Барбисайз

В группе появился новенький. Родители мальчика как-то тяжело смотрели на Славу, но куда более не доверяли «лысому из второй». Машнов решил обидеться за двоих, поставил себе мысленную галочку, что с этими ребятами нужно по-другому, нужно себя правильно показать, подать как специалиста хай левла. Он широко, но очевидно натянуто, улыбался им, за что его, кажется, ещё сильнее стали бояться. Но он был не из тех, кто на детях родителей отыгрывается, да и понимал, что сам бы напрягся, увидев вместо милой женщины такого как он сам. Мальчик тихий был. Присматривался. Слава решил парня не трогать, не давить, однако представил, когда группа собралась. Кто-то уже успел подойти к мелкому, как-то поговорить, но тот отвечал тихо, как-то совсем нехотя. — Ребят, внимание, — крикнул Слава, отрывая мелких от их крайне важных дел. — Познакомьтесь: Андрей. Он теперь будет с вами в одной группе, так что придется вам с ним подружиться. Андрей тихонько шмыгнул носом — то ли от стресса, то ли насморк. Слава посмотрел на его коротко стриженую головушку сверху, попытался понять степень запущенности. Возможно, не стоило давить на пацана, подумал Слава. Первым к Андрею, будто вожак дошколят группы «Солнышко», подошёл Сережа. Все наблюдали. Стариков протянул ладошку, пытаясь наладить контакт, и у Славы сердце было готово выскочить. Первый контакт всё-таки важен. Машнов судорожно сглотнул, глядя на тонкое запястье Серёженьки. — Давай дружить, — сказал Сережа. Не спросил — перед фактом поставил. Слава почесал подбородок, всё не мог расслабиться. В Славин первый день его едва до ручки не довели. Он догадывался, что его так проверяли, потому что совсем скоро ребята стали милыми мальчиками и девочками. Возможно, притирались друг к другу. Но тогда был сущий ад, и респект свой он прямо выбивал потом, кровью и однажды — слезами. Это сейчас он мог твердо стоять и задавать свои правила, а вот раньше… За Андрея он переживал, но видел, что тут, скорее, тоже привыкнуть надо. Ребята всех тепло принимали, если новенький сам не хамил. Андрюша же казался серьезным мальчишкой, который любит читать и иногда побегать с друзьями в войнушку. Стойкий солдатик. И сейчас он стойко держался, пожал руку, деловито, а потом как улыбнулся своей обворожительной улыбкой, глазами засиял. Слава прямо там почти и упал. День удивительно спокойно шел. Никто не срался, и даже почти удалось всех спать уложить с первого раза. Проблема только с Петуниным, потому что он новой майки стеснялся. Волки на них, как он заявил, как у маленького, а все потому что мать его мнения не спросила, когда купила. Слава долго уговаривал мальчика, и в итоге только Сашенька помогла: сказала, что у нее у папы волки на футболке нарисованы, а папа-то точно взрослый. Пока мелкие сопели себе в подушки, Слава прикрыл глаза на секунду, а открыл, когда его легонько щёлкнули по носу. Веки свинцом налились, но он старался, разлепил ресницы, сонно пялясь на носатую рожу. — Эх, заведующий тебя не видел, — ехидно улыбнулся Мирон. И вот вроде стыдно должно было быть, но Слава лишь улыбнулся. Кончик носа пламенем горел. — Вот в Китае, между прочим, у работников тихий час имеется, — начал Слава с заумным видом, — чем мы хуже? — Начнём с того, что мы в России, — ответил Мирон. — И этим же закончим. Слава опустил уголки губ показательно сильно, скорчился весь, но проснулся, вроде. Мирон сел напротив него на детский стульчик, и Славе показалось, что ножки его точно не выдержат, однако стульчик крепкий оказался, а вид Мирона, сидящего так, — умилительный. Фёдорову пришлось расставить ноги, податься вперёд корпусом, чтобы нормально сесть. — А нормальный стул? Не? Неинтересно? — спросил его Слава. Янович несколько дней какой-то хмурый ходил. Погода наладилась, солнышко пекло, а этот нос повесил, такой хмурый был, что дети даже призадумались. Девочки из группы Славы на полянке цветочков нарвали и Мирону притащили во время прогулки, мол, Мироняныч, не грустите. Фёдоров на такой жест, естественно, разулыбался, посвежел, но