешно, — Рэйвен весело наблюдала за переигранными движениями Кларк, за ее ватными полетами руки, за чересчур напрягшимися мускулами лица, за раскрасневшимися щеками… — К тому же, у нее есть девушка. Я тебе говорила. — Ну так может, твоя Лекса сейчас со своей девушкой? Рэйвен продолжала издеваться над подругой, наслаждаясь «безразличием» той. От нее не скрылось то, как резануло слух твоя, и как замер карандаш в ее пальцах на мгновение, а затем снова продолжил двигаться с большим остервенением. — Нет. — Что нет? — Нет, — упрямо повторила Кларк. — Что-то случилось. Я чувствую. — Ты чувствуешь? — с нескрываемым весельем в голосе переспросила Рейес. — Ты знаешь ее две пятницы. — Знаешь, — Кларк вдруг резко отложила планшет и уставилась себе в колени, будто бы подбирая слова, а затем взглянула на Рэйвен горящими глазами. — Я не знаю, что это, но возникло ощущение, что мы понимаем друг друга, как никто другой. Я не запала, это что-то совершенно иное… Эта связь. Я чувствовала ее, когда мы обнимались посередине паба. Я будто знала, что она чувствует, я будто чуяла всю боль и пропускала через себя… Я видела в ее глазах не знаю что, но знаю, что это было очень важно для нас обеих!... Понимаешь? — Ага, — восхищенно воскликнула Рэйвен, не сводя своих глаз с подруги. — Ты заметила, что ты чередуешь «знаю» и «не знаю»? Сперва Кларк казалась раздосадованной, а затем на ее губах вдруг заиграла самая идиотская улыбка из всех, которая никак не сползала, отчего Рэйвен решила, что та и вовсе сошла с ума.