Чонгук крепко сжимает в объятиях Тэхена, чувствуя даже сквозь плотную куртку, как тот дрожит. Не то от холодного ветра, не то от всех этих событий. Почему-то Чон ни капли не беспокоится о том, что он только что был в опасности; он переживает за хена.
Глаза Тэ были словно стеклянными, когда он держал за горло того парня, когда его пальцы силой сжимали шею и глаза того пугающе закатывались, Чонгук подумал, что Тэхен в действительности способен убить человека. Ради него. Простого Чон Чонгука.
Чон сильнее сжал талию в своих руках и прижался плотнее к широкой спине.
Тэхен остановился недалеко от дома Чонгука и заглушил мотор. Гук не спеша слез с мотоцикла и снял шлем сначала с себя, а затем быстро избавил от него Кима. Старший посмотрел на него широко распахнутыми глазами.
— Ты чего, малы… — Чонгук не дал договорить, со страстью впиваясь в мягкие тэхеновы губы.
Он целует его, нежно терзая губы, но что-то не так. Тэхен все еще не обнимает его, держит руки на руле. Тогда Чон углубляет свой поцелуй, пропуская юркий язык в рот старшего. Он ласкает десны, немного пугливо касается зубов и, конечно же, жмется. Он словно пытается слиться со старшим, он складывает ладони на его лице, жадно глотая воздух, что изредка появляется между ними.
— Тэхен, — шепчет Чонгук, опираясь лбом в его, — скажи что-нибудь.
Но Ким молчит, прячет глаза и кусает нижнюю губу, погружаясь в раздумья.
— Если ты переживаешь из-за моих родителей, то я все им объясню. Мне не устроят домашнего ареста. Не переживай, мы сможем с тобой видеться после моих уроков.
— Нам лучше не видеться, Гукки-я, — почти неслышно произносит Тэхен, перебивая Чона.
А у Чонгука мир перед глазами рушится, земля под ногами расходится и легкие предательски сжимаются, не дают сделать и вдоха.
— Что… что ты имеешь в виду? — лепечет Чонгук, но делает шаг назад. — Почему?
Сердце камнем ухает вниз, разбиваясь на мелкие осколки. Голос предательски дрожит, губы пересыхают, а глаза щиплет так, словно в них раскаленные угли сыпятся, крошкой мелкой разрывая роговицу.
— Малыш, — Тэхен опускает виновато голову. — Это не навсегда. Обещаю. Нам нужно просто с тобой переждать какое-то время.
— Что? — не веря своим ушам, переспрашивает Чонгук. — Переждать?
— Прости… — шепчет Тэхен.
— Ты бредишь… — Чонгук мотает головой, снова подходя ближе и хватая Тэхена за грудки.
Он трясет старшего, а Тэ, словно кукла, просто болтается в руках. Глядя на это, Чонгук еще больше злится. Он никогда не видел Тэхена таким, он не верит, что перед ним сейчас тот самый «папочка», что соблазнял его всю дорогу их общения.
— Ты… То есть, по-твоему, после того случая в магазине… — Чонгук невольно залился краской, вспоминая картину с Тэхеном на коленях, — ты просто хочешь вот так взять и прекратить?
— Не прекратить, Гукки, — Тэхен поднимает глаза на Чона, — сделать перерыв.
— Сделать перерыв?! — Чонгук уже почти кричит на всю улицу. — Да как ты смеешь?! По-твоему, можно просто вот так сначала подарить крылья, а потом их забрать? Я тебе что, игрушка какая-то?
— Нет, малыш, ни в коем случае…
— Так какого… — Чонгук закусывает губу, стараясь сдержать слезы, — Почему, Тэхен? Почему…
Тэхен виновато отводит взгляд, словно побитая собака. И если Чонгук еще секунду назад испытывал прилив ярости, то сейчас он не испытывает ничего кроме сожаления и обиды.
— Малыш… — Тэхен пытается взять Чонгука за руку, что до сих пор держит его за воротник, но младший одергивает, словно сам черт дотронулся до кожи.
— Не смей, — Чонгук угрожающе тычет пальцем в Тэхена. — Никогда, слышишь? Не смей меня никогда так называть!
— Гуки… — Тэхен медленно подходит к Чонгуку, но тот лишь пятится назад, и непонимающе смотрит на него.
«Как так? Почему?» — вертится у него в голове. Обида кислой желчью чувствуется на языке. Хочется сплюнуть ее, ополоснуть рот и сделать глоток свежей воды. Запить эту горечь, забыть это чувство.
Чонгук быстро разворачивается и, не видя дороги перед собой, бросается прочь.
Он приходит в себя уже в своей комнате. Кто-то стучит в дверь. Кажется, это мама. Она что-то спрашивает, но Чонгук не слышит. В ушах все еще звучит голос Тэхена: тихий, неуверенный, подавленный. Чонгук трясет головой, словно пытается выбросить все произошедшее.
