but first, ramen

      Когда сезон горит, количество работы на кухне удваивается, а Сан вдруг понимает, что заебался настолько, что не чувствует толком даже усталости. Толпы гостей вместо отчаяния вызывают безнадёжное принятие, сбивчивые рассказы Хонджуна перестают смешить, зарплата успешно тратится на бытовые нужды, среди которых внезапно появляются обезболивающие мази (иначе на следующий день просто не встанешь), да и надежды на премию тают на фоне нереально завышенного плана от господ учредителей. Зато остаются силы на злость – он сам не замечает, как концентрирует весь негатив на наиболее подходящей жертве, отчасти виновной в его страданиях. – Сан-и, ты сегодня один? – удивляется Минки, заходя на открытую кухню с новым заказом. – Кое-кто с утра не может закончить считаться, – недобро усмехается Сан. – До сих пор? Он там что, дрочит? – официант давится непрошеным приступом веселья, потому что Сану, судя по лицу, определенно не до шуток. Ещё бы, почти полдня инвентаризацию проводить вместо работы, это надо додуматься. – Будет время – заходи, – кивает на длинный список заготовок повар, – сейчас бы лишнюю пару рук отрастить, а лучше две.       Уён возвращается со склада спустя несколько часов и, вместо помощи, собирает себе пожрать. Сан смотрит на это молча, старательно воздерживаясь от комментариев о том, что приехал в ресторан раньше всех и до сих пор успел разве что пару ломтиков огурца схомячить, пока резал овощи. Уён поднимает на коллегу свои честные, незамутнённые ненавистью глаза и спрашивает, не голоден ли он. – Возможно, – в глазах Сана чистая, незамутнённая ярость, но не настолько он потерял самоуважение, чтобы взорваться потоком обвинений. Толку-то. Лишь бы Уён молчал – тогда, может быть, удастся сохранить спокойствие. Хоть какое-то, даже напускное.       «Какое великодушие», – едко замечает он, когда волна бесконечных заказов стихает, и Уён предлагает ему перекусить наконец. На деле, есть больше не хочется, жить, впрочем, тоже. Сан просто накидывает в тарелку рис, заливает его карри и садится прямо на пол, вытянув ноги через всё свободное пространство. Всё-таки, здесь чертовски тесно. Особенно для них. – Выглядишь не очень, – говорит Уён (а лучше бы молчал), цепляясь взглядом за резкие впадины там, где у нормальных людей обычно находятся щёки. Тело Сана не кажется настолько же костлявым, а вот челюстью вполне можно нарезать салат. Кожа похожа на старый пергамент, через который на шее проступают ржавые пятна – то ли аллергия, то ли ещё невесть что. От предположений Уёна аж передёргивает. Его немного беспокоит отсутствие привычного ехидства и двусмысленных поползновений в свою сторону. – За собой следи, – огрызается Сан устало.       Под конец смены он заёбывается настолько, что, убираясь, сметает со стола чужую кружку с кофе. Коричневая жидкость заливает светлую плитку, а разноцветные динозавры с кружки, которые так нравились Уёну, задорно разлетаются по разным углам. Прибежавший на шум Хонджун видит, как Сан голыми руками собирает осколки, и ему становится физически больно за друга. – Перестань, сейчас за веником сгоняю, – просит он, но его не слышат. – Извини, – Сан улыбается жалко и криво, держа безнадежно разбитых динозавров в своих тонких, иссушенных работой пальцах. – Просто выброси, – Уён пожимает плечами, – бывает.       Хонджуну есть, что сказать по поводу всей этой ситуации и слепого до невозможности Уёна. Он ждёт, пока Сан уйдёт в поисках швабры, чтобы вцепиться в чужую футболку и задать давно интересующий вопрос: «Ты тупой или тебе вот настолько похуй?» – Хён, тут счёт просят, – зовёт очень не вовремя подвернувшийся Минки.       Уёна отпускают, не объяснив, что это, блять, вообще было. Твердо решив разобраться в ситуации, он идёт на поиски коллеги, которому давно пора бы вернуться. Сан на складе сидит и обнимается с мешком риса, а на попытки его отобрать щурится всё так же зло. Словно другой человек, совсем не похожий на настоящего Сана, с которым он всегда работал. – Свали, – просит этот незнакомый Сан абсолютно бесцветным голосом. – С радостью, – соглашается Уён и почему-то присаживается на корточки рядом, трогая зачесанные назад светлые волосы.       Сан смотрит на него с лёгким удивлением, как на умалишённого. Вцепляется в мешок, словно ища поддержки, и покорно опускает голову. – Бесишь, – он говорит очень тихо, но чересчур внятно, чтобы не расслышать, – я ведь специально её столкнул. – Ага, – Уён кивает и снова гладит его по голове, – пойду уберусь.       Он точно не знает, куда делось внутреннее напряжение между ними, но собрать разбитую посуду невозможно, а вот Сана, может, ещё получится. – Вот и иди, сучара, – бормочет ему вслед Сан, мигом приходя в наилучшее расположение духа из возможных, – зря я что ли один полдня въёбывал? – он устало откидывается на свой рисовый трон, прислушиваясь к творящемуся на кухне перевороту.