ненадолго. Слава сдуру ляпнул вчера вечером: — Вы печальный такой, потому что я вас домой тогда не пригласил на чай? Фёдоров так глаза закатил, что в стену взглядом упёрся, наверное. Славе это сперва забавным показалось, но после его коллега с ним даже не контактировал никак. И вот всегда так было: Слава тупо не понимал, что Мирону надо. В тот вечер, когда Фёдоров его подвёз, он почти сразу домой сквозанул, потому что, во-первых, холодно, а во-вторых, он опять вспомнил про пирсинг, мог херни натворить. Сказал спасибо, шмыгнул носом и вылетел, пулей пробегая до подъезда. Сейчас Мирон сидел перед ним в чёрной узкой футболочке, и Слава, честно, старался не пялиться, но выходило так себе. Он замер, залипая на груди напротив, которая быстро вздымалась от частого глубокого дыхания. Слава иногда забывал, что вот такие его взгляды заметить вообще несложно, но, так как больших сисек у Мирона не было, он как-то не думал о палевности, смотрел почти открыто. — Машнов, — громко позвал Мирон, заставляя Славу поднять голову и посмотреть в лицо. — Я их снял. Из-за тебя. Так что… Слава едва не взвыл, но позволил себе тихонько высоко застонать. Снял. Из-за него. Мирон в курсе. — Блин, обидно, — ответил Слава, потягиваясь. Старался сделать максимально незаинтересованный вид. Похуй, ага. — Ну, так чего хотел? Стало как-то пофиг как раз на то, что ему сейчас скажут. Машнов думал о том, как классно бы было потянуть сосок Мирона зубами, поиграть с застёжкой языком. У него, наверняка, чувствительные соски, и хватит пары касаний языка, чтобы возбудить. Другой Слава бы потеребил пальцами, тоже потянул, повертел. А вдруг у Мирона ещё что-то проколото?.. Слава невольно улыбнулся. — Очередную пошлятину думаешь? — прямо спросил Мирон. Слава сфокусировал взгляд, направил его в голубые глазки, довольно кивнул. Не, ну, а смысл скрывать? Мирон расселся весь такой недовольный, хмурый. Проскользнула мысль, что он такой из-за Славы и его нехороших мыслишек. Может, неприятно ему? Но он же чисто физически не мог себя контролировать, как бы ни старался не думать. От этого думалось ещё больше, глобальнее, а из-за того, что он не знал, насколько всё запущено, мысли сами заносили его в реальности, где Мирон вне садика и Мирон-воспитатель — два разных Мирона. Если второй милый, добрый дядя Мироняныч, то у первого и спина забита, и хуй проколот. Слава боялся представить каково это иметь шарик где-нибудь под залупой. А каково иметь кого-нибудь, имея шарик под залупой? — У меня нет интимного пирсинга! — сразу сказал Мирон. Будто мысли читал. — Да у меня и в мыслях!.. — Да у тебя на лице всё написано. Слава бы рад извиниться, но не стал этого делать, потому что он вообще-то не виноват. Между прочим, это Мирон сам виноват: показал коленки — задирай юбку выше! И вообще! — Я здоровый молодой музщина! Имею право, — кивнул Машнов. По хорошему, за такое и по ебалу получить несложно, но Мирон в очередной раз закатил глаза, тихо причмокнул губами, глядя в сторону, мол, вот за что мне такой геморрой. Слава себя оценивал трезво и считал сущим геморроем, который ещё поискать надо, но в данной ситуации иначе не мог. Он принял себя, свою сущность, самозабвенно дрочил на лысого носатого коллегу, а назад пути уже не было. Мирон выглядел вымученным и бесконечно уставшим. Он тяжело вздыхал. Наверное, даже с детьми проще было, чем иметь честь быть в центре вот такой ситуации. Мирон, поговаривали, однажды в новогодней постановке снегурочку играл, и вот, наверное, тогда ему проще было. Слава смотрел почти голодно, совсем расслабился. По сути, он ничего такого не сделал, а лишь позволил себе думать лишнего. Думать! Он держал руки при себе, не похабничал вслух. Думал только всякое-разное, представлял. — Что ты хочешь? — вдруг спросил Мирон. Неожиданно. Слава суть вопроса не понял, потому что хотел он много что, да вот не всё ему позволят. Почти ничего. Ему не запретят всё так же представлять и иногда дрочить, потому что тут даже угрозой расстрела не заставить. Это естественное. А на большее Слава