Возбудим и не дадим

Проснулась я по будильнику, едва надоедливая трель коснулась слуха, вырывая из некрепкой утренней дрёмы, а между стремительно нарастающим и быстро стихающим пиликаньем в ужасном качестве пробилось навязчивое жужжание: вибрация от телефона перешла на стол. Сердце от внезапного пробуждения забилось в ускоренном темпе, отдаваясь гулом в заложенных ушах. Я разлепила веки, пытаясь сфокусировать взгляд на шевелящемся в полуметре от меня светлом пятне, протянула руки к глазам, чтобы потереть их и смахнуть навернувшиеся после сна слёзы, недовольно кривясь от очередного раската будильника, который бил по мозгам сильнее университетского звонка. Упёршись локтями в постель, приподнялась, чтобы понять, откуда трезвонит. Активизировалась и выпутавшаяся из одеяла Ира: нахмурившись и едва ли не закрывая ладонями уши, резво подскочила и решительным ползком направилась к источнику звука. Нечаянно придавив мою ногу коленом, потеряла равновесие и, ругаясь вполголоса, свалилась на пол, чтобы в полуприседе добраться до телефона и наконец нажать на кнопку блокировки, отключая его. — Доброе утро? — вяло спросила я, сев на постели и скрестив ноги. Голос хриплый и резкий затих. Кашлянув в кулак и прочистив горло, укуталась в одеяло, плотно смыкая его края под подбородком, чтобы отрезать доступ утренней прохладе к коже. — Доброе ли… — понуро пробормотала Ира, положив телефон обратно на диск беспроводной зарядки, пригладила взъерошенные наэлектризованные волосы и, усевшись на пол, прислонилась спиной к дивану. Голова гудела, будто вчера вместо бокала вина я выпила бутылку, но вскоре гул отступил, оставляя после себя неприятный шум. По телевизору тихо шёл включившийся на автовоспроизведении подкаст о психологии, который Ира, как только отыскала пульт, пошарив рукой по своей половине спального места, переключила на вчерашний красочный и жизнерадостный мультфильм. — Могла бы поставить на будильник что-нибудь поприятнее. До сих пор в голове звенит, — пожаловалась я, подавляя зевок. — Что-нибудь поприятнее меня не разбудит. А вот с этим… — она, лениво вскинув ладонь, указала в сторону стола, — каждый раз бью рекорд по скоростному подъёму. — Верю, — слабо кивнула я и снова рухнула на подушку, чтобы перекатится на край дивана и, свесив руку, потянуться к лежащему на полу телефону. Когда цифры на дисплее обрели чёткость, пробормотала: — одиннадцать часов. Ты куда собиралась, раз будильник поставила? — Кажется, у меня в планах была подготовка к экзаменам, — неуверенно ответила Ира и, поднявшись на ноги, предложила: — кофе будешь? Кивнула на риторический вопрос. Ира, удовлетворённая безмолвным ответом, закуталась в махровый халат, стянутый со спинки стула, и, шаркая ногами по полу, поплелась на кухню. Я тоже поднялась, невольно задержав взгляд на манящей подушке, вытащила из рюкзака косметичку и побрела в ванную. Новости об Иване по-прежнему волновали и вызывали недоумение, но теперь не казались ужасающими, от воспоминаний о нём по коже не шли мурашки, а сердце не частило, и я попыталась выкинуть противоречивые мысли из головы… До тех пор, пока солнце не сядет, а в густых сумерках не начнут мерещиться подозрительные тени, пока не лягу спать. Пока не останусь наедине со своими мыслями. Умывшись и почистив зубы, я переоделась в уличную одежду и поспешила к хозяйничавшей на кухне Ире. Она, собрав волосы в пучок на затылке, ходила кругами от стола до гарнитура, переставляла кружки с места на место, заглядывала в шкафы, ничего не обнаружив, закрывала и внезапно замирала, задумчиво окидывая пространство рассеянным взглядом. — Ещё не проснулась? — спросила я, забираясь на стул с ногами, чтобы обнять колени руками и прижаться к ним лбом. В подтверждение моих слов Ира шмыгнула носом и вновь засуетилась, рваным движением открывая выдвижной ящик, чтобы достать чайные ложки. Закипание воды ознаменовалось звучным щелчком. Как только чайник выключился, она разлила кипяток по кружкам и поставила одну напротив меня. Я опустила голову, наблюдая за тем, как стремительно растворяются крупицы кофе. Ира добавила молока, засыпала несколько ложек сахара и, достав из холодильника шоколадку, контейнеры и тарелку с оставшейся едой, села напротив меня, устало подпирая щёку ладонью. — Уже собираешься ехать? — спросила она, окинув меня беглым взглядом, будто только сейчас заметила, что я переоделась. Угукнув, я сделала глоток и, отставив кружку, заплела низкий хвост: вьющиеся после сна пряди падали на глаза и норовили залезть в рот и нос, — тогда я тебя провожу и снова пойду спать, — Ира, размешав сахар, даже глазом не моргнув, опустошила половину кружки и тут же широко зевнула, — выходной же. — А как же экзамены? — она, едва слышно фыркнув, отмахнулась, словно об экзаменах до этого речи не шло, и отвернулась от меня, подливая в себе ещё молока. — Начну завтра, — пообещала Ира, и я, сведя брови к переносице, скептически усмехнулась: — Ты сама-то хоть своим словам веришь? — Я уже говорю о подготовке, это прогресс. А ты, кстати, даже не заикаешься, — прикусив щёку изнутри, хмыкнула: — Я-то готовиться уже начала, правда… Успехи оставляют желать лучшего. Но я обязательно продолжу… Наверное. Но точно не сегодня. И не завтра, — Ира, уже потеряв остатки сна, весело улыбнулась. Намного искренней, чем вчера, и улыбка её чудесным образом передалась и мне, — мы с Сашей договорились увидеться… — смущённо объяснилась я, разворачивая шоколадку, чтобы отломить дольку и закинуть в рот. Вышедшая на променад Ляля протяжно мяукнула, напоминая о себе, обошла мой стул, потёрлась хвостом о ногу хозяйки и беззастенчиво запрыгнула на стол, чуть было не смахнув на пол сахарницу, которую я вовремя успела отодвинуть. Ира молча дождалась, когда она уляжется, подмяв под себя лапки, и потрепала её по холке, безмолвно разрешая ей всё, что вздумается. Обнажив жёлтые клыки, Ляля зевнула и, положив голову на стол, тихонько заурчала. — Во-о-от оно что, — протянула Ира, игриво вскидывая брови, — вчера со мной, сегодня с ним… Какая ты занятая, — я передёрнула плечами, отводя взгляд, и она улыбнулась ещё шире, деловито закидывая ногу на ногу, — Саша… — протянула Ира задумчиво, — непривычно слышать о Чернове в таком контексте. Не вяжется у меня твой Саша с Александром Николаевичем, который нас муштрует на парах. — Не муштрует, не наговаривай, — неуверенно ответила я, накрывая шею ладонью поперёк, и спешно заверила: — он изменился с тех пор, да и… Знаешь, я преувеличивала его муштру, точнее, Саша просто преподавал предмет, и