***
Утром поднялась я по будильнику и, сделав всё, что было запланировано: помыла полы и посуду, выкинула мусор, разложила вещи по местам, — снова села за учёбу. Родители приехали в половину двенадцатого, но увидеться нам толком так и не удалось. Они вихрем пронеслись по квартире: по очереди обняли меня, всучили сумки с продуктами, наказали разобрать их и переложить всё в холодильник, затем быстро осведомили о своих планах, сказали, во сколько вернутся, и, вспомнив, что уже опаздывают, так же быстро квартиру покинули. А я, ошарашенная скоростью происходящего, проводила их растерянным взглядом и поплелась исполнять приказ. По маминым словам, они планировали поехать в больницу, чтобы папа прошёл обследование, затем в автосервис на диагностику и по магазинам, чтобы прикупить одежду к скорому отпуску. И, по родительским прогнозам, освободиться они должны были к четырём часам, поэтому к этому времени я и собиралась что-нибудь приготовить. Встретились мы только к пяти вечера. Родители, довольные и слегка уставшие, зашли в квартиру тихо, я даже сначала не заметила, и только когда мама подошла ко мне со спины и потрепала по голове, подскочила и суетливо принялась накрывать на стол. — Что на улице творится — кошмар, — причитала мама, садясь за стол, — весь день дождь льёт. — Доехали хоть хорошо? — я спешно расставила тарелки, достала столовые приборы, вскипятила чайник и теперь разливала по кружкам чай. — Мы-то хорошо, но пока по городу мотылялись собрали все пробки, — папа поговорил по телефону и теперь тоже подключился к разговору. Он сел рядом с мамой и откинулся на спинку дивана. — Пап, что в больнице сказали? — я положила на стол разделочную доску, а сверху, чтобы не испортить стол, — поставила сковородку с жареной картошкой, и села напротив родителей. — Всё хорошо, — ответила за отца мама, — папа панику навёл, а врач сказал, что с таким здоровьем хоть в космонавты, — папа хмыкнул, притворно-осуждающе глядя на маму, но промолчал. Я с обеда ничего не ела, ожидая их приезда, поэтому сейчас поглощала еду с гигантской скоростью, и как только тарелка моя опустела, родители решили, что их черёд задавать вопросы, и первый из них был очевидным: только стоило посмотреть, как мама хитро поглядывает на папу, а затем переводит взгляд мне за спину, стало понятно, что сейчас начнётся допрос о моей личной жизни. — Асенька, я смотрю, у тебя мальчик появился, — осторожно начала мама, видимо, когда утром они так спешили, что и не увидели главного: шикарного букета, который не заметил бы только о-о-очень невнимательный, ведь на фоне бело-голубого гарнитура красные розы выделялись сильно, — цветочки какие красивые… Мальчик… Я невольно усмехнулась, пытаясь спрятать нервную улыбку. Даже с натяжкой мальчиком Александра Николаевича назвать нельзя. Я с трудом сглотнула, судорожно пытаясь придумать отмазку, хоть что-нибудь, что звучало бы правдоподобно: купила, чтобы порадовать себя? Не поверят. Кто-то из знакомых попросил подержать у себя? Уж ничего глупее не слышала! Поэтому, подавив тяжёлый вздох, обречённо призналась: — Да, мальчик… С универа, — почти и не солгала. С универа ведь. — А ты что? — мама подалась вперёд, складывая ладони вместе. Видимо, эта тема не на шутку её заинтересовала, — из твоей группы? — Да ничего, пока общаемся. Он старшекурсник, — сдержанно сообщила я, переводя взгляд на папу в слабых попытках найти хоть капельку поддержки, но он тоже заулыбался, тарабаня пальцами по столу. — Что старшекурсник — это хорошо, с учёбой поможет, — одобрил отец, а я изо всех сил попыталась сдержать нервный смешок, и это почти получилось: сильнее стиснула челюсти и сжала в кулаке край футболки под столом, — он тебе хоть нравится? — у мамы с лица улыбка не сходила, и мне под их пристальными взглядами становилось неловко говорить об