Возбудим и не дадим

— Ты рано, на восемь же договаривались, — тихо напомнила Ира, неохотно вытягивая ладонь, чтобы упереться ею в Ванину грудь и мягко отстраниться, и тряхнула плечами, будто бы намереваясь сбросить его руки, но он не позволил вырваться из объятий. Шагнул вслед за ней и, сцепив пальцы за её спиной, взглянул на меня исподлобья. Прищурившись, я всмотрелась в его лицо: то ли холодный свет от лампы над подъездной дверью падал так, что заострял его черты, то ли Ваня сильно похудел. Настолько, что выделялся горбатый нос, а впалые щёки подчёркивали высокие скулы и угловатый подбородок, будто на костяной скелет натянули кожу. Я невольно нахмурилась, слова застыли в горле, оставшись несказанными: ненужные оправдания, саркастичные комментарии для разрядки обстановки, дурацкие чернушные шутки на грани истерики, крутившиеся на кончике языка. И слабая улыбка, застывшая на поджатых губах, исчезла, сменяясь безрадостной ухмылкой. Порыв ветра на удивление холодный для начала мая обдал лицо и разметал волосы по плечам. Я, поёжившись, скрестила руки на груди, пытаясь закрыться, но прохлада пробралась за шиворот и по запястьям скользнула в широкие растянутые рукава потрёпанной толстовки. По предплечьям побежали мурашки. Пока я разглядывала опечаленного Ларина и понурую Иру, накатила прежняя тревога, как в тот день, когда декан объявила о его исчезновении, но, увидев Ваню в здравии, я не испытала облегчения. Наоборот. Пока он был плохой новостью, переходящей от одного студента к другому, я могла абстрагироваться, представив благополучный исход ситуации или попытаться забыть о нём вовсе, но вот — он совсем рядом, стоит передо мной, и в голове запускается карусель ужасающих предположений, связанных с его пропажей. Стало не по себе, и тело сотрясла мелкая дрожь. — Извини? — неуверенно протянула я и неопределённо пожала плечами: за то, что пришла раньше и увидела то, чего видеть не должна была, за то, что не знаю, как и что говорить. За то, что стою как истукан… — Привет, Ась, — Иван, словно тень — бледный хмурый и уставший, растянул губы в неживой полуулыбке, махнул мне ладонью и снова вернул её на Ирину спину, — как ты? — Как я? — изумилась, прижимая руку к груди, сердце затрепетало в пересохшем горле от накатившего волнения. Голос дрогнул, перебиваясь на неуверенный шёпот: — ты серьёзно? — Мы так давно не виделись, я, между прочим, пытаюсь быть вежливым, — Ваня отвечал в свойственной ему манере на весь абсурд с усмешкой. Грустной, и в этот раз — без вызова. Я глубоко вдохнула и чуть было не захлебнулась воздухом, но стоило собраться с мыслями и открыть рот, как меня прервали. — Ты… — из подъезда быстрым шагом вышла женщина, взглянула на обнимающихся Иру с Иваном, перевела взгляд на меня и резко повернулась, чтобы обогнуть оградку клумбы и пройти по натоптанной тропинке вдоль стен. Дверь, помедлив, захлопнулась с металлическим скрежетом, я вздрогнула от громкого прорезавшего воздух звука. Ваня тряхнул головой, отшатнулся, поправляя толстовку, и накинул капюшон, слегка стянув шнурки. Улыбка исчезла в секунду, он, осоловело распахнув глаза, встревоженно огляделся, будто за ним могут следить, и замер, пристально всматриваясь вдаль, где шевелились тени от зеленеющих крон под фонарём. Развела руками, больше не в силах выдавить из себя ни слова. Если бы мы не находились перед жилым домом у всех на виду, то я бы, не сумев сдержаться, повышенным тоном задала те вопросы, которые не давали спать по ночам, вынуждая ходить в универ с опаской, а сердце замирать в нехорошем предчувствии очередной встречи с деканом или секретарём, ждать от них плохих вестей и вслушиваться в посторонние