Барбисайз

Слава запоздало понял, что у него нет никаких контактов Мирона. То есть был только номер, а звонить нынче казалось… старомодным? Слава как-то от такого отвык, чаще написывая что-то через мессенджеры. Однако ничего такого на данный номер зарегистрировано не было, потому что, скорее всего, Славу наебали. Не сейчас, возможно, а когда-то там, год назад. А так хотелось написать! Было нормальным такое: после хорошо проведённого вечера утром написать. Даже заведено было, Слава считал это своей обязанностью, потому что вчера он посреди процесса лобызаний в тачке вдруг вспомнил про голодного кота и опять съебал, с опозданием поняв, что можно было и на чай позвать уже. Понял, когда покормил Филю, поставил злосчастный чайник. Он сел на стульчик, прижался спиной к стене и обхватил голову руками, закусил губу. Ну, не идиот ли? Надо было бы пояснить, что вся его ебланазия связана с волнением, а ещё кота реально надо было кормить, но Слава не мог этого сделать, потому что физически не мог. Выходные были тяжелыми. Слава прокрутил в голове все свои отношения — целых две штуки. В первые свои отношения, начавшиеся аж на первом курсе, Слава плыл по течению, потому что замутил со своей некогда одноклассницей. Там даже делать ничего не приходилось, думать — тоже. Во вторые дама как-то сама активничала. А сейчас как-то тяжеловато было, начиная с того, что совсем недавно Мирон его едва не хуесосил, а заканчивая таким незамысловатым отсутствием опыта в отношениях у мужиков. Машнов уже не думал, нахуя ему это — тут даже не вопрос. А вот зашевелиться себя заставить всё ещё не мог. В общем он провалялся в страхе, что завтра на него даже не посмотрят. Понедельник и без того день тяжёлый, а после такого его могли обоссать, не поясняя причины. Вообще как нехрен делать. Однако начало рабочей недели и без этого всего задалось: Славе заявили, что сегодня он работает один. Это для начала. Потом возникли выяснения в группе, потому что родители Андрюши заявили, что их сын пришёл домой весь исцарапанный, что ненормально, как и то, что ребёнок с какими-то блохастыми котами таскается. А если аллергия? А если вообще лишай какой-нибудь? Слава мог сказать, что ребёнок всего лишь ребенок, что тепличные условия — куда хуже. Но на конфликт идти не хотел, молча выслушал их, уже за утро устав. К счастью, в разговор деловито вступил сам Андрюша: — Мама! Дядя-Слава хороший! — сказал он, подняв блестящие глаза. — И Антошка хороший! Мы ему котлету с обеда притащили, он её съел, а потом даже погладить себя дал и громко мурчал. Мама же его посмотрела на Славу так яростно, что у неё даже глаз дёрнулся. Славу едва не пробило на смех. И кто тут ребёнок? — Андрюша, — начала женщина, — пожалуйста, не трогай никаких лишайных животных. Коль уж у вас воспитатель бестолочь, то ты, умненький мой, может сам меня послушаешь? Замай-младший нахмурился, нижнюю губу надул. — Антоша не лишайный! — низко пробубнил он, вырвал из рук матери кепочку и убежал к ребятам, обидевшись. Мать тяжело и шумно задышала, но комментировать не стала. Слава так заебался. Он присел на минутку на скамейку, посмотрел в группу тяжело. Мальчишки что-то живо обсуждали, встали в круг и начали считаться, а девчонок он отсюда не видел, пришлось встать, пройти в группу. Девчонки тоже ничем незаконным не занимались: кто в настолку засел, а кто — куклях мучил. До завтрака время ещё было, и Слава решил мелким не мешать, пошёл наводить порядок на полке с раскрасками, думал о своём. О взрослом. Детский галдёж неплохо перекрывал ненужные мысли, возвращал в реальный мир. На секунду задумавшись, Слава вылетел из этого самого реального мира, но мгновенно вернулся, услышав крик. — Чё такое? — словно