Её персональный ураган

      Зак смотрит без одобрения, но после всех «если ты её обидишь, я…» с неким смирением в глазах. Топаз только вздыхает и выдает облегченное:       – Ну, наконец-то!       Удивленным выглядит лишь Фэнгс, когда они с Хайд появились утром в школе в обнимку.       – Когда вы успели?       – Успели? – усмехнулся Свит Пи и посмотрел на Хэйли. – Я бы сказал, что мы даже припозднились. – Невероятно припозднились. – Да?       Хэйли кивает и улыбается. А он неожиданно наклоняется и целует её на глазах толпы, что тянулась в школу перед самым звонком. И этот поцелуй предназначен скорее всем им, чем ей. Бессловесный, прямой посыл: эта девушка теперь с ним. Его! И тому, кто захочет встать между ними, очень сильно не повезет. Это он гарантирует.       Они вместе.       И всё так, как и должно.       Свит Пи уже давно так много не рассказывал, в том числе о себе. Поначалу вопросы были простыми, поверхностными: кто что любить есть, пить, какие фильмы больше нравятся, какая музыка.       – Это сложно, – задумалась Хэйли над его вопросом о любимой песне. – Так сразу и не скажешь. А у тебя?       Хм, а это и вправду не простой вопрос. Сегодня это одна песня, завтра другая (под стать настроению). Не менялись лишь исполнители. И Хайд неожиданно для самой себя предложила обменяться плейлистами. И это все равно, что пустить кого-то себе в голову, но Свит Пи согласился. Рядом с ней можно было быть собой, целиком и полностью. Так он открыл для нее Bad Company и Thousand Foot Krutch, а она ему Walking On Cars и Woodkid. Вообще у них обоих были разношерстные вкусы в плане музыки, всего и не перечислишь.       – Бывает, повернешься именно на одной какой-то определенной песне, а другие того же исполнителя - совсем не то, – говорит Хэйли, а он только согласно кивает. И у него так бывало. Ещё он заметил большое количество оригинальных саундтреков у неё на смартфоне. – Да-а, – несколько смущенно тянет Хэйли. – Одна из причин, почему мне так нравятся видеоигры – музыка. Она потрясная! Создаёт непередаваемую атмосферу. Jesper Kyd, Lorne Balfe, Mikolai Stroinski, Marcin Przybylowicz, Pawel Blaszczak, Joris de Man…*       Свит Пи только улыбнулся.       – Я понятия не имею, кто все эти люди.       – Слишком много болтаю, да? – Хэйли неловко куснула нижнюю губу. – На эту тему меня обычно немного заносит.       – Ну девчонки всегда много болтают, – снисходительно заметил Свит Пи. Хэйли неодобрительно нахмурилась. Это что ещё за сексистские замашки? – А ты моя девчонка, так что я не против.       – Пф… – отвернулась она. – Предпочитаю думать, что я своя собственная.       Свит Пи тихо смеётся и обнимает её со спины, касаясь губами волос.       – Уже нет, – шепчет он ей в ухо. – Можешь начинать думать по-другому.       Хэйли накрывает его руки своими.       – Тогда ты мне что-нибудь расскажи.       – Так спрашивай.       И Хайд спрашивала, а он отвечал:       - Любимое блюдо – да предпочтений особых нет, если вкусно, то вкусно, как бы еда не выглядела.       - Напиток – сейчас кофе. Определенно.       - Лето ему нравится больше остальных времен года, но когда не сильно жарко, иначе его трейлер начинает напоминать духовку.       - Любимый фильм «Бойцовский клуб», сериал - «Побег».       - Книга? Не припомнит, когда он последний раз что-либо читал. Но если у Хайд на примете есть что-нибудь интересное, то он возьмет на заметку.       - Цвет? Пожалуй, черный.       - Мотоциклы - его тема. Какое-то время он даже подрабатывал механиком в Саутсайде, пока мастерская не разорилась. Жаль, ему там нравилось. Старик Дэйл, который был его боссом, всегда хорошо к нему относился. И платил по справедливости.       Он говорит, а Хэйли слушает. Жадно ловит каждое его слово и это… ну, непривычно, наверное. Непривычно, чтобы кто-то проявлял к нему такой живой интерес. К тому, что он любит и чего не любит, к тому, что его волнует, а что совсем не заботит. К тому, что не на виду, а у него в голове, включая всех его тараканов. А тараканы есть у каждого.       Потом со временем вопросы стали более личными. Например, страхи.       – Боюсь уколов, – призналась Хэйли, когда они гуляли по карьеру. Там же, где плавали вдвоем. – И пиявок. Не фобия, конечно, просто терпеть их не могу! А ты знал, что они могут кричать? Да, да, могут. В детстве мы с родителями ездили на пикник. Неподалеку от дома Грэмс есть небольшое озеро. Зак на берегу нашел пиявку, большую и жирную, и кинул её в костер. Ему было любопытно, что получится, – Хэйли содрогнулась. – Она так пищала. Вопила! Мне было одновременно жалко и отвратительно.       У Свит Пи не было иррациональных страхов или фобий.       – Все чего-то боятся, – сказала Хайд, а он только пожал плечами. Наверное, но он за собой ничего подобного не замечал.       