Возбудим и не дадим

Сообщение я перечитала несколько раз и только после пятого всё-таки заблокировала телефон и, положив его на письменный стол, обессиленно осела на стоящее перед ним компьютерное кресло. Встреча не состоится. За двадцать минут до её начала. От хорошего настроения не осталось и следа, я плотнее стиснула челюсти, запустив пальцы в волосы, и сильно сжала, приводя себя в чувства. Мне хотелось быстро переодеться, запульнув уже не нравящееся платье далеко в шкаф, смыть макияж, на который я потратила около часа, стянуть уложенные волосы в небрежный пучок и сесть у телевизора, чтобы включить грустный сериал и упиваться жалостью к самой себе, а потом заблокировать неудавшегося кавалера и удалить с ним переписку, чтобы навсегда забыть… Но такими были мои желания только первые несколько секунд. Так бы я сделала несколько лет назад, а теперь в груди постепенно, с каждой мыслью о Чернове, зарождался всепоглощающий гнев, не оставив и капельки обиды. У него наверняка есть веская причина так поступать! Для начала нужно разобраться в ситуации, а не делать поспешные выводы на эмоциях и уж тем более вести себя так по-детски. Все мы люди, и, как бы не казалось со стороны, Чернов тоже не машина, не робот, у которого вся жизнь расписана по секундам, и даже неожиданные ситуации предусмотрены. Я подтянула колени к груди и медленно взяла телефон, зайдя в мессенджер, нажала на строчку диалога, чтобы занести палец над виртуальной клавиатурой и застыть, не зная, что написать: маячивший курсор сбивал с мыслей. Как уточнить причину отмены свидания, не показав, как сильно меня задело его поведение? Много раз пыталась начать с обращения к нему по имени-отчеству, но раз за разом стирала написанные несколько слов и снова блокировала телефон, откидываясь на спинку кресла, борясь с желанием закрыть приложение и оставить преподавателя в покое. Через полчаса метаний всё же написала короткое: «У вас что-то случилось?» Но мне не ответили. Александр Николаевич вышел из сети, как только отправил мне сообщение, и даже не потрудился хоть как-то объясняться. Я не на шутку распереживалась, стоило подумать, что произошло что-то страшное, как сердце болезненно сжималось, требуя скорее связаться с Черновым и услышать его голос. Даже хотела спросить у старосты номер Серафима, но вовремя себя отдёрнула. Если не отвечает, значит, занят, и тревожить лишний раз не стала, ведь даже если у него действительно проблемы, я буду только мешать, беспокоя постоянными уведомлениями. Ведь он написал об отмене, а не просто не явился, значит, именно с ним всё в порядке. Я медленно поднялась с кресла, сняла платье через голову, сложила и засунула обратно в шкаф ещё год ждать своего часа. За время приготовления к свиданию я вымоталась так, что сейчас, после расслабления, начала болеть голова, а лёгкость в теле позволяла понять, что напряжение, державшееся ещё со вчерашнего дня, спало. Тело вмиг стало несоизмеримо тяжёлым, мне хотелось упасть на постель и закрыть глаза, чтобы провалиться в дрёму и наконец перестать думать о Чернове. Переодевшись в домашнее, я смыла макияж и легла на кровать, включив уже давно выученный наизусть сериал. Подтянув подушку ниже, посмотрела в телефон, на дисплее которого было пусто — он ещё не ответил. Я начала грузиться ещё сильнее, клятвенно пообещав самой себе никогда больше инициативу не проявлять. Ведь можно было отменить свидание по-человечески, а не писать за двадцать минут до самой встречи, а потом игнорировать! Хоть бы написал причину… Но кто я такая, чтобы передо мной отчитывались? Телевизор не отвлекал от навязчивых мыслей, шум постепенно уменьшался, и я снова оказывалась в тишине наедине с мыслями, которые с каждой секундой всё больше уничтожали самолюбие. Как бы я не пыталась найти причину такого поведения, каждый раз, подрывая собственную самооценку, возвращалась к воспоминаниям о вчерашнем поведении, думая, что могло его оттолкнуть. Всего лишь семь часов вечера… Я заварила ягодный чай и, включив музыку, села за учёбу, чтобы хотя бы ненадолго забыться, а не мучить себя глупыми беспочвенными предположениями и подозрениями. Чернов не ответил даже утром, и только к полудню телефон завибрировал, а на экране появилось короткое: Александр: Ничего серьёзного Теперь не ответила я. Даже не зашла в мессенджер, только смахнула уведомление влево, продолжив заниматься своими делами. Ничего серьёзного… Даже не напишешь ничего, к продолжению диалога не располагает, видимо, это конец так и не начавшихся отношений. До сессии оставалось всё меньше времени, и, чтобы