разговоры, невольно вылавливая из чужих речей его имя. Я оглянулась: в окне на первом этаже зажегся свет, замельтешил тёмный человеческий силуэт на жалюзи, — и прикусила губу. Ира, кажется, поняв, что с меня достаточно потрясений, быстро обняла Ваню, прижавшись щекой к плечу, погладила по спине и, несмотря на его сопротивление, шагнула назад, разрывая тактильный контакт. — Иди, потом спишемся, — пробормотала она, Иван поджал губы, кивнул, и, смерив меня быстрым взглядом, подался вперёд, чтобы поцеловать её в висок, и отстраниться. Она смутилась, пряча руки в карман толстовки. — Пока, Ась. Пока, солнце, — обратился он к Ире, и голос его, тихий и хриплый, потонул в шелесте листвы. Махнув мне рукой на прощание, посеменил вдоль дороги по вымощенному плиткой тротуару. — И мы пойдём. Да, Ась? — она, заправив прядь за ухо, перегородила мне вид на исчезающего в сумерках Ларина и, взяв за локоть, повела к подъезду. — Разговор будет долгим? — догадалась я, перехватывая её холодную ладонь. — И сложным… Ира вытащила свободной рукой ключи и, сжимая в трясущихся пальцах пластмассовый кружок, поднесла его к кнопке домофона. Из динамика прозвучало безжизненное «добро пожаловать», она придержала для меня дверь, и я первая вошла внутрь. В подъезде прохладно: по местами сколотому керамическому полу гулял сквозняк. Глухим эхом прокатились по лестничной клетке наши шаги и стихли, когда мы остановились у лифта. Ира нажала на кнопку вызова, попав по ней не с первого раза в темноте: светильники, реагировавшие на звук, потухли, — и обхватила плечи ладонями, водя вверх-вниз, кажется, то ли пытаясь согреться, то ли унять нервную дрожь в теле, то ли занять руки. Двери перед нами бесшумно разъехались. Она клацнула по кнопке четвёртого этажа и, прижавшись поясницей к поручню перед испачканным мутным зеркалом, уставилась в пол. Противоречивые эмоции одолевали, и я, буравя её взглядом, закусила губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Она тоже не горела желанием говорить. — Я не закрывала, проходи, — Ира махнула рукой в сторону квартиры, когда лифт открылся, и я, воспользовавшись приглашением, вошла первая. Лицо обдало теплом: после пешей прогулки с остановки в лёгкой для вечерней погоды одежде и задержки у подъезда контраст температур ощущался явнее. Я скинула рюкзак на пол, разминая плечи, и сняла кроссовки, Ира заперла дверь, тоже разувшись, направилась на кухню и жестом поманила меня за собой, стоило мне выпрямиться и начать рыскать взглядом в её поисках. Я проследовала за ней. Свет, холодный и яркий, ударил в глаза после темноты прихожей, перед взором заплясали чёрные пятна, и я отвернула голову, силясь привыкнуть к переменившемуся освещению. — Садись, не стесняйся, — Ира, казалось, ожила: голос её звучал бойчее и мелодичнее, она — поняла по звуку, — сполоснула руки и начала суетиться, хлопая шкафчиками, а я, жмурясь, присела на краешек дивана, — чай будешь? Здесь останемся или в зал пойдём? Я говорила, что нашла классный фильм? На него, кстати, много хороших отзывов. Тебе же нравятся комедии? Посмотрим? На столе стояли ещё не открытые перевязанные бечёвкой коробки с пиццей и контейнеры с роллами: мы заранее договорились, что закажем, — рядом — несколько фиолетовых тарелок, два набора деревянных палочек, разнообразные соусы в пластмассовой таре и саше с васаби. Ира, щурясь, лукаво улыбалась, выжидающе на меня глядя, но в водянистых покрасневших глазах плескалась плохоскрываемая печаль, и я не удержалась от вопроса: — Что происходит? — А что происходит? — притворно изумилась она, вытаскивая бутылку вина из холодильника. — Ты общаешься с Ваней? — наконец, спросила я с придыханием, выдававшим