ничего сверхъестественного не было в его поведении… — глубоко вдохнула и выдохнула, силясь восстановить сбившееся дыхание, — во-о-от… — А что было несколько месяцев назад? — лукавым шёпотом спросила Ира, подаваясь ко мне, — не ты ли говорила, что он деспот и тиран? Не ты ли осуждала его методы обучения? — она скрестила щиколотки и, опираясь ладонями в стол, оттолкнулась, и стул встал на задние ножки. Я оторвалась от кружки, повернулась к подруге в пол-оборота и сосредоточила на ней внимание. Зная её, уверена, что стул она может и опрокинуть, а вместе с ним и свалиться на пол сама. — Это было до того, как я узнала его лучше. — И до того, как вы поцеловались, — кашлянула Ира и, пока я не начала оправдываться, будничным тоном спросила: — на свидание, значит, собралась? Куда пойдёте? — она подпёрла щёки ладонями и приготовилась слушать, а я нанизала на вилку ролл и засунула в рот, медленно пережёвывая, чтобы упрямо потянуть время, и только когда Ира заёрзала на месте, я угрюмо призналась: — Не знаю. Видимо, как обычно — никуда, — Ира нахмурилась, вопросительно вскидывая бровь, и я объяснила: — я очень боюсь, что нас увидят… Преподаватели или студенты. — Ась, город большой. Какова вероятность, что вы окажетесь в том же месте, что и люди из нашего корпуса? — Маленькая, но закон подлости ещё никто не отменял. Когда мы домой вместе едем, я не могу отделаться от мысли, что нас застукают, но здесь, наверное, проще… — я ненадолго замолчала, вспоминая наши совместные поездки. Безлюдные университетские парковка и дворик перед корпусом внушали доверие, как раскинувшийся в противоположной от цивилизации стороне маленький продуктовый магазин, у которого Саша меня и забирал, и почти всегда в то время — ни души, а редкие прохожие избегают смотреть по сторонам, предпочитая глядеть под ноги. Я не была уверена, что мы останемся незамеченными, но надеялась, что никто не будет вглядываться в лица за лобовым стеклом быстродвижущейся машины. — А если уж спалят на месте преступления, то уже не отвертеться. Мне кажется, такими темпами у меня начнётся паранойя, — раздражённо хмыкнув, глотнула кофе и забарабанила пальцами по столу. — Не знала, что тебя это волнует, — удивлённо выдохнула Ира, пальцем медленно обводя ободок кружки. — А как иначе? — грустно улыбнувшись, оторвала кусочек фольги, в которую был завёрнут шоколад, и сложила его треугольником, надавливая острым уголком на подушечку большого пальца, — Саша, конечно, сказал, что ничего страшного не будет, даже если о нас узнают, но я всё равно… Не боюсь — беспокоюсь. Плевать, если проблемы будут у меня, а если у него… — я с трудом подавила тяжёлый вздох. Мнение незнакомых мне людей перестало интересовать ещё с одиннадцатого класса, но что, если из-за слухов возникнут проблемы? Что, если, вопреки Сашиным заверениям, декан не отнесётся с пониманием к нашей связи? Что, если в будущем он пострадает? Что, если новость о нас разлетится по всему корпусу? Или по всему универу, что равноценно. Количество возникающих «если» множилось, стоило подумать про последствие раскрытия наших отношений, в большинстве случаев, порицаемых обществом, и я не могла побороть рвущуюся из груди панику. Нервно закусила губу, вдавливая уголок в кожу до тех пор, пока не почувствовала покалывание. Дурные мысли отогнала возмутившаяся Ира: — И что теперь? Никуда не выходить? Зачем себя накручивать, проблемы нужно решать по мере их поступления. — Это с одной стороны, а с другой — можно не попадаться, и проблемы решать не придётся, — на мгновение задумавшись, она кивнула: — Тоже правильно. И куда вы? Будете скитаться по неосвещённым паркам? Или к себе его позовёшь? — Почему бы и нет? — спросила я осторожно, Ира расслабила руки, и ножки стула, задержавшись в воздухе, глухо ударились о кафель. Ляля вскинула голову, осоловело глядя на хозяйку, и я погладила её за ухом, успокаивая, — проведём вечер наедине. Мы уже ночевали вместе, и я чувствую себя комфортно с ним, — невольно усмехнулась: а раньше сердце из груди выпрыгивало, стоило пальцами соприкоснуться. Ира лучезарно улыбнулась и активно закивала, — да и он не делает ничего из ряда вон выходящего… — Не оправдывайся, Ась, у вас любовь, я всё понимаю, — Ира театрально вздохнула и, склонив голову, поинтересовалась: — что будете делать? Я пожала плечами: раньше идей было много, но теперь ничего не шло на ум. В голове поселились неприятные пустота и лёгкость, не получалось привести мысли в порядок, даже кофе не взбодрил. Ира сделала глоток и переключила внимание на спящую Лялю. Я, отбивая ногой торопливый ритм, с надеждой взглянула на включившийся телефон: пришло уведомление, — реклама. Саша до сих не напомнил о себе. — Что-нибудь придумаем… — ответила смущённо и засунула в рот ролл. Ира же более не спешила задавать вопросы, лишь понимающе кивнула. Тема закрыта. — Вкусно? — вдруг изумлённо спросила она, кивнув на коробки с едой, — шоколад, кофе и роллы? — Очень, попробуй. Это как есть арбуз с хлебом. Или огурцы с мёдом. — Поверю на слово, — скупо ответила она, недоверчиво наблюдая за тем, как я вновь тянусь к контейнеру, — специфические вкусы у тебя… Кофе мы допивали молча. Я смотрела в окно, на залитую солнечным светом парковку, думая о вечерней встрече, а Ира, позёвывая, лениво листала ленту в соцсети. Порадовала меня громким мурлыканьем и прервала тяжёлые думы тыкнувшая носом в руку Ляля. Потрепав её по холке, взглянула на телефон: по-прежнему ничего. Когда часовая стрелка показала двенадцать, я, собрав вещи и получив наставления и пожелание удачи от Иры, поехала домой.