успешно её закрыть, готовиться нужно начинать уже сейчас, поэтому по вечерам мне приходилось повторять материал, зазубривая наизусть лекции, и решать экзаменационные билеты, выписывая ответы на маленькие листочки. Нужно привыкать тратить свободное время на учёбу, иначе стипендии мне не видать… Воскресенье я хотела занять себя подготовкой, но мрачное настроение препятствовало планам, поэтому, прочитав поверхностно половину лекции, села за ноутбук, выискивая новый сериал. Для зубрёжки не было сил, и я позволила себе побездельничать, мысленно пообещав на следующий день выучить в два раза больше запланированного. За просмотром и не заметила, как пролетел день, а вечером, как обычно, позвонили родители, снова возвращая меня в реальность. Мама включила громкую связь, и они с папой поведали о своей нелёгкой жизни в посёлке. Мне рассказывать было нечего, я даже не упоминала, что на субботу были планы, поэтому пожаловалась на учёбу, на объёмные задания и сложные билеты, пытаясь выдавить весёлый доброжелательный тон. Мама, пообещав приехать на выходных, попрощалась и, сказав, как сильно меня любит, завершила вызов, а я обессиленно опустилась на постель, продолжая просмотр сериала. В понедельник снова пришлось идти на пары. За выходные я ни капли не отдохнула, наверное, потому что суббота у меня попросту выпала, а воскресенья катастрофически не хватило, чтобы прийти в норму, поэтому каждое занятие тянулось безумно медленно. На улице уже установилась стабильная температура, но здание до сих пор отапливалось, и в аудиториях было нещадно душно, что морило ещё сильнее. От жары хотелось спать, и мы с Ирой из последних сил старались думать, слушать и запоминать, но в итоге сдались, оседая на парты, чтобы спрятаться за спинами впереди сидящих одногруппников. Ира изредка кидала на меня задумчивые взгляды, подвиглась ближе, наклоняясь к уху, глубоко вдыхала, открывая рот, чтобы что-то сказать, но тут же отстранялась, садясь прямо. Она, увидев меня утром, рассказала, как прошли её выходные, но мне вопросов не задавала, а сейчас, когда терпение и контроль заканчиваются, она пытается начать разговор, но из последних сил ждёт, когда я настроюсь и смогу выплеснуть эмоции. Нервно постукивая пальцами по крышке стола, подруга всё же не сдержалась, и, едва Василиса Аркадьевна отвлеклась на телефон, попросив подождать её, резко выдохнула и подалась ко мне. — Всё плохо? — наконец спросила она шёпотом, наклонившись к уху, когда я крутила ручку пальцами, задумчиво пялясь в окно, — свиданка плохо прошла? Он что-то не то сделал? У него есть вредные привычки? Ну, Ася, не томи! — Плохо, — буркнула я, не удержавшись от тяжёлого вздоха, — её не было… — Я внимательно слушаю, — Ира, проводив взглядом преподавателя к двери, сложила руки на груди, ожидая подробный, душераздирающий рассказ, но я ограничилась быстрым: — Он за двадцать минут до встречи всё отменил, — Ира кивнула, жестом побуждая говорить дальше, но я подпёрла щёки ладонями и хмуро оповестила, что: — это всё. — А причина? — изумлённо спросила она, глядя на меня исподлобья. Я помотала головой, — извинился хоть? Вы хоть переписывались после этого? — снова нет, подруга на мгновение задумалась и переспросила: — он отменил, и всё? Вы больше не общались? — теперь кивнула, а Ира застыла с полуоткрытым ртом, видимо, подыскивая слова утешения, — он ведь так рвался с тобой встретиться, Ась. Мало ли у него проблем, может, что-то важное случилось. Потоп, пожар, авария… — но я только медленно повернула голову, выпучив глаза, и подруга замолчала, поняв, что лучше от её слов не становится, — я видела его сегодня, с ним всё в порядке, но я имею в виду, что причина действительно могла быть… Важной. — Пропал интерес, например… — когда понял, что я уже могу ответить взаимностью, так сразу и слился. — Не говори глупостей, — возмущённо отмахнулась Ира, — даже если пропал, что вряд ли, то это в нём проблема, а не в тебе. И не нужен тебе тогда такой непостоянный мужчина. Не грузись, — я кивнула, утвердительная интонация придавала уверенности, и я, пусть и ненадолго, но успокоилась, мысленно повторяя только что произнесённые подругой слова. Когда Василиса Аркадьевна зашла в кабинет, откладывая телефон на стол, спешно продолжила рассказывать тему занятия, только ненадолго. Через десять минут она грустно посмотрела на наручные часы и, неуверенно взглянув на нас, сжалилась: — Ну что же, закончим на двадцать минут раньше? Успеете хоть поесть… Василиса Аркадьевна только недавно закончила аспирантуру и теперь вела у нас иностранный язык. Она была доброй, но