волнение, — с пропавшим Ваней, о котором разве что только по местному каналу не говорят? — вопрос прозвучал тихо, осторожно, и Ира, будто его не услышала, продолжила тараторить, похоже, лишь бы не дать мне вставить слово: — Ты составишь мне компанию? Какое вино взять? У меня есть красное сухое, — она подняла руку с бутылкой и вгляделась в этикетку, — белое сухое, — указала на холодильник большим пальцем, — и красное полусладкое. Как думаешь? А лучше всё вместе, а потом уже разберёмся, да? Да! Ира вновь захлопала дверцами шкафов, вновь заглянула в холодильник, задумчивым взглядом скользя по полупустым полкам, и ничего не взяв, подошла к столу. Растянула губы под мой неодобрительный взгляд, и я ответила вопросом на вопрос: — Хочешь напиться? — Расслабиться, — поправила она, пальцами потирая горлышко бутылки. — Ладно, будем молчать и делать вид, что я никого не видела, — я невольно подняла руки, мол сдаюсь, больше не спрошу, хлопнула ладонями по коленям и отправилась в ванную мыть руки и переодеваться. — Так ты будешь? — бросила Ира вдогонку, и я замедлилась, поднимая свой рюкзак с пола, — или ты после того, что было в клубе, не пьёшь? — на беззлобное напоминание о тех событиях, в гуще которых случился наш первый поцелуй с Сашей, я лишь хмыкнула. — От одного бокала не откажусь. За компанию. — Вот и отлично. Когда я помыла руки и переоделась в сменное, повесив уличную одежду в шкаф, Ира достала ещё один хрустальный бокал на тонкой ножке и, откупорив бутылку и бросив пробку в урну, составила всё добро на пластмассовый поднос. — Перебираемся в спальню, — объявила она, вручая мне контейнер с роллами, — рот не разевай и топай, — меня слабо подтолкнули к двери. В этот раз в квартире было тихо. Обычно наши посиделки сопровождались куда более весёлой атмосферой, а теперь снова напряжение повисло в воздухе вместе с оглушительной тишиной. Неуютной и траурной. И светло-розовые стены уже привычные казались серее и тусклее, чем обычно, и идеально убранная комната, несмотря на захламлённость, вмиг опустела, соответствуя всеобщему настроению, и только благодаря вышедшей из-под дивана Ляле обрела утраченный уют. Кошка вальяжно прошлась ко мне, цокая коготками по полу, опасливо принюхалась и, не обнаружив угрозы, потёрлась о ногу. Я поставила провизию на край дивана и присела на пол, на молочный ковёр с длинным ещё не прибитым, не притоптанным ворсом, чтобы взять требующую внимания Лялю на руки. Пригладила серую длинную шерсть на спине и почесала шейку под одобрительное мурлыканье. — Ась! — позвала Ира из кухни, — ты там где? — и не дождавшись ответа, сама пришла ко мне, — всё понятно, — выдохнула она. — Она такая большая стала, — поделилась я мыслями, глядя, как Ляля укладывает голову мне на ладонь. — Ты уже давно ко мне не заходила, конечно, она подросла, — укоризненно бросила Ира, возвращаясь на кухню, — так ты помогать будешь? — Буду, уже бегу, — нехотя оторвавшись от кошки, поднялась и вернулась за пиццей и бокалами, Ира взяла вино, и мы вместе двинулись в комнату, располагаясь на полу. Свет она выключила, оставив гореть торшер. Я опёрлась спиной о диван, закинула на него локоть и открыла контейнер с запечёнными, ещё не остывшими роллами. Пока наслаждалась ароматом, Ира наполнила наши бокалы красным вином — остальные бутылки ждали своего часа на письменном столе, — и поставила их на поднос — я поводила по нему пальцами, оценивая его надёжность и шаткость: если вино прольётся на светлый ковёр, его уже ничего не спасёт, — рядом с которым улеглась Ляля, видимо, чтобы получить двойную порцию тисканья и ласки. Подтянув её ближе к себе, чтобы кошка случайно не опрокинула спиртное, Ира