***

В квартире было душно: окна перед отъездом я плотно закрыла. Открыв на проветривание балконную дверь, кинула рюкзак на стул и в уличной одежде легла на заправленную тёмным, согретым солнцем покрывалом кровать: рулонные жалюзи остались не опущенными, и солнечный свет, проходя через стекло, падал аккурат на постель. Вытянула руку так, чтобы поднять телефон над головой. Зайдя в мессенджер, нажала на диалоговую строку с Сашей: был в сети час назад. Я переползла к краю и подложила под голову подушку, пальцы запорхали по сенсорной клавиатуре, печатая банальное «привет», и застыли, спустя мгновение, стирая сообщение. В опустевшей голове ни мысли. Вторая и третья попытки сформулировать вопрос тоже не увенчались успехом, и я, заблокировав экран, обессиленно прикрыла глаза. А время между тем шло, и я вновь вскинула руку с телефоном и быстрее, чем успела подумать, нажала на кнопку вызова, включила громкую связь и положила его на грудь. После первого протяжного гудка сердце ускорило темп, после второго мне подумалось, что в наше время звонить — старомодно, и написать будет достаточно: ответит, когда появится свободная минутка, — после третьего я уже поднесла палец к экрану, чтобы сбросить вызов, но из динамика уже послышалось отрывистое строгое: — Да, — я прикусила губу, чтобы не заулыбаться, а Саша безэмоционально поторопил: — я слушаю. — Привет, — протянула неуверенно, дыхание на мгновение перехватило. Секундная пауза, и голос его тут же переменился, обретая мягкость: — Привет… — Ты не сохранил мой номер? — догадалась я, резво подскакивая с постели. Не в силах усидеть на месте, зашагала по квартире, широкими шагами меряя пол — от спальни до кухни и обратно. — Сохраню, — пообещал он безропотно с придыханием, выдающим волнение. Почувствовала, как щёки красит румянец и опаляет кожу жаром, и приложила ладонь к лицу, пытаясь привести себя в чувства. Услышала, как Саша втянул воздух, порываясь продолжить, но вдруг звуки стихли, и я осторожно спросила: — Ты сегодня работаешь? — М-м-м, вообще, я выходной, — ответил с заминкой, и я поняла: выходной, но всё равно работает, — как и обещал. — Тогда какие у нас на сегодня планы? — качнувшись на носочках, остановилась у окна, наблюдая за снующими по тротуару людьми: субботняя суета, особенно в отдалении от меня, поднимала настроение. На несколько мгновений повисла тишина, прерываемая едва слышными помехами, Саша тихо кашлянул, следом защёлкали клавиши клавиатуры, и он, растягивая слова, спросил: — Чего ты сама хочешь? — всё-таки работает… Я мысленно возликовала, что от него не поступило предложений выбраться в люди, и спешно перехватила инициативу: — Я хочу пригласить тебя к себе. Точнее… — сделала паузу, размышляя над тем, как правильно сформулировать мысль, — я думаю, что в преддверии сессии будет лучше не нагружать себя ненужными беспокойствами и сборами и просто отдохнуть в домашней обстановке? Тебе тоже не повредит, а то ты вечно в работе… Если ты не против… — я невольно вцепилась в телефон, и ответ не заставил себя ждать: — Я не против, — по голосу услышала, что Саша улыбается. Облизнув пересохшие губы, присела на краешек стула и, схватив со стола салфетку, сложила треугольником, чтобы занять руки. — Тогда… — нажала на кнопку блокировки и взглянула на цифры на экране, — когда мы встретимся? — я прикинула, сколько времени мне нужно на отдых и приведение себя в порядок, и торопливо предложила: — в пять? В шесть? Или попозже? — Я приеду в пять. — Хорошо… Тогда… До встречи? — спросила я, перебившись на ласковый шёпот, и, услышав эхом собственные слова, сбросила вызов. Вернулась в спальню я вприпрыжку, кинула телефон на постель и рухнула следом, заводя руки за голову, силясь унять рвущееся из груди сердце. От широкой улыбки уже болели щёки и неприятно тянуло скулы, но она, стоило вспомнить о Саше, становилась всё шире. Даже мысль о том, что нужно рассказать ему о беспокойствах по поводу публичных встреч, не омрачила прекрасное настроение. Отложим до тех пор, пока не появится необходимость. Полежав ещё немного и переведя дух, я собралась с силами и, поднявшись, вновь поплелась на кухню. Включила чайник, закинула в кружку три ложки кофе и четыре — сахара, чтобы наверняка проснуться, и заглянула в холодильник, зияющий впечатляющей пустотой. Почти всё, что было куплено на неделю, закончилось, даже йогурты, которые беру с запасом, только упаковка нарезанного хлеба и полупустая бутылка молока остались, но и те не внушали доверия. Захлопнула плотно дверцу, когда вода закипела, залила кипяток в кружку и, поджав под себя ноги, присела на стул. Размешала кофе и, потягивая его маленькими глотками, задумалась над тем, чтобы вновь заказать еды: роллы, пицца и прочие вредности из доставки — конечно, здорово, но хотелось домашней пищи. Кивнула собственным мыслям, выстраивая примерный план: магазин, отдых, готовка. К пяти часам должна успеть. Оставив грязную кружку в раковине, я быстро привела себя в порядок и, зевая, поплелась за покупками. В субботний день людей в продуктовом было крайне мало, и я могла себе позволить, не перенимая суету, побродить между забитых товарами полок, подумать, что выбрать из ассортимента, и определиться, что буду готовить. Даже не пришлось отстаивать в очереди, поэтому вернулась домой я через двадцать минут после выхода. Сгрузив пакеты на стол, вынула и убрала скоропортящиеся продукты в холодильник, достала из морозилки фарш и поставила на разморозку. Переоделась и, пока таймер не микроволновке не зазвонил, оповещая об окончании её работы, прилегла на несколько минуточек, чтобы отдохнуть: не помогла в борьбе с сонливостью даже двойная порция кофе. Заснула мгновенно, а проснулась… Когда слуха коснулся навязчивый звон. Я, не сразу сообразив, откуда звонит, приподнялась на локтях, окидывая спальню расфокусированным взглядом, отыскала рядом с подушкой телефон и, взглянув на дисплей, ужаснулась: на часах значилось ровно пять вечера. Потерев глаза, вскочила и помчалась к двери — нажала на кнопку домофона и провернула ключ в замочной скважине. У меня было от силы пара минут, чтобы освежиться, и, пока Саша не поднялся, рванула к зеркалу, чтобы наспех оценить помятость заспанного лица с отпечатками подушки на подбородке и щеке, торчащие во все стороны волосы и поплывший макияж. Оценка неудовлетворительная. Наскоро умылась — всяко лучше, чем ходить с чернотой от туши под глазами, — расчесалась и, удовлетворённая результатом, прислушалась: зашумел лифт, незримый диспетчер объявил о его прибытии на седьмой этаж. Входная дверь захлопнулась, аккурат когда я убрала остатки тёмных теней с век и бросила использованную ватную палочку в урну. Услышав шебуршание, растянула губы в радостной улыбке и, последний раз взглянув в зеркало, помчалась в прихожую. Стоило увидеть Сашу, равнодушно оглядывающегося по сторонам, вмиг поднялось настроение, прогоняя остатки сна. Он, поймав мой взгляд, довольно прищурился и расплылся в тёплой улыбке, а я, не удержавшись, встала на носочки и нетерпеливо потянулась к нему, обвивая шею руками. От него веяло прохладой и ароматом свежемолотого кофе вперемешку с горьким ненавязчивым парфюмом, я, уткнувшись носом ему в шею, глубоко вдохнула. На мгновение почувствовала, как закружилась голова, и прижалась всем телом теснее, слушая его учащающееся сердцебиение, поняла, как… — Соскучилась… Как я по тебе соскучилась, — объяснила шёпотом порыв нежности. Отпускать его не было никакого желания, и Саша, похоже, поняв, что от меня