несмотря на её мягкий характер, мы старались вести себя у неё на занятиях тише, не устраивать шумиху и делать все задания, чтобы она оставалась такой как можно дольше, не превращаясь в озлобленную мегеру с выгоранием, которая будет травмировать психику только поступивших студентов. Она нас тоже уважала, временами отпуская пораньше, чтобы мы успели занять очередь в столовую, или разрешая опаздывать на занятия, когда они стояли первыми парами. Одногруппники огласили аудиторию радостным благодарным воплем и, быстро собравшись, помчались в коридор, чтобы разделиться: кто-то — столовую, а кто-то — домой, ну а мы с Ирой — в холл на первый этаж. К обеденному перерыву мы были полностью выжаты, движения были скованными и ленивыми, а есть совершенно не хотелось, поэтому мы расположились на скамейках, ожидая звонок на перерыв. Пока ещё шла пара, было довольно тихо и безлюдно, и я расслабилась, сонно прикрывая глаза, готовая вот-вот задремать, но Ира настойчиво дёрнула меня за рукав, вынуждая поднять на неё глаза. — Смотри, твой… Точнее, наш Чернов с пары ушёл раньше… — услышав про историка, невольно растянула губы в печальной усмешке и резво повернула голову в сторону выхода, куда он направлялся быстрым шагом. Я не видела его с пятницы, поэтому, убедившись, что с ним всё в порядке, отвернулась. Противоречивые чувства вмиг захлестнули: мне то ли хотелось подождать его на входе, а потом высказать в лицо о накипевшем, то ли сбежать, чтобы его вообще никогда не видеть. — Может, важные дела, — предположила, пожав плечами. Хотя вышел он без вещей. Может, в магазин пошёл? Ира поднялась и, разминая затёкшую спину, потянулась, глядя в окно, и, растерянно ойкнув, опустила руки и ткнула пальцем в стекло, побуждая меня, кряхтя, встать и, прищурившись, выглянуть на улицу. На крыльце, прямо перед большими окнами, заметила Чернова, а после — и ту девушку, с которой он мило беседовал. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что её я где-то видела. Ведь именно с ней он ссорился, когда я ему рубашку испачкала! С улицы не было видно того, что происходило в корпусе, а вот изнутри… Даже белый тюль не мешал обзору, дополняя невольную конспирацию для шпионажа. Я сглотнула и плотнее сжала губы, глядя, как девушка чуть ли не прыгает от радости, хлопая в ладоши, и даже с моим ужасным зрением разглядела счастливую улыбку на её лице. В груди что-то оборвалось, кажется, разбились вдребезги мечты и надежды на счастливое совместное будущее, о котором я уже начинала задумываться, как оказалось, зря. — Сестра? — спросила недоверчиво Ира, потрепав меня по плечу, — они вон, оба черноволосые… — По твоей логике, мне Коля и Ваня братья, у них волосы тоже русые. А вместе с ними и полкорпуса… — Может, знакомая? — А может и бывшая, — вынесла вероятное предложение, а в голове сложился до боли простой элементарный пазл: отменил свидание, долго игнорировал, а теперь обнимается с другой, — а может вообще настоящая. Помнишь я тебе рассказывала интересную историю, с которой начались все мои проблемы? Ну так вот, знакомься, перед тобой ещё одна участница конфликта. Я сглотнула, не сумев сдержать дебильноватую улыбку. Видимо, у Чернова такой типаж: худенькие девушки на полторы головы ниже него с тёмными до плеч волосами. Не сказала бы, что мы с ней сильно похожи, но со спины, если бы не цвет волос, можно и спутать. — Может, они друзьями расстались? — попыталась подруга реабилитировать преподавателя в моих глазах, но безуспешные попытки я не оценила. Кажется, Ира уже сама жалела, что указала мне на сие действо, от которого я не могла отвести взгляд: не получилось. Видимо, и правда — какой-то отдельный вид мазохизма, но я мысленно умоляла Чернова выдать движением истину: отдёрнуть руку, отойти или посмотреть на неё так, как он смотрел на неготовых к его паре, но он довольно щурился, глядя ей в глаза, внимательно слушал и не перебивал, позволяя держать себя за руку. — Ты меня так утешаешь? — горько усмехнулась, покачав головой, — может, у него шлюший период был? А теперь вон. Чьими-то стараниями закончился. Помнишь, как Катя со своим рассталась? Так она ему и замену искала, и с каждым вторым флиртовала, а потом они снова сошлись. — Думаешь, здесь так же? — Он ей даже улыбнулся, — пожала я плечами, стараясь контролировать эмоции, не показывать, как сильно меня задело. Обидно было, но совсем немного. А остальное заняло разочарование, дикое и необузданное разочарование, но в ком конкретно, сложно было сказать. Я винила не Чернова, наивно оправдывая его поступки, скотское поведение и обман, а