поджала колени к груди, взяла бокал, обвела пальцем его ободок и прижала к искусанным губам, опаляя дыханием начищенное до блеска стекло. Я сцепила пальцы, уперев локти в колени, и взглянула на телевизор, который бесшумно транслировал заученный почти что наизусть мультфильм, и только Ляля нарушала тягучую тишину вибрирующим мурлыканьем. И как будто ничего необычного, рядовая ночёвка… — Так мы будем смотреть твой фильм? — уточнила я, взяв пульт, чтобы прибавить громкость, но Ира меня остановила, вытягивая его из ладони. — Подожди, — попросила она тихо и тяжело вздохнула, откладывая пульт в сторону. — Настраиваешься на разговор? — кивнула в ответ и поднесла бокал к губам. Ира не любила вкус алкоголя, потому пила крайне редко, а сейчас, неожиданно для меня большими глотками опустошила бокал до половины и прикрыла рот ладонью, задержав дыхание. Я невольно подскочила в секундном порыве остановить, но тут же уселась обратно, потирая ушибленное об пол колено. — Не бойся, — успокоила Ира, кашлянув в кулак. На глазах выступили слёзы, — я не опьянею быстро, — прохрипела она и, ловко орудуя палочками, засунула в рот ролл, усердно пережёвывая. — Ты же н-не пьёшь вообще, — напомнила я поражённо. Явно не в таких количествах за раз. — Захотелось. С тобой такого не бывает? — Было. Однажды после пары у Александра Николаевича мне захотелось курить, — призналась, и Ира безрадостно усмехнулась. Невольно, прежде, чем мне удалось об этом подумать, я попыталась перевести тему на нейтральную, говоря о том далёком беззаботном времени, чтобы мысленно вернуться в воспоминания хотя бы на несколько мгновений и понять: раньше было лучше, а тогдашние трагедии были гиперболизированы. — Не ты одна такая… — произнесла она на выдохе и замолкла, непрерывно глядя в стену. Ляля перебралась на руки к хозяйке, видимо, почуяв неладное, и заурчала громче, прижимая ушки к голове и подставляясь под свободную ладонь. Ира лёгкими круговыми движениями кисти раскачивала бокал, чтобы содержимое кружилось, на мгновение окрашивая стекло в красный, и тут же стекало вниз, поднимаясь к противоположной стенке. Она вновь сделала глоток и вздрогнула, слабо помотав головой. Ира открывала рот, порываясь начать рассказ, но лишь глубоко вздыхала, тёрла кулаком глаза, размазывая по векам тушь и консилер, обнажая замазанные синячки. Заговорила, когда ветер за окном стих, а тени на стенах застыли, едва заметно колыхаясь в такт моему сердцебиению. — Ась, в общем… Мы с Ваней встречаемся, — наконец, выдала она под мой скептический взгляд. И я, нетерпеливо поёрзав на месте, спросила: — И-и-и? То, что вы вместе, начала подозревать, когда вы обнимались у подъезда, а когда он тебя солнцем назвал, убедилась окончательно. — И-и-и я решила начать с менее травмирующего, — чуть веселее заявила Ира, поглаживая пальцем вздрагивающее Лялино ухо. Пушистой это не понравилось, и она вывернулась к верху пузом, отрезая доступ к ушам. — Продолжай. — И так получилось… Я не хотела тебе рассказывать… — Ира не могла собраться с мыслями, прерываясь на полуслове, глядела под ноги, и я, сделав глоток, напомнила: — Его ищет полиция… — обжигающая горечь осела на корне языка, и я поспешила заесть неприятное послевкусие. Прожевав кусочек пиццы и убедившись, что она по-прежнему не горит желанием делиться информацией, осторожно продолжила: — его до сих пор ищет его мать. Степа тоже не особо рад тому, что произошло. Волонтёры прочёсывают все места, где его видели в последний раз. О Ване судачат во всех беседах и чатах… И ты ничего не рассказывала? — голос мой по мере того, как я говорила, срывался на шипящий шёпот. Ира поставила бокал на поднос и наклонилась, чтобы