не отделается так просто, спустил с плеча тканевый полупустой рюкзак, бросив его чуть дальше обувной полки, и обнял меня одной рукой, поглаживая ладонью по спине. — Я тоже соскучился, — выдохнул Саша едва слышно и поцеловал меня в макушку. Я отошла на несколько шагов, чтобы дать ему раздеться, напоследок чмокнув его в подбородок, и окинула изучающим взглядом, чтобы понять, действительно ли он здоров. Он выглядел намного лучше, чем в последнюю нашу встречу: ни кругов под глазами, ни заострившихся скул, ни мертвецкой бледности. Качнувшись на пятках, застыла у двери в спальню, ожидая, пока Саша разуется, но он, не отрывая от меня лукавого взгляда, медлил, переминаясь с ноги на ногу, и, когда я открыла рот, чтобы задать вопрос, вскинул руку, молча протягивая мне букет нежно-розовых гипсофилов. Я приподняла брови, секундная растерянность сменилась удивлением. Саша испытующе заглянул мне в глаза, будто пытаясь понять по моей реакции, нравятся ли мне цветы, и я поспешила развеять его сомнения: с трудом пряча улыбку, подалась к нему, чтобы приобнять за шею и попытаться поцеловать в щёку. Но не дотянулась, даже встав на носочки. И он, беззвучно смеясь, наклонил голову, чтобы я наконец исполнила задуманное и вскользь коснулась губ в быстром дразнящем поцелуе. Саша выпрямился, тихо кашлянув в кулак. — Спасибо. Очень красивые, — смущённо пробормотала я, принимая букет, чтобы рассмотреть крупные махровые соцветия на тонких безлистных стебельках, источающие едва уловимый медовый аромат. Щёки залил румянец, я неловко попятилась, безмолвно приглашая его пройти вглубь квартиры. Саша буркнул тихое «пожалуйста», пригладил взъерошенные на затылке волосы и наклонился, чтобы разуться. — Раздевайся, а я пока поставлю цветочки. Я, не отрывая глаз от букета, побрела на кухню, раз за разом вдыхая приятный запах. Только сейчас, увидев, что творится в комнате, вспомнила, что забыла прибраться… И приготовить ничего не успела. Продукты лежали на столе грузной кучей, теряясь в обилии целлофановой упаковки, не до конца разобранные пакеты занимали стулья, заставленная сковородками и кастрюлями плита дополняла общую картину натурального бардака. Без труда отыскав пузатую вазу из прозрачного стекла среди беспорядка, я поставила в неё букет и, отставив на тот лишённый нагромождений участок столешницы около микроволновки, принялась прибираться, мечась из стороны в сторону и не зная, с чего начать. Но нашлась я быстро, разбирая пакеты, лежащие на столе. В ванной на несколько секунд зашумела вода, и ко мне вскоре присоединился Саша. Неспешно зашёл, окидывая оценивающим взглядом кухню, и я поспешила объяснить творящийся разгром: — Я думала что-нибудь приготовить, но… Мы с Ирой не спали почти до утра, и я, приехав домой, отключилась почти сразу, как легла… — стыдливо отвернувшись, почесала затылок — гостеприимством здесь и не пахнет, но Саша, похоже, неудобств от нерадушного приёма не испытывал. Я, сконфуженно потупив взгляд, принялась раскладывать продукты по местам: несколько упаковок макарон и спагетти отправились в глубокий выдвижной ящик к крупам, молоко и йогурты — в холодильник, а упаковки ирисок и шоколадных конфет остались на столе. С моей страстью к сладкому, уверена, их не станет очень скоро. — Посиделки удались? — спросил он осторожно, склонив голову к плечу, и присел на освободившийся стул. Убрав пакет с пакетами в шкаф, я оглянулась на Сашу, и замялась, вспоминая вчерашний вечер и сегодняшнее утро, и уверенно кивнула. Ира облегчила душу, поделившись тем, что её беспокоит, и, кажется, именно из-за этого встречу можно считать удавшейся, и хоть мне было тяжело от её откровений, не мог не радовать тот факт, что мне доверяют сокровенное. — Удались, — подтвердила, размашисто кивнув, — мы с Ирой давно не виделись вне универа, и, наконец, получилось встретиться, — силясь подавить довольную улыбку, я поджала губы и замолкла, чтобы не сказать лишнего. Улыбнулся и Саша, недоверчиво прищурившись. — Больше ничего не хочешь сказать? — поинтересовался он, задержав взгляд на моём лице. Я покачала головой и вопросительно вскинула бровь, и Саша объяснил: — у Игоря, когда он что-то натворит, такое же выражение лица, — я невольно усмехнулась, похоже, холодный безэмоциональный Саша, несведущий в понимании человеческих эмоций, всё же зорко видит неумелые неуклюжие попытки что-то от него утаить. Видимо, поучаствовав в воспитании трёх детей, выработал методику выявления лжи, а с тех пор, как устроился работать преподавателем, успел проверить ещё и на студентах. Он неторопливо приблизился, чтобы подушечками пальцев смахнуть упавшие на лоб и лицо пряди и, спустившись ниже, провести фалангой по щеке. Там, где проходил отпечаток от подушки. Я, растерянная внезапной близостью, мысленно хмыкнула: была уверена, что перестала смущаться, стоит ему оказаться рядом, и вновь ошиблась в собственных выводах. — Больше говорить нечего, — солгала я, поднимая на него неуверенный взгляд, и тут же перевела тему: — я сейчас приберусь… И, может, закажем тогда что-нибудь, раз я ничего не успела? — Что ты хотела приготовить? — ответил он вопросом на вопрос, неторопливо отнимая ладонь, чтобы скрестить руки на груди, и пытливо заглянул мне в глаза, по-прежнему стоя на расстоянии вытянутой руки. Я пожала плечами, чёткого плана у меня не было: готовила бы то, на что хватило времени до его приезда, но в приоритете было что-нибудь мясное. — М-м-м… Вообще, я думала про пасту. Быстро и сердито. — Тебе помочь? — вдруг оживился Саша, слабо улыбаясь. — Ты умеешь готовить? — недоверчиво спросила и получила уверенный кивок. Кажется, давно он рассказывал, что готовит сам, но мне не доводилось ни лицезреть этот процесс воочию, ни попробовать его кулинарные шедевры. — Конечно, умею. Не люблю, правда, но куда деваться, — признался Саша, дёрнув уголком рта и пожав плечами, и шагнул ко мне. В противовес вдруг вспомнились слова Кирилла о том, что готовкой он заниматься никогда не будет, потому что работа «не мужская», и мысленно присвистнула. Разница между ними колоссальная. — Тогда зачем портить себе настроение готовкой? — тихо полюбопытствовала, чувствуя, как смыкаются ладони на спине. Ответом служил поцелуй в лоб — весьма красноречиво. Уткнувшись носом в его плечо, чтобы ещё раз вдохнуть аромат его парфюма, обвила торс руками, и мы застыли, согревая друг друга в объятиях. Я, вдруг ощутив острую потребность в ласке, потянулась к нему, чтобы прикоснуться губами к подбородку и, поднявшись на носочки, прижаться к уголку губ, но Саша