Возбудим и не дадим

Я испуганно застыла у двери, не в силах сделать и шага, а Александр Николаевич снова нажал на звонок, совсем ненавязчиво напоминая о себе. Сердце ускорило темп. Признавшись в чувствах, я была готова абсолютно ко всему, но никак не к тому, что он захочет вернуться и их обсудить. Хотела просто сказать о них, поставить преподавателя в известность, переложить ответственность за вызванные им эмоции, как посоветовал Серафим, на него же и спрятаться, оставив наедине с этой информацией. Бесшумно подойдя к двери, прислушалась — шагов слышно не было, лифт не гудел, значит, Александр Николаевич стоит у двери и настроен крайне решительно. Глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и дрожащими от волнения руками провернула ключ. Замок щёлкнул довольно громко во вмиг образовавшейся тишине, но дверь, вопреки ожиданиям, с грохотом не распахнулась, являя воодушевлённого преподавателя, и я сама нажала на ручку. Он стоял в нескольких шагах от двери, сложив руки на груди, и, бесстрастно глядя в пол, перевёл взгляд на меня. Было тихо, где-то внизу глухо хлопнула дверь, послышались отдалённые неразборчивые голоса, и мне показалось, что каждое слово, даже произнесённое шёпотом, будет слышно во всём доме, но это не помешало мне невозмутимо спросить: — Вы что-то забыли? — растянула губы в подобие беззаботной улыбки и уставилась прямо перед собой, не желая смотреть ему в глаза. Щёки беспощадно покраснели, выдавая смущение, как и подрагивающий голос. Чернов склонил голову вбок, и я быстро попятилась, чтобы впустить его в квартиру, но до чего нелепо: едва убрала ладонь от дверной ручки, врезалась спиной во внутреннюю дверь и чуть было не упала, но всё же устояла на ногах, не без посторонней помощи, конечно. В мгновение Александр Николаевич оказался рядом, удержал и, едва я выпрямилась и убрала от него руки, показывая, что всё в порядке, отошёл, держа дистанцию. — У вас снова поднялась температура? — хрипло спросил он, протянув руку к лицу, чтобы, едва прикасаясь, убрать волосы со лба и осторожно прижать пальцы к коже. Я застыла, чувствуя невесомые поглаживания. В мгновенье тело перестало слушаться, стало тяжёлым и неповоротливым, и я бы согласилась с ним, но дело было вовсе не в простуде и её последствиях. Её можно вылечить, а те чувства, что он вызывает своей близостью, вряд ли оставят в покое так просто. — Почему вы так решили? — мне было неловко под пристальным взглядом, и я уже жалела, что поддалась секундному порыву и сказала о чувствах, пусть и несколько завуалированно и непрямо, но он всё понял. Понял, что значит «не безразличен», да и знал он всё, разве будет человек проявлять инициативу, ревновать и обижаться на того, кто не представляет никакой ценности? — я нормально себя чувствую. — Или вам, Ася… — Александр Николаевич тяжело вздохнул, — просто нравится надо мной издеваться? — таким тоном он просил меня остаться после занятий, когда я с ним враждовала: раздражённо, строго и зло. С таким же успехом можно было сказать: «Осипова, заявление на отчисление в деканат, душу мне в карман, вы свободны, надеюсь, больше не свидимся», тогда это всё сопровождалось свирепым взглядом и издевательской улыбкой, а сейчас… Мне даже смотреть на него не хотелось, я молчала и покорно ждала, когда он продолжит, — вы от этого получаете особое удовольствие? — голос его дрогнул, переходя в шёпот, и я рассеянно подняла голову. А взгляд такой… Ласковый, нежный, открытый. Я застыла, борясь с внезапным желанием подойти ещё ближе, сокращая расстояние до минимума, прижаться, обнять, так хотелось, что я едва сдерживалась, сжимая ладони в кулаки за спиной, и он, к счастью, прервал поток бессвязных, глупых и абсурдных мыслей: — Ответите? — Я не издевалась, — может быть, чуть-чуть и то из добрых побуждений, — мне просто захотелось, чтобы вы знали, что вы для меня… — я глубоко вдохнула, чтобы признаться ещё раз, но из горла вырвался лишь тихий хрип: не могу, пока он так заискивающе смотрит, — что вы мне… Вы уже всё слышали. Я поняла, что чувствуете вы, и хотела, чтобы вы тоже не терялись в догадках и знали точно, что это… Взаимно. — Александр Николаевич сильнее сжал губы, пытаясь не улыбаться, но получалось у него плохо, и я напомнила: — вы, кажется, спешили, у вас срочные дела. — С каждой секундой мне всё меньше хочется куда-то ехать, — преподаватель, взглянув на наручные часы, печально усмехнулся, и я не сдержалась, поддаваясь внезапному желанию: шагнула к нему и неловко обвила шею, вставая на