Бывало делились воспоминаниями.       – Первый поцелуй? – хитро прищурился Свит Пи.       Хайд вспыхнула до самых кончиков ушей.       – А ты-то свой помнишь?! – прозвучало как-то вызывающе агрессивно. Он даже слегка растерялся.       – Конечно. С Райли Дэвис, в четырнадцать лет. Она только-только сняла брекеты. Было неплохо, – честно ответил Свит Пи. А Хайд молчит, только ещё больше краснеет и отводит взгляд. Теперь стало гораздо любопытнее. – Тааак, – он поймал её за руку и притянул к себе, – рассказывай давай.       – Самый-самый первый или первый настоящий? – бормочет она, по-прежнему не глядя ему в глаза.       – Хм... – удивился Свит Пи. А что есть подобное разграничение? – Говори про оба.       – В детском саду, с мальчиком по имени Саймон. Вообще-то это он меня поцеловал. И мы стукнулись лбами.       – Мило. Уже ревную. А первый настоящий?       – Поверь, ты не хочешь этого знать, – простонала Хэйли и уткнулась лбом в его плечо.       – Что? – засмеялся Свит Пи. – Всё было настолько ужасно?       В районе груди раздалось какое-то нечленораздельное мычание, что он расшифровал как «нет, но можно я не буду отвечать?».       – Нет уж, – шутливым тоном потребовал Свит Пи, – выкладывай! Я же рассказал.       – Мне было пятнадцать, – тихо начала Хэйли, неловко теребя «собачку» на его куртке, – и это был… точнее была, – брови против воли поползли вверх от удивления, – моя подруга Беа.       И Свит Пи внезапно вспомнил:       – Так, когда Блоссом спросила тебя про поцелуй с девушкой...       – Да, да! – Хэйли вздохнула с досадой. – Не подумай ничего такого! Это было… дурачество! Нам просто стало любопытно и... – Подняла голову, чтобы увидеть, как он широко ухмыляется, а потом и вовсе начинает ржать. – Вот так и знала, что нельзя тебе говорить!       Свит Пи честно пытался не смеяться, но это было выше его сил.       – Ну не обижайся, – примирительно произнес он, когда смог унять смех. – Я не над тобой смеюсь, просто такого я не ожидал.       – Пожалуйста, не говори никому, ладно?       – Хорошо, только, – кивнул Свит Пи, задумчиво склонил голову набок и продолжил, – никаких больше экспериментов с подружками. Для этого теперь есть я.       – Я... буду иметь в виду, – сглотнув, тихо произнесла Хэйли. Смутилась. А если он может её смутить, значит, он её волнует. Это же замечательно.       Единственное чего они избегали оба – вопросы о семье. Пока рано. И хотя могут болтать о чем угодно, словно знают друг друга очень давно, эта тема по негласному взаимному соглашению в разговорах не поднималась. Он расскажет ей. Потом.       Иногда они просто замолкали. Но молчание не было напряженным, таким, когда панически начинаешь перебирать в уме все возможные темы для разговора, а когда не получается, утыкаешься носом в телефон, делая вид, что ужасно занят. Наверное, поэтому и были придуманы все эти навороченные смартфоны - избавить человечество от неловкого общения. Наоборот, их молчание было уютным и теплым. Как объятья Хайд. Они понятны без слов.       И чувства, что он испытывал к Хайд, с каждым днем становились всё сильней и многогранней. Одна её улыбка была способна сделать весь его день. Видеть её, разговаривать, обнимать крепко-крепко стало не столько желанием, сколько потребностью. Едва они расстаются, а он уже скучает, хотя и понимает, что завтра они опять увидятся. Но завтра это завтра, целых долгих восемь часов, а хочется-то сейчас.       Забавно, но и у неё тоже было нечто подобное. Хэйли нерешительно призналась:       – Ты ещё тут, со мной, но я знаю, что день закончится, и ты уйдешь. И уже по тебе ужасно скучаю. Заранее… получается. Глупо как-то.       – Нет, не глупо, – улыбнулся Свит Пи, крепче сжимая её руку. Больше всего ему нравилось то, что когда он накрывал её руку своей, Хэйли переворачивала свою ладонью вверх, и их пальцы переплетались. Делала так бездумно, не отвлекаясь от того, чем занималась в этот момент. Вроде такой простой жест, но отчего-то казался необычайно интимным. Будто она открывалась ему.       Свит Пи решил, что всё чуть поутихнет со временем, ведь поначалу всегда так. Новые отношения эквивалентны новизне чувств и эмоций до тех пор, пока оба не пресытятся обществом друг друга. Но дни шли, а ничего подобного не происходило.       Нельзя сказать, что всё было идеально. По сути ничего идеального не существует. В погоне за мнимым идеалом, люди только разочаровываются, делают ошибки, рубят всё на корню, обжигаются. Но за всем этим непременно встретится свой человек, которого ты примешь и полюбишь, и в ответ примут и полюбят тебя. Ведь сама жизнь – это череда несовершенств, в этом её прелесть.       Они с Хайд были настоящими.       И у них всё было по-настоящему.       