отстранился прежде, чем я успела сгрести ткань лонгслива в кулаке, вынудив его наклониться, повернула голову и успела углубить целомудренный поцелуй. — Пока ты рядом, настроение у меня не испортится, — оповестил лукаво он и попятился, вырываясь из объятий под мой недовольный взгляд. Обниматься не хочет, значит… — Я тоже не люблю заниматься готовкой… — пожала я плечами и подошла к холодильнику, чтобы открыть дверцу и расчистить место на полках. — Ты уверен, что мы совместно не устроим пожар? Боюсь, ещё один эта кухня не переживёт, — вспомнив свои попытки в кулинарию, когда мы с братом жили под одной крышей, невольно усмехнулась: не работающая с тех пор вытяжка служила напоминанием о несчастном случае на производстве. Впрочем, с тех пор с экспериментами я завязала, да и научилась осторожно обращаться с кухонной утварью и техникой, но обретённые навыки не исправят многочисленные неудачи в виде подгоревших запеканок, пережаренного до состояния чипсов мяса и невкусных салатов. Каждое разочарование я помню отчётливо и явно. — Более чем, — заверил Саша и задумчиво напомнил: — но для меня ты готовила, и кухня осталась целой. — Я старалась, — пожала я плечами, — к тому же имущество чужое… — было бы крайне неловко что-то испортить или сломать. Он, улыбнувшись мне, удалился, чтобы переодеться, а я взяла телефон и зашла в браузер, чтобы вбить ингредиенты в поисковую строку и найти подходящий рецепт. Саша вернулся в домашнем, когда я шустро пролистала несколько страниц на кулинарном сайте, отметая слишком сложные, и, поведшись на аппетитные фотографии, открыла привлекшую вкладку. Снова помыв руки и вытерев их полотенцем, он закатал рукава тёмного лонгслива до локтей, обнажая худые запястья с просвечивающимися сине-зелёными венами, и только тогда я подошла к нему и показала телефон с пошаговым рецептом пасты, вскользь его рассматривая: из-под растянутого ворота выглядывали выступающие ключицы, а под правой виднелась россыпь едва заметных родинок. Саша наклонился ещё ниже, и я заметила у уха вдоль линии челюсти бледный узкий шрам. — Должно получиться вкусно, — торопливо отвернувшись, дала я оценку, когда он пальцем поводил по экрану, пролистав страницу вниз, и скучающе прочитал инструкции к приготовлению. — Рецепт не понадобится, — наконец, выдал Саша, выпрямляясь и окидывая изучающим взглядом пакеты с овощами, которые я ещё никуда не пристроила. — Будем готовить по наитию. — Это как? — переспросила, убирая телефон в карман, и Саша, похоже, увидев непонимание в моих глазах, сжалился и объяснил: — По рецептам у меня никогда ничего не получается. Я готовлю… — он затих, подбирая нужное слово, — как чувствую… — кулинарное искусство мне, видимо, никогда не познать, поэтому кивнула, соглашаясь с ним: без рецепта — значит, без рецепта. Я же обычно готовила именно так, как написано в инструкции, и никак иначе: время жарки и варки соблюдала в точности до минуты, подбирала граммовки максимально точно, самостоятельно ничего не добавляя, потому как своеволие неоднократно наносило удар по самолюбию и влекло за собой братские насмешки и шуточки Кирилла. — Обычно получается вкусно, — успокоил Саша, а я… — Даже не сомневалась, — качнувшись на пятках, заплела волосы в низкий хвост, заправив выбивающиеся пряди на висках за ухо, и, уперев руки в бока, спросила: — приступаем? Раз ты предложил, то ты и командуй, — и, ознаменовывая полное вверение прав на пользование кухней, вручила ему фартук — такой же тёмный, как и его одежда. Саша принял подношение и тут же надел, туго перевязывая за спиной завязки, ткань, стягивая лонгслив, облепила тело, подчёркивая стройную фигуру. Я отошла на несколько шагов, разглядывая его в новом образе, но любование долго не продлилось: меня заметили, разоблачили и, притворно-осуждающе поглядывая, заставили провести инструктаж: — Макаронные изделия у нас вот здесь, — указала пальцем на ящик и в довесок, чтобы уж точно стало понятно, ткнула в него ногой. Вспомнив список необходимых ингредиентов, перечислила: — из овощей: есть помидоры, лук, перец болгарский… Есть томатная паста ещё. И сыр. Тарелки здесь, — приоткрыла дверцу навесного шкафа над раковиной, — кастрюли, сковородки — на плите. И фарш в микроволновке, наверное, уже разморозился. Что доставать? Что делать? Готова внимать. — Я сам всё возьму, — отмахнулся Саша, смерив меня ласковым взглядом. — И мне ты ничего не доверишь, правильно понимаю? — Ты устала, так что отдыхай. Я сам, — хоть и хотелось помочь, но спорить не стала и, пользуясь разрешением, уселась на стул, подтягивая колени к груди, чтобы обхватить икры и застыть, с интересом наблюдая за тем, как Саша перемещается по кухне, причём целенаправленно, не мечется из стороны в сторону, не зная, с чего начать. Впрочем, он уже неоднократно бывал здесь, и в первый раз хозяйничал без моей помощи, и, видимо запомнил, что и где лежит. Взяв с подставки разделочную доску, он безошибочно определил самый острый нож из имеющихся и принялся за нарезку лука: почистил, сразу закинув шелуху в полиэтиленовый пакет, помыл, быстро и ловко нашинковал и смахнул с доски в уже разогретую сковороду. Покрутил ручки на плите, регулируя огонь, взял кастрюлю, налил в неё воды и, подсолив, поставил на газ. Я только успевала взгляд переводить и восхищаться… Им в целом. Всё в нём было удивительно: каждая его слабая, но искренняя улыбка, каждый хмурый опечаленный взгляд и каждое откровенно скучающее выражение лица, за которым таится куда больше, чем Саша способен показать в силу своих зажатости и нежелании открываться. Может, потому что в универе он показывает совсем другое, а может, потому что всё это у меня впервые. Глядя на Сашу, поняла, что сейчас мне с ним на удивление легко и просто, намного проще, чем каких-то несколько месяцев назад, и хоть я не перестала смущаться окончательно, хоть не поняла его до конца, но кажется, будто напряжение медленно, но верно исчезало из наших отношений, и он сам вновь делал шаг навстречу, позволяя рассмотреть то, что тщательно скрывал ото всех… Кроме Серафима, естественно. Вот он-то точно всю подноготную знает. Саша достал из микроволновки тарелку с размороженным фаршем, чтобы сгрузить его к луку жариться, а я приняла более удобную позу для наблюдения: свесила ноги, скрестила щиколотки и подпёрла ладонью щёку. Всё же есть в хозяйственных мужчинах своё очарование. Он помыл помидоры и болгарский перец и вновь расположился перед разделочной доской. Раз меня лишили удовольствия помочь, я, склонив голову, следила за быстрыми и умелыми