носочки, чтобы прижаться теснее. Он на мгновение застыл, растерявшись, но пришёл в себя довольно быстро: наклонился и обнял в ответ. Я чувствовала, как сильно колотится его сердце, слабый запах одеколона, тяжёлое рваное дыхание и тепло ладоней на спине через тонкую футболку, а едва мне стоило положить руку на плечо, легонько поглаживая пальцами, он вздрагивал, шепча что-то неразборчивое. Но до чего мне нравилась такая реакция. Было так уютно и тепло, и я бы не отказалась постоять так ещё немного, но Александр Николаевич отстранился первым, и мне пришлось отпустить его, снова отходя назад. Он взял мои ладони в руки, аккуратно сжимая пальцы, и тихо начал: — Ася… Чтобы в будущем нам удалось избежать некоторые конфликты, и чтобы не было недопонимания, — он замялся, отводя взгляд, — вы мне очень дороги. Я хочу, чтобы вы знали, что я настроен серьёзно… Я невольно улыбнулась, отняв руки, и снова потянулась к нему. Хотелось сказать многое, но голова вмиг опустела, и я только быстро заскользила ладонями по плечам, прижимаясь щекой к груди, и отошла, сцепляя пальцы в замок, и снова напомнила, но уже себе: — Вы спешите, — преподаватель рассеянно потёр шею, печально глядя на дверь, и я поспешила его подбодрить: — мы увидимся завтра, соскучиться не успеете. — Вы же болеете. — Ради вас я готова прийти, — призналась шёпотом и, почесав затылок, заверила: — не волнуйтесь, я чувствую себя лучше. К тому же завтра у нас пары, которые лучше не пропускать. — Смотрите по самочувствию, — Александр Николаевич, взглянув на меня последний раз, кивнул и, нажав на ручку, распахнул дверь, — до завтра. — До завтра… Он вышел из квартиры, а я всё ещё стояла в прихожей, прислушиваясь к биению сердца, и только когда из динамика лифта глухо донеслось «седьмой этаж», пришла в себя. Развернувшись, поплелась на кухню, села за стол и только теперь, пригнувшись над ним, спрятала лицо в ладонях, чтобы не завизжать от переполнявших эмоций. Такого облегчения я давно не чувствовала! Абсолютно всё казалось незначительным и нестоящим внимания: ни скорая сессия, ни отмена автомата по Отечественной истории, ни гигантские куски текста, которые нужно было выучить к зачётной неделе. Мне не сиделось на месте, я готова была вскочить и в воодушевлении переделать всё, что было запланировано по дому, хотелось заняться творчеством, выйти на улицу, прогуляться. Хотелось написать Ире, записать голосовое сообщение, а лучше позвонить и рассказать обо всём, что произошло, поделиться эмоциями и счастьем, но я с трудом держалась: она наверняка сейчас с родителями, поэтому решила оставить до завтра рассказ о его визите, расспросы о том, что он ей предложил за сотрудничество, и показ фотографий букета с разных ракурсов. Вечер провела в пограничном состоянии, мыслями постоянно возвращаясь к преподавателю, а ночью не могла уснуть. Я пялилась в потолок, сжимая одеяло в кулаках, в памяти снова всплывали его улыбки и слова, которые никак не давали покоя, я мысленно проговаривала их, убеждаясь, что поняла правильно. Он серьёзен! Утром, пусть я и не выспалась, была бодрой, потому в универ пошла с удовольствием, ни мелкий дождик, ни лужи, ни испачканные белые кроссовки, ни промокшая джинсовка и пасмурная погода не смогли омрачить прекрасное настроение. Забывшись в мыслях, я вышла из дома на двадцать минут раньше, поэтому, когда зашла в аудиторию, народу было мало. Большинство пришедших вышли в коридор, и только тетрадки и сумки на пустующих партах говорили о том, что места заняты. Сев за свою парту, разложила принадлежности, подпёрла щёки ладонями и вперилась в конспекты, пытаясь сделать вид, что читаю, чтобы не сильно выделяться на фоне нескольких понурых и недовольных одногруппников, что сидели в аудитории, но не получилось сконцентрировать внимание, поэтому прочитанное не задерживалось в памяти: взгляд метался от тетради к телефону, потом к двери и обратно, я всё высматривала Иру, потому и не могла усидеть на месте, ерзала на стуле от нетерпения, ведь мне хотелось с ней поговорить о вчерашнем. Через десять минут аудитория начала заполняться, и вскоре пришла и Ира. Увидев меня, она остановилась, испуганно озираясь по сторонам, медленно прошла ко мне и тихонько присела рядом, наверное, готовясь к разносу, но едва я к ней повернулась, подруга облегчённо выдохнула: — Ты прямо-таки светишься, — она широко улыбнулась, ставя сумку на колени, чтобы вытащить из неё тетрадь и ручку, — разговор прошёл хорошо, — догадалась Ира, и я кивнула, подтверждая, — я зря