* * *

      –Так у вас всё по-серьезному? – поинтересовался Фогарти.       – Ну да, наверное, – ответил Свит Пи. Зак в этот момент поднял голову и уставился на него с подозрением. Он пожал плечами, как бы объясняя: – Мы просто это ещё не обсуждали.       Они с Хэйли не торопятся.       – А в остальном?       – В каком остальном? – Свит Пи повернул к нему голову. – Ты о чём?       – О том самом. – Фэнгс выразительно поиграл бровями. – Уже протрубили «койка зовет»?       Зак поперхнулся картошкой, которую они взяли в Pop’s и возмутился:       – Я же ем, вообще-то!       – Попилились?       – Эй, полегче! Ты всё-таки о моей сестре говоришь!       Ещё немного и Хайда либо стошнит, либо он кому-нибудь врежет. И не ясно кому: то ли чересчур любопытному Фогарти, то ли Свит Пи, потому как речь-то и про него тоже.       – Серьёзно, чувак, завязывай, – согласился Свит Пи, но Фэнгса уже понесло.       – Пошалили?       Зак глухо зарычал и кинул в Фэнгса пустой сплющенной банкой из-под колы. И чем больше он зверел, тем сильнее это подстегивало Фогарти.       – Пошарабонились?       – Пошара..что?!       – Ну это когда шары…       – Вообще не смешно!       – Да чего ты бесишься? – рассмеялся Фогарти. – Я задел твои девичьи чувства?       Хайд набычился.       – Есть такая штука как «зона комфорта», и моя заканчивается там, где имя моей сестры и чьи-либо шары встречаются в одном предложении. Так что заглохни! – угрожающе проговорил он.       Фогарти только громко фыркнул. Иногда язык у него становился совсем без костей. Обычно Свит Пи это нравилось, веселило и раззадоривало, но в данный момент он испытывал лишь раздражение.       – А чего он ничего не рассказывает? – Фэнгс обвиняющее ткнул в Свит Пи пальцем, словно он был во всем виноват. – Раньше всегда всё рассказывал. – В голосе слышалась неприкрытая обида, будто бы Фогарти в чём-то провинился и утратил его доверие.       Всё да не всё, но это раньше. Они иногда обсуждали свои похождения, но не вдавались в подробности. Но сейчас - другое. То, что происходит между ним и Хэйли - это совсем не тема для чесания языками от нечего делать. Это то, чем не хотелось делиться ни с кем, даже с лучшим другом. Так что пусть и дальше обижается. Переживет.       Если на то пошло, Свит Пи вообще ничем не хотел делиться, даже её вниманием. И до сих пор немного ревновал к Фэнгсу, хотя и знал, что они с Хэйли не питают друг к другу никаких чувств, кроме дружеской привязанности.       – На каком заборе ты это всё читаешь? – раздражённо спросил Свит Пи.       – На стене твоего дома, – быстро парировал Фэнгс. – Так что? Совсем ничего? Ну хотя бы подержали друг друга за какие-нибудь интересные места? – он похватал руками воздух, делая вид, будто мнёт чьи-то сиськи.       – Аневризму мне, умоляю! – простонал Зак и почти съехал на пол с дивана, предпочитая стать как можно незаметнее.       – А не слишком ли ты бурно на это реагируешь? – осторожно поинтересовался Свит Пи, но нахмуренные брови выдавали его внутреннее раздражение. Фэнгс сейчас конечно бестактный осел, собственно как и всегда, и все это знают, но Зак перегибает. В этом плане они с Хэйли тоже не торопились. Все случится, когда случится. Она ведь его девушка! Это закономерное развитие событий, разве нет?       Всё чаще Свит Пи ловил себя на мысли, будто бы их дружба с Заком дала трещину. В комнате отчетливо пахнуло недоверием и даже неприязнью.       – Может. Вот только не хочу я слышать, как ты периодически лазишь в трусы к моей сестре! – недовольно пробурчал Зак. – Избавь меня от этого.       – Да никуда я не… лазаю!! – вспылил Свит Пи и нехотя смутился. – Не было ничего, о’кей? – Эта его гиперопека уже здорово действует на нервы. Поэтому он не удержался и мрачно добавил: – Ты уже достал!       Минутное молчание и тихое, виноватое «я ж не спецом» от Зака. Что можно было расценить и как извинение, и как обещание работать над собой.       Свит Пи неопределенно дернул плечом. Типа он услышал, и извинение принято, но неприятный осадок всё равно остался. Потому что не его ума дело, что там у них происходит. Они с Хэйли не сделали ещё ничего предосудительного, но по правде… он хотел. От того и смутился. Когда их объятья и поцелуи грозились перерасти во что-то большее, остановиться с каждым разом всё труднее.       Один раз остановилась она.       Свит Пи решил, что переборщил, слишком увлекся и поторопился. С Хэйли ему не совсем ясны были пределы допустимого - где для него уже «красный», где ещё «зеленый». Вероятно, у неё никого не было, и она немного испугалась.       Когда она неожиданно начала сторониться его, он не знал что и думать, ведь всё так хорошо начиналось. Пытался это исправить, сгладить неловкость, но выходило совсем наоборот.       Хэйли не хотела проводить время с ним наедине, а в их привычной толпе – пожалуйста! Она делала это осторожно, чтобы не вызвать подозрений, но он не дурак. Количество участников их компании всегда было ограниченным. Зака, как соперника, он не рассматривал, тот и так отпадал сразу по понятным причинам. Оставался только Фэнгс. Свит Пи стал искать в их общении какой-то подтекст. Общие шуточки, телефонные сообщения и смешки, что их сопровождали. А до этого вдруг Хайд разрешает ему звать себя Водопад, хотя кроме Зака это никому не дозволено. Будничные перепалки в школе возле автоматов, когда у Фэнгса не оказывалось мелочи:       – Мелочь есть?       – А совесть у тебя есть? Я тебе не свинья-копилка!       – Пф, совесть переоценивают!       Вроде бы ничего особенного, но последние дни были несколько напряженными, а это только добавляло нервоза и подозрительности. Человеческие чувства переменчивы (но почему так быстро??!) и вдруг… Он начинал ревновать из-за этого мнимого «вдруг», горячился почем зря. Фогарти ему почти что брат и никогда бы так с ним не поступил. Им нечего делить. Свит Пи понимает, но поделать с собой ничего не может. Будто полюса в голове смещаются, и начинаешь его недолюбливать.       