объекте моих симпатий, поэтому я пялилась в пустую тарелку, другой рукой неслышно елозя вилкой по стеклу, лишь бы не смотреть им в глаза: точно со стыда сгорю. — Нравится, он… Хороший. Учится хорошо, умный, ответственный, симпатичный, — скорее, не симпатичный, а красивый, и ещё много какой, но список его качеств решила закончить на том, что важнее всего для родителей. — Правильно, в твоём возрасте уже пора дружить с мальчиками, — хмыкнул папа, я уж не стала говорить, что дружу я с Ирой, а с Александром Николаевичем мы именно встречаемся, точнее, к этому всё идёт, — от Кирилла внуков не дождёмся, на тебя вся надежда, — я только закатила глаза и слабо закусила губу, чтобы избежать нравоучений на тему: «Почему всё нужно делать вовремя: учиться, жениться и рожать», иначе боюсь не сдержаться, и мы поспорим, а потом и поругаемся. Всё же немного у нас разные взгляды на жизнь с ними, но папа же первый и перевёл тему: — Кирилл собирается новую квартиру покупать, недалеко от тебя, он тебе рассказывал? — Нет, мы редко общаемся, — пожала я плечами. Мой старший был из тех людей, с кем мы созванивались раз в месяц, не виделись чуть ли не по полгода, но когда встречались, начинается многочасовой разговор, и наши отношения не становились со временем слабыми, мы не чувствовали неловкости, как это было с дальними родственниками, но родители были уверены, что, чтобы быть семьёй, нужно часто общаться, — зачем купил-то? Он обратно к нам переезжает? — Его сюда уже ничем не затащишь, уж приехать повидаться не может, что говорить про переезд… Сказал, что сделает ремонт и будет сдавать. И по такому случаю даже приедет, — мама устремила указательный палец вверх, мол, снизойдёт Кирилл до нас, простых смертных, аки божество какое, и соизволит навестить, — как только по работе послабее будет, так сразу. Ты не против, если он с тобой поживёт? — Я так и знала! Ладно, так уж и быть, пусть живёт, — махнула я рукой притворно-снисходительно. Как-то жили полгода, и вполне хорошо, почти не ругались, — с Кириллом мы потом созвонимся, вы лучше расскажите, как у вас дела. Как в автосервис съездили? Почему так поздно приехали? Папа отложил вилку и начал душещипательный рассказ о невоспитанных людях в очередях в больнице, затем плавно завёл тираду о высоких ценах в автосервисе, а потом, когда родители уже подустали и начали зевать, решила рассказать о своих делах в универе и я, ведь рассказать мне было что! Немного пожаловаться на мелкие неприятности, похвалиться успехами и поделиться мнением о некоторых преподавателях. Если бы они только знали, что тот, о ком я говорю с нескрываемым восхищением, не просто преподаватель, а дорогой для меня мужчина, то, наверное, впали бы в отчаяние. Всё же рано заводить разговор на эту тему…***
Родители уехали в обед. Отъезд немного затянулся из-за дождя: они надеялись, что распогодится, но ливень не стихал с ночи, то усиливаясь, то мельчая почти до редкого грибного дождика, поэтому ждать не стали. Я, наказав позвонить, как только доберутся до дома, проводила их до машины и со спокойной совестью легла досыпать, только долго умиротворение не продлилось: соседям приспичило что-то отремонтировать, поэтому за стеной загудела дрель, и мне пришлось подняться. Настроение было ленивое. Сидя за кухонным столом и глядя в окно, я наблюдала за изредка проходящими по тротуару людьми. Они прикрывались зонтами, не зная, как их наклонить, чтобы скрыться от ледяного ветра, и суматошно обходили лужи, прыгая с островка суши на островок, чтобы не испачкать и не намочить обувь. А я радовалась, что нахожусь в тепле и уюте, ощущая душевное успокоение. Через три часа мама написала, что они доехали без происшествий, и я, окончательно успокоившись, села повторять вопросы к коллоквиуму, но и подготовка не продлилась долго: поняв, что выучила всё