Но образ чуть сгорбленного Тэхена ясно встает перед глазами. Чон закрывает глаза руками и откидывается на кровать.
Слезы. Горячие слезы обжигают глаза, словно вместо простой солоноватой жидкости кто-то играючи подкинул Чонгуку лавы. Кажется, спустя время он начал плакать в голос.
Душераздирающий крик ударился о стены комнаты. Чон собирает одеяло, сворачиваясь в позу эмбриона. Так лучше, так безопаснее. Плач тонет в толще пухового одеяла. Стук.
В комнату вбегает мать и испуганно хватает Чонгука. Она крепко прижимает его голову к груди, что-то шепчет, но сын слышит лишь свой собственный плач, разрывающий сердце пополам.
— Тише-тише, — приговаривает она, покачиваясь взад-вперёд, словно укачивая малыша Гука.
Словно так она сможет его защитить. А Чон хватается за полы рукавов ее халата и плачет навзрыд, пытается вытолкнуть из себя ту боль, что сейчас раздирает его душу на мелкие крупицы.
— Я люблю его, мама, — сквозь слезы говорит Чонгук матери. — Я люблю его.
Тёплая рука матери нежно гладит сына по волосам. Она шепчет ему на ухо слова любви, поддержки. Но Чонгук хочет слышать только один голос — голос, который за эти недели стал ему таким родным, таким близким и незаменимым.
Человек, который научил его летать, так легко отобрал крылья; выдрал с корнями, причиняя ни с чем не сравнимую боль.
— Тише, сынок. Все хорошо. Все будет хорошо.
Голос матери успокаивает, убаюкивает. Принесенное отцом успокоительное заставляет Чонгука провалиться в сон. Быстрый и тихий сон.
Три дня к ряду Чонгук не вылезает из постели. Он уже не плачет — просто нечем. Слезы и силы на них кончились примерно на второй день. Этим утром он просто лежит на кровати и сверлит пустым взглядом потолок.
Он пытался начать ненавидеть Тэхена, разозлиться на него, начать презирать, но затем мысли сами собой приносили ясность. Ведь Тэ никогда не делал первые шаги. Чонгук сам навязался ему, навязал свое общение.
Именно Чон первым подошел к нему тогда у магазинчика, полностью очарованный его величием и красотой, какой-то неведомой ментальной силой и духовной сдержанностью. Именно он подошел к нему в поезде тогда, именно он первый заговорил и попросил с ним подружиться. Чонгук всегда первым писал ему, а затем переживал длительные часы в ожидании ответа. Во всем этом нет вины Тэхена. Чонгук сам поверил в любовь с первого взгляда, он сам повелся на все уловки старшего…
Ким лишь воспользовался ситуацией и ловко вертел им, как хотел. Но стоит ли его в этом винить? Чего еще можно было ожидать от главаря шайки, чьи действия не поддаются ни одному из логических объяснений?
Осознавая все это, Чонгук грустно улыбается и медленно поворачивает голову на бок, когда в дверь комнаты стучат.
— Гукки, к тебе гость, — говорит мама, а у Чонгука пятки леденеют.
Он только что смирился с тем, что Тэхен лишь из любопытства проводил время с таким вот заурядным мальчишкой, а тут… «Нет, это не может быть он», — крутится в голове Чона, но где-то в глубине души надеется. Сердце заходится шальным галопом.
— Привет, Чонгукки, — в двери показывается голова, и Чонгук мягко улыбается.
Ну, конечно. Откуда Тэхену здесь взяться?
— Здравствуй, хен, — Чонгук привстает на локтях и, сколько есть сил, старается мягко улыбнуться Ёнджуну.
— Я принес тебе конспекты за эти дни, — старший медленно проходит в комнату, неловко оглядываясь по сторонам.
— Спасибо, — Чонгук опускает ноги на пол и усаживается на краю кровати. — Если не сложно, оставь их на столе.
Ёнджун укладывает тетради и распечатки аккуратно на краю стола и поворачивается к Чонгуку.
— Выглядишь… болезненно, — голос старшего звучит мягко.
— Да, немного… приболел, — Чонгук улыбается, глядя на старшего, а затем сжимает губы, сдерживая внезапно накатившую волну слез.
Сдержался, сумел.
— Чонгук, — Ёнджун присаживается на стул возле стола. — Что произошло? Мне ты можешь рассказать все, ты же знаешь.
Чонгук отводит взгляд. Он действительно мог бы поделиться со старшим, но обида и затронутое эго не дают сделать этого спокойно. Ведь Ёнджун предупреждал, он просил Чона остановиться, он настаивал на том, чтобы младший держался подальше от Тэхена. Почему он его не послушался? Почему?
— Мы… Больше не общаемся с Тэхеном, — куда-то в пол произносит Чонгук. — Мы попали в неприятности пару дней назад, возможно, из-за меня. И он просто… просто сказал…
Чонгук резко закрыл лицо руками, не в силах сдержать слез, которые предательски снова нахлынули и покатились горячими дорожками по щекам. Ёнджун тут же сел рядом с ним, крепко обнимая за плечи, и начал покачиваться из стороны в сторону.