беспокоилась. Что в итоге решили? — Ты была права, та девушка, с которой он обнимался — его сестра, — она удовлетворённо хмыкнула, как будто была абсолютно в этом уверена, и придвинулась ближе ко мне, и я, оглянувшись, прикрыла рот ладонью и быстро зашептала о вчерашнем вечере. Ира слушала молча, активно кивая, когда я рассказывала про многократные извинения, про букетик, про его намерения, и довольно улыбалась. Когда я закончила рассказ, она прижалась к плечу, хитро протягивая: — Прям-таки идеальный мужчина. Вы теперь встречаетесь? — Он мне не предлагал, — пожала я плечами, рано ведь ещё для отношений, нужно узнать друг друга поближе, — да что мы только обо мне? Скажешь, что ты вчера у него выторговала? — Ира резко перестала улыбаться, выпрямилась и, сложив руки на коленях, пробормотала: — Меня сдали, значит. Ну, Ась, извини, ты от него как от чумы шарахалась, мне казалось, что вам бы поговорить. В спокойной обстановке. Чтобы никто не мешал. Ну, знаешь… — И ты отправила его ко мне… — закончила я за неё, но Ира поспешила меня прервать: — Нет! Ну, не то чтобы отправила… Как всё было: он подозвал меня после лекции и спросил, почему тебя нет, ну я и сказала, что ты приболела. Он снова спросил, не вру ли я, я промолчала. Ну, он и предложил, говорит, я рассказываю правду, а он мне помогает. Грех от такого отказываться, к тому же всё так хорошо сложилось, у вас всё прекрасно, и ты, и я в плюсе. — За что хоть? — Ира, конечно, поступила несколько некрасиво, но сейчас это пришлось как нельзя кстати, потому как я бы от него ещё долго бегала. — Он сказал, что, если у него не получится за автомат договориться с Анисимовым, он мне скинет ответы на последние вопросы, которые мы не изучали. А если договорится, то просто зачёт. И я больше не отвечаю на парах. — Неравноценный обмен, — покачала я головой, — ты в большем выигрыше, чем он. — Это как посмотреть, — усмехнулась Ира, — ты ведь ему дорога, он, мне кажется, согласился бы на любые условия, лишь бы… — она не договорила: в аудиторию с грохотом ворвался Степан, и в аудитории тут же установилась тишина. Соколов шумно выдохнул, остановился посреди кабинета и изящно хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание всех, кто мирно сопит за последней партой, слушает музыку или просто залипает в телефон. — Прошу минуточку внимания, мои хорошие, у нас новости! — Стёпа недобро усмехнулся, взъерошив волосы, замолчал на мгновение, прикусывая губу, и продолжил, но уже тише: — много новостей: много плохих и одна хорошая. С какой начать? — в ответе он не нуждался, вопрос был скорее риторической, и едва Коля открыл рот, чтобы что-то сказать, Стёпа продолжил, нагло его игнорируя: — раз все молчат, начну с хорошей: в деканате мне сказали, что звонили из поликлиники, и тесты у нашей группы отрицательные, нас обвинять не в чем, поэтому дело замяли, в личных делах ничего не напишут, мы молодцы, всё прекрасно. А теперь, — он тяжело вздохнул, — можете доставать карвалол, но он вряд ли поможет: Кристина переводится на другой факультет. У нас она, если кто-то не заметил, пропала чуть ли не на месяц… — Стёпа замолк на полуслове, обескураженно глядя в пол, а Коля задал логичный вопрос: — Так в чём проблема-то? Переводится, и ладно. Хрен с ней. — Суть в том, что Кристиночка игнорировала все сообщения от преподавателей, — но и это нам ни о чём не сказало, и тогда Соколов соизволил объяснить: — короче говоря, она не оповещала нас о том, что задали нам преподаватели, поэтому… — он демонстративно достал из заднего кармана телефон, вскинул руку, словно держал в ней бумагу, прочистил горло, и замолк, застыв в такой позе, клацая большим пальцем по экрану и держа интригу, и как только нашёл нужное, начал читать: — нам нужно сделать: три акта по исторической географии, — Стёпа хмурился, изо всех сил стараясь держаться серьёзным, но всё же нервно хохотнул, — я вам напомню, что темы у Кристины на почте, Кристина не заходила в сеть уже полмесяца, а Бычков в командировке, поэтому лично поговорить об этой ситуации не получится, а отчёты нужно сдать к понедельнику. К следующему, — а сегодня у нас пятница, значит, сдача через два дня, — но не спешите падать в обморок, мои хорошие, это ещё не всё. По мере того, как он говорил, настроение стремительно падало. Соколов пытался разбавить гнетущую атмосферу шуточками, но они не сильно-то и помогали. Если он узнает темы, то сделать отчёты всё равно не получится, ведь эта работа не на пять минут: сложная и трудоёмкая. — Так же сообщаю