чуть ли не на зубок, я переключилась на другие дисциплины, которые так же требовали подготовки. День прошёл на удивление быстро и вечером, когда я с трудом нашла в себе силы, села за ноутбук, чтобы хотя бы просмотреть отчёты, присланные Александром Николаевичем ещё вчерашним утром, не говоря уже о том, что мне их нужно проанализировать и понять. Когда я, подперев голову ладонью, дошла до середины первого отчёта, мне пришло сообщение. Сначала в браузере, а затем и в мобильном приложении. Я думала, что в беседе группы снова развязался полилог, поэтому потянулась к телефону сонно и без интереса, а уж когда увидела отправителя… Из груди тут же выбило весь воздух! Александр: Сильно занята? Я вскочила и, перехватив телефон удобнее, направилась в спальню, чтобы, шагами меряя в волнении пол, напечатать: «Учусь» Хотя, какая уж тут учёба, она мгновенно перешла на второй план. Александр: Не отвлечёшься на десять минут, если я приеду? «Что-то случилось?» Иначе к чему такая срочность? На улице до сих пор идёт дождь, пусть не такой сильный, как утром, но погода по-прежнему мерзкая: сырость и слякоть, — только дома сидеть, а Чернов приехать хочет. Ответ не заставил себя ждать. Короткий, но ёмкий и многообещающий. Александр: Соскучился Дальше просмотра отчётов так и не зашло. Я метнулась к зеркалу, чтобы оценить фронт работы, и застыла, внимательно разглядывая себя: волосы после вчерашнего мытья ещё чистые, укладка неплохо сохранилась, не хватало разве что только легкого макияжа — управлюсь за несколько минут. Утвердительно кивнув, ответила на сообщение: «Отвлекусь, приезжай» Несмотря на то, что Александр Николаевич видел меня во время болезни: заспанную и растрёпанную — и хуже, чем тогда, я выглядеть точно не буду, — мне всё равно хотелось предстать перед ним в лучшем виде. Родителей дома нет, и я могла позволить себе позвать преподавателя в квартиру, поэтому и прихорашивалась. Когда я привела себя в порядок, переоделась и теперь смотрелась в зеркало, Чернов напомнил о себе. Александр: Спускайся Я села на диван, хватаясь за телефон двумя ладонями, и трясущимися от волнения пальцами напечатала ответ, несколько раз перечитала, и только потом отправила: «Можешь подняться, родители уехали, шестьдесят вторая квартира» Прочитал и не ответил. Подскочив, напоследок взглянула в зеркало и подошла к домофону, нетерпеливо качаясь на пятках, но он, вопреки ожиданиям, зазвонил только три минуты спустя, когда я уже начала накручивать себя, мысленно отсчитывала каждую секунду. Я вздрогнула, когда из динамиков заиграла звонкая раздражающая мелодия, и мгновенно отреагировала, снимая трубку, чтобы поднести её к уху и зажать кнопку. Как только помехи пропали, повесила её обратно, провернула ключ в замке и прислушалась: вскоре загудел лифт, и ещё через полминуты до слуха донеслось безжизненное: «седьмой этаж». Тут же послышались глухие шаги, а в следующее мгновение дверь распахнулась. Александр Николаевич стремительно зашёл в квартиру, тихо прикрыл за собой дверь и только потом повернулся ко мне, растягивая губы в слабой улыбке. Я, едва окинула его взглядом, непроизвольно охнула, наблюдая, как он зарывается пальцами в мокрые волосы, взлохмачивая их, как вода стекает по бледному осунувшемуся лицу, капая на кожаную куртку, а затем и на пол, как он виновато отводит взгляд, когда видит мою озадаченность, и улыбается шире. — Почему ты… Весь… Мокрый? На улице настолько сильный дождь? — я невольно обернулась к окну, что виднелось из прихожей, но увидела только своё нечёткое отражение, — и почему ты так долго? Что-то произошло? Проходи. Раздевайся, — пробормотала запоздало и зачем-то уточнила: — то есть куртку мокрую снимай… — Я понял, — выдохнул преподаватель и, заведя руки за спину, легко снял куртку, оставил её на вешалке и наклонился, чтобы