Или Хайд мало того, что он может ей дать? Свит Пи может предложить только себя, обещание, что всегда будет с ней честен и свой байк. И именно в таком порядке. Да и его дом, трейлер… он на любителя, короче. Что если это не то, чего ей на самом деле хочется от жизни? Ещё Мадонна сказала: «мы живем в материальном мире, и я – материалистка»**. Вдруг не только Мадонна, но и Хэйли тоже, и просто не знает, как ему об этом сказать?       Его тошнило от вот таких мелочных мыслей, но, несмотря на это, вариант с неким конфликтом интересов ему нравился больше, чем первый.       А может он действительно перешел грань дозволенного вечером в подвале «Белого Змея»? Перебрал, поддался влечению и целовал её, хотя она не давала на это согласия. Он ведь тогда перестарался и оставил за собой не только поцелуи на её коже. Хэйли сказала, что всё в порядке, и она не злится, но вдруг она испугалась сильнее, чем думала поначалу и решила, что он снова может сделать ей больно? А это вообще был полный отстой!       От подобных размышлений у него начиналась депрессия, и как назло Свит Пи только об этом и думал. Ещё немного и рехнулся бы окончательно.       Мысль о том, что вероятно есть ещё какая-нибудь другая причина, ему в голову почему-то не пришла.       В большинстве своём им с Хайд действительно не нужны слова, но иногда слова просто необходимы. Без них всё равно никуда. Люди не обязаны ни о чём догадываться. С людьми надо разговаривать!       Когда он, наконец, дошел до этой простой истины, то решил действовать и буквально припер её к стенке:       – Что изменилось, Хэйли? Тебя же тянет ко мне, как и прежде, – он знает, чувствует это, когда она тянется к его губам за поцелуем или выбегает из дома сразу же, как слышит мотор его байка, не успевая толком застегнуть куртку. Это что-то да значит! – так что не так? Прошу, просто скажи, пока я опять себе что-нибудь не напридумывал! А я могу, ты же знаешь.       И Хэйли сказала, а он обомлел, потому что она не выбрала один из его готовых вариантов, она предложила свой: он нравится Хайд, и сильно. Нет, безумно! Ей сложно думать, когда он рядом. Ей сложно контролировать себя, когда он рядом. Она напрочь теряет голову и не чувствовала ничего подобного раньше, а теперь чувствует, когда он рядом. Только он и никто другой.       – И я уже не знаю, как должна себя вести, чтобы ты не подумал… Я просто больше сама себе не доверяю.       И Свит Пи всё же уточнил, чтобы наверняка, чтобы он действительно понял всё правильно:       – То есть всё это, потому что ты боишься не того, что я буду к тебе приставать, а того, что ты начнешь приставать ко мне, и что я о тебе тогда подумаю? – Хэйли кивнула. – Обалдеть!       Ещё никто так от него не защищался. Не из-за того, что он неприятен, а потому что слишком… приятен? Ну обалдеть же!       Одновременно это и изумило, и польстило, и обрадовало (то, что крышу сносит не только у него). И вообще собственное сердце всё то время, пока он её слушал, выдавало такие кульбиты, что он не мог сказать наверняка - вернулось ли оно на своё законное место после таких сумасшедших перескоков, или потерялось где-то в желудке?       И Свит Пи не сдержал улыбки, и, кажется, даже тихо рассмеялся от потрясения и облегчения, от того, что все его надуманные причины остались надуманными и не имели ничего общего с реальностью. А реальность такова, что это самое лучшее в мире объяснение, а она…       – Ты… прелесть! – хотел сказать Свит Пи. Но не успел, потому что Хэйли, слишком открытая и уязвимая сейчас, не так всё поняла, подумав, что он смеётся над ней и над её чувствами. Рассердилась и гневно выпалила:       – Возможно это глупо, но тебе просто этого не понять!       Он тогда не стал делать ставку на своё красноречие, нутро подсказывало, что лучше сразу перейти к демонстрации, и не прогадал. Даже, наверное, немного перестарался, наглядно доказывая Хайд, как же она не права. Он всё понимает. Кажется, это был самый долгий, страстный и сумасшедший поцелуй в его жизни. Такой, чтобы она осознала, что ему тоже непросто. Такой, чтобы поняла, чего ему стоит сдерживаться и не целовать её так каждый день, и в школе тоже, на глазах у всех, и не делать многого другого, к чему, как он полагал, Хэйли пока не готова.       С ней стены здравого смысла рушатся до обидного быстро, и Свит Пи тупеет, хмелеет от её присутствия и прикосновений, как от самой крепкой выпивки, что подавали в «Белом Змее». Она и сама не знает, какая власть в её руках. Ей не приходит такое в голову. Может это и к лучшему, она бы всё равно не знала, что с ней делать. На всё своё время.       В этот раз остановился он, потому что быстрый перепихон в подвале бара это совсем не то, чего ему хотелось.       Счёт - 1:1. Нет победителей и нет проигравших. Его вполне устраивал такой расклад.       Но порой… порой они слишком увлекаются оба.       Даже в толпе больше всех остальных замечают только друг друга, а когда остаются наедине, между ними сам воздух подчас сверкает электричеством. Невидимым, но ощутимым.       Ему трудно удержаться, когда он видит особенный блеск в её глазах, когда до её губ меньше дюйма. И начинается всегда одинаково. Совсем легкие, нежные поцелуи. Они, смеясь, дразнят друг друга. Заигрываясь до того, что дыхание начинает сбиваться, становится тяжелым и частым. Когда его голос садится до низкого и хриплого, а голос Хайд срывается на стон. Когда вполне невинные прикосновения перестают быть просто прикосновениями, и означают всё и сразу. Пока сердце не начинает отбивать такой же ритм, как во время быстрого бега или самой жаркой драки, разгоняя кровь по венам. Всё быстрее и быстрее.       С каждым разом он притягивает её всё ближе к себе, и объятья становятся тесными. Это выходит само собой, инстинктивно. Кажется, они и не думают противиться этим инстинктам. Свит Пи не хочет точно, а хочет… много чего хочет на самом деле. Уже давно. Например, взять и заползти ладонями под её свитер или футболку. Снова почувствовать шелковую мягкость и теплоту её кожи. Выяснить, как далеко она позволит ему зайти на этот раз.       