просунуть руку под коленями и обвить их, склоняясь над заснувшей Лялей. — Я знала, что ты скажешь, — печально заметила она, поджимая губы, — я и сама всё понимаю. Да, я дура, да, я проебалась. Догадки, мимолётно возникающие в мыслях, терялись и затмевали одна другую, но пока что понять, при чём тут Ира, я не могла, но слова её меня возмутили, и я воспротивилась: — Я бы никогда так не сказала, я бы тебя не осудила. Да, может, почитала бы нотации, — созналась тише, невольно перебиваясь на насмешливый лад, и тут же голос окрасился сталью, — но осудить — не осудила бы. И не упрекнула бы, и не высмеяла. И я всегда буду на твоей стороне. Только скажи, что тебя тревожит. — Пересмотрела ванильных мелодрам? — хмыкнула она, слабо улыбнувшись. — Заметно? Ира посмотрела мне в глаза и отвела взгляд, закусывая губу. Она молчала долго, или мне так показалось в тяготящей тишине, я больше не напирала, покорно ждала, и дождалась: она намотала шнурок от толстовки на палец, зажав ограничитель, и, затянув так, что кожа покраснела, а ноготь побелел, начала: — Всё намного серьёзнее, чем тебе кажется. Он не просто сбежал из дома из-за бушующих гормонов или ссоры с родителями. — Это я уже поняла, — бессознательно усмехнулась: это очевидно, иначе такую бучу бы не подняли. Иначе Ира бы не сидела передо мной без тени улыбки на лице и не пыталась не заплакать, выдавливая радость в голосе. — Он… Хотел лёгких денег. Хотел лёгких денег… После появления таких желаний многие герои знакомых мне боевиков и мелодрам, которые шли в родительском доме чуть ли не круглосуточно, обзаводились проблемами с законом, и не только с ним, и Ваня, похоже, не стал исключением. Я молча ждала, пока Ира продолжит, ничего более не предполагая. Алкоголь уже дал в голову, потому мысли находились в неприятном отдалении, лицо опалило жаром, а румянец, уверена, ярко окрасил щёки. — Мать у него болеет. То есть болела. И Ване нужны были деньги на лекарства и операцию, он искал работу, но по специальности не брали без диплома, да и какие там деньги на первых порах… Он работал в кафе и ресторанах официантом, на заводе грузчиком, в магазинах кассиром, с одной подработки бежал на другую, и ему надоело метаться и пытаться выжить. И он нашёл способ заработать… — её дрожащий голос то и дело перебивался на хрип, на тот мерзкий хрип, который вынуждал замолкать через каждые несколько секунд, глубоко вдыхать и задерживать дыхание, чтобы не расплакаться от собственных слов. — Незаконный? — вполголоса догадалась я, она едва заметно кивнула. — Комаров помог, — фамилия старшекурсника почти забылась, но при её упоминании вновь взметнулись вспоминания о той ночи в коттедже, когда к нам наведались полицейские. — Которого судят за продажу и употребление? — Видишь, — ухмыльнулась она, прикрывая лицо ладонями, — ты и без меня всё знаешь. Рассказывать-то толком нечего. — Продолжай. — Ваня заработал денег, его матери сделали операцию, а то пока этой очереди дождёшься… Он завязал с продажей ещё до того, как мы начали общаться. И всё вроде бы нормально… — Так если он завязал, то в чём трудности? Комаров его сдал? — нетерпеливо начала и осеклась, закусывая губу. Рассуждать всегда просто, на словах проблем нет, и я могу не осознавать всю степень паршивости ситуации. До сих пор даже не могу принять тот факт, что Ларин в розыске… — Ваня не знает. Он побоялся, что его тоже приплетут. Если бы оставил всё, как есть, то ещё можно было бы всё отрицать, но… Сама понимаешь, как работает наша полиция… Я бы тоже на его месте испугалась. — И что теперь? Неужели ничего нельзя сделать? Нанять адвоката или… Или… Не знаю, что-нибудь придумать? — Ира пожала плечами, теперь