— Ты предупреждал меня, хен… — всхлипывает он, — ты просил меня, а я… я…
— Тише, Гукки, все хорошо, — шепчет Ёнджун. — Каждый из нас совершает ошибки в жизни. Все мы люди и мы созданы для того, чтобы обжигаться. Мы обжигаемся в детстве о горячую плиту, а когда становимся старше — о чувства других людей. Но мы же учимся, ведь так? Мы учимся правильно реагировать на такие вещи в будущем. Все будет хорошо, Гукки, это просто жизненный урок, который ты должен был пройти.
— А еще я рассказал родителям, что я гей, — усмехается Чонгук, сжимая край рукава толстовки. — Теперь я совсем потерян для общества, да?
Ёнджун чуть отстраняется от младшего, заглядывая в заплаканные глаза. Он медленно вытирает соленые дорожки с его щек, собирает на подушечку большого пальца слезу с левого глаза и мягко улыбается.
— Чонгук, ты замечательный человек. Не важно, кого ты любишь — парней или девушек, не важно, какие ошибки ты совершаешь. Ты всегда можешь все исправить, изменить. С тобой всегда буду я, я помогу тебе и поддержу. Пожалуйста, возвращайся в школу. Давай снова вместе ходить на дополнительные уроки, вместе стремиться к нашим мечтам.
Чонгук опускает голову и тянет легкую улыбку. Он действительно сможет вернуться к прежней жизни? Снова ходить в школу, как ни в чем не бывало; снова общаться со своими одноклассниками с улыбкой сквозь боль и обиду, натягивая маску беззаботного ученика? Он действительно сможет?
Ёнджун медленно встает с кровати и, захватывая свою сумку, поворачивается к Чонгуку.
— Успокаивайся, Гукки, а затем снова берись за учебу. Она поможет тебе справиться с трудностями, заполняя твою голову и вытесняя все ненужное. А я всегда буду рядом.
Чхве мягко целует младшего в макушку и направляется к выходу. Он просит его не провожать, и Чонгук снова садится на кровать. Он поглядывает на стопку тетрадей на углу стола и тяжело вздыхает. Ведь старший и здесь наверняка окажется прав. Ничто так не отрезвляет, как погружение в работу.
Утром, собираясь в школу, Чонгук ненадолго застрял в коридоре. Он смотрел на вешалку, где висела его старая куртка, а рядом с ней — клетчатое пальто с большой синей вышивкой на груди.
— Солнышко, уже уходишь? — мама застегивает серьги, не спеша собираясь на работу.
— М… Да, — он улыбается матери и снимает с плечиков пальто. — Я буду поздно.
— Счастливого пути, Гукки.
Мама с тревогой на сердце провожает сына, но отчего-то она уверена в нем. Она знает, что ее Чонгук — самый лучший на свете сын, что он справится с любыми трудностями на своем пути.
Проходя мимо магазинчика возле станции, Чонгук не смотрит на стоянку, не смотрит вглубь помещения, он не пытается высмотреть здесь хоть кого-то. Хотя, кажется, он видел возле кассы невысокого парня с мятными волосами. Чон поудобнее перехватил сумку на плече и уверенно шагнул в помещение станции.
— Хорошо выглядишь, — Чонгук оборачивается на голос, когда оказывается недалеко от школьных дверей.
Хосок с ослепительной улыбкой смотрит на младшего и протягивает руку.
— Давно не виделись, хен, — Чонгук виновато улыбается старшему.
— Интересное пальтишко, — Чон-старший приобнимает Чонгука за плечи. — Ну же, расслабься.
Хосок немного встряхивает Чонгука и тот неловко улыбается. Стыдно… Невероятно стыдно стало за то, что он тогда смотрел на униженного хена, за то, что не заступился тогда за него, что ничего не сказал; стало безумно стыдно за те эмоции, что он испытал в тот момент. Стыдно до слез…
— Эй-эй, ты чего? — Хосок резко встает перед Чонгуком, который повесил голову, скрывая снова покрасневшие глаза. — Гукки, успокойся, все хорошо…
— П… прости, хен. Я сделал что-то очень нехорошее по отношению к тебе.
Хосок мягко улыбнулся, демонстрируя свои очаровательные ямочки на щеках. На секунду Чону-младшему показалось, что он видит сияние солнца от этого человека, настолько лучезарной выглядела его улыбка.
Старший взял за руку Чонгука и отвел его в сторону.
— Гукки, — Хосок присел на скамейку и похлопал по дереву, приглашая сесть рядом. — Я за свою юность сделал куда больше зла, чем ты можешь себе представить.
Чон грустно улыбается, а Гукки вытирает ладонью покрасневший нос и присаживается рядом.