уже перестал претендовать, шантажировать смысла не видел, потому что он не идиот конченый, и смысла как такового не было. Вот что он хотел? — Спать хочу. И шоколадку, — заключил Слава. — Квартиру получше. Машину не хочу, потому что водить не умею. Много бесплатного корма для кота, а то Филя больше меня жрёт. Что ещё? — У тебя есть кот? — удивился Мирон. — Ага. Красивый. Хочешь, покажу? У меня столько фото его есть. — Слава говорил быстро-быстро, и Фёдоров даже опомниться не успел, не сразу понял, что спросил. Мирон проморгался, тряхнул головой. — Нет, то есть. Блин. — Он шумно выдохнул, дунул, набрав полные щёки воздуха. — Я хотел сказать… А, пофиг. И было реально пофиг. Слава пожал плечами, показательно развёл руки. Мирон, всё ещё нелепо сидящий на крошечном стульчике, пытался слова подобрать. Как будто в этом был смысл. Ситуация располагала к отсутствию какого-либо смысла. Слава, например, всё ещё не понял, что от него требовал Мирон, спрашивая, что тот хочет. Радовало, что они в группе одни остались, что дети спят, а Юлия Алексеевна на кухне зависала. Они сидели вдвоём, обсуждая свои личные интимные делишки. Машнов произнёс эту фразу про себя, прокрутил в голове и опять довольно улыбнулся. — Я правда не знаю, что ты хочешь этим добиться, — повторил Мирон. — Мироняныч, а вы детей на кого оставили? — поинтересовался Слава. Надоел ему этот пустой трёп, потому что как-то не расположен он был к нему. Не сейчас. К тому же, было действительно интересно, собственно, на кого. — Балин! — лишь выдохнул Мирон, пулей выскакивая из группы. Слава сам себе ухмыльнулся. Вот тему переводить он умел мастерски, а поддержать серьёзный разговор серьёзно — ни в жизнь. Хоть он и принял для себя тот факт, что у него встаёт на мысль о мужских сосках, но позволить понять это кому-то ещё, и тем более — хозяину сосков, было выше его сил. Не сейчас, да. Не так много времени прошло с момента озарения, а ещё они были по-прежнему на работе, что чревато. Вот выйдет кто-нибудь из мелких, услышит их болтовню на тему добра и зла, а потом объясняй сперва ему, потом всем, а после — всем родителям. В итоге придётся и своим родителям объяснять, за каким хуем его уволили — нет, спасибо. Тихий час заканчивался через двадцать минут. Спать уже не хотелось, а Юлия Алексеевна могла прийти в любую минуту. Машнов размялся, поправил игрушки на полках, готовясь к продолжению сурового рабочего дня. Сейчас важнее всего дети, а остальное могло подождать.

***

Команда «А», состоявшая из Ванечки Светло, новенького — Андрея Замая и Феденьки Игнатьева, спряталась в кустах и что-то совсем тихо обсуждала. Почти шёпотом. Слава застыл, облокотившись на стенку веранды, и принялся слушать. — Мне мама не разрешит! — А у меня дома уже живёт один… — А я боюсь спросить. Мне братика на день рождения обещали, а так могут не подарить. Слава нахмурился. Разговор был странный и непонятный, а продолжался он минут десять как минимум. Парни что-то активно решали, во что воспитателя не просветили. Своим умом он дойти не мог, потому что фразы общие были, а шуршание листвы — громкое. Плюс за остальными смотреть надо было. В какой-то момент Слава отвлёкся, пошёл разбираться к девчонкам, которые его позвали «по очень-очень-очень важному делу». Он поиграл с ними, удивился мощной постройке из песка и посмотрел в сторону кустов, где мальчишки всё ещё что-то живо обсуждали. Он отвернулся вновь, обращаясь к команде «Б», почти забыл про парней в кустах. Когда Слава вернул свой взор на мальчишек, там уже стояли и ребята из группы Мирона. — Чё они там? — тихо спросил Мирон, подойдя из-за спины. — Без понятия. — А подойти и спросить? — Мирон посмотрел на него, как на дебила. А то он сам не додумался! — Там новенький с ними. Боюсь спугнуть, — ответил Слава. Мирон посмотрел на него как на конченого дебила. — Серьёзно? Нет, ты серьёзно? Слава пригласил Мироняныча постоять рядом на веранде и послушать. В такие моменты, когда они объединялись в одного большого воспитателя и работали сообща, начинало казаться, что