В такие минуты он хочет её до одури. Хочет стащить с неё свитер, покрыть поцелуями шею, оставляя на ней свои собственнические метки. Хочет спуститься ниже, основательно изучить каждый дюйм, целовать везде и всюду, покусывать тонкую, нежную кожу. Хочет проверить, как её грудь ляжет в его большие ладони (идеально ляжет, она была создана для его ладоней!). Хочет стянуть с неё джинсы, опрокинуть на спину, оказаться, наконец, меж этих ног, на которых постоянно представляет те черные гольфины, что не дают ему спокойно спать по ночам, и взять её прямо тут, на этом пошло скрипящем старом диване его трейлера или на кровати в её комнате, не важно где. Хочет сделать так, чтобы ей было с ним хорошо. Хочет услышать, как Хэйли благодарно стонет ему в ключицу его же собственное имя.       Подобные мысли и Хайд рядом с ним не проходят для него даром, он же не железный! В паху ноет, требует уделить себе внимание, и когда они задевают друг друга, это движение простреливает его болью, такой мучительно-сладкой. Пот капельками выступает на коже и Свит Пи чувствует, как тот иногда бежит по спине, пропитывает майку, а за ней и рубашку. Дышать становится совсем тяжело, и голова кругом, мозг отказывается нормально соображать. В ушах стучит кровь, и не только в ушах, джинсы больно давят, и его руки на её бедрах, и губы на её губах, на подбородке, на шее. Целуют и целуют, засасывая чувствительную кожу, и Хэйли тяжело вздыхает ему на ухо. Мурашки бегут по коже, когда девичьи пальчики зарываются в его волосы, притягивая ближе, давая полную свободу действий, будто поощряя, без слов говоря «ещё!».       И хотя сам сказал ей, что они не будут торопиться, именно в эти минуты готов был забрать свои слова обратно и прожевать вместо завтрака, обеда или ужина, в зависимости от времени суток. Как тут удержаться?!       В один из таких дней их спугнули. Это были обычные вечерние посиделки с пиццей и фильмами в подвале дома Хайдов. Черед Зака и Фэнгса идти в магазин, и пока их не было, они с Хэйли слегка переборщили с поцелуями. Когда Свит Пи уже готов был миновать «вторую базу» и перейти сразу к «третьей», наверху хлопнула входная дверь. Затем смех. Шаги. Ещё хлопок поменьше и поближе, скрип деревянной лестницы под двумя парами ботинок, шуршание бумажного пакета, и они едва успели отстраниться друг от друга. Хайд вжалась в противоположный подлокотник дивана, поправила сбившийся свитер, и наспех пригладила волосы. Свит Пи едва успел схватить подушку.       «Идиот!» – мысленно простонал он. Как он мог совсем забыть, что ребята вот-вот должны вернуться?! Еще бы чуть-чуть... и было бы ой как неловко.       «Надо… остыть..», – медленно выдыхает он. Сердце до сих пор бьется тяжело, будто рвется наружу. Свит Пи шумно сглатывает, думая, что остыть у него получится только в том случае, если он прямо сейчас ласточкой прыгнет в холодные воды Свитуотер.       – Есть хотите? – спрашивает Фогарти. – Шоколадку?       – Спасибо, не надо, – качает головой Хэйли, но в их сторону не смотрит.       – А чего с голосом? – нахмурился Зак. Он был тихий и хриплый. – Заболела? Ты красная.       Хэйли снова покачала головой, не говоря больше ни слова, и Свит Пи усмехнулся. Какая стесняшка!       Она искоса ловит его лукавый взгляд и шутливо хлопает его по бедру ладонью. И едва не сбивает подушку, которая сейчас выполняет очень важную роль, между прочим: скрывает то, как топорщатся его джинсы. Пока парни болтают и возятся с пакетами, Свит Пи размышляет: будет ли сейчас слишком предложить пойти в её комнату и продолжить то, на чем они остановились или момент безвозвратно утерян? Всё будет выглядеть довольно очевидно для всех, но искушение взять её за руку и увести за собой наверх чертовски велико.       Однако прежде чем он успевает что-либо сделать, Зак усаживает свою задницу на диван прямо между ними, ещё сильнее отдаляя их друг от друга. Якобы не специально, с вполне невинной физиономией. Но нет, Свит Пи уверен, что он это нарочно, будто что-то почувствовал. И вперился в него недовольным взглядом. Другого бы как ветром сдуло, но Хайд непробиваемый!       – Хочешь? – Зак, как ни в чем не бывало, протягивает ему пачку чипсов.       – Не.       Он шуршит упаковкой, выуживая самую большую чипсину.       – Какие-то вы тихие. Чего делали? – вскользь спросил Зак.       «Собирались переспать!» – чуть было не ляпнул Свит Пи с раздражением. Это бы отбило охоту и дальше лезть с вопросами. Но вместо этого пожал плечами:       – Ничего.       – Поругались что ль?       – Нет.       – Ну ладно.       Акт бессмысленного общения был прерван тихой вибрацией телефона. Хэйли приняла вызов, звонил её отец. Они с ним говорят об обычных бытовых вещах, типа продуктов и химчистки. И надо же было в этот момент Заку повернуть голову, недоуменно прищуриться и поинтересоваться:       – У тебя что засос на шее?       Хэйли на полуслове давится воздухом. Делает страшные глаза и изумленно смотрит на брата. Кажется, все в комнате слышат на том конце провода напряженное молчание.       – Упс.       Она неосознанно прикрывает шею рукой, красные от смущения щеки выдают её с головой, беззвучно ругается, а вслух нарочито ровно говорит в трубку:       – Да ничем, пап! Тут что-то со связью. Зак сказал «занос на хайвей». На улицах скользко. Езжай осторожно. – Глаза мечут молнии, и она шумно втягивает носом воздух. – Да-а, такой вот он зас…ботливый, наш Зак! – Хэйли встала, с силой мстительно наступила брату на ногу, заставив зашипеть сквозь стиснутые зубы, и пошла к лестнице. – Придурок! – одними губами напоследок шепнула она и вернулась к разговору, который из разряда обычного стал далеко не самым приятным.       – Прекрати меня калечить, женщина! – Зак перевел взгляд на помрачневшего Свит Пи, и развел руками. – Случайно вырвалось, ну.       Теперь, зная, что Ник Хайд мчит на всех парах домой, прежний настрой медленно, но верно сходил на нет. И подушка больше стала не нужна.       – Настанет тот день, когда я тебе врежу, – серьезно пообещал Свит Пи. – Сильно врежу.       – Придется встать в очередь, – понимающе ухмыляется Фогарти. – Потому что уверен, Хэйли врежет ему первая. Так что сразу ищи себе новую мечту.       