себя. За то, что позволила побыть слабой, что сама проявила инициативу, посчитав, что в отношения должны вкладываться оба, что начала открываться ему и, что ещё важнее, начала чувствовать то, в чём боюсь признаться самой себе. Я последний раз взглянула на Чернова, улавливая существенные изменение в мимике: он не хмурился, не было привычного строго-сурового выражения, как на занятиях, а на губах неизменно играла обворожительная улыбка. У меня в гостях у него был совершенно другой взгляд, хитрый, как будто на добычу смотрел, а с ней он словно сбрасывал маску безразличия и становился собой… Значит, я была лишь запасным вариантом, мимолётным увлечением? Только, чтобы отвлечься от ссоры, а теперь всё вернулось на свои места, а я, теперь ненужная, была сразу забыта. Хоть бы извинился, что ли, по-человечески сказал, что мы разные, что дело в нём, а я ещё найду близкого по духу человека… — Улыбка — ещё не гарант того, что… — Ира запнулась, опустив голову, и я снова подняла глаза, чтобы увидеть, как она обнимает его за шею. Сняв очки, медленно вытянула салфетку из бокового кармашка сумки и, сев на скамью, сделала вид, будто увлечена протиранием линз. Надо было это сделать раньше, не травмируя собственное самолюбие. — В нашем случае — гарант. Я предлагаю не ждать, когда они друг от друга отцепятся, давай на второй этаж, — больше наблюдать за семейным единением мне не хотелось. Взяла сумку, не оборачиваясь к окну, закинула её на плечо и, не дожидаясь Иру, пошла к лестнице, — некрасиво будет с нашей стороны спалиться за слежкой. Скоро звонок, может, успеем в кабинет зайти. — По нему так и не скажешь, что он дамский угодник, — осторожно начала Ира, задумчиво бормоча себе под нос. Мне тоже так казалось, но внешность оказалась обманчива, да и эти напускные воспитанность и культурность, что для меня были признаками порядочности, тоже, — чтобы от одной к другой… Я б никогда не подумала. Ась, не может такого быть! — В тихом омуте… — пожала я плечами. А чертей там много. Как бы я не отрицала, но где-то глубоко внутри безумно больно кольнуло, задевая самолюбие и гордость, а вместе с тем и в мгновенье понизившуюся самооценку, а внутренний голос стремительно подвёл итоги: поверила, дура! Я помотала головой, резко зажмурив глаза. Нужно успокоиться, ведь это ничего не значит! Таких непостоянных как он тысячи, нормальных парней столько же, не сошёлся свет клином на одном единственном мужчине, который вдобавок ко всему изменником оказался. Продолжай себя утешать! — Козёл! — тихо и разочарованно подытожила Ира, становясь около двери в кабинет, где ещё сидели студенты. Я кивнула и вздрогнула от громкого шума, что раздался прямо над головой, и, борясь с желанием закрыть уши ладонями, съёжилась, ожидая, когда раздражающая трель утихнет. — Только ты ему это не говори… — натянуто улыбнулась я, когда наступила долгожданная тишина, но ненадолго: из аудитории тут же толпой пошли студенты. Когда она опустела, я зашла первая и, кивнув преподавателю, проследовала к своему месту. Мужчина молча собрал тетради и исписанные конспектами листы и, оставив ключ на столе, вышел, пропуская вперёд озадаченную Иру. Улыбка исчезла, уголки губ были опущены, а сами губы обиженно надуты, она нахмурилась и тяжело вздохнула, — ты расстроилась больше меня, — заметила я, отодвигаясь на скамье, чтобы она села на свой вариант. — Я так рада была за тебя, — она положила голову на парту, запуская пальцы в волосы, и тут же, изменившись в лице, напряжённо улыбнувшись, хитро начала: — ну, ничего, ещё лучше тебе найдём. — Только, пожалуйста, давай искать не в преподавательском составе. — Вообще, или не в нашем корпусе? О! Я видела в корпусе физфака красивого аспиранта, — я усмехнулась, вспоминая неуклюжего паренька, который к нам захаживал, чтобы посоветоваться с преподавателем по английскому языку, который помогал ему переводить диссертацию. — Симпатичный, но низкий, — пожала я плечами, уж с Черновым точно не сравнится… — Не переживай, у нас ещё целых… — подруга задумалась, перечисляя все известные нам корпуса: — первый, шестой, четвёртый… Наш второй… Ещё минимум три корпуса. — Есть, где разгуляться, — утвердительно кивнув, устало откинулась на спинку жёсткой скамьи. Мысль одна сменяла другую, и Ира поняла, что сейчас начнётся масштабный мозговой штурм, поэтому попыталась меня отвлечь. Впрочем, довольно быстро из буфета вернулись Степан и Вера, и я была вынуждена присоединиться к беседе.