вам, что у нас в следующий понедельник коллоквиум по истории русской культуры, если кто-то забыл, я снова напомню, это такой файлик с пятьюдесятью вопросиками. — Пиздец, — высказался Коля. Просто и понятно, а главное, по ситуации, — а ты как узнал-то про отчёты? Если препод не в корпусе… — Свиридова сказала, — пожал плечами Стёпа, — я потом зашёл в деканат и рассказал секретарю, она сказала, что Бычкову позвонят, потому что давать его личный номер студенту никто не будет. На этой грустной ноте я перехожу к нейтральным новостям: нам нужно выбрать старосту. Ну, того, кто будет получать люлей в понедельник, когда мы массово проебёмся по двум дисциплинам сразу. Есть желающие? За это будут платить по пятьсот рублей в месяц, кстати. Первой от шока отошла Вера. Она подошла ближе, села за первую парту, складывая руки в замок, и наклонилась вперёд. — Стёп, а нельзя с преподами поговорить? Ладно, Бычков в отъезде, но разве Антонова не войдёт в положение? Да и он тоже, когда вернётся. Это ведь не наша вина. — С Бычковым? Поговорить? — Вера замялась, и вопрос отпал сам собой, он мужчина принципиальный и строгий, говорил про отчёты он ещё давно, но кто мог знать, что сдавать их нужно не в самом конце семестра? Никто даже не подозревал, что он скинул темы. Да и правда открылась сейчас, поэтому у нас ещё есть время достучаться до него и попросить продублировать информацию, которую он скинул Кристине, — думаю, про коллоквиум и говорить нечего, мы вообще к нему должны были ещё месяц назад начать готовиться, нам разрешали дважды его перенести. Ну так что? Кто-то хочет выдвинуть свою кандидатуру на роль старосты? Я уже и не вникала в пререкания Стёпы и Коли, не слушала их колкие фразочки и шутки, которые, уверена, были отпущены только для того, чтобы разрядить обстановку. Сейчас меня интересовал один только вопрос: как я смогу сделать все задания за два дня при том, что на выходные приедут родители… Вопросы к коллоквиуму я читала, находила информацию в лекциях, перепечатывала на компьютер и хотела начать готовиться, но откладывала, только изредка читала их и думала, что смогу выучить гигантский скоп информации за две недели до назначенной даты, которую, как я думала, поставят на зачётную неделю. Ира тоже молчала, нервно постукивая пальцами по крышке стола. — Раз никто не хочет принять на себя ответственность, то я выдвигаю себя, — Степан присел на стул, резко выдохнул и, взяв тетрадь с парты, принялся махать ею, обдавая лицо прохладным воздухом, — никто не против? — На деньги повёлся, да? — безмятежно спросил Коля. Казалось, его внезапные новости не заботят. — Было бы на что вестись. Старосты же с преподавателями взаимодействуют. Попробую в понедельник замолить наши грешки перед Бычковым и Антоновой, может, они всё же поймут и простят. — Может, ты пойдёшь в старосты? — тихонько спросила Ира, наклонившись ко мне. — А я-то за какие заслуги? — Ты же лучше разбираешься во взаимодействии с преподавателями, — я укоризненно на неё взглянула: отчасти она права, но лажу я только с Черновым и Серафимом. — Тогда я принесу в понедельник заявление, все поставят свои подписи, и я его сдам в деканат, — Степан уже провозгласил себя старостой, сменив тон на командирский, но все по-прежнему слушали его в пол-уха. За последними партами установилась гробовая тишина, там сидели обычно те, кто думал, что успеет всё выучить, некоторые подсаживались к отличникам как будто невзначай спрашивали, как у них дела, и тихонечко просили скинуть ответы на коллоквиум, впрочем, в том, что говорили они именно об этом, сомнений не было, а некоторые думали. Думали, как будут решать образовавшиеся проблемы. — А насчёт Ларина новостей нет? — вдруг спросила Вера. Степа облизал пересохшие губы и мгновенно изменился в лице: пропала улыбка, нахмурились брови. Казалось, слышать про Ивана для него было невыносимо, Соколов потёр шею и, глядя в пол, тихо ответил: — До сих пор не появился, я сегодня к его матери зайду, может, скажет что-то новое. А то секретари не хотят ничего рассказывать. Было видно, как Стёпа переживает. Пусть они с Иваном и виделись редко в последнее время, но на первом курсе были не разлей вода, рассказывали, как отдыхали летом в другом городе, как устраивались вместе на подработку, но никто не мог подобрать слов, чтобы его утешить, только Коля похлопал его по плечу и легонько потряс, выдыхая до абсурда глупое: — Успокойся, скоро объявится, — и тут же осёкся, скользнув по нам с Ирой взглядом, безмолвно прося подсказать, но