— Знаешь, я присоединился к «Гнедым» когда был еще совсем мальчишкой. Даже младше тебя, — он игриво тычет в бок пальцем младшего, — да-да. У моего отца был бизнес. Он и моя мама поднимали его с нуля вдвоем. Позже он начал процветать, у них появился даже свой офис, и из простого семейного ресторана мы выросли до небольшой сети закусочных. Бизнес не из сложных, но и простым не назовешь. Однажды отец связался не с теми поставщиками и тут началась веселуха. Один долг за другими заставили папу сдать в аренду наши помещения, закрывая рестораны. Денег не было, бизнес не шел… — Хосок грустно хмыкнул, — а потом пришел Тэхен в одну из оставшихся забегаловок. Взял рамёна с курочкой, с аппетитом поел и попросил добавки. Добавки не было, — старший, наполняясь чувствами ностальгии заулыбался, откидываясь на спинку скамьи. — Просто не было больше курицы. Хоть ты тресни — последнюю съел! Ну, а там слово за слово, мы поболтали с ним, и позвал он меня к себе. «Сможешь заработать для семьи, накупить побольше мяса для ресторана». Он еще так широко улыбался, что я и опомниться не успел, как сказал ему свое «Да».
Чонгуку было знакомо это чувство: гипноза и полного подчинения. Ким умело распоряжался своим влиянием и чарами. Он мог совершенно спокойно, без каких-либо усилий, уговорить тебя на что угодно, заколдовать. В этом весь он — распоряжается чувствами людей и их эмоциями. Крутит как хочет… Чонгук грустно улыбается.
— Знаешь, я попал примерно в ту же ситуацию, — младший тихо смеется. — Просто купился на его вот эту «широкую» улыбку. И был обманут.
— Обманут? — лицо Хосока неестественно удлиняется от удивления. — Что ты имеешь в виду?
Чонгук выгибает бровь и смотрит на старшего.
— Ну… как и ты, я разочаровался в нем. Или он во мне… Кто уж теперь разберет.
Хосок дергает плечом и хмурится.
— Ну, в Тэхене я никогда не разочаровывался как в человеке…
— Но ты же говорил мне тогда… Что можно разочароваться в человеке, возложив слишком много надежд. Или как-то так.
Чонгук заинтересованно смотрит на хмурое лицо старшего и пытается хоть что-то прочесть. Но тот лишь вдумчиво трет подбородок.
— Айщ, Гукки, не стоит воспринимать все слова буквально, — он строго смотрит на Гука.
Чонгук таращит свои большие глаза, захлебываясь возмущением.
— В смысле?! — сначала громко, а затем уже тише произносит Чон. — Ты же сказал тогда, чтобы я не связывался с Тэхеном. Что он злой и безжалостный преступник.
— Деятельность Тэхена действительно не вызывает во мне уже тех трепетных чувств. Правда. Когда я шел в «Гнедые», они занимались лишь мелкими разборками: надирали задницы за деньги, выполняли грязную работу за тех парней, которые сами, например, не могли постоять за своих девушек. Вот куда я, так сказать, нанимался. Но позже пошли более серьезные дела с должниками и прочим. Это перестало походить на нормальную жизнь. Однажды около десяти человек наших забрала полиция, потому что жена одного из таких вот задолжавших вызвала наряд. Ребят посадили, а им ведь некоторым не было и шестнадцати. И с каждым все более серьезным делом становилось все хуже, — Чон-старший потупил взгляд. — А потом мне пришла в голову та идея с деньгами, ну я и… Послушай, Тэхен всегда был странным человеком. Он многое пережил, но всегда старался оставаться при этом человеком. Не важно, как на него смотрели другие люди и в чем его обвиняли, он всегда стоял горой за «Гнедых», брал на себя всю вину и ответственность. Мы были друзьями…
Старший снова вздохнул и посмотрел на время.
— Если у тебя там что-то приключилось с Тэхеном, тебе лучше поговорить об этом с ним напрямую.
Чон Хосок встал со скамейки, оставляя Чонгука одного наедине со своими мыслями. Значит, о том, что можно разочароваться в человеке — это было не про Тэхена? Не его характер или поступки толкнули Хосока на этот шаг?
Заходя в свой класс, Чонгук понял, что ребята резко замолчали. Одноклассники уставились на него, не мигая, молча провожая, пока тот сядет за свою парту. Хах, всего пара недель и вот оно — полное отстранение и угробленная репутация.
«Да и к черту», — думает Чонгук, доставая тетрадь.
— Тебя давно не было видно, — тихо говорит Соён. — Что-то случилось?
Чонгук смотрит на нее глазами полными удивления.
— Ты не сторонишься меня? — тихо, словно заговорщик, спрашивает Чон.
— Нет, — интуитивно повторяет она шепотом. — А с чего вдруг?
— Ну… все так смотрят на меня. Странно.
Соён выпрямляется и, сложив руки в замок за спиной, чуть наклоняется.
— Мы просто боялись за тебя, Чонгуки, — уже громче говорит она, привлекая внимание ребят. — Тебя не было четыре дня. Учитель нам ничего не говорил.