***

Во вторник я снова пошла в универ, хотя мне больше всего хотелось остаться дома. Я чувствовала себя лучше, поэтому забросила лечение, закинув таблетницу в тумбочку и напрочь забыв о ней, но мысли о выздоровлении оказались неверными и опрометчивыми, и стоило лечь спать с мокрыми волосами, снова началось веселье: насморк, больное горло и головные боли, которые мешали жить не только мне, но и моим одногруппникам, которые периодически поворачивались на громкое и протяжное шмыганье и редкий кашель. — Могла бы и дома остаться, я бы сказала преподам, что ты заболела, — Ира осуждающе покачала головой. — Я и так достаточно пропустила. — Один день, — скептически протянула она, — и правда много. Когда ты пары Чернова пропускала вместе с лекциями, тебя это не смущало. Я тяжело вздохнула, будучи на грани, чтобы не упасть в пучину сожалений и отчаяния, но Ира, преданно дергавшая меня за рукав, отчитала бы меня, если б я позволила себе раскалиться и пустить сопли по безответной влюблённости, поэтому мне пришлось собрать всё самообладание и сдержанно улыбаться, делая вид, что на меня пагубно влияет болезнь, а не покатившаяся к чертям личная жизнь. — Ему всё равно было плевать, а Молчанова бы не одобрила, — ведь зачёт по истории принимает не Чернов, а вот Раиса Владимировна у нас и лекции ведёт, и экзамен тоже проводить будет она. И на оценку влияет и посещаемость, и симпатия самой Молчановой. И если она с начала семестра начала придираться к студенту, то с лёгкостью можно предсказать, что на экзамене ему будет тяжко, поэтому ей старались не перечить, и даже если она специально придирается к правильному ответу, кивать и признавать свою ошибку, но ни в коем случае не спорить, — да и не настолько мне плохо, чтобы оставаться дома. К тому же мне там скучно. Ира удивлённо вскинула бровь, но, сжав губы, промолчала. Иногда мне действительно становилось скучно, особенно когда не хотелось учиться, а занятие найти было целой проблемой, ведь дома уже наведён порядок, полы вымыты, окна и подоконники протёрты, даже продукты в холодильнике прошли инспекцию, а испорченные отправились в мусорную урну, а я всё маялась от безделья, в жалких попытках заставить себя подняться и начать готовиться к сессии. Всхлипнув, достала из сумки бумажные платочки и, выудив один, прижала к носу, специально прикрываясь от Молчановой, которая уже сидела в аудитории и ждала звонок. Ира, громко поздоровавшись, прошла к нашей парте, а я, невпопад поддерживая приветствие, засеменила следом, чтобы сесть на скамейку, проскользить на ней к стене и спрятаться за спиной впереди сидящей одногруппницы. Раиса Владимировна проводила нас взглядом и поднялась, едва прозвенел звонок, чтобы тут же отметить присутствующих и начать занятие. После пары мы всей группой понуро поплелись на историю к Чернову. Она стояла последней по расписанию, поэтому соблазн тихонько уйти был велик, только Ира моё решение не одобрила и даже жалобам на плохое самочувствие не поверила, укоряя в ужасной актёрской игре. Подруга аргументировала необходимость переться на историю тем, что я сходила лишь четыре раза за семестр, что уже неплохо, учитывая мою нелюбовь к предмету Александра Николаевича, но это её не подкупило, и мне пришлось тащиться следом, ведомой за ручку в нужную аудиторию. Она, хоть и не говорила, но переживала за меня, потому что теперь гаранта, что я закончу семестр без троек и пересдач, не было. Ведь если я Чернову не нужна, то и зачёт он может «отменить» и отправить к Анисимову, если конечно у меня вообще будет допуск… Видеть его не было никакого желания, но мысленно с Ирой я соглашалась: Александр Николаевич теперь наш куратор, он вёл пары на первом курсе и будет вести на третьем, поэтому нужно как можно скорее отвыкнуть постоянно пропускать и думать, что прогулы никак не отразятся на успеваемости, ведь такие привычки могут вылиться в большую проблему и привести к отчислению. Чернова в аудитории не было, поэтому я спокойно прошла к партам и, окинув их взглядом, поднялась по ступеням, садясь за Колей и Степаном, чтобы не маячить прямо перед глазами преподавателя. Ира опустилась рядом, разложила тетради с конспектами и лекциями и вперилась в доску, а я сложила руки на груди, закинула ногу на ногу и уставилась в нарисованное на парте синими чернилами сердечко, надеясь, что в этот раз преподаватель опоздает, вовсе не придёт или напишет секретарю деканата и отменит занятие. Так же, как и свидание со мной. Мои мольбы не были услышаны, и, как только прозвенел звонок, в аудиторию вошёл Александр Николаевич. Он окинул нас взглядом и, остановившись у стола, хрипло спросил: — Староста здесь? — я на мгновение подняла голову, чтобы увидеть