они могут поладить. Случалось подобное редко, но случалось, и Слава так радовался. Мирон прижался к нему, почти не дышал, слушая ребят. Не дышал и Слава. Там было трое его: Рома Худяков, Геночка Фарафонов и Евстигнеев. Одни мальчишки. Клуб джентльменов. Обсуждали всё так же — тихо. Боялись, что услышат. — Девчонкам не говори. Сразу заберут, — сказал Ромочка. — Мы и вас сюда вообще-то не звали! — ответил Светло. — Мы его первые нашли! — А мы первые приютим! — отозвался Геночка. Они всё шуршали, спорили. Воспитатели начали строить какие-то догадки, которые подтвердились с первым грозным мявком. — Я победил! — просипел Слава. Мирон лишь тихо цокнул. Пацанов сдали девчонки. Алина пришла, по секрету сказала, что мальчишки кота какого-то поймали. Думала, что мучают. Она их сразу сдать хотела, но её припугнули расправой, но за себя она не боялась, а за котика — очень переживала, поэтому рассказала всё-таки. Клуб джентльменов накрыли почти тут же. Мальчишки опустили головы, сказали, что не могут решить, кто котофея себе заберёт. — Мне мама запретила животных. У неё аллергия, — грустно сказал Андрюша. — А у меня свой котик есть! — обеспокоенно пояснил Светло. Кота уже жалко стало: его и вправо и влево тянули. Зла ему, конечно, не хотели, но так вышло. Они перекидывали его из одних рук в другие, решали, что делать. Больно уж всем он понравился. Чёрный котяра смотрел на всех со злобой какой-то — заебали, мол, дайте пожрать. Слава лично пожалел его, ментально пожелал удачи. — А что, если он в садике жить останется? — вдруг спросил Евстигнеев. — Да! Дядя-Саша добрый! — Мироняныч, поговорите с дядей-Сашей! — Да, дядя-Слава! Машнов вдруг впервые осознал, что лишь к Мирону все по имени-отчеству. Просто забавный факт. Поговорить с заведующим они пообещали, но при условии, что затисканного кота отпустят, и, если тот вернётся, эту проблему решат. Слава с этой катавасией прямо-таки взмок. Фёдоров, казалось, тоже. Они присели на колёса между площадок, как давние товарищи по войне, тяжело осматривая ребят — каждый как своих, так и чужих. На носу были выходные, которых все так сильно ждали. Слава посмотрел на шею Мирона, очертил взглядом острый профиль, спросил совершенно невольно: — Какие планы на выходные? С Мироном всё ещё было не просто, Слава не понимал, что тот от него хочет, не знал, что хочет сам. Но в конкретно данный момент ему хотелось позвать Мирона на свиданку куда-нибудь в боулинг, накормить пиццей и душевно так попиздеть. Слава хотел увидеть того, другого Мирона. Раньше он этого не признавал, а сейчас вот понял. Мирон бы, наверняка, выбрал странную рубашку или простое чёрное худи. Слава вот что на работе, что вне — одинаковый, только матерился на гражданке больно часто, а Фёдоров — загадка. Мирон медленно посмотрел на него не верящим взглядом. Слава весь поёжился. Может, Яныч реально мысли читает. — А ты мне что-то предложить хотел? — ехидно спросил Мирон. Вообще хотел, но какая уже разница, да? Слава, если честно, много чего предложить мог, да не всё б осмелился. — Пошли в кино! Там «Монстры на каникулах» новые показывают, — ответил Слава. Проще было в шутку перевести, в которой Мирон сто процентов обнаружит ту самую «долю правды». Мирон что-то гаркнул мелким, в сотый раз попросил отпустить кота, которого почему-то окрестили Антошкой. — Я их уже смотрел, — сказал Мирон, странно улыбнулся. Слава решил, что его так типа культурно отшили и успокоился. Возможно, и к лучшему. Он отвёл детей в группу, начал ждать родителей, пока собирал мелких, забыл про внезапное приглашение. А потом, уже сам собираясь, увидел в дверях Мирона, крутящего ключи в руках. Фёдоров — вот неожиданность! — его ждал, а ещё так гаденько ухмылялся. Слава посмотрел на это великолепие, и с опозданием понял. Он вот собирался Мирона на свидание отвести, а тут, походу, его поведут. Захотел узнать другого Мирона? Пожалуйста! Мирон вне садика оказался совсем неожиданным человеком. Слава за свою жопу даже бояться начал, однако потом расслабился. Может, и это к лучшему.