движениями кисти, он не прицеливался, чтобы не резануть ножом по пальцам — знал, как резать правильно, и кубики у него получались одинаковыми. Похоже, что всё, за что он берётся, доводит до идеала, и готовка, не входящая в список его интересов, не стала исключением. Засмотрелась, что не заметила, как Саша обернулся ко мне и приподнял уголки губ. — Куда смотришь? — спросил он довольно, взглянув на мгновение на меня, и снова вернулся к нарезке. — Никуда. Я задумалась, — оправдалась, перенимая его улыбку. Сдвинув нарезанное на край доски, он взял ещё три помидора. — О чём? — О сессии, — сказала я первое, что пришло на ум, и он согласно кивнул, — она же скоро. Вот смотрю на тебя, и вспоминаю… Об экзаменах, зачётах, коллоквиумах и домашних работах, — перечислила я и не смогла сдержать тяжёлый вздох, вспоминая про долги, — чем ближе конец учебного года, тем меньше сил остаётся для успешного его завершения. И тем больше лень одолевает, — пожаловалась, забирая с разделочной доски кусочек помидора: не пластиковые, какие продают зимой, но не сочные, как в летний сезон — приправить специями, и сойдёт. Хотя сейчас мне захотелось сладкого, и следом в рот я, пошумев фольгой, закинула шоколадную конфету — ириски смиренно ждали своей очереди чуть поодаль, — и заключила: — с физрой проблемы, — закусила губу под его внимательный взгляд — не осуждающий, скорее, понимающий, — с Отечественной историей проблемы, — Саша весело усмехнулся, услышав название своей же дисциплины, — ещё Анисимов этот… — С экзаменами и зачётами — понятно, — кивнул он задумчиво, — с леностью — тоже. Это стационарное состояние не только у студентов… Проблема с физической культурой — не проблема, решим, — каким образом, спрашивать не стала, по безапелляционному тону понятно, что раз сказал, значит, и правда решит. Снизив голос до настороженного шёпота, спросил: — а с Анисимовым что? Саша, видимо, про передвижки в расписании во время его болезни до сих пор не узнал, удивительно, как Серафим до него не донёс. — Мы же с ним виделись недавно. Помнишь, я рассказывала тебе про изменения в расписании? Ну так вот: он к нам на пару вместо тебя пришёл и, к большому сожалению, сказал, что увидимся мы ещё не раз: зачёт-то он проводит. Во-о-от… — увидев во взгляде немой вопрос, смутилась и добавила: — наверное… — Это всё, что он сказал? — Ещё тонко намекнул, что я с первого раза зачёт не сдам, но это для меня не новость. Я и без него знаю. Но… Я, кажется, накосячила: мы не репетировали легенду, а он неожиданно узнал про плохую посещаемость… — И? — нетерпеливо спросил Саша, но лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым. — И я наврала про тяжёлые семейные обстоятельства. — Серафим бы сказал, что это нестареющая классика, — весело усмехнулся он, — что-то ещё? И я, теребя в пальцах обёртку от конфеты, рассказала ему о произошедшем на паре в точности до цитат — всё, что говорил Анисимов, запомнила хорошо. Саша внимательно выслушал, кивая на каждое слово, и коротко пересказал: — У тебя проблемы, из-за которых ты прогуливала, ты рассказала мне, я сделал послабление и разрешил отработать. Так? — согласно кивнула, — я запомнил. А вопрос с зачётом ещё решается, я говорил, что постараюсь взять его к себе в нагрузку. Не волнуйся, — он посерьезнел, закусывая губу, нахмурился, и я отмахнулась уверенным: — Да я и не волнуюсь. Главное, чтобы у тебя проблем не было от того, что я глупость сморозила. Мне уже всё равно, как получится, главное, чтобы меня на следующий курс перевели, — мне вдруг подумалось, что я уже своё отбоялась и отплакала. Саша, наклонившись, быстро поцеловал в макушку, вырывая из раздумий, и тут же отошёл от стола, чтобы высыпать нарезанные овощи в сковороду. — Да даже если меня на пересдачу отправят, тоже всё равно. В жизни же нужно всё попробовать, а я ещё ни разу на пересдачу не ходила… — И не надо, хорошего мало. Да и как ты себе это представляешь? Чтобы ты шла на пересдачу по моей же дисциплине? Твои нервы нужно беречь. — А твои не нужно? — поинтересовалась, поднимаясь из-за стола, чтобы прислониться бёдрами к подоконнику около плиты, у которой Саша и задержался, помешивая содержимое сковородки и накрывая крышкой, оставляя томиться. — С моими уже ничего не случится, — заверил он насмешливо. От той уверенности, что промелькнула в голосе, стало не по себе, и Саша объяснил: — я курсовую писал у Анисимова. Тогда он был ещё вреднее, токсичнее и придирчивее… А сейчас совсем другой человек… Подобрел с годами, видимо, — он цыкнул языком, приподнимая брови, похоже, удивляясь своим же словам. Мне вспомнились утомительные и «душные» пары у Анисимова, по ощущениям длившиеся целую вечность, и я попыталась прикинуть, куда ещё токсичнее, чем сейчас, но, осознав, что это выше моего понимания, лишь мысленно посочувствовала Саше из прошлого. Вместе с тем, помимо «грозы универа» в лице небезызвестного Анисимова, в память врезались воспоминания о Ире и Ларине. И вчерашнем разговоре. Вздрогнула, будто оказавшись на морозе, вдоль позвоночника побежали мурашки, улыбка, сделавшись натянутой, померкла, и я постаралась переключить внимание, но отогнать непрошенные мысли не получилось. И чем дольше, нервно зажевывая губу, я думала об этом, тем сильнее хотела обнять ничего не подозревающего об Ириной трагедии Сашу. — Саш, — позвала тихо и села на широкий подоконник, сдвинув с него коробку печенья, чтобы не мешалась. Он тут же обернулся, готовый слушать, и я раскинула руки, приглашая в целительные для меня объятья, — иди ко мне? Он, изумлённо вскинув бровь, с промедлением, но подчинился: сполоснул руки, вытерев их полотенцем, покрутил ручки на плите, настраивая огонь под сковородкой, и приблизился, чтобы склониться надо мной и упереться ладонями в подоконник по обе стороны от моих бёдер. Я, поймав его смущённый взгляд, подалась вперёд, стремясь обвить шею руками, но Саша, по-прежнему не желая со мной тискаться, попытался отпрянуть, силясь отделаться от прикосновений, но не успел, оказавшись в ловушке моих рук. Он, тяжело вздохнув, замер, кажется, смирившись со своей участью, а я прижалась щекой к его груди, чувствуя гладкую поверхность клеёнчатых вставок на фартуке. — Саш… А ты на пересдаче хоть раз был? — уткнувшись носом в изгиб его шеи, я прислонила стопы к ещё еле тёплой батарее и сдвинулась на краешек подоконника, чтобы прижаться к нему крепче. — Неоднократно, — выдохнул Саша мне в макушку. Я почувствовала, как краснеют щёки: чем дольше работала плита, чем душнее становилось на кухне, впрочем, дело могло быть и