разуться, — я не рассчитывал, что ты пригласишь меня к себе… Думал, что спустишься, поэтому сначала припарковался у подъезда, а потом пришлось переставить машину подальше, чтобы проезд не загораживать, — скомкано объяснился он, — рядом мест свободных не было… — А зонт? Курткой прикрыться можно было, — он неопределённо пожал плечами, а я тяжело вздохнула, снова его оглядывая: одежда почти не намокла, рубашка так вообще была самой сухой, а вот волосы — напротив, — проходи, — я кивнула в сторону кухни и застыла, пропуская Александра Николаевича вперёд, а сама заглянула в спальню, отыскала на вещевых полках полотенце и, вернувшись, отдала Чернову, который избегал смотреть на меня. Я не стала отчитывать его, ведь сам прекрасно знал, что в такую погоду заболеть можно с лёгкостью, особенно гуляя под дождём, только недовольно взглянула и… На этом вся злость прошла. Он стоял у окна и смотрел куда-то вдаль, поверх крыш многоэтажек. Вздрогнул, когда я протянула ему полотенце, но улыбнулся, лукаво щурясь, а я, не удержавшись, прильнула к нему, прижимаясь щекой к груди, обвила торс, но Александр Николаевич инициативы не проявил, слегка приподнял руки, как будто не хотел ко мне прикасаться, намереваясь быстрее отделаться от объятий, пробормотал растерянное: — Ася… — и сдавленно напомнил: — я всё ещё мокрый. — И что? Я по тебе соскучилась, — он застыл, тяжело вздыхая, и заскользил ладонями по плечам, но прикосновение длилось всего несколько секунд, преподаватель мягко отстранился, видимо, мой аргумент для него веса не имеет. Я медленно шагнула назад, развернулась, невольно потирая шею ладонью, и позволила ему вытереться. Быстро убрав со стола ноутбук и распечатки, которые лежали на нём ещё с пятницы, я засуетилась на кухне. Всё же на улице холодно, и Саша наверняка замёрз, так что чай лишним не будет. Нажав на кнопку включения на чайнике, достала кружку, поставила на стол и невольно посмотрела на преподавателя, намереваясь позвать, но оговорилась: — С-с-с… — и тут же исправилась: — Александр Николаевич… Вы… — он неодобрительно покачал головой, а в некогда ледяном взгляде, казалось, промелькнуло адское пламя, и я отвернулась, выдыхая тихое: — ты что будешь? Чай, кофе? У меня есть очень вкусные пирожные… — обращаться на «ты» и называть его по имени — вещи разные, и второе для меня жутко непривычно, учитывая тот факт, что его образ строго преподавателя до сих пор не вяжется с образом чуткого и ласкового парня… Мужчины… Уж точно не когда на меня так заискивающе укоризненно-недовольно посмотрели. — Любишь сладкое? — равнодушно догадался Саша. Я поставила на стол сахарницу, искоса наблюдая, как он откидывается на спинку дивана, складывает руки на груди и тяжело вздыхает, следя за каждым моим движением, и кивнула: — Люблю. Будешь? — Александр Николаевич сжал губы, вместо ответа прозвучал вопрос, но интонация, с которой он спросил… Вмиг стало так тоскливо, и я на секундочку почувствовала себя виноватой: — Когда ты начнёшь называть меня по имени? — Скоро, наверное, — несмело пожала я плечами, но его такой ответ не устроил. Саша тяжело вздохнул, укоризненно покачал головой и потёр переносицу, больше на меня не глядя. Вода в чайнике запузырилась, до закипания осталось минуты две. Я, неловко переминаясь с ноги на ногу, подсела на краешек дивана и медленно наклонилась к нему, осторожно прикасаясь щекой к плечу. Обняла за пояс, прижалась крепче, слушая учащённое сердцебиение, потёрлась макушкой о подбородок, а в следующую секунду почувствовала на плече горячую ладонь, медленно поглаживающую кожу круговыми движениями. Я усмехнулась: больше не обижается… — Ася, — позвал и снова замолчал, и только когда я подняла голову, заподозрив неладное, виновато отводя взгляд, начал: — я не сказал… Но я, к сожалению, ненадолго. На двадцать минут… — предупредил