взявшись за отковыривание заусеницы на пальце. — Ваня и сам понял, что совершил ошибку. Он на самом деле не так много продал, просто… Он думал, что это подработка, оно так быстро завертелось, они, — она вскинула палец вверх, видимо, подразумевая тех, кто стоит за незаконным бизнесом, — умеют насесть на уши, а когда Ваня опомнился, уже было поздно. Он боится показываться полиции, боится, что задержание и исчезновение свяжут, боится, что его мать не перенесёт, что его… Посадят. — А его исчезновение мать перенесёт? — хмуро спросила я. — Он сказал, что оставил ей письмо, просил прекратить поиски и забрать заявление. Как будто от этого ей станет легче, — насмешливо заметила она, — но а что он ещё мог сделать? — Поговорить? Хотя… Говорить матери в лицо, во что он ввязался, наверное, невыносимо, — Ира кивнула и вновь закрыла лицо ладонями, — а… С каких пор вы общаетесь так тесно, чтобы он доверял тебе такие секреты? — Ну, мы сначала в универе общались, и несколько раз столкнулись после пар, и он меня проводил до дома, а потом… Когда мы праздновали восьмое марта в коттедже, я отошла подышать воздухом, а Ваня мне составил компанию. И как-то всё закрутилось, — на сбивчивый рассказ я кивнула и отпила из бокала, Ира, погладив Лялю, продолжила: — а когда он перестал ходить в универ, мы встречались через день и гуляли. А потом нам объявили о его исчезновении. Он сказал, что мы больше не сможем видеться, только бы я оставила наше общение в секрете. — Но вы продолжили общаться… — Так уж получилось: мы встретились на улице, точнее, столкнулись. Слово за слово, я беспокоилась, переживала и попросила его дать номер телефона, чтобы хотя бы изредка связываться, — она вертелась, ерзала на месте, крутила головой и заламывала пальцы до хруста в фалангах, но не смотрела на меня, — и я написала ему, а потом общение возобновилось. Видимо, я полная дура, раз не смогла порвать с ним… — Так у вас всё… Прям серьёзно? — я недоверчиво покосилась на неё. — Не знаю. Я уже ни в чём не уверена… — она, оживившись, поспешила заверить, — но Ваня не просит у меня денег, и не пользуется моей добротой. Да и какая ему от меня выгода? Это подозрительно? Я смотрела, как на экране прыгает герой мультфильма, подходящего к завершению: вот сейчас начнётся финальная схватка со злодеем, и пойдут финальные титры, — и, перекатывая в пальцах ножку пустого бокала, думала, пока Ира не повернулась ко мне. — Не знаю, я не могу судить о его намерениях по твоим словам, — но стоило вспомнить, с каким сожалением он на неё смотрел и как нежно обнимал, вера в серьёзность его чувств окрепла, — мне кажется, он не похож на того, кто будет играть на публику. Не знаю. Не мне судить, — голос мой звучал на удивление бодро, но резковато, будто горло резала боль, а я пыталась переселись себя, чтобы заговорить, — Ир, ты ведь никак не пострадаешь от того, что с ним связалась? — Вряд ли. Никто ведь не узнает. Да, Ась? — Конечно, — согласилась безропотно. — И Чернов тоже? — Он тоже умеет хранить секреты, — воспротивилась я, теперь с ответом помедлив, но по итогу кивнула: не мой секрет, и права разбалтывать его у меня нет. — И он тоже. — Спасибо, Ась. Мне было сложно молчать, и никому не говорить об этом, — созналась Ира, вновь натягивая рядовую улыбку. Она выпрямилась, вскинула руки и потянулась к потолку, разминая плечи, только теперь я поняла, что всё это время сидела неподвижно, и спина затекла, болезненно тянуло под лопатками. — Тяжело хранить секреты, — согласилась я, раскачиваясь из стороны в сторону, — особенно такие. Теперь можешь смело рассказывать всё, что с вами происходит, я тебя послушаю, — и поддержу. Это единственное, что я могу