не во включённых на полную мощность конфорках… — Я думала, что ты был паинькой в универе. — Был, — пробормотал он, усмехнувшись, — до тех пор, пока не подружился с Серафимом, — усмехнулась и я. Кажется, это было ожидаемо. Саша, судорожно вздохнув, попятился, пытаясь мягко отстраниться от меня, и я усилила хватку, не позволяя осуществить замысел. И куда подевалась его уверенность, которую он показал в первую нашу неформальную встречу? Сегодня он чрезмерно стеснительный, или это я осмелела, находясь в привычной комфортной обстановке? — Подожди. Давай ещё так постоим немного? Не хочешь? Откинула голову и заглянула ему в глаза. Он смотрел на меня задумчиво и безучастно, тогда я разомкнула губы, но очередной вопрос остался несказанным: Саша поцеловал меня прежде, чем я успела об этом подумать. Вздрогнула, стянув в кулаке ткань лонгслива на его плечах, другой рукой прикоснулась к его ладони и подушечками пальцев скользнула по предплечью в рукав. — Такими темпами всё сгорит, — шёпотом воспротивился он, отрываясь от меня на мгновение, чтобы прижаться губами к виску. Но слова, неуверенные и нерешительные, потонули в очередном поцелуе: мы, переплетая дыхания, вновь потянулись друг к другу. Я нащупала его руку, уперевшуюся в подоконник, и осторожно направила на талию. Прикосновений категорически не хватало: Саша передёрнул плечами, отнял ладонь и отшатнулся, и я потянула его ещё ближе и обняла ногами, скрестив их на пояснице. — Ася… Асенька, — позвал он тихонько, — останемся без ужина. — Ты же первый начал, — мурлыкнула я ему в губы, и, промахнувшись, прижалась к уголку рта. — Разве? Не хочешь отпустить? — Не хочу, — прошептала и прижалась теснее, чувствуя жар его тела через одежду. Он тяжело вздохнул, перестав сопротивляться, уронил голову мне на плечо и сгрёб в объятьях, приблизившись вплотную. Тепло и спокойно. Слушая его размеренное дыхание и учащённое сердцебиение, я погладила его по плечу и расслабила ноги, отпуская мою неудачливую жертву. Исключительно ради сохранности будущего ужина. Вскипевшая вода забурлила, поднимающийся от неё пар встретил препятствие в виде крышки и стёк по ней каплями и попал аккурат на горящую конфорку, ознаменовываясь шипением, и Саша отстранился: быстро поцеловав меня в висок, мягко вырвался и вернулся к готовке: снял крышку, помешал фарш, выключил под сковородой газ и достал упаковку спагетти. Он молчал, а его отточенные движения сменились рваными и резкими. Я умостилась удобнее на твёрдой пластиковой поверхности, болтая ногами в воздухе и непрерывно за ним следя. Он добавил ещё щепотку соли в кастрюлю, следом — поставил охапку спагетти. Они размокали, смягчаясь, и почти полностью погрузились в воду, а Саша помог, помешав их ложкой. — Где специи? — поинтересовался он, поворачиваясь ко мне. Я спрыгнула с подоконника и достала из шкафа требуемую коробочку, чтобы поставить на стол. Саша перебрал пальцами пакетики, посмотрел этикетки на небольших баночках, — что добавляем? — подошла ближе, рассматривая ассортимент: обычно в магазине во время ежемесячной закупки я сваливаю в тележку помаленьку всего, что привлекает внимание, но приправляю блюда лишь несколькими: — Прованские травы, итальянские травы, можно паприку, — указала на три стоящих друг за другом пакетика, — можно — чили. Или красный перец. Или чёрный. — Любишь острое? — догадался он, и я угукнула, выхватывая из тесного ряда пакетик с розмарином, чтобы понюхать: напоминает запах хвои, — нигде мне он так и не пригодился. Зачем только брала? Саша молча сыпанул в сковороду предложенные мной специи, следом — соль и сахар, всё это перемешал и накрыл крышкой, дожидаясь приготовления спагетти. Я села на стул, разглядывая его, задумчивого и смущённого, и он присел рядом, протягивая мне руку, чтобы я вложила в неё ладонь. И установилась тишина, разбавляемая шумом конфорки и бульканьем кипящей воды. Я склонила голову к плечу, вглядываясь в пронзительно-серые глаза, и потянулась к нему, но Саша инициативу перехватил и затянул меня к себе на колени. Тихо охнула и уперлась руками в его плечи, пальцами чувствуя напрягшиеся мышцы. — Саш… — Ты, помнится мне, хотела обниматься. — Тебе не тяжело? — спросила обеспокоенно, намеренно игнорируя его слова, и попыталась слезть, но мне не позволили: он покачал головой, лучезарно улыбаясь, и прижал меня крепче, сцепив пальцы за спиной. Сердце забилось в ускоренном темпе, и я заёрзала, вяло пробуя высвободиться из клетки его рук, но Саша, видимо, устав терпеть мои нападки и решив проучить, не поддался, на губах растянулась издевательская ухмылка, а я, краснея, спрятала лицо у него на груди. — Ни капли, — поцеловал в висок и прижался щекой к макушке. — Там, кажется, макароны приготовились… — с надеждой на послабление протянула я. — Ещё несколько минут. — Пощади, а? Мне… — нравится, комфортно, уютно, но всё равно… — стыдно. — Чего ты стыдишься? — спросил он вкрадчиво, я пожала плечами. — Не знаю. Просто… Вот так мы ещё не обнимались. — А несколько минут назад стыдно не было? — Я же была инициатором… Морально подготовилась, оценила риски, и всё такое, — риски-то оценила, но не учла одного: он меня в покое теперь не оставит, — но вот на это я не рассчитывала. Саша нежно гладил меня по волосам, изредка целуя в лоб, и я, чувствуя под ладонями частую и мощную пульсацию, начала привыкать. Как и ко всему хорошему — быстро. — Вот оно что… — помедлив, насмешливо ответил Саша, стискивая руки на талии. — Если не нравится, я тебя отпущу, — протянул он лукаво, прекрасно понимая, что получит отказ, и я вяло покачала головой прежде, чем поцеловать его в губы. Прикоснуться едва ощутимо к верхней, мимолётно прижаться к уголку рта и, зарывшись пальцами в волосы, взлохмачивая пряди на затылке, подчиниться его рвению, позволяя взять инициативу на себя. Когда Саша прервал поцелуй, рассеянно оглянувшись на плиту, и тяжело вздохнул, поняла, что, должно быть, сварились спагетти, и поспешила слезть с чужих коленей. Он поцеловал меня в щеку прежде, чем я, поправив сбитую футболку, шустро отсела на дальний стул, чтобы не допустить ещё одного посягательства. Саша без труда отыскал в шкафу дуршлаг, взял со столешницы прихватку и слил воду из кастрюли, переложив лапшу в сковородку. Пока он перемешивал спагетти, дегустировал и подсыпал недостающие специи, я вскочила на ноги и взялась за сервировку стола: выудила из органайзера для столовых приборов тяжёлые вилки из нержавейки, достала упаковку салфеток и две белоснежные квадратные тарелки, чтобы передать ему. Заглянув через