* * *

      Может именно неосторожная фраза Зака про «засос» послужила своеобразным триггером к их взаимной неприязни с Николасом Хайдом. А может то, что, несмотря на все свои достоинства, у Свит Пи были ещё и недостатки. И довольно внушительный багаж к своему и так внушительному росту. Он совсем тот не образец «правильного» парня, которого отцы хотят видеть рядом со своими дочерьми. Так что вся враждебность с его стороны была предполагаемой. И ожидаемой.       Ник Хайд жил в Ривердэйле недавно, но жил именно на северной стороне, где не привыкли относиться с пониманием к Саутсайду и его жителям. Чего только про себя там не услышишь: байкер с Юга, бандит, рэкетир, юный уголовник. И это ещё не самое плохое. Свит Пи и прежде знал, мистер Хайд их недолюбливает. И хотя раньше относился к знакомым сына с неким снисходительным пониманием, после вступления Зака в уличную банду, всё изменилось. Он это не одобрил. Но то, что Свит Пи начал встречаться с Хэйли, нравилось Нику гораздо, гораздо меньше! Это вскользь обронил Зак в разговоре, потом Хэйли и сама подтвердила, тактично, стараясь не обидеть и не задеть его чувств. Не то, чтобы его это слишком заботило, он уже давно научился не обращать внимания на чужое мнение.       Досадно, но ладно. Он уже большой мальчик. Переживет!       Когда Свит Пи по обыкновению своему заехал за Хэйли в школу, Ник не ответил на его приветствие. Прошел мимо, будто тот пустое место.       – Забей, – равнодушно сказал Зак, который показался на крыльце вслед за отцом. – Со мной он тоже не разговаривает.       Они оба наблюдали, как Ник сел в машину, окинул сына напоследок тяжелым взглядом и уехал.       – Серьезно? – Свит Пи не думал, что у них всё настолько запущено. Зак никогда не жаловался на своего старика, но когда речь о нем заходила, замыкался. Становился нелюдимым и отчужденным.       – Ну иногда мы орем друг на друга.       – У тебя хотя бы есть на кого орать. Не так уж и плохо.       Зак хмыкнул, тяжело вздохнул и выдал глубокомысленное «всё познается в сравнении».       Да уж. Всё познается в сравнении - девиз сразу нескольких следующих дней. Они выдались… непростыми.       Когда их перевели в новую школу, Свит Пи впервые за долгое время подумал, что удача им, наконец, улыбнулась. В школе Саутсайда, что в тюрьме. Металлодетекторы, охранники с пушками, туалеты без дверей, и если припрет по большому, ну что ж, сиди и пыжись на глазах у всех. Да и контингент оставлял желать лучшего. Почуют, что слабый – житья тебе не будет. Увидят, что одиночка – житья тебе не будет. Кто приспосабливается, выживает, кто нет – увы, им не повезло. Теория Дарвина в действии, как говорит Топаз. Упыри и отбросы падки на свежее мясо.       И он покривил душой перед Джонсом, сказав, что ему не насрать на это место, когда его закрыли. Ну может быть не в полной мере. Суть в том, что школа Ривердэйла была совсем иным местом, куда хотелось приходить. Поначалу. Чистая, без раздолбанных классов и торчков под кайфом в коридорах, но это только видимость. Она была холодная и лицемерная, как и весь Нордсайд. Их не приняли, учителя задирали носы и смотрели на них свысока, когда бывшие ученики Саутсайда входили в класс. Он правду сказал Хэйли тогда на парковке: их терпели здесь, но не оценивали. Школа не видела в них перспектив, не видела будущего, хотя многие были вполне толковые ребята, и действительно старались учиться. Это несправедливо. Можно об этом кричать на каждом углу, а что толку? И речь не только про школу, за её пределами тоже. Змеев притесняли и подставляли, пытаясь повесить на них то, чего они не делали.       Джагхед просил не горячиться, просил дать ему время во всем разобраться, и они дали. Времени было достаточно, но ситуация не менялась. Кажется, Джонсу было больше по нраву гулять с дочкой стервы Элис Купер, чем решать их насущные проблемы. Ну, если лидер их не решает, обычно их решает Свит Пи. И чаще всего радикально. Кто-то из них постоянно попадал в переделки, кого-то регулярно требовалось выручать и прикрывать. В такие дни Свит Пи выматывался до безумия. Его хватало только на то, чтобы доползти до дома и завалиться в кровать, даже не принимая душ. Прямо в одежде.       И как оказалось, это были дни не самые плохие.       Джаг слово сдержал, Купер-старшая разжала свои руки и перестала наконец их душить. Даже старалась исправить причиненный ущерб, который нанесла своими выдуманными статейками, и некоторое время он с Хайд, Фогарти, Зак и Тони - все они - были вполне обычными подростками со своими обычными проблемами.       