— Ты как себя чувствуешь? — осторожно спрашивает Сынри.
— Может, хочешь ближе к окошку? Там воздуха побольше, — заботливо подсказывает Минхо.
— Ребята… — Чонгук смотрит на ребят и не верит своим глазам.
Чон обвел глазами собравшихся вокруг него одноклассников и почувствовал невероятный прилив сил. Кто-то похлопывал его по плечу, девочки предлагали сок и вкусняшки, парни звали сходить с ними куда-то вечером.
Внезапно Чонгук увидел знакомую фигуру в дверях. Ёнджун — он подмигнул тонсену и быстро скрылся. Чон лишь благодарно улыбнулся. Старший и правда поддержит его, Чонгук чувствует это, он справится, все будет хорошо.
— Чим-Чим?! — кричит Чонгук, когда видит друга на пороге школы. — Что ты здесь делаешь?
— Узнал, что ты сегодня в школу пошел, решил вот навестить тебя.
Пак широко улыбается и слегка шмыгает носом. «Давно ждет», — думает Гук.
— Не хочешь где-нибудь посидеть?
***
— В общем, когда мы вызвали машину, Юнги-хен меня повез совсем не домой… — потягивая жасминовый чай, рассказывает Чимин.
— Что?! — Чонгук подается чуть вперед, нависая над столиком.
— Это не то о чем ты подумал, — Пак тут же начал судорожно махать перед его лицом руками, словно разгоняя облако мыслей. — Он отвез меня в какую-то очень крутую больницу. Сказал, что тут за все заплатят и я могу не волноваться. Меня и правда быстро осмотрели и выпустили уже часам к десяти.
Чонгук недоверчиво смотрит на друга, а тот и не скрывает, что что-то да не договаривает. Глаза блестят, бегают из стороны в сторону.
— А дальше? — строго, но в то же время заботливо, спрашивает Чонгук.
— Потом… На утро Юнги позвонил мне, чтобы справиться о моем здоровье. Мы переписывались потом весь день. Я, правда, понятия не имею, откуда он мой телефон достал, — Чимин задумчиво стучит пальцем по подбородку. — Но не суть… В общем мы с ним сейчас переписываемся. Активно.
Чонгук ушам своим не верит. Тот самый Мин Юнги, который сначала волком на Чона смотрел? Это вот он-то первым начал написывать Чимину? Чонгук густо начал заливаться краской, когда вспомнил фразу Тэхена на стоянке про «член» и «сосать». Но, видимо, Пака это все не беспокоит. Ему сейчас не так плохо, как могло бы быть после случившегося.
— Слушай, а давай на выходных устроим у меня ночевку? — шепчет Чимин.
— Чимини, я не хочу больше расстраивать маму и отца. Они… и учеба… Учеба — это все, чем я бы хотел заниматься ближайшие два года.
Голос Чонгука начинает вновь дрожать, и Пак тут же теряет улыбку. Он легко касается чоновой руки.
— Нам нужно поговорить, да? — шепчет он.
Чонгук кивает и шмыгает носом. Разговор с другом ему просто жизненно необходим.
***
— Знаешь, — негромко говорит Чонгук, положив голову другу на живот. — Я вот влюбился в него с первого взгляда.
Чимин согласно кивает и мягко улыбается.
— Да, я помню эти глаза, внутри которых космос можно было разглядеть, — Пак пропускает мягкие темные волосы сквозь пальцы, массируя кожу головы друга.
— И я никак не могу вникнуть, почему? Почему так внезапно? Что произошло за тот день, что мы не виделись?
Друзья расположились в комнате Чимина, закупившись разными вкусностями.
— У нас все было так хорошо… Пусть это было всего и пару недель, но за это время я смог почувствовать то, чего не испытывал всю свою жизнь, — Чонгук смотрит куда-то в потолок.
— Тебе всего семнадцать, — смеется Пак. — Ты еще много чего не видел в своей жизни.
— С таким расписанием и не увижу никогда, — грустно хмыкает Чон и поднимается, усаживаясь рядом с другом. — И вот знаешь, я должен бы, наверно, начать безумно злиться на Тэхена, но… не могу. Может, я просто стал таким же как он?
— Это каким? — удивленно вскидывает брови Чимин.
— Ну, жестоким, инфантильным, безразличным…
— А он такой? — Чимин мягко улыбается и видит, как друг отрицательно качает головой. — Да и будь он таким, ты думаешь, что человек способен измениться по щелчку пальцев?
Чонгук чуть отклоняется от Чимина, чтобы заглянуть ему в лицо. Пак улыбается еще шире, ведь его друг, хоть и ровесник, но все еще такой наивный ребенок.
— Ах, Гукки-я, — он игриво треплет Чона по голове, создавая птичье гнездо из волос. — Ты такой наивный мальчишка, ха-ха, я не могу!
— Да что не так? — Чонгук хмурит брови, становясь похожим на малыша из их с Паком детства. — Я… Я следовал за ним, я защищал его, я прогуливал уроки, я повышал голос на старших!