слабую улыбку на губах, уверенно вздёрнутый подбородок и уже исчезнувшие и ставшие естественными синяки под глазами. Он выглядел отдохнувшим и даже счастливым, намного лучше, чем на прошлом занятии. Чернов не вселяет страх и отчаяние одним лишь взглядом и кажется доброжелательным, но внешность оказалась обманчива. — Я за неё, — выкрикнул Степан, подняв руку, чтобы привлечь к себе внимание, и преподаватель тут же повернулся к нему, скользя по мне взглядом, а я резко опустила голову. — Список присутствующих напишите, — Соколов резво кивнул и вырвал листок из тетради, — а пока список пишется, хочу напомнить, что посещение физической культуры обязательно для всех, поэтому… — я сползла ещё ниже на скамье, стараясь скрыться за Колей, который, едва услышал про физкультуру, почесал затылок и тихо выругался, чувствуя скорую взбучку. После простуды справку я так и не взяла, но симптомы остались, да и организму нужно восстановиться, и хоть и знала, что мне влетит, но позволяла себе пропускать, надеясь, что потом обо мне забудут, махнув рукой на пропуски, или хотя бы одногруппницы заступятся за меня перед преподавателем, подтвердив мои слова о болезни. — Потрудитесь объясниться перед преподавателями, мне они часто жаловаться стали, — Степан быстро записывал фамилии на листик, делая вид, что обращение его не касается, хотя он чуть ли не первый вылетает из корпуса и мчится на остановку, когда по расписанию стоит физкультура, — третьего предупреждения не будет, пойдёте на беседу с деканом. А теперь к занятию… — он затих, выбирая себе жертву, — Осипова, я помню, что у вас много пропусков, дам вам шанс выбрать вопрос самостоятельно, читайте, отвечайте, — Чернов опустился на стул, закидывая ногу на ногу, и посмотрел на меня, а я… — Я… Не готова, — созналась осипшим голосом в звенящей от напряжения тишине. И только теперь в памяти быстро всплыла та беседа и его просьба подготовиться хотя бы к одному вопросу, но за три прошедших дня я так и не вспомнила об этом. Ира быстро дёрнула меня за рукав, пододвигая тетрадь с ответами, даже карандашом написала к какому вопросу, но было поздно, хотя Чернов медлил с оглашением результата. Я помотала головой, пусть снова ставит минус. — У вас будут проблемы с получением допуска к зачёту, — бросил преподаватель пренебрежительно, — после пары подойдите и выберете тему для реферата, — я только слабо кивнула, мысленно соглашаясь с каждым словом. Решил дать мне напоследок возможность не скатиться к неуду? Хотя если он поставит троечку автоматом, и на этом буду благодарна. Быстро, однако у меня планы на жизнь меняются: раньше я пыталась со стипендии не слететь, стараясь наработать хотя бы на слабенькую четвёрку, а сейчас согласна на тройку, лишь бы на пересдачу не отправили. — Если у вас есть желание перейти на третий курс, нужно закрывать пропуски, — тон Чернова не пугал, но заставлял чувствовать себя обруганной и отчитанной, все сидели молча, уставившись перед собой. Все, но Коля был самым смелым из нас, поэтому гнетущая атмосфера его не коснулась: — А мне? Можно мне тоже реферат? Пожалуйста! У меня тоже пропуски есть! — А вам пропускать надо меньше, — снисходительно пояснил Александр Николаевич, — у вас есть возможность выйти на автомат, — Коля был непреклонен, он включил дурачка и, подняв руку ещё выше, чуть было не скатился до слезливых уговоров, но Чернов сдался раньше, чем одногруппник завёл всем знакомую шарманку, — вы тоже можете задержаться после пары, — Степан, почуяв халяву, тоже поднял руку, но преподаватель оборвал его строгим: — достаточно, а на вопрос ответит… — он обвёл взглядом аудиторию, безошибочно определяя ещё одну прогульщицу — Секацкая, пожалуйста. Женя оказалась намного сообразительнее меня и сразу подвинула протянутую подругой тетрадь ближе, но именно сегодня ей не посчастливилось: едва она опустила глаза к лекции, Чернов стал самим собой. — Секацкая, будьте добры оторвать глаза от парты и ответить самостоятельно, — быстрый взгляд на Катю, которая стремилась помочь одногруппнице, и ещё одно предупреждение от преподавателя: — а суфлёр сейчас будет отвечать сам, — Катя быстро кивнула и, убрав ладонь ото рта, замолкла, а Женя растерянно выдохнула: — Я тоже не готова… Я невольно хмыкнула. Казалось, теперь, когда его проблемы решены, он не занят посторонними мыслями, и всё внимание уделяет только отвечающему. — Тогда пойдём по списку, — сам список был протянут дрожащей рукой преподавателю, а Степан, развернувшись к нам, широко улыбнулся, — Вербицкая… — Коля одобрительно похлопал Соколова по плечу, а мы с Ирой