сделать для неё. — Ладно, хватит о плохом. Давай выпьем! За благополучное разрешение всех проблем, — Ира, взглянув на мой пустой бокал, быстро наполнила его до половины и провозгласила: — до дна! — я покосилась на неё недоверчиво, и она сжалилась: — я выпью до дна. А ты хоть глоток сделай. Я повиновалась, в очередной раз заела горечь: видимо, с винами дружбы у меня не выйдет, — и нервно усмехнулась собственным мыслям: случится же, я препода охмурила, она — наркодилера. Хотя, Саша скорее сам «охмурился», без моего участия или желания. — Ты вроде бы тоже что-то хотела рассказать, — Ира словно по щелчку пальца переменилась в лице, упрёлась локтем в диван и, подперев ладонью щёку, с хитрым прищуром поинтересовалась: — как у тебя на личном? — Да… Пойдёт, — я растерялась: говорить о налаживающейся личной жизни при Ириной трагедии неловко, потому ответила неоднозначно. Сделав глоток, поставила бокал на поднос и, отодвинув его ближе к ногам, взялась за еду: когда неприятная и шокирующая тема миновала, появился аппетит. Разорвала пакетик с палочками, еле как взяла их в пальцы, но как бы я не пыталась, они мне не поддавались, потому бросив гиблое дело, взяла ролл руками. — Ась, я выговорилась, и мне стало легче, — поняла мои беспокойства Ира, пожав плечами, — всё в порядке. А теперь хочу, чтобы меня порадовали хорошими новостями. Давай, — она заерзала на ковре, хлопнула ладонью по колену, неспециально потревожив заснувшую Лялю, и приготовилась слушать. — Вы начали встречаться: как это произошло? Цветы? Ресторан? Музыканты? Я улыбнулась вслед за подругой, не в силах сопротивляться её харизме, и смущённо потупила взгляд: всё было намного лучше. Ира наклонилась ко мне, прижимаясь щекой к плечу. Я рассказывала о Саше с трудноскрываемой улыбкой, от которой к концу рассказа уже болело лицо, а когда закончила, она включила тот фильм, о котором говорила, но тревога не отступила. Чем дольше я думала о Ване, тем больнее колотилось сердце о рёбра, тем больше страшных картинок возникало перед расфокусированным взором, тем быстрее слабла натянутая для Иры улыбка. Из груди рвался очередной тяжкий вздох, который я изо всех сил пыталась подавить. Покачала головой, силясь отогнать дурные мысли, и переключила внимание на фильм, но ни обилие ярких красок, ни позитивные шутки не улучшили настроение, и мне оставалось лишь надеяться, что утром станет легче, что впечатлительность сойдёт на «нет», и я смогу вспоминать о Ване с былым хладнокровием, как это было до сегодняшней с ним встречи. Беззвучно усмехнулась: и представить трудно, чтобы деятельный идейный Ларин, всегда весёлый и жизнерадостный, даже несмотря на тяжкие обстоятельства в лице заболевшей матери и раннего взросления, не сумел уйти прежде, чем за спиной захлопнулась ловушка, и события достигли точки невозврата. Ближе к четырём утра, когда первая кинокартина закончилась, и мы включили похожую на неё комедию, а затем посмотрели диснеевский мультик, Ира начала зевать, и было принято решение ложиться спать. Телевизор я попросила оставить включённым: история с Лариным поселила сомнение и страх в душе, хоть источник его проблем не был связан с мистикой, но мне казалось, что, останься мы в темноте, из-под кровати выползет чудовищная тень и утащит, вспомнились и все просмотренные за жизнь ужастики. Подтянув одеяло к подбородку, прикрыла глаза, но сон не шёл: я ворочалась, переворачиваясь то на спину, то на живот, открывала глаза, глядя на яркий экран телевизора, и смотрела на стрелку часов, показывающую половину шестого, понимая, что утро и следующий день будут весёлыми. Только когда уснувшая быстро Ира пригрелась под боком, пришла долгожданная дрёма.