— И это ты называешь бунтарским духом?
Пак заливается громким смехом, но в какой-то момент получает чипсину в рот и вынужденно замолкает, пережевывая хрустящее лакомство.
— Послушай, сколько я тебя знаю, ты всегда был спокойным и уравновешенным человеком. Ты ходил по линейке, говорил людям то, что они хотят услышать…
— Я просто с ними не спорил, — перебил его Чонгук.
— Ага, назовем это именно так. Но это не отменяет того факта, что ты просто боялся выразить свое мнение, не показывал своих настоящих чувств. Защищать любимого — это нормально. Даже лезть в драку из-за него — это нормально! Прогуливал уроки? Да кто в нашей жизни этого хоть раз не делал? Повышать голос на старших — это когда ты орешь на него с три минуты, а затем мудаком его называешь!
— Это ты из личного опыта? — хмыкает Чон.
— Было дело. А у тебя, я прям как наяву вижу эту картину: «Пожалуйста! Перестаньте так говорить, это обижает мои чувства, сударь», — передразнивает друга Чимин и снова получает по заслугам, но в этот раз в виде щипка за ляшку. — Айщ! Ну, еще скажи, что я не прав?
Чонгук опускает голову и как-то невесело улыбается. А ведь Чимин прав, ведь в тот день он даже не смог нормально защитить человека, в которого безумно влюблен… нет, которого он безумно любит.
— Ну же, не кисни, Гукки, — Пак хлопает легко по плечу друга и широко улыбается. — Все будет хорошо!
— Ты так говоришь только потому, что сам что-то там мутишь с Юнги-хеном.
На этой фразе Чимин чуть отвернулся и закатил глаза.
— По-твоему, я развлекаюсь в то время, когда моему другу плохо?
— Да, — безапелляционно произносит Чонгук.
— Айщ! Нельзя быть таким прямолинейным, Гукки-я, — Чимин чуть толкает кулаком в плечо друга.
— Прости, я не хотел тебя обидеть, — виновато опускает глаза Чонгук.
— Все в порядке. Таким открытым ты мне нравишься куда больше.
Чимин откидывается на спинку дивана и мечтательно возводит глаза к потолку.
— Знаешь, вот раньше ты и правда был весь такой из себя пай-мальчик, слова лишнего не скажешь. А теперь посмотри на себя: ты можешь ответить обидчику, ты можешь правильно выражать свои чувства, не боишься признаваться в том, в чем сотни тысяч никогда в жизни не признаются. Ты стал другим, Чонгук, это факт, — он переводит глаза на друга, — но ты все также остаешься тем же Чон Чонгуком. Хорошим другом, интересным собеседником, прилежным учеником, любящим сыном и достойным человеком. Две недели ничего в тебе никогда не поменяли бы. Да даже два месяца или два года не сыграют большой роли. Ты тот, кто ты есть. Этого не изменить ни Тэхену, ни учителям, ни обществу. За что Киму действительно стоит сказать спасибо, так это за то что ты наконец-то открылся. Теперь ты уже не такой забитый.
Пак снова тянет улыбку и смотрит на друга. А Чонгук не замечает, как начинает плакать. И теперь дело не в душевных терзаниях, нет. Он до глубины души тронут словами друга.
Почему пара слов, а ему кажется, что он не такой уж и плохой человек? Почему ему сейчас так сильно хочется верить Чимину? Так хочется, чтобы все это было правдой.
Пак уже не обнимает друга, лишь коротко смеется и обзывает плаксой. А еще говорит, что берет свои слова обратно, так как Чонгук все так же остается мелким мальчишкой-ботаником, а еще хуже — нытиком.
Они смеются и заедают все это чипсами с газировкой. Ближе к полуночи Чонгук съедает несколько пудингов из холодильника Чимина, а еще через час они вызывают доставку пиццы.
— Слушай, — шепчет Чимин, когда комнату окутал ночной полумрак, — мне кажется, что тебе нужно все же поговорить с Тэхеном.
— Что?!
— Постой-постой! — резко начал оправдываться Чимин, когда услышал шевеление в стороне матраса, где спал друг. — Не сейчас. И, вероятно, не завтра. Дай какое-то время себе и ему. Если он так поступил, возможно у него есть на то причины. И, вероятно, ему сейчас тоже очень плохо… — Чимин замолчал, прислушиваясь к тяжелому сопению Чонгука — максимально недоволен.
— Ты что-то знаешь? — глухо спрашивает тот.
— Нет, мы не говорили на эту тему с Юнги-хеном. Я… пытался, но он каждый раз просто уходит от вопросов, полностью избегая его. Ты должен будешь разобраться во всем этом сам, Гукки.
Пока Чимин пристраивается, выбирая позу для сна поудобнее, Чонгук откидывается на подушку и погружается в мысли.