проснувшись, спросил он, оборачиваясь на парней, которые что-то не поделили. Мальчишки столкнулись с серьезной проблемой: они не могли решить, кто каким черепашкой-ниндзей будет. Слава подошёл к ним на моменте, когда Серёжа развёл руками, заявив, что никаких возражений он не принимает, что он для себя всё решил, а остальные как хотят пусть делятся. — Мы вообще-то посчитались! — закричал Фёдя. Он был выше всех, но худенький, поэтому не казался таким грозным, как тот же Владик, допустим. Но Владик был занят тем, что играл в парикмахерскую с Леночкой. Та ему такой причесон намутила, используя воображаемые гели (воду), что ему на все уже плевать было. Владик сидел стильный, изучал своё отражение в зеркале, думал Леночке уже предложение делать. — Это я придумал играть, — решил Серёжа, — я выбираю. Слава смотрел на них уставше, пытался вклиниться. — Давайте спокойно разбираться. Как распределить четыре роли между пятью парнями — загадка. Слава шарил за фей, за щенков, но тут он был бессилен, посему тупил. Он вспоминал имена художников, чтобы вспомнить черепах, но всё равно проебался, запутался. Серёжа стоял на своём, держался упрямо. — А что, если поиграть во что-то другое? — предложил Слава. Была у него в рукаве одна тема, за которую его с руками оторвать могли, но он и тут проштрафился. Рейнджеров, может, и было пятеро, но там были девчонки, а тут все пятеро — мальчишки. Серёжа, два Ванечки, Андрей и Федя. Мальчики смотрели на него, выжидая. Что дядя-Слава скажет, у которого и без того мозг кипел? — А если я с вами сыграю в одну игру, — хитро улыбнулся Машнов. Заинтересовать мелких было тяжело, но он, взяв идею из ниоткуда, справился. Однако пришлось звать ещё ребят. Слава, тяжело вспоминая имена всех рыцарей круглого стола, где-то нагло наврал, но назвал себя Артуром, чтоб никому обидно не было, а остальных провозгласил своими рыцарями. Мальчики не сразу запомнили свои имена, но глаза их так засияли. Слава отправил их на серьёзный бой на физкультуру, но перед этим сказал, что рыцарям нужно подкрепиться. Рыцари следовали всему, что говорил их король. Девочки, услышав их игру, сказали, что будут принцессами. Слава и им имена придумал. Так была вовлечена вся группа: рыцари, принцессы и добрые колдуны. Даже Мерлина нашли. Злобными колдунами Слава случайно прозвал соседнюю группу. — А Мироняныч будет злым королём? — спросила Алина. — Он может быть злым колдуном — Мордредом, — кивнул Слава, решив, что дети не будут доёбывать за правдоподобие. — А по имени похоже! — обрадовалась девочка. Слава промолчал и повёл мелких завтракать в столовую. Даже за столами дети обсуждали всю эту рыцарскую тематику. Они серьёзно смотрели на соседнюю группу, словно готовились атаковать. Слава, конечно, пояснил, что это всё игра внутри группы, чисто по секрету, но понимал, что с них не убудет. За всей этой историей Машнов и забыл про Мирона. Он внимательно следил за детками, держал ухо востро, слушал. Те звонко стучали ложками, но он слышал всё, что говорилось. На Фёдорова Машнов взглянул впервые за день, ещё и удивился. Объясниться же хотел, но не вышло — замотался. Мирон смотрел в ответ, но не хмурился, странно улыбаясь. Слава напрягся. — Злой колдун Мирондерд, значит? — спросил Фёдоров, передразнил, по-видимому, неправильно произнесённое кем-то имя, тихонько подойдя сзади. — Что же вы, Артур, так легко позволили подойти к вам вашему злейшему врагу? — Мы же родственники! — тут же вспыхнул Слава, подыгрывая. — А где же твой защитник Мерлин? — продолжил давить Мирон. Слава кивнул на Светло. — Совсем малой! — Маленький да удаленький! Они стояли у входа, поглядывали на доедающих мелких и тихо обсуждали, кто кого какой магией как выебет. Саша бы услышал — охуел. Но Слава решил, что сейчас главное дети. Все-таки они на работе. По расписанию была совместная репетиция на утренник ко дню воспевания лета, потом физкультура. Там негласно было решено продолжить обсуждение после передачи мелких художественному руководителю. Слава физически боялся момента, когда они останутся вдвоём. Наверняка же придётся пояснять за поведение, а там и до закатанных глаз недалеко. Мирон мужик не тупой, но был риск, что поймет он всё по-своему. Всегда был такой риск, и это тоже нормально, но страшно. Отправив детей петь песни, парни сошлись в группе «Солнышко», а конкретнее — в спальне. Осквернять детские кроватки они бы себе не позволили, но встретились именно там, когда Слава пошёл собирать разбросанный кем-то меднабор, стоящий у входа в спальню, а Мирон поймал его там, увидев открытую дверь. Фёдоров остро ткнул пальцами под рёбра сложенному пополам Славе, обращая на себя внимание: — Ну, Артур, конец тебе! Мерлина нет — он песню про солнышко учит! — прошептал Фёдоров. Слава закусил губу, чтобы не смеяться. — Я щас как достану свой экскалибур, — решил Машнов, кивнул вниз, намекая на половой хуй, сжал себя через штаны. Рискованно, но зато все все поняли. Они коротко поцеловались, пока их никто не видел, и тут же оторвались друг от друга. Славе даже объясняться не пришлось. Соскучился. Прятались, как школьники, держались за руку, стоя за закрытой дверью в полутьме. Слава успел лишь зубами над чужой губой клацнуть, как всё прекратилось. Такое было странно, но нервишки щекотало. У них было минут пять, чтобы всё выяснить, а потом надо было топать на летучку к заведующему. Саня опоздания не любит, а лобзания их могли подождать и до вечера. Детки громко пели песенки. Маршировали. Взрослые хуйнёй страдали. Но Слава попытался объяснить про кота, но вмиг заткнулся, увидев сияющий взгляд. — Почему мне так повезло? — тихо спросил Слава, забыв про всё на свете. — В душе не понимаю, — честно ответил Мирон. Он будто понимал его без объяснений. Будто был и на такое согласен. Славе даже ненадолго тяжко стало, потому что он опять о плохом подумал, о худшем. Благо, летучка спасла. Саня шустро расставил все планы и отпустил их. Даже не кричал сегодня, что уже удивительно. А там уже детей забирать надо было, строить отдельные планы по защите крепости. Рыцари рассказали про свои идеи, среди которых были несколько реально годных. Артур-Дядьслава выслушал каждого и потащил на улицу, терроризировать армию Мирондреда. В голове с трудом удерживались мысли о обороне и о том, как классно иногда держать одного лысого мага за талию, как он дрожит во время поцелуев.

***

У рыцарей круглого стола были прекрасные мечи. Из палок. У рыцарей были крепкие кони. Из палок. Рыцари имели мощные латы: футболочки и шорты. Щиты — из лопухов. Дамы рыцарей — прекрасные девы, плетущие венки из одуванчиков на полянке за площадкой. — Им конец, — заключил Мерлин. Ванечка, попутав культуры, нарисовал на щеках по две полосы грязью. Никто с ним не спорил. Ланцелот-Андрюша спрятался за верандой и тяжело смотрел на злого тёмного мага Ромочку, пособника Мордреда. — Атакуем их с левого, — предложил Сережа. — Они не заберут наш замок! Замком была названа песочница. Почему-то. Слава лишь головой качал, глядя на то, как его сильная команда готовится. Мальчишки даже кричалки и песни придумали, хоть и произносили всё с ошибками, да и рифмой там не пахло, но они старалась. Слава поддакивал, следил, чтобы не поранились. Мирон, слышавший о помыслах рыцарей круглого стола, предупредил своих, поэтому готовились обе стороны. Таких масштабных побоищ не было с зимнего штурма в марте, но тогда был смягчающий снег, а сейчас — твёрдая шершавая земля. Однако, выслушав