его плечо, оценила весьма привлекательный вид блюда: — Выглядит аппетитно. И я уверена, что не только выглядит. Саша поставил тарелки на стол, я уселась напротив него, и мы приступили к трапезе. Накрутив на вилку спагетти, нанизала несколько кусочков перца и засунула в рот, а он, подперев подбородок ладонью, заискивающе смотрел на меня в ожидании вердикта. — О-о-очень вкусно, — похвалила его кулинарные навыки, но ответа снова не получила. Кажется, Саша смутился, опустив взгляд в тарелку, из которой поднимался белёсый пар, и принялся за еду, — тебе непривычно принимать похвалу? — предположила, невольно нахмурившись. — Я не знаю, что отвечать, чтобы это не выглядело… — поделился он и запнулся, подбирая правильное слово. — Как обычно? Будто тебе плевать, а ты отвечаешь ради приличия? — едва заметно кивнул, — думаю, простого «спасибо» будет достаточно. Только перестань хмуриться, — я протянула к нему руку, чтобы пальцами разгладить складочку меж бровей. — Так лучше. Правда нужно и над интонацией поработать, и над улыбкой… — Я учту. Я, евшая последний раз утром у Иры, уже изрядно проголодалась, потому поглощала лапшу быстро, а Саша, порция которого была в полтора раза меньше моей, ел неспеша, задумчиво прищурившись, глядя то в запотевшее окно, за которым сгустились сумерки, то на меня. Он по мере того, как вечер приближался к следующему своему этапу, улыбался всё шире. И я не могла понять, чему именно так он радуется. Когда наши тарелки опустели, Саша помыл посуду, а я быстренько прибралась, протерла стол и развесила кухонные полотенца на батарее, и мы плавно переместились в спальню. Я с собой захватила пакет ирисок, чтобы было, чем перекусить, и коробочку с мятными леденцами. Закинув один в рот, протянула упаковку Саше. Он, скупо сообщив: — У меня есть… — дёрнул уголком губ, прищурившись, и, прикоснувшись ладонями к плечам, направил меня в комнату первой. Я предложила продолжить киномарафон, и мою идею Саша одобрил. — Что будем смотреть? — спросила я в третий раз, выуживая из-под подушки пульт, и вздрогнула, когда потянувшийся по полу сквозняк коснулся босых ног. По сравнению с кухонной духотой в спальне было холодно, но красноречивый взгляд Саши намекал, что замёрзнуть мне не дадут. — Включай, что нравится, — в который раз отмахнулся он, оставив ответственность выбора фильма на мне. Ответ не устроил: — А что нравится тебе? — В этом плане я не привередлив, — смерив его скептическим взглядом, включила телевизор и, недолго думая, зашла в раздел романтических комедий. Выбрала зарубежную из числа тех, которые постоянно попадаются на глаза в рекомендованных, прибавила громкость, бросила пульт в изножье, переложила подушки к стене и, поджав под себя ноги, разместилась напротив экрана, на котором уже пошли вступительные титры. Саша медлил, и я похлопала по покрывалу, приглашая его сесть. Диван едва слышно скрипнул под его весом, и он устроился рядом, прижимаясь плечом к моему плечу. Спальная на мгновение погрузилась в полумрак, и я, пользуясь случаем, натянула плед до пояса и прижалась щекой к его груди. — Прохладно… — бросила как бы между прочим, непонятно зачем объясняясь, и замерла, чувствуя, как он приобнимает меня за талию. Сердце ускорило темп, и я, пригревшись, переключила внимание на начавшийся фильм. Смотрели мы урывками и в основном разговаривали. Я не могла удержаться и комментировала каждую сцену, оценивая качество съёмки, актёрскую игру и логику, а Саша, наконец, расслабившись, улыбался, согласно кивал и поддакивал, начиная новое бурное обсуждение. Мы сходились на единой позиции в нравственных и бытовых вопросах, что не могло не радовать. И только когда герои целовались, я, смущённо отводя взгляд, замолкала. Как в детстве, когда начиналась пикантная сцена, а рядом сидели родители, и мне жизненно необходимо было залезть в телефон или разглядеть вековые шторы, ковёр или люстру, чтобы не показывать заинтересованность. Спрятав руки под плед, я теребила его край в пальцах, пытаясь побороть внезапно накатившее стеснение, а Саша, пододвинувшись вплотную, переместил ладонь на плечо, едва ощутимо поглаживая кожу под задравшимся рукавом. Пока я нервно гоняла во рту наполовину истаявший леденец, поцелуй на экране под мой изумлённый взгляд стремительно перетёк в постельную сцену. — Комментарии закончились? — ехидно задал риторический вопрос Саша, поцеловав меня в макушку. Отвёл упавшие на лицо пряди, заправил за ухо и прижался губами ко лбу. Я вздрогнула. — По-прежнему холодно? — Холодно… — солгала с придыханием: было нестерпимо жарко, а когда меня мягко толкнули в плечо и уложили на постель, стало ещё жарче. Я сдавленно охнула, прижимая плед к груди, как последний оплот защиты, но и его у меня безжалостно забрали: откинули в сторону, выхватив из ослабевших рук. Вот и дорвался он до желанного. — Асенька… — пробормотал Саша, склоняясь надо мной, чтобы упереться локтем в подушку, и уткнулся носом мне в шею, согревая частым дыханием и пуская мурашки по телу. — М-м-м? — Можно… Тебя потрогать? — пальцы его свободной руки скользнули по талии и застыли у края футболки. Он смиренно ждал разрешения, и я, не узнавая свой сбившийся на прерывистый шёпот голос, сдавленно напомнила: — Ты уже спрашивал, и я в прошлый раз разрешила. Довольный ответом, Саша отстранился, выпрямляясь, чтобы нащупать под пушистым пледом пульт и сбавить громкость до едва слышного бормотания, чтобы соответствующее звуковое сопровождение окончательно не вогнало меня в краску, — видимо, жанр «эротика» в описании я всё-таки упустила, — и снова прильнул, прижимаясь всем телом. Он не спешил, целовал медленно, осторожно, почти целомудренно до тех пор, пока я, осмелев, не запустила пальцы в волосы, пропуская между ними пряди, и обвила его шею. Моя инициатива послужила спусковым крючком, его робкие прикосновения стали ощутимее, увереннее, жарче настолько, что кругом пошла голова. Сердце затрепетало, стоило ему запустить горячую ладонь под футболку и заскользить вдоль рёбер, любовно очерчивая каждое. Я, ведомая нахлынувшим порывом эмоций, приподняла его лонгслив, чтобы коснуться подушечками пальцев оголённой спины, потрогать выступающие лопатки и обнять, чувствуя ответную дрожь. Оголённый живот, подрагивающий от частого дыхания, под задравшейся футболкой прикоснулся к его сведённому напряжением прессу, из груди против воли вырвался томный вздох, и я, распаляясь под его напором, вскинула подбородок, подставляя губы под пылкие страстные поцелуи. Трезвость помутившемуся рассудку не вернётся ещё долго…