Ходили в школу, получали и выполняли домашнее задание, иногда не выполняли. У Хэйли ещё тренировки по плаванию, а после постановка Кевина «Керри». Ему часто приходилось сидеть в зале, пока ждал её, бегающую с костюмами, бумажками и тому подобным где-то за кулисами. Прочитал он эту «Керри», и понял что вообще не фанат Кинга.       – В любом случае шоу будет фантастическим, – сказала Хэйли. – Ничего подобного на этой сцене ещё не было.       – Это твои слова или Келлера? – уточнил Свит Пи.       – Пятьдесят на пятьдесят, – мило улыбнулась она.       Келлер как в воду глядел, потому что действительно на этой сцене ничего подобного ещё не было.       На премьере яблоку негде упасть. Они с Заком и Фэнгсом сели почти в конце зала, с тем расчетом, что если станет скучно, всегда можно выйти, размять ноги, подышать воздухом или покурить. Он запоздало хлопнул себя по карману и ощутил пустоту.       «Фак!» – Ладно. Не конец света.       Двери закрыли, приглушили в зале свет, включился другой. Мягкий свет софитов. Свит Пи вытянул шею, высматривая Хэйли. Её не было, но он не нервничал, она предупредила, что может опоздать. Но все-таки появилась почти перед самым началом. Он расслабился и откинулся на спинку кресла. Хэйли села рядом, и всё своё внимание обратила на сцену. А там было на что посмотреть.       Признаться, сначала он немного тормознул. Решил, что так и задумано. Что это нестандартный подход к театральному творчеству. Видение Келлера и всё такое. Подвесить девчонку над полом для остроты эмоций. И выглядит всё натурально, не подкопаешься. Будто по-настоящему. Все эти ножи и бутафорская кровь.       Свит Пи повернул голову, хотел сказать Хэйли, что она была права и это бесспорно впечатляет. Но не успевает даже рта открыть, как та стремительно бледнеет. И он сразу понимает: что-то не так! От былой расслабленности не остается и следа. Внутри него все пружины приходят в действие.       – Это по сценарию?       – Нет… – Хэйли зажала рот ладонью. Видно только глаза. Они испуганные и шокированные. Кажется, её сейчас вырвет. И Свит Пи не стал бы её за это винить, потому что вся эта кровь…       Она была настоящая! И надписи, огромные, сделанные этой кровью на всю стену, тоже были настоящими, и Мидж была прибита к стене по-настоящему. Это больше никакая не пьеса. Да это ж, вашу мать… !       Кто-нибудь обязательно вызовет копов и без них, но им надо отсюда уйти. Пока не началась паника, а она непременно начнется. Он это понял один из первых. Но Хэйли на него не реагировала, она была будто парализована от ужаса. И Свит Пи потерял несколько драгоценных секунд, пытаясь её расшевелить, а когда понял, что это бесполезно, просто схватил за руку и силой заставил подняться с места. Народ очнулся, началась неразбериха, а в дверях толкотня. Если бы кто-нибудь упал, толпа просто раскатала бы беднягу по полу.       Он бежит, пока не оказывается в относительной безопасности. Хайд бежит за ним. Точнее это он тащит её за собой. Непривычно тихую, безвольную какую-то. Если бы он прямо сейчас прыгнул с моста, она бы не задумываясь, сиганула за ним следом.       –Хэйли? – Не отзывается. Бегло оглядел, не поранилась ли. И встряхнул, стараясь привести в чувство. – Хэйли?!       – Я же видела её, Стив, совсем недавно, я же видела… И я не понимаю. – Её голос срывается, и она начинает плакать.       А он внезапно понимает, каким был беспечным дураком. Он же отпускал её на все эти репетиции, без всяких задних мыслей. Это было всё равно, что… пойти на урок или в столовую, или в комнату отдыха к автомату с газировкой. Привычно и обычно, потому что безопасно! И сегодня тоже! Особенно сегодня, когда она была там, за кулисами, запоздала и появилась только перед самым выступлением, он даже не дернулся. А ведь Хайд могла бы… могла бы не появиться совсем!!       Обнимая её тем кошмарным вечером, Свит Пи испытывал много всего: волнение; жалость к Мидж и её предкам; ужас от такой смерти, жесть, как она есть – умереть вот так; удивление, что такая смерть… нет, такое убийство, случилось в стенах школы. Но больше всего чувствовал вселенское облегчение. Что Хайд - теплая, живая и невредимая - сейчас с ним, что она в безопасности. Он больше никуда-никуда её одну не пустит!       Думал, слава Богу, это не она там висит! Это была страшная, гнусная мысль, но ничего не мог с собой поделать.       У Свит Пи не было иррациональных страхов или фобий. До этого дня. Сегодня один всё-таки появился. Страх потерять её навсегда.       

