Свой собственный ритм

      Бэкхён стоит за красными бархатными занавесями, переступая от волнения с ноги на ногу. Глаза не отрываются от ярко освещённой сцены.       — Боже, как же всё это навевает воспоминания, — бормочет он себе под нос, обнимая самого себя за плечи. По спине ползут неприятные мурашки, которые так и хочется сбросить.       Он одет в чёрный костюм, на шее слишком туго завязан галстук, а ботинки немного великоваты. Волосы уложены чересчур аккуратно, благодаря чему он выглядит настоящим профессионалом.       Момент настал.       Прослушивание на конкурс Ференца Листа идёт полным ходом. Остаются считанные минуты до выступления Бэкхёна.       Проведя день в студии Чанёля, Бён прислушался к словам мужчины. Все выходные он провёл заперевшись в своей комнате, доводя до совершенства игру выбранной композиции. Он играл, пока не онемели пальцы, а желудок не закричал от голода. Его спина до сих пор болит, измотанная бесконечным сидением перед пианино.       Но наконец-то, наконец-то всё скоро закончится.       К счастью, они с Кёнсу — одни из первых выступающих. Несколько конкурсантов уже отстрелялось, но Бэкхён не смотрел — неинтересно. Он пришёл сюда не за победой. Он пришёл, чтобы выступить. Позволить сердцу петь сквозь пианино, позволить инструменту снова стать выразителем его счастья.       Он настроен решительно.       Он готов.       Кажется, Кёнсу тоже.       — Хорошо выглядишь, — отмечает Бэкхён, когда До проходит мимо в элегантном смокинге. Его гладкие блестящие волосы сияют от укладочного геля.       — Спасибо, ты тоже ничего так.       С улыбкой на лице Бэкхён делает реверанс.       — Готов?       — Ага, — мгновенно отвечает Кёнсу. — А ты? Выбрал наконец-то композицию, Бён? Или собираешься сыграть и до минор, и ми минор?       — Думаю, тебе нужно дождаться шоу, Су. Мне нравится держать тебя в напряжении, — Бэкхён подмигивает, а До в ответ фыркает и уходит, чтобы подготовиться к своему выступлению. Он следующий, а за ним…       А за ним сам Бэкхён.       Последние два дня у него не было времени на разговоры с Чанёлем, поэтому он не может дождаться, когда всё это закончится. В его воображении крутится лишь одна картинка — как он возвращается в тёплые медвежьи объятья мужчины.       — Участник номер шесть, До Кёнсу, — объявляет голос в колонках, и Бэкхён наблюдает за тем, как парень, щёлкая каблуками идеально начищенных туфель, выходит из-за кулис прямо под свет софитов. Тот идёт уверенно, ни разу не обернувшись.       Кёнсу хотел этого. Нет ни малейшего сомнения, что после сегодняшнего прослушивания, единственное, что будет в его мыслях, — это подготовка к финальному соревнованию.       Бэкхён смотрит на большеглазого парня с неожиданным для себя уважением. До садится за огромное, красивое пианино. В глубине души Бэкхён даже держит за него кулачки.       Какая ирония.       Молчаливо он поддерживает собственного соперника.       Сейчас всё по-другому. Всё изменилось, причём в лучшую сторону.       Бэкхён теперь другой.       По залу разносятся звуки ля минор Шопена. Сердце Бэкхёна пропускает удар.       Кёнсу играет так, словно смотрит в глаза своим страхам. В нём будто совсем не осталось страха. Каждая нота сочится страстью. На клавиши изливаются кровь, пот и слёзы парня, и все его эмоции становятся осязаемыми сквозь музыку.       Для кого играет Кёнсу?       Этот вопрос так долго крутится в голове, что Бэкхён не замечает, как выступление завершается. Он не замечает, как Кёнсу проходит мимо него с довольной улыбкой на лице и желает ему удачи.       Из оцепенения пианиста вырывает работник сцены, который хлопает его по плечу и говорит:       — Мистер Бён? Ваша очередь.       Чёрт.       Тяжело вздохнув, Бэкхён выпрямляет спину и направляется к своему старому доброму другу. Пианино приветствует его блеском и сиянием, отражая ослепляющий свет софитов, словно говоря: «С возвращением».       Он поворачивается к судьям, сидящим на первом ряду, и кланяется.       Он готов.       Готов.       Бэкхён поднимает голову и уголком глаза замечает то, что пускает под откос всё, чему он научился.       Он уже облажался.       Среди зрителей сидит его отец.       Бэкхён чувствует это.       Он чувствует на себе тяжёлый взгляд. Невыносимый взгляд, прожигающий дыру у него на лбу.       Конечно. Как он мог забыть?       Его отец здесь.       И его отец ожидает победы.       Он весь деревенеет, ноги еле передвигаются. Он идёт к пианино, но то больше не приветствует его. Пианино выглядит мрачным, его дружелюбие заменяется угрюмой угрожающей атмосферой. Как только он садится перед инструментом, по спине бегут неприятные мурашки.       