едва слышно. Я почему-то даже не удивлена. И он, словно догадавшись, что я хочу отстраниться, погладил щёку и поцеловал в лоб, прижав к себе чуть сильнее, не желая отпускать. — Всего лишь? Снова дела или другие планы? — Александр Николаевич нехотя кивнул, и я закусила губу, чтобы не завалить вопросами: раз рассказывать не хочет, то давить на него не нужно. — У меня действительно планы… — То есть ты ехал по отвратительной погоде, чтобы пробыть здесь всего-то двадцать минут? — искренне не понимала я, — мы ведь могли бы встретиться позже? Во вторник, например… Или в понедельник после пар, — я приподнялась, чтобы посмотреть Саше в глаза, но он отвернулся и, уставившись в окно, пробормотал: — Сильно хотел тебя увидеть… — Я просто надеялась, что ты пробудешь со мной дольше, — тихо объяснила я своё недовольство, и преподаватель устало согласился: — Я тоже на это надеялся, но… Извини, не получится. Сегодня — точно. Закипание воды ознаменовалось звучным щелчком, я, нехотя вывернувшись из объятий, поднялась на ноги, чтобы налить кипяток в кружку и заварить чай, и, не глядя на Сашу, спросила: — Можно я задам вопрос? Только обещай ответить честно… — Смотря, что за вопрос, — поставила чайник на место, отодвинула стул, села напротив и, сложив пальцы домиком, уставилась в стол. В свете последних событий я часто думала о том, куда он постоянно торопится. У меня было множество идей, подозрений и предположений, из-за которых у него постоянно были «дела», и самыми частыми были мысли о… Детях. Когда мне пришло это в голову, то показалось вполне логичным: он постоянно уезжает, чтобы увидеться со своим ребёнком, — а сейчас даже озвучить не могу, то ли стыдно, что я о таком вообще думаю, то ли боюсь, что меня упрекнут в недоверии, а я всего лишь беспокоюсь, всё ли у него в порядке. Из-за этой недосказанности временами и мучаюсь, придумывая местами абсурдные теории. — У тебя есть дети? — наконец спросила. Он, усмехнувшись, замер, и непонимающе покачал головой. — Что тебя натолкнуло на такие мысли? — Ты всё время занят, у тебя всё время планы, тебе всё время нужно куда-то ехать. Я и подумала… — Дай руку, — ласково попросил он, и я послушно подала ему ладонь, — детей у меня нет… — и прошептал почти неслышно одними губами, — почти, — только его «почти» меня ни в коем разе не успокоило, — и, если вдруг появятся сомнения: бывшей жены тоже нет, да и крутящейся на горизонте бывшей тоже. Тебе не о чем беспокоиться, — преподаватель кончиками пальцев гладил тыльную сторону ладони и кисть, затем, перевернув, наклонился к столу и прикоснулся губами к запястью. Я удивлённо застыла, невольно дёрнув рукой: растерялась от его ласк, едва ли рот не открыла от удивления. Преподаватель переплёл наши пальцы, а я, глядя во вмиг погрустневшие глаза, тихо попросила: — Расскажи, что тебя тревожит, — он лишь помотал головой, — ты вынуждаешь меня спрашивать у Серафима… Евгеньевича. — Он не ответит, — усмехнулся Саша, — беседа с ним ничего не даст, — теперь усмехнулась я, однако, не соглашусь. Серафим уже не раз мне помог, впрочем, один раз и подставил, но, думаю, что касается вопросов своего лучшего друга, он поможет, — не переживай. Всё в порядке. — Я же вижу, что не всё, — я пересела со стула на диван, подсела ближе, сокращая расстояние до минимума, и тихо призналась: — мне не нравятся эти недомолвки. Почему ты не можешь сказать обо всём прямо? Не вдаваться в подробности, но просто в двух словах ответить, что у тебя происходит… Саша тяжело вздохнул и застыл. Он молчал несколько долгих мгновений, приобнимая меня за плечи и уткнувшись носом в макушку, а я не отвлекала его от мыслей, если не отказал, значит, думает, как сказать. — У меня… Проблемы в семье, — нехотя ответил преподаватель и тут же уточнил: — с родителями, — я медленно подняла голову и