Соколов задумчиво кивнул и улёгся на парту, пряча лицо в сгибе локтя. — Я надеюсь… Вскоре прозвенел звонок, пришёл преподаватель, и началась пара. Я откинула мысли о тех заданиях колоссальных размеров и попыталась вникнуть в тему занятия, решив, что разбираться с ними буду дома. Вопреки стараниям, сказанное преподавателем я всё равно не воспринимала: невольно думала о бессонных ночах за учёбой, про Ивана, и мне становилось тревожно и немного страшно, поэтому в странно пограничном состоянии я пробыла весь день. Пары тянулись медленно, и на последней я уже начала чуть ли не секунды отсчитывать до конца, нервно поглядывая в телефон и надеясь увидеть сообщение от Александра Николаевича. С ним мы так и не встретились, я лишь мельком увидела его спину, когда он шёл на пару, а я на неё опаздывала, но он, казалось, меня не заметил. Мне хотелось написать, спросить, как дела, но у него сейчас пары, а отвлекать его не хотела, да и знала, что не ответит, поэтому сидела, как на иголках, подперев щёку ладонью и вперившись взглядом в доску. Когда занятия закончились, я быстро собрала вещи и вышла следом за Ирой в коридор. Мне хотелось узнать её план действий, как она будет готовиться к понедельнику, но она уже вызвала такси и теперь беспрерывно смотрела на дисплей телефона, где было написано, через сколько минут приедет машина. — Снова к родителям? — догадалась я, и она ободряюще улыбнулась. — Они уедут в воскресенье, а пока я хочу с ними побыть подольше, ну, ты понимаешь, — понимаю, поэтому кивнула. Ира раскинула руки, побуждая обнять её на прощание, и я поддалась, делая шаг. Она тяжело вздохнула, заглядывая в телефон и, увидев, что такси уже заезжает на стоянку, повернулась к лестнице, — мы потом спишемся, хорошо? — я снова кивнула, и она быстро сбежала по лестнице, чтобы через несколько секунд пропасть из вида. Я проводила Иру взглядом и медленно пошла в левое крыло корпуса, надеясь встретить Александра Николаевича. Пара только что закончилась, и была возможность с ним увидеться, пускай всего на несколько секунд. Мной овладело странное возбуждение, сердце забилось чаще, и я буквально испытывала необходимость прикоснуться к нему, обнять. Достав телефон, зашла в диалог с Черновым, открыла клавиатуру и застыла. Я не знала, стоит ли ему писать вообще, боялась, что сообщение может увидеть посторонний, мало ли, может какой-то преподаватель случайно заглянет в телефон, он ведь может и проигнорировать, не увидеть, а потом это уже будет неактуально. Пока я думала, как начать переписку, в поле зрения появился Серафим. Он стоял около кабинета и шаманил над дверью, пытаясь провернуть ключ: в этой аудитории часто заедало замок. Я невольно остановилась, шаркнула подошвой кроссовки по полу, привлекая внимание, но он не услышал, поэтому, наблюдая за тем, как он начинает нервничать, что было видно по быстрым резким движениям, подошла сбоку. — Здравствуйте… — теперь он услышал, обернулся, мазнув по мне скучным взглядом, и машинально кивнул, снова сконцентрировав внимание на ключе. Спустя мгновение, Серафим обернулся и растянул губы в улыбке, видимо, только сейчас меня узнав. — А, Ева… Какая честь видеть вас снова. — Ася, — поправила я, и философ резко вдохнул, растерянно отводя взгляд, и повернулся к двери, наконец, справившись с замком. — Да-да, точно, прошу прощения, — пробормотал смущённо и шагнул в кабинет, обернулся, поймав мой взгляд, и кивнул, видимо, предлагая зайти, а я повиновалась, следуя за ним и прикрывая дверь, — Ася, если бы знали, как я рад, что вы решили конфликт с Александром Николаевичем. А как рад он! Я бы сказал, вне себя от счастья. Вы приняли правильное решение. — В этом есть и ваша заслуга. Я хотела «спасибо» вам сказать. За наставления, — всё же он придал мне уверенности, пусть и продлилось это воодушевление недолго, но я Чернову всё же написала сообщение, с которого и началась череда счастливых событий. — Если у вас вдруг что-то случится, хотя я надеюсь, что подобного больше не будет, Ася, вы можете обращаться ко мне, я вас выслушаю и по возможности помогу, — Серафим улыбнулся, я сдержанно кивнула, делая шаг назад, и мы резко обернулись, когда услышали размеренный стук, а спустя секунду в аудиторию заглянула Ева. — Извините, можно? — Проходи… те, Ева, — Серафим запнулся, — эм… — он изменился в мгновение и, казалось, был будто не в себе. Растерянный взгляд метался от бумаг, лежащих на столе, к Еве, он закусил губу, быстро и рвано поправляя одежду, и наконец застыл, заглядывая ей в глаза. Ева