Почему Чонгук начал тянуться к Тэхену? Да, он красивый и у него безумная фигура, его голос, такой бархатный, заставлял трепетать каждый раз, когда Тэ произносил «ах, малыш…», у него дерзкий характер и он является главарем банды. Но за это ли Чонгук потянулся к нему?
Нет… Тэхен манил к себе своей такой необыкновенной аурой, загадочной натурой. После знакомства с братом Кимом Чонгук еще сильнее уверился в том, что Тэхен не просто уличный хулиган — в нем есть нечто такое, что отличает его от прочих бандитов, что шарятся по улицам Сеула. И если Тэхен решил расстаться с ним, то на то просто обязаны быть веские причины. И Чон должен узнать какие именно. И пусть даже если им не суждено быть вместе, ему важно знать, что Ким в тот вечер был искренним, когда звучал так нежно и ласково, не врал, заглядывая глубоко в душу. Ему важно просто знать…
Неделя проходит за неделей, осень сменяется теплой сеульской зимой. Когда на землю опускаются белые хлопья, Чонгук уже сдает последний экзамен семестра и облегченно выдыхает.
Эти несколько месяцев он действительно старался наполнять исключительно учебой: он взял еще больше факультативов по правоведению, обществознанию и истории. Его отметки бесконечно радовали родителей и по прежнему злили некоторых учителей.
Отношения с одноклассниками после случившегося в сентябре стали гораздо крепче, он стал больше улыбаться им, проводить с ними время и делить конспекты.
— Ну, что? — обнимает Ёнджун младшего за плечи, когда они выходят из школы. — Наступают рождественские выходные?
— Угу, — улыбается Чонгук и поправляет сумку на плече.
Отношения с хенами стали другими. Хосок все чаще стал приходить к нему в класс и интересоваться, как у того дела. Ёнджун не забывает приглашать на обед и делить трапезу не только в школьной столовой, но и на трибуне школьного стадиона.
Ёнджун оказался невероятно внимательным человеком. Он поддерживал Чонгука все то время, пока он пытался справиться с переживаниями от расставания с Тэхеном.
— Куда планируешь сейчас пойти? — спрашивает старший.
Чонгук пожимает плечами.
— Не знаю. Я не привык так рано освобождаться со школы.
— Идём куда-нибудь посидим? Съедим по чаджамену, запьем все это банановым коктейлем, а потом сходим в кино?
Младший неуверенно пожимает плечами вновь и неловко улыбается. Это первый раз, когда Ёнджун его куда-то зовет. Точнее, когда зовет только его одного. До этого с ними всегда был Хосок, который приятно разбавлял немного неловкое молчание.
— Я даже не знаю, хен…
— Ну что ты! Давай, пойдем поедим! Даже нам, бюджетникам, не нужно учиться ближайшую неделю, — Ёнджун сильнее прижимает Чонгука к себе, и младший отчего-то неловко смущается, стараясь отстраниться от такой близости.
Как итог: друзья отправились в небольшой ресторанчик, который, по опыту, однажды советовал им Хосок. «Эти ребята готовят просто невообразимо! Если бы у моих родителей не было совести, то их шеф-повара переманили бы к себе в главный ресторан!» — смеялся тогда он.
Заходя в помещение, Чонгук зябко поежился, впуская под куртку немного теплого воздуха, согретого несколькими обогревателями и почти с десяток народом.
— Добро пожаловать! — звонко приветствует их молодая девушка. — Простите, что у нас тут так тесно, предрождественская пора. Сами понимаете.
Ёнджун широко улыбается и берет Чонгука за руку. Младший ошарашенно смотрит сначала на свою ладонь, а затем на хена. Он пытается что-то сказать, но тот ловко увлекает его за собой, следуя за девушкой куда-то вглубь зала.
Чхве так уверенно и крепко его держит, словно боится, что этот непослушный когда-то тонсен вдруг возьмет и исчезнет. Чонгук на эту мысль скромно улыбается и продолжает сверлить пол, пока не врезается в спину старшего.
— Прошу, присаживайтесь, — девушка указывает на небольшой столик на двоих.
— Спасибо, — в поклоне благодарит ее Ёнджун и приглашает первым сесть Чонгука.
Чон аккуратно переступает через подушки, стараясь не задеть парней, что сидели к ним спиной. Но скользкий деревянный пол и теплые носки делают свое дело. Чонгук упирается по инерции о голову какого-то блондина и ойкает, низко поклонившись.
— Простите, пожалуйста. Я не хотел! Тут очень сколь…
— Чонгукки?!
Чон резко поднимает голову на знакомый голос.
— Давно не виделись! — Чимин тянет вверх руки, словно ребеночек. — Я так скучал!
Чонгук улыбается радостно, а потом переводит взгляд на сидящего рядом парня с красноватыми волосами.
Юнги смотрит на него со всей той массой недовольства, которая только могла бы быть. Если бы было еще больше, то Чонгук уже бежал отсюда, сверкая пятками.
— Добрый день, Юнги-хен, — кланяется Чонгук.