развернулись в сторону дальнего ряда, который значился в списке первым, а всех нас он записал в последнюю очередь. Ира судорожно выдохнула, распахивая глаза. Мы поняли, что эта пара будет тяжёлой для всех, но хотелось верить, что она всего лишь показательная, чтобы мы не расслаблялись, в противном случае, к Анисимову пойду не только я. — Продолжим после перерыва… — недовольно провозгласил Чернов и, дьявольски усмехнувшись, вышел из аудитории. Как только за ним закрылась дверь, а шаги в жуткой тишине почти не различались, все разом выдохнули, начиная шуметь и возмущённо переговариваться. — Больше я сюда не приду, — призналась я Ире, ошарашенно глядя на побелевшего Степана, до которого скоро дойдёт очередь. — Знаешь, я, наверное, с тобой буду прогуливать, — прошептала подруга, чуть ли не плача от безысходности, — может, уйти? Он всё равно через пять минут вернётся, а мы уже из корпуса выйдем. А? — я помотала головой, раз уж пришли, то нужно сидеть до конца, а вот Колю интересовал другой вопрос: — Он что, список забыл? Как-то безответственно с его стороны… — Тебя только это беспокоит? — не удержалась от истеричного вопроса сидящая рядышком Вера, а он только плечами пожал, закидывая руки за голову в расслабленной позе, — если ты не заметил, то он вообще всё забыл. Он только с телефоном пришёл. — Меня уже ничего не беспокоит, — усмехнулся светящийся от счастья Коля, — я уже выпросил у него реферат, — и широко улыбнулся, как будто в лотерею несколько миллионов выиграл, хотя, с учётом сегодняшней пары, одно другому равнозначно. — Блин, надо было тоже попросить… — Как думаете, сколько он закроет пропусков? — мечтательно спросил Воронцов, видимо, мысленно уже сдавая ему этот реферат и получая максимальный балл, но его радости не разделял никто. Где-то сбоку несколько человек уже выбежали из аудитории, а судя по сумкам и кофтам, с которыми они ушли, то сегодня они уже не вернутся. — Сильно не радуйся, всё, что ты напропускал, уж точно не закроет, — попытался спустить Соколов товарища на землю, но он не слушал, даже скорая расправа в виде вопросов от Чернова его не пугала. — Не надо было приходить, — тихо озвучила я свои мысли, — только зря время потеряла. — Ты уже морально готова к Анисимову? — удивлённо охнула Вера. — Да лучше Анисимов, чем… Чернов… Хотя я обоих боюсь одинаково. Особенно, после этой пары. — Ну ты подожди, — скептически попросил Степан, — пара ещё не закончилась, может, к её концу ты уверенно сможешь сказать, что Анисимов намного мягче Чернова. — Легче мне от твоих слов не становится, — жалкие попытки утешить меня не увенчались успехом, но уже от того, что меня спрашивать сегодня не будут, мне было радостно, а вот Ира судорожно листала лекции, пытаясь заучить материал, чтобы сказать хоть что-то. Я не отвлекала её, зная, что это может раздражать, особенно когда время поджимает. Впрочем, повторить она всё равно не успела, потому что перерыв закончился слишком быстро, Чернов вернулся в аудиторию, а мы затихли, и пытка продолжилась. Оставшиеся сорок пять минут я сидела молча и надеялась, что очередь до Иры не дойдёт, что найдётся тот, кто медленно расскажет ответ на вопрос, и её спросить не успеют, но в последнее время мы расслабились, поэтому не осталось тех, кто действительно бы заучивал огромные куски текста. Хотя сейчас это было на руку: Чернов, поняв, что спрашивать бесполезно, отпустил нас за десять минут до звонка. — Надеюсь, к завтрашней паре вы подготовитесь лучше. Свободны, — дал он команду, и одногруппники начали быстро собираться и уходить, Степан, у которого за последние несколько недель увеличился риск получения инфаркта, оперевшись о стол, ждал Колю, а мы с Ирой медленно собирались. За почти полтора часа из нас выкачали все силы, а мне к Чернову ещё и подходить надо, чтобы выбрать тему реферата. Я сложила тетради в сумку, наблюдая, как Коля идёт к преподавателю, но на удивление, Александр Николаевич вёл себя обыкновенно. — Зайдите на сайт вуза, на нашу кафедру, там найдёте список с темами за прошлый год, — объяснил он безэмоционально, Воронцов кивнул и показал телефон Стёпе, который пальцем ткнул в экран, и Коля озвучил выбранную по наводке друга тему, а Чернов записал её на списке с фамилиями снизу. Когда я собралась с силами и подошла к преподавательскому столу, парни уже направлялись к двери, но Коля всё же развернулся и окликнул: — Ась, я тебе скинул скрин с темами, — я кивнула и, махнув ладонью, подошла ближе к Чернову, открывая социальную сеть, чтобы загрузить присланную картинку. Сердце, стоило оказаться в метре от