же тоже мялась, теребя лямку сумки, не зная, что сказать, и я только теперь сообразила, что здесь явно лишняя. — Я пойду, пожалуй. До свидания, — развернувшись, кивнула Еве в знак приветствия и прощания, и, подойдя к двери, толкнула её, Серафим же пришёл в себя и позвал: — Ася, у него группу сняли с пары, — сказал тихо, видимо, чтобы не слушал никто посторонний, — он сейчас свободен и всё ещё здесь. Я кивнула и вышла из аудитории. Медленно шествуя по коридору, вытащила телефон и уже хотела написать Чернову, чтобы спросить, не занят ли он, но как только открыла диалог с ним в мессенджере, мы встретились. Александр Николаевич как раз выходил с кафедры с вещами. — Здравствуйте, — скованно пробормотала я, пытаясь казаться спокойной, но мне так и хотелось оглянуться, посмотреть, не видят ли нас. — Добрый день, — ответил Александр Николаевич шёпотом, слабо улыбаясь, — я думал, вы уже ушли. С кафедры послышался голос Свиридовой, дверная ручка провернулась, мы переглянулись, и я, быстро показав ему телефон, намекая, что он может мне написать, развернулась и помчалась к лестнице, делая вид, что и не останавливалась вовсе. Остановилась я только на первом этаже, судорожно выдохнула, силясь успокоить ускорившее темп сердце, и разблокировала завибрировавший телефон. Александр: Встретимся внизу, я вас довезу «Я буду ждать около того магазина, где мы в прошлый раз встречались» Он прочитал и не ответил, а я вышла на улицу и пошла к месту встречи, пытаясь не влезть в лужи и грязь. Дождь временно закончился, поэтому я старалась идти быстрее, чтобы он не усилился, и я не промокла. Когда я дошла до магазина, встала под козырёк, опасливо огляделась, высматривая его машину, и сложила руки на груди. Мне откровенно не нравилась эта завеса тайны и моя беготня, чтобы нас никто не заметил вместе, и, подозреваю, в будущем скрываться будет сложнее. Стоило представить, что наши встречи перерастут во что-то действительно серьёзное, мне становилось боязно. Неужели придётся всё время ставить импровизированные спектакли и притворяться, что между нами ничего нет? Конечно, в этом есть и доля романтики, но только малая часть, в остальном же — ничего привлекательного в таких отношениях нет. Как только послышался шелест шин по щебню, я подняла голову, замечая уже знакомую машину. Ещё раз оглядевшись, быстро села на переднее сидение, пристегнулась и, сложив руки в замок на стоящей на коленях сумке, откинулась в кресле, а Александр Николаевич сдал назад и, развернувшись, выехал на дорогу, но уже в другую от универа сторону: значит, снова поедем в объезд. — Сегодня вы чувствуете себя лучше? — Намного, — но кое-что заставляло чувствовать себя всё же несколько отвратительно: я представляю, как буду жить на выходных, точнее, существовать. Зубрить вопросы в перерывах борясь с желанием отчислиться или забить на стипендию, потому что оценки в жизни не главное, но я только выдохнула расстроенное: — температура спала, поэтому всё в порядке. — Тем не менее ходить под дождём не стоит. Не успеваете вы выздороветь, как снова заболеваете, — пробормотал он досадливо. Его уже надоевшее «вы» резало по ушам, мне было неловко слышать такие обращения, как будто он на показ держит дистанцию, мне хочется перейти за эту черту, но очередное «вы» возвращает к исходной точке, как будто нет между нами ничего вовсе. Мы ведь уже даже целовались, а если брать в расчёт клуб, то не один раз, и вроде бы сблизились, но всё равно чувствуется пропасть, стоит ему снова сказать: «Ася, вы…». — Александр Николаевич, знаете, я хотела предложить… Может быть, мы можем перейти на новую ступень отношений? — он ощутимо напрягся, сжал ладонь на руле и быстро взглянул на меня, ожидая продолжения, — мы можем перейти на «ты»? — неуверенно предложила я, — мне кажется, что уже неплохо было бы… — Можем, — резко выдохнул Чернов, — конечно, можем. — Тогда скажи, — я замялась, не зная, как сформулировать вопрос, и всё же осторожно спросила: — у Серафима и Евы всё серьёзно? — он хмыкнул, улыбнувшись шире, — я видела их вместе, и мне показалось, что они… — замолкла, вспоминая их глупые улыбки, нелепую оговорку Серафима, и его метавшийся смущённый взгляд. Видимо, они всё же встречаются. — Надеюсь, в этот раз без непотребщины, — скептически и как-то раздражённо прокомментировал преподаватель, поворачиваясь ко мне, чтобы заглянуть в глаза, а я только приподняла брови, не понимая, почему в «этот раз». Кажется, поняв, что сказал лишнего, он резко развернулся, изо всех сил делая