Но Мин ничего не отвечает, а лишь переводит взгляд на стоящего позади Ёнджуна.
— Какими ты судьбами здесь? — широко улыбается Чимин и тянет друга вниз.
Чонгук шлепается рядом с ним и дает наконец-таки себя обнять.
— Да вот, сдали последний экзамен этого семестра и решили перекусить с Ёнджун-хеном.
Чимин прикусывает щеку и как-то странно посматривает на друга.
— А вот ты здесь чего забыл? — ехидно улыбается Чон, стараясь переключить внимание Пака на себя.
— Да мы вот… отмечаем с хеном, — Чимин опускает глаза на руки и начинает теребить рукава длинной кофты.
Чон приподнимает бровь и подается чуть вперед.
— Ну… Мы встречаемся уже месяц, вот и… — шепотом поясняет Чимин, наклоняясь ближе к чонгукову уху.
Чонгук выпрямляется и открывает рот сначала от удивления, а затем, чтобы набрать побольше воздуха в легкие.
— Чимини-и-и-и-и! Я поздравляю тебя! — он крепко обвивает друга руками и прижимает к себе, что есть силы. — Но… как? Почему ты мне не говорил? Мы не виделись всего от силы недели две.
— Да, потому что кое-кто погряз в книгах этих своих по уши, что отвечал на мои сообщения спустя несколько часов, — недовольно дует губы Пак, отчего они становятся еще больше.
Чонгук смеется и поддевает одну, создавая смешной звук. На него обращает внимание Юнги, чуть подаваясь вперед. Чонгук тут же убирает руки от лица друга и смущенно жмется.
— Тебе идет этот цвет волос, — ласково отмечает друг перемену в Чимине.
И Пак чуть краснеет и неловко накручивает на палец светлый локон.
— Это мы вчера сходили с хеном в салон, чтобы немного освежить образы.
И если Чимин от упоминания этого события светится, то Юнги закатывает глаза и подносит к губам высокий стакан с пивом так, чтобы его край максимально сильно скрыл лицо.
И от этой картины Чонгуку так тепло и уютно, словно в мире наступило какое-то необыкновенно важное событие, как будто пазл самой сложной мозаики вселенной сошелся и наконец создал идеальную картину мира.
Чимин долго переживал тот случай с Уёном, хоть виду и не подавал. Первую неделю после их мальчишника он все также продолжал отказываться от посиделок, продолжая общаться с Юнги исключительно через сообщения.
Выйти с Мином куда-то погулять он согласился спустя месяц, предварительно передав Чонгуку все адреса того маршрута, по которым он планировал гулять. Он писал Чонгуку каждые пятнадцать минут. Чон его об этом не просил, но если другу так спокойнее — пусть делает так, как считает нужным.
Парни подсели за столик Чимина и Юнги, расположившись напротив. Беседа была спокойной и теплой. Но говорили только сам Чон и Пак. Юнги весь вечер сверлил глазами Ёнджуна, буквально ни на секунду не сводил взгляд.
— Эй, — внезапно громко зовет Юнги. — Я ведь тебя где-то видел, не так ли?
Ёнджун вздрагивает и переводит взгляд на старшего. Чонгук непонимающе смотрит то на одного, то на второго. И если Чхве выглядел как запуганный зверек, то Мин был готов сжигать на своем пути все живое.
— Хен… — Чимин аккуратно кладет свою руку на его и наклоняется к нему. — Что случилось?
Но Мин не сбавлял громкости, не стыдился своей дерзости и злости. Юнги злится, это очевидно.
— Да-да, я помню… Я видел тебя в парке. Ты тогда зачем-то до Тэхена доебался.
— Что? — вертит головой Чонгук, окончательно запутавшись. — О чем он, хен?
Ёнджун поднимает стакан с молочным коктейлем и вбирает напиток в трубочку.
— Мы за день до сентябрьской заварушки в парке одном были. Я за кофе отошел, а возвращаюсь — Тэ какого-то обмудка за грудки держит, а потом на мотик оседает.
Чонгук поднимает на Ёнджуна испуганные глаза и лишь шевелит губами. Он хочет спросить: «Как так? Зачем ты с ним встречался? Это из-за тебя он так изменил…»
— После встречи с тобой Тэ расстался с этим мелким, — Юнги перебивает мысли Чона и подбородком дергает, указывая на Чонгука. — Я тогда не придал этому особого значения, но вот смотрю на тебя сейчас, и понимаю, что зря…
— Ёнджун-хен, о чем он говорит? — Чонгук заглядывает в глаза старшему, а тот грустно улыбается.
У Чона в груди что-то екает и падает вниз.
— Я лишь сказал ему то, что он должен был услышать.
— Хен…
Чонгук встает с места и хватает свою куртку. Ёнджун не идет за ним, не просит остановиться, он прекрасно понимает, что в Рождество чудеса случаются только в сказках, и только в сказке Чонгук сможет отказаться от Тэхена.