поцеловала в подбородок, и он застыл, на миг задерживая дыхание: понравилось, — но продолжения так и не последовало. Саша хитро улыбнулся, — как и просила: в двух словах, — я одарила его скептическим взглядом, но его это только позабавило. — Это не честно, — слабо воспротивилась я, теперь же интересно, какие у него вообще могут быть проблемы с родителями, если он такой… Весь из себя правильный. Впрочем, чужая семья — потёмки, — я не на это рассчитывала… — Мы ведь договорились, — я неохотно признала его правоту, кивнула и поднялась, вырываясь из тёплых объятий. Договорились, только теперь я переживаю ещё больше, — как продвигается подготовка к занятиям? — вдруг перевёл тему Александр Николаевич, и я активно её поддержала, переключусь на более позитивную ноту: — Я всё выучила. Надеюсь, Антонова завтра будет доброй, и всё пройдёт хорошо. А потом до среды можно будет расслабиться, кстати, об этом, — придвинувшись, поцеловала в уголок губ, — спасибо за отчёты, я всё просмотрела, это точь-в-точь как в образцах, которые нам давали на парах, — но Саша не оценил, скуксился, отводя взгляд, видимо, ждал он несколько другой благодарности, — ты чего-то другого ждёшь? — М-м-м, мне помнится, что в прошлую нашу встречу ты говорила что-то про поиск общего языка. — Ты только за этим приехал? — На разговоры времени всё равно не хватит, осталось от силы пять минут, — уклончиво ответил он, — поэтому можем сразу перейти к следующему запланированному этапу… Ася, мы можем встретиться позже, когда нам обоим будет удобно. Или опять же… Свидание… — он слегка наклонился, подался вперёд, обхватывая ладонями лицо. Коснулся губами лба, переносицы, щеки, жарко прошептал в губы: — позволь мне одну вольность… Я хочу тебя потрогать… — едва ощутимое прикосновение к талии, до безумия медленное, неспешное, и я почувствовала, как приподнимается футболка, а кожи касается горячая ладонь, — можно? — я, прикрыв глаза, невольно сжалась, цепляясь непослушными пальцами за его плечи. Дыхание участилось настолько, что я, казалось, могу задохнуться, а губы, горячие и мягкие, прижались к моим, позволяя раствориться в трепетном поцелуе. И, только когда пальцы ласково заскользили выше по рёбрам, вздрогнула, отодвигаясь. — Кажется, это уже не «потрогать», а «полапать», — или «облапать». — Извини… — преподаватель судорожно выдохнул и тут же прервал прикосновение, отдёргивая руку. — Оставь, — прошептала я быстрее, чем успела об этом подумать, — мне нравится, — и робко направила его ладонь обратно, другой рукой притягивая за шею к себе, снова позволяя себя поцеловать. Саша отстранился первым. Быстрый взгляд на наручные часы, и он сильнее прижался ко мне, коснулся губами лба, виска и напоследок чмокнул в губы, чтобы ослабить хватку на талии, тихонько напоминая: — Уже девять… — я кивнула, медленно приходя в себя, и вскочила, суматошно поправляя футболку: — Да-да, точно! — преподаватель окинул меня оценивающим взглядом и широко улыбнулся: наверняка снова покраснели щёки, губы слегка припухли, а дыхание сильно сбилось, что было видно по часто вздымающейся груди, — но он, судя по взгляду, моей реакцией был доволен. Саша первым вышел в прихожую. Он вообще всё делал быстро, а я, не до конца пришедшая в себя, стояла в стороне и рассеянно наблюдала, как преподаватель обувается, легко надевает куртку и подходит к двери, намереваясь нажать на ручку. — Подожди… Давай следующие выходные проведём вместе? — на лице не дрогнул ни единый мускул, разве что только глаза сильнее распахнулись, он уставился в пол, довольно быстро соглашаясь: — Давай. — Когда доедешь до дома, напиши, хорошо? — напоследок поцеловав в лоб, Саша вышел из квартиры, а я поняла, что он даже не уехал, а я уже скучаю. Ну, и что чай мы так и не попили, впрочем, о потраченном совершенно на другое времени, я не жалею.