вид, что занят слежкой за дорогой, — про серьёзно не знаю, — поспешил ответить на вопрос, — просто встречаются. — А как было в другой раз? При чём здесь непотребщина? — но Чернов молчал, даже в лице не изменился, невозмутимо глядя вперёд, и пытался сделать вид, будто ничего не знает и ничего не сказал, — расскажите, — нетерпеливо попросила я, — ну, пожалуйста, мне же интересно. Раз уж их тайна больше и не тайна вовсе… По крайней мере, раз уж я всё знаю, то и смысла скрывать нет. Или это что-то сверхсекретное? — Боюсь, эта информация может тебя немного смутить… — уклончиво ответил он, но мне это ни о чём не сказало и уж тем более не заставило передумать. — Говори, я ко всему готова! — Я застал их на кафедре вместе, — я тихонько усмехнулась, ну разве это непотребщина, да даже если и целовались, опасно, конечно, на кафедре чувствам поддаваться… Но преподаватель продолжил, тихо и чуть хитро, мы как раз остановились на светофоре, и он повернулся ко мне, заглядывая в глаза, — они… М-м-м… Переспали, — вздохнув, открыла рот, затем закрыла за неимением подходящих для описания ситуации слов, а он, заметив смущение, улыбнулся, — впрочем, мы не о них говорим сейчас. Ася… — А вы прям видели? — не унималась я. Преподаватель оказался прав, мне немного неловко и даже стыдно представить, как и при каких обстоятельствах. И как он их… Застал. — Видел мельком, вспоминать не хочу, — тут же пресёк мои расспросы и перевёл тему: — какие у вас планы на выходные, Ася? — На выходных ко мне приедут родители, поэтому я буду с ними, — не сумев сдержать тяжёлого вздоха, нехотя призналась: — и то, наверное, не получится… — и под вопросительный взгляд уточнила: — у меня завал по учёбе… — Всё на последний момент отложила? — предположил он, усмехаясь. — Нет, я обычно заранее делаю, — большинство заданий, чтобы потом не учить всё за день и, трясясь, идти на сдачу, и позволила себе пожаловаться: — так случилось, что нам не сообщили о дате сдачи некоторых заданий, и это только сегодня выяснилось, теперь к понедельнику нужно много чего сделать. К коллоквиуму подготовиться и сделать три отчёта, темы которых мы не знаем, потому что не получается с преподавателем связаться. Вот и получается, что нужно готовиться к истории русской культуры, а что с исторической географией делать, не знаю. — Ведёт историческую географию кто? Бычков? Рязанцев? Бондаренко? — Бычков. — Я могу помочь, — равнодушно пожал плечами Чернов, — попрошу скинуть список тем мне. — Подождите, а как это будет со стороны выглядеть? Если вы… Ты… Просто скинешь нам информацию, то возникнет вопрос, откуда ты знаешь. И что тогда? — Чего ты боишься? — Боюсь, что тебя могут с работы выгнать, — нехотя призналась, но у него это почему-то вызвало улыбку. — Мы ведь это обсуждали, — напомнил преподаватель, протягивая ко мне руку, и я прикоснулась к ней, переплетая пальцы, — ничего не случится, даже если об этом узнают. Скажешь, что заходила узнать оценку за реферат и спросила для старосты номер Бычкова, объяснила ситуацию, а я отказался выдавать личные данные студенту и предложил решить проблему самостоятельно. — Это разумно, но я всё равно не успею всё за выходные сделать, поэтому… — Это тоже не проблема, пока ты будешь готовиться к коллоквиуму, я сделаю отчёты, — даже не предложил, скорее, это не терпело возражений, но мне таких подачек уж точно не надо, да даже не потому, что мне неловко принимать такую помощь, которая у него займёт не один час, а потому что это нужно в первую очередь мне. Я бы согласилась, если бы это была ненужная дисциплина по типу безопасности жизнедеятельности, но конкретно этот предмет мне понадобится в будущем, поэтому предпочитала учиться на своих ошибках. — Я, пожалуй, откажусь, мне самой это нужно и не просто для галочки в ведомости, а чтобы хоть что-то в голове отложилось. — Ася, я настаиваю. Зачем жертвовать одной дисциплиной ради подготовки к другой, если можно успеть сделать всё и сдать вовремя? А после сдачи мы можем встретиться, и я всё объясню, в крайнем случае, ты можешь переписать отчёты самостоятельно, не глядя в сделанные, будет как образец, — он с интересом смотрел, как я мечусь в сомнениях, не зная, что выбрать: пользоваться его помощью мне было неловко, но до чего приятно, что он мне её предлагает, и я наконец сдалась, признавая его полную правоту. — В таком случае, я буду очень благодарна за помощь, — и Ире скину как образец! — Договорились. Когда преподаватель завернул в переулок, я снова попросила остановиться где угодно, но