предводителей, рыцари и маги держались удивительно аккуратно. Царапину получил лишь Мирондред, когда рванул за Ксюшей в лужу. — Ты побеждён! Сдавайся! — крикнул Гавейн. Давид стоял над сидящим в песке и грязи Яновичем. — Сдаюсь, — выдохнул Фёдоров, тяжело держась за колено. — Вы выиграли битву, но не войну! — показательно выплюнул Фёдоров, чтобы его ребята не обижались. — Ура-а! — крикнули рыцари, не поняв посыла. — Выиграли! Слава напрягся. Мирон весь день хромал. Слава уже решил, что надо было прозвать его Морганой. Он следил за Федоровым, старался стоять ровно, видя болезненный взгляд голубых глаз. Хотелось подойти, взять на руки и так и тащить. До вечера он еле простоял, а Слава всё придумывал, как Яныча домой везти. Хуй он его за руль такого пустил бы. Фёдоров делал вид, что всё хорошо ровно до последнего ребёнка. Неизвестно, когда можно проявлять заботу в полной мере. Слава решил, что можно всегда. Он был готов к любому результату, но решительно вошел в «Звезду», сел возле скорченного Мирона, положил ладонь ему меж лопаток. Сердце уже кровью обливалось. — Я такси вызвал, — заключил Слава. — А адрес откуда?.. — Не скажу. — Саня?.. — Саня. — Слава нежно уместил ладонь на трясущееся колено, заставил посмотреть себе в глаза. — Возражения не принимаются. Слава всегда был заботливый, прекрасно помнил, как Мирон переживал за него, и позволил себе позаботиться о нём. Мирон скорчился, но безвольно кивнул. Окей, мол. Он разрешил Славе помочь себе, шёл тяжело, но шёл. В травму решили пока не ехать. Сели в такси, заказанное на последние деньги, и поехали. Слава, кажется, излапал его всего, пока помог идти. Талия, бедра, плечи. Мирон дрожал, закинул обезбол, который из его тачки достали, но ни разу не застонал. Держался, солдатик. Машнов дурел, глядя на его немые страдания, не знал, как ещё помочь. Тащил на третий этаж хрущевки, держал крепко и приговаривал, что все будет хорошо. И это было нормально. Заботиться. Мирон сам весь заботливый был, переживательный, а вот ответку мало кто кидал. Детки оказывали знаки внимания, а Слава решил действовать прямо. Ни единой корыстной мысли в голове — лишь искренняя забота о том, кто почти дорог. Или уже не почти? Радовало, что заботу эту принимали, не перечили, разрешили и дома помочь. Слава обработал все ранки, сотню раз предложил в больницу съездить, но Мирон был непоколебим. — Дети… — И чё? Найдём замену, — предложил Слава. — Так нельзя, — решил Мирон. — Да и травма давняя. Я привык. — Он кивнул на угол гостиной, где стояла палочка, явно старая его подружка. — Не видел раньше. — Не болело раньше. Слава таскал чай Мирону до вечера. Приготовил ужин, как мог, пока Мирон сверлил его спину взглядом, стеснительно болтая ложкой в чае. Смущался. И казалось всё таким правильным, верным и настоящим: вот это всё, происходящее сейчас, то, к чему они шли и чего достойны. Вечно пашущий за десятерых Мирон по-настоящему был достоин многого. И Слава не мог уйти: едва с ложки не кормил, но и не приставал. Федоров благодарно смотрел на него, под конец даже начал просить о помощи для передвижения по квартире. Внутри так приятно тепло разливалось. Хотелось остаться, улечься устало перед ящиком, обнявшись, а после уснуть. Хотелось нежиться, помогать Мирону весь день. И завтра тоже. Он бы откормил наконец Федорова, может, чуть щечек прибавил. Все ещё ни одной корыстной мысли. Но у Славы Филя некормленый. Об этом Мирон сам и напомнил. Слава, было, неладное заподозрил, но его легко чмокнули в уголок губ, давая понять, что всё нормально. Как же повезло Филе, подумал Слава. А ему самому вот пока не очень. Однако в этот раз они обменялись контактами, и Машнов понял, что дела, вроде, даже налаживаются.