В объятиях пианино нет тепла, лишь только ностальгия.       Зрители молчат. От них исходит предвкушение. А пальцы Бэкхёна будто примёрзли к клавишам.       Что же он делает?       Для кого он играет?       Кто смотрит на него?       Отец.       Его отец сидит в зрительном зале. Он смотрит.       И поддаваясь страху и рефлексам, Бэкхён начинает играть.       Перед глазами пляшут чёрные значки нот, напоминая ему, как играть, как думать.       Кёнсу говорит, что он играет как робот.       И в этот момент Бэкхён понимает, что он действительно таким является.       Его пальцы двигаются на автомате. Он запомнил композицию наизусть, и это не сложно.       Он просто играет.       Он играет и не замечает, как мелодия завершается.       Слышатся аплодисменты.       Точно, ему пора вставать.       Чуть не спотыкаясь о собственную ногу, Бэкхён снова кланяется. Глазами он выискивает в зале отца. Но не находит.       Торопливо он покидает сцену, проносится мимо Кёнсу, который всё это время внимательно за ним наблюдал. Другие участники перешептываются:       — Ты видел? Он что, человек-метроном?       — Он сыграл просто идеально. Без шансов.       — Бён Бэкхён вернулся.       — Я, блядь, ненавижу таких как он. Да он же своей игрой задницу судьям лижет.       Мир перед глазами Бэкхёна вращается. Он слышит, как люди зовут его, предлагают помощь, но он расталкивает всех, кто стоит у него на пути. Дышит тяжело и прерывисто.       Кажется, что его сейчас вырвет. Или он упадёт в обморок. Или всё сразу.       — Открой рот.       Бэкхён поднимает взгляд и видит Чанёля, который только прибежал за кулисы. Парню вдруг хочется разрыдаться.       — Чанёль?..       Чанёль здесь? Он же сказал, что не сможет прийти. Почему тогда он здесь? Почему он не заметил Пака в зрительном зале?       — Открой рот, Бэкхён, — ласково повторяет мужчина, держа в ладони что-то небольшого размера.       — Ч-что это? — шмыгает носом Бён.       — То, что спасёт тебе жизнь. Ты хреново выглядишь. Пожалуйста, съешь это. Тебе полегчает, обещаю.       Голова кружится, в ушах шумит. Бэкхён открывает рот и спустя секунду чувствует на языке гладкий леденец.       Мята пробуждает от оцепенения. Потихоньку Бэкхён успокаивается.       Это напоминает ему о выступлении на выпускном. Паника, страх и желание сыграть. Тот день был для него таким противоречивым. Он должен был стать самым ярким моментом его увлечения пианино, но всё обернулось катастрофой.       — У меня сейчас дежавю, — вздыхает он, приникая к Чанёлю.       — Да? Почему?       — Просто, — Бэкхён ворочает языком круглую конфету, вспоминая, как тогда запаниковал. — Ничего не могу с этим поделать.       Пару секунд Чанёль выглядит каким-то потерянным, смотрит на Бэкхёна странным, непонятным взглядом. Пианист пожимает плечами и берёт Чанёля за руку.       — Пойдём присядем. Они объявят результаты чуть позже.       Они молчат. Остаток прослушивания тянется медленно, но всё это время Чанёль держит руку Бэкхёна в своей.       Спустя сорок пять минут из их общего личного транса парней выводит громкий голос.       — Участники, пожалуйста, пройдите на сцену. Мы наградим победителей сегодняшнего прослушивания для конкурса Ференца Листа.       — Бэк, тебе пора, — подталкивает Чанёль пианиста, отпуская его руку. — Иди.       Он победил.       Никто не удивлён. Аплодисменты зрителей звучат для Бэкхёна как фоновый шум. Многие стоящие рядом с ним музыканты плачут. Мечты и надежды разрушены успехом Бэкхёна. Несколько десятков глаз смотрят на него с яростью и ненавистью.       Пресловутый Бён Бэкхён вернулся спустя 3 года. Те, кто знали, что раньше он побеждал всегда и во всём, разочарованно качают головами.       Кёнсу занимает второе место.       Его лицо ничего не выражает. Когда ему вручают его серебряную рамку с дипломов внутри, он уверенно смотрит в зрительный зал. Золотая рамка в руках Бэкхёна как тяжёлый груз.       — Трое финалистов выступят в финальном состязании, — перед победителями становится ведущий с широкой улыбкой на лице. — Там мы определим победителя корейского этапа конкурса Ференца Листа. Победитель примет участие в большом финале конкурса, в котором ему придётся состязаться с лучшими пианистами со всего мира!       Чанёль ждёт его за кулисами.       Он с гордостью улыбается, но в его глазах усталость и беспокойство.       Безжизненная улыбка Бэкхёна ничем не помогает.       — Ты победил, Бэкхён. Я знал, что ты сможешь. Я горжусь тобой.       — Я не смог, — шепчет он, с ненавистью глядя на свою награду. — Я снова это сделал. Чанёль, я подвёл тебя.       — Бэкхён, нет, не меня. Ты подвёл себя.       Парень хлюпает носом, стараясь сдержать слёзы, которые так и норовят сорваться с ресниц, а затем разочарованно вздыхает.       — Я чувствую себя таким грязным. Я не хочу всего этого!       Чанёль хватает парня за плечи, пытаясь посмотреть ему в глаза. Тот же не отрывает взгляда от потолка, быстро моргая.       — Что произошло, Бэк?       — Бэкхён? — за их спинами раздаётся хриплый низкий голос, который обрывает беседу на полуслове.       И Чанёль сразу же всё понимает.       Несколько секунд отец Бэкхёна смотрит Паку в глаза, а затем обращает всё своё внимание на остолбеневшего сына, который так и продолжает стоять к нему спиной.       В широко распахнутых глазах Бэкхёна читается откровенный ужас, нижняя губа дрожит.       — Прости, — тихо шепчет Чанёль. Ему больно видеть парня в таком состоянии.       Но это не его война, а только Бэкхёна.       Он медленно разрывает объятья, разворачивается, бросая на Бэкхёна последний сожалеющий взгляд, и растворяется в глубине коридора.       Он оставляет его наедине с отцом впервые за три года.       — Отец, — ровно произносит пианист, собирая всю храбрость, что в нём осталась. Поворачивается и смотрит ему прямо в глаза.       Первым он замечает то, как сильно постарел его отец. Морщины на его лице стали заметнее, глубже. И это отдаётся болью в сердце Бэкхёна.       — Ты молодец, — хвалит мужчина сына, но в глазах нет ни гордости, ни тепла, ни радости. — Похоже, университет оказался не такой уж пустой тратой времени и денег, как я думал.       — Я вообще-то по гранту учусь, — Бэкхён сдерживает желание закатить глаза.       — Не важно. Я рад увидеть, что ты всё ещё играешь как профессионал.       Бэкхён в ответ с трудом приподнимает уголки губ.       — Спасибо.       — Я ожидаю не меньшего усердия на выступлении через две недели.       Бэкхён сжимает ладони в кулаки, ему хочется кричать. От разочарования ему хочется выть, бить стены кулаками, качаться по полу.       И это единственный, кто у него остался?       Тот, кто даже не спросил, как ему живётся одному. Как у него дела. Нормально ли он кушает, достаточно ли занимается.       Он сам всё это чёртово время думал о том, как его отец поживает. Ведь, несмотря на то, что было между ними, он всё ещё беспокоится за него.       А отцу что ли откровенно насрать на него?       — И что тогда? — сдавленно вздыхает Бэкхён. — Что? Чего ты ждёшь от меня потом?       Мужчина фыркает.       — А ты как думаешь? Я жду, что ты будешь делать что-то толковое. Сочиняй музыку, если найдутся те, кто захочет её слушать. Присоединись к оркестру.       В животе у Бэкхёна разгорается пламя. Живая чистая ярость готова выплеснуться наружу. Он больше не может сдерживаться. Он больше не ребёнок.       — А что, если я не хочу?       — И что тогда, Бэкхён? Хочешь стать убогим учителем музыки? Работать в начальной школе? Играть для хора старшеклассников?       — А может это именно то, чего я хочу! — выкрикивает он. Его щёки пылают от гнева. — По крайней мере, тогда я буду играть с какой-то целью!       — Целью? — на повышенных тонах переспрашивает отец. Находящиеся рядом люди быстро разбегаются, не желая становиться свидетелями конфликта и вдруг ещё попасть под раздачу. — Ты играл так долго, и до сих пор думаешь, что это всего лишь чёртово хобби?       Бэкхён скрипит зубами, а мужчина продолжает говорить дрожащим голосом.       — Твоя мать работала без минуты на отдых, только чтобы ты ходил на свои занятия. Она таскала тебя то на концерты, то на занятия, то на конкурсы. И только потому что ты хотел учиться в своей выпендрёжной частной школе, она угробила своё здоровье и умерла!       Вся краска исчезает с лица Бэкхёна. Он не знает, что сказать.       — Если бы не твоя идиотская одержимость, — отец уже весь трясётся от злости. — Если бы не ты, — тяжело вздыхает. — Она всё ещё была бы с нами.       Бэкхён делает шаг назад. Слёзы, которые он так упорно сдерживал, теперь медленно стекают по щекам.       — Поэтому, будь добр, принеси хоть какую-нибудь пользу своей игрой. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы её смерть была лишь напрасной жертвой в честь твоим забавам с проклятым инструментом.       Бэкхён остаётся один.       Отец уходит, скрывается из вида. А парень прислоняется к стене, боясь упасть в обморок.       Телефон вибрирует, оповещая о том, что Чондэ уже приехал и готов забрать его. Медленно, шаг за шагом он выходит из концертного зала, оставляя перевёрнутую стеклом вниз ненужную ему золотую рамку с дипломом на полу, там же, где оставляет и осколки своего разбитого сердца.