не у подъезда, чтобы не попасться на глаза любопытным соседям или местным сплетницам. И Александр Николаевич повиновался, сворачивая на стоянку. Припарковавшись в тени от дерева, он заглушил мотор, а я отстегнула ремень безопасности и повернулась к нему, желая обнять на прощание, но он задумчиво спросил: — Можно тебя поцеловать? — Раньше… Ты… Разрешения не спрашивал, — мне было приятно, что моё мнение учитывалось, а не бессовестно игнорировалось, но давать словесное разрешение было несколько неловко. — Раньше? — не понял он, хмурясь, — я ведь никогда… — В клубе… — В клубе я был не совсем трезв, поэтому натворил… — он замолчал, пытаясь подобрать слова. Я и сама немного выпила тогда, но не сказала бы, что он был сильно пьян. Он прекрасно себя контролировал, — м-м-м, то, о чём потом пожалел. Извини. — За поцелуй? — Скорее, за моё поведение. Глупое, недостойное и неподобающее. Я был слишком… Не сдержан и импульсивен. — Можно… — согласилась я, стыдливо отводя взгляд. Преподаватель осторожно потянулся ко мне, но вместо того, чтобы наклониться, пальцами сжал душки очков и потянул на себя, аккуратно снимая их, — а… Зачем? — Мешаться будут, — я даже не поняла, чему они там могут мешаться, но спорить не стала. Он медленно отвёл прядь волос от лица, заправил её за ухо, и наклонился, но я, заметив краем глаза расплывчатый быстродвижущийся силуэт перед лобовым стеклом, накрыла губы ладонью, отстраняясь. — Что-то не так? Целоваться на стоянке, где нас могли увидеть, было странно. Не хотелось мне потом ловить не себе осуждающие взгляды, потому как некоторые соседи имеют дурную привычку приукрашивать действительность и распускать слухи. К тому же нас уже видели вместе, когда он ко мне заходил, пусть мы и делали вид, что не знакомы, но, если уж нас заметят в одной машине, да ещё и целующимися, наши отношения перестанут быть тайными. Но больше всего меня тревожило, что мама общается с несколькими соседками, и если они пересекутся, то ей обязательно доложат о том, что её дочь «распустилась», и тогда уж мне точно придётся рассказать о моём «ухажёре». — Мне неуютно, нас могут увидеть, — попыталась объяснить, и преподаватель вроде как понял, он не пытался настоять на своём, откинулся в кресле и кивнул. Хотя все, кто проходили мимо заняты тем, что следят, чтобы не нырнуть в лужу и не намочить и не испачкать обувь, но тем не менее мне было неуютно. — Тогда до встречи, — голос его мне показался расстроенным, Александр Николаевич повернулся к дороге, провожая взглядом очередного прохожего, который, лениво повернулся к нам и, заметив его свирепый взгляд, ускорился, а я тихо предложила: — Знаешь, может быть, потом, чуть позже мы сможем встретиться… У меня, например. И провести время вместе. Без посторонних, — он перевёл на меня ошарашенный взгляд, а я отобрала свои очки и принялась усердно протирать стёкла, хотя он к ним вообще не прикасался. Нам бы пора узнать, казалось бы, элементарные сведения друг о друге: предпочтения в еде или в музыке, интересы, и не против бы была послушать про его студенческую жизнь, но под конец сессии вряд ли я перенесу ещё один такой вечер как предыдущий, перед несостоявшимся свиданием, и переживания и нервы меня добьют окончательно, но встретиться в домашней уютной обстановке на несколько часов я бы не отказалась. — Я правильно понимаю, ты меня приглашаешь к себе, чтобы… — он сделал многозначительную паузу, позволяя мне продолжить свою же мысль, которая для него оказалась недостаточно ясной, — …что? — Узнать друг друга поближе… Попытаться найти общий язык… — видимо, мои слабые попытки объяснить более доходчиво звучали глупо, нелепо и двусмысленно, и преподаватель не понял намёков на всего-то совместное времяпрепровождение, потому и спросил, чуть помедлив и едва слышно, но прямо: — Ася, чуть конкретней: разговаривать или целоваться? — я опешила, ошарашено оборачиваясь к нему. — Я имела в виду простую беседу… — он, кажется, смутился больше моего, сжал губы и, потерев переносицу, отвернулся. У кого что болит, как говорится. — Извини. Я неправильно тебя понял. — Смутил «поиск общего языка»? — Отчасти. — Наверное, мы можем не ограничиваться одной только беседой и перейти к чему-нибудь… Эм. — Ещё более приятному, — тихо подсказал он, и я смущённо кивнула. — И мы, наверное, не увидимся до пары во вторник, поэтому до свидания. Я выскочила из машины до того, как щёки опалило стыдом, и быстро пошла к подъезду, но не успела открыть дверь, как мне пришло сообщение. Александр: До встречи