преподавателя, снова забилось чаще, то ли от стеснения, то ли от непонятного страха, я закусила губу, открывая диалог с Воронцовым. Чернов сложил руки на груди и, посмотрев на Иру, попросил: — Можете подождать в коридоре, — но подруга не сдвинулась с места, — вы меня не услышали? Выйдите в коридор, — приказал Александр Николаевич, и она, медля, шагнула в сторону выхода. Перечить ему я бы тоже не решилась, хотя бы когда со мной таким угрожающим тоном разговаривают, — почему вы снова не готовы? — начал он строго, и как только дверь закрылась, резко изменился в лице и шёпотом продолжил: — мы ведь договаривались… — я, уже готовая слушать нотации, вздрогнула от неожиданной смены настроения и невольно подняла на него взгляд. Чернов по-доброму улыбался и хитро щурился, что ещё сильнее ввело в ступор, совершенно запутав! Он изменился слишком резко, и я опешила, перестав понимать, какие из сменявшихся эмоций наигранные и напускные, а какие реальные. Чернов так строг, потому что я больше не интересна ему или потому что он сказал это на публику? Или всё вместе? Или он считает, что я не знаю про его девушку, и на что-то надеется? — Ася… — Я… Не успела, не было времени, — виновато потупила взгляд, с замиранием сердца ожидая его реакцию. Я, конечно, могла бы посвятить освободившийся субботний вечер как раз-таки подготовке к его предмету, но думать о нём не хотела. Я смотрела в телефон на всё ещё размытую не загрузившуюся картинку, время от времени закрывая её, чтобы снова открыть, и не сразу заметила ещё одно сообщение от Воронцова: «Стёпа сказал, что седьмая лёгкая» — Ася, — успокаивающий шёпот коснулся слуха, вынуждая поднять голову и посмотреть ему в глаза, — мне очень жаль, что пришлось отменить свидание, у меня появились важные дела… Меня вынудили ехать и разбираться, извини… — но после того, что я увидела, верилось с трудом. — Ничего, забудьте, — оборвала я быстро, мысленно умоляя картинку грузиться быстрее. Чернов тяжело вздохнул, перестав улыбаться, и на «ты» ко мне больше не обращался. — У вас плохое настроение? Что-то случилось? — резво помотала головой, и преподаватель безошибочно сделал вывод: — вы злитесь… — Нет, я не злюсь… — начала я, желая наконец высказать ему всё, что думала, но, едва подняла голову, замолкла, не находя слов, чтобы описать внезапно накатившую обиду, разочарование и душевную боль, что испытала за то время, что он меня игнорировал, — но вы могли хотя бы позвонить, а не писать какое-то дурацкое сообщение. И уж точно могли хотя бы написать в ответ хоть что-то, а не выходить из сети и игнорировать… Меня огорчает тот факт, что вы так наплевательски относитесь к моему времени и… — я запнулась, тяжело сглатывая. Слова закончились, как и настрой на выяснение отношений, но Чернов почему-то начал улыбаться. Наверное, и правда смешно, когда тебя какая-то малолетка отчитывает, у которой нет на это никакого права. — Договаривайте, Ася, — попросил он сдержанно, нервно постукивая пальцами по столу. — И вообще, ко мне в целом, — закончила, но уже без энтузиазма. Хотелось развернуться и уйти, чтобы в одиночестве подумать над произошедшим, понять, как лучше озвучить мысли, чтобы уже окончательно поставить точку в наших отношениях. Чернов всё ниже опускался в моих глазах, раз думает, что обманывать сразу двоих ему под силу, но что задевало ещё больше — он пытается извиниться за испорченную субботу, уже имея отношения с другой… — Ася, мне… — выдохнул Александр Николаевич, подавшись ко мне, но договорить не успел: дверь распахнулась, а я отступила на шаг, оборачиваясь к запыхавшемуся Коле, что появился в проёме. — Александр Николаевич, извините, — выкрикнул Воронцов, быстрым шагом подходя к нам, — я забыл спросить: а что там по объёму и оформлению? И срокам… — Как будто в первый раз… — покачал историк головой, разворачиваясь к нему, — оформление стандартное, на сайте вуза есть форма, а объём… Максимум тридцать страниц, может, чуть меньше, в зависимости от темы. И чем быстрее, тем лучше. — А сколько пропусков вы закроете? — выпалил Коля, заламывая пальцы до хруста. Видимо, первые два вопроса были вступительными, а не от незнания. — Три, — бросил Чернов снисходительно, наблюдая, как Воронцов белозубо улыбается, и уже поворачивается в сторону двери. Я не стала ждать, когда загрузится скрин, кажется, Чернову всё равно, какую тему я выберу, поэтому я, сунув телефон в карман, ответила быстрое: — А я возьму седьмую тему. До свидания, — Коля поблагодарил его за консультацию по реферату, и мы вместе вышли из аудитории под испепеляющий взгляд преподавателя.