* * *

      Оказывается, Хэйли на полном серьезе верит в карму. Говорит, что виновника обязательно поймают. Вселенная ничего не забывает. Свит Пи думает, что не так всё в этом мире работает. Хайд бывает наивной, но разубеждать её он не торопится. Ей нужно во что-то верить, а ему лишь нужно, чтобы она всегда была на виду. В школе, дома, с ним в баре, неважно где. Но в школе особенно. Этой школе он с самого начала не доверял. И видимо не зря. Не школа, а академия смерти!       Полиция искала не там где надо, только мотала нервы всем вокруг. Кое-как всё устаканилось между севером и югом, а местный серийный убийца снова вонзил нож в осиное гнездо по самую рукоять. «Добропорядочные граждане» Ривердэйла тыкали пальцами в Саутсайд, мол, убийца прячется там. Идиоты.       Свит Пи нельзя винить в том, что он ходил мрачнее тучи. Как и в том, что он едва снова не подрался с Мэнтлом, когда тот заявился на их частное собрание и обвинил его в том, чего Свит Пи точно не делал. Мэнтл просто ткнул пальцем в небо, уверенный в своей правоте. Кретин! Мидж может быть с кем-то из Змеев и развлекалась, но ему она даже никогда не нравилась. И он бы доходчиво объяснил Бульдогу, как тот не прав, спуская на него всех собак, но сдержался. Потому что Хэйли его попросила. Может ведь заставить его сделать то, чего ему не хочется. Это её суперсила, или же, наоборот, она его криптонит.       У Хайд выходило успокоить и утешить его, когда ни у кого больше не получалось. Без видимых усилий, легко и естественно. Рядом с ней удавалось отвлечься и забыться, и просто ни о чём не думать. Давно, в какой-то книге или на уроке английского, не помнит где, прочитал или услышал про выражение «тихая гавань». Это место, где корабль может стоять, не боясь самого сильного шторма. Место спасения, место уюта и спокойствия, место, куда хочется приходить и где тебе хорошо. Обычно это город или дом, определенная точка на карте, но тогда выражение «тихая гавань» было использовано в другом контексте и относилось к человеку. Он тогда удивился и не поверил, как человек может быть «гаванью»? Оказывается, может. Хайд стала для него такой гаванью.       Хотя они… совершенно разные.       – Ну логично, – кивнул Фогарти, когда на Свит Пи напало какое-то меланхоличное настроение и он разоткровенничался. – Вы с ней как эти… Том и Джерри, Чип и Дейл, Брюс Ли и Джеки Чан, R2D2 и C3PO…       – Они же все мужики! – Лучше бы он вообще молчал.       – Лило и Стич, – Фэнгс щелкнул пальцами, типа съел, и это не всё. – Шрек и Фиона. Кроме того, не уверен, что у роботов вообще есть пол.       Свит Пи недовольно закатил глаза и громко фыркнул. Сам он… «Шрек и Фиона»!       – Я про то, что да, вы разные, но кому какое дело? Никто не говорит, что это плохо, – Фогарти пожал плечами. Точно. Свит Пи всё равно, кто бы что там себе не думал. Фэнгс немного поразмышлял и неожиданно добавил: – С ней ты стал более… спокойным что ли. Водопад учит тебя терпению, а ты её… ну, нажать и надавить там, где это нужно.Так что вы не то чтобы не подходите, а даже дополняете друг друга. – А вот это уже было сверх ожидания. Свит Пи впечатлился глубиной мысли и присвистнул, удивленно смотря на друга. Фэнгс улыбнулся и с вызовом вздернул подбородок. – Чего? Я, бывает, и не сразу догоняю, но иногда догоняю там, где остальные обычно тормозят!       Свит Пи усмехнулся. Да, пожалуй, что так.       – А сам ты как? – не удержался он.       – М?       – Выглядишь не очень, – признался Свит Пи, окидывая друга внимательным взглядом. Смуглый Фогарти был бледноват и под глазами у него залегли темные тени, будто он плохо спит или не спит вообще. Руки нервные, и он то сжимал и разжимал кулаки, то переплетал пальцы, не зная чем их занять.       – Порядок, – решительно отрезал Фэнгс, и Свит Пи перестал лезть с вопросами.       Спустя пару дней, он понял, что нужно было надавить и заставить его рассказать, в чем было дело, потому что парнем, который путался с Мидж незадолго до её смерти, был именно Фэнгс. Его это тревожило. И не зря.       Правда вскрылась самым неожиданным образом, и оказалось, что сюрпризом это стало только для него. Хэйли всё знала, и ни слова не сказала ему об этом. Тогда он разозлился. Сильнее всего на Фэнгса, который не посчитал нужным доверить ему!, его лучшему другу, такой секрет. Ведь Свит Пи мог как-то помочь, хотя бы попытался убедить Джагхеда избавиться от этой проклятой кассеты сразу же, пока она не досталась копам, и её не увидел весь город. Видео, где Мидж и Фэнгс вдвоем, быстро стало вирусным. Но Фэнгс был в участке и сейчас недоступен, все шишки прилетели Хайд. Они едва не поругались.       Свит Пи было не по себе. ЭфПи сказал, что Фогарти отпустят, потому что улик, чтобы связать его с убийством старшеклассницы, у них не было, и вроде бы должно быть всё хорошо, но он не мог избавиться от этого тяжелого чувства. Будто кто-то сжал желудок, как тугой воздушный шар и держит, заставляя постоянно чувствовать напряжение. Рванет – не рванет.       В вечер освобождения Фэнгса из-под стражи, это ощущение никуда не делось. Нутро никогда его не подводило, но Свит Пи очень хотелось, чтобы хотя бы раз оно ошиблось.       Воспоминания об этом сейчас кажутся ему чем-то нереальным, ведь Фогарти в порядке, цел и невредим, так же много ест, много шутит и часто улыбается. И Хэйли рядом, только руку протяни, и у них всё замечательно. Но тогда… он думал, что сходит с ума.       Только в фильмах показывают события, как в замедленной съемке. В жизни всё наоборот. Слишком быстро. Вот Фогарти идет рядом, он чувствует его плечо под своей рукой. Потом шум толпы заглушает громкий выстрел. Фэнгс замирает, в его глазах вселенское удивление и непонимание, немой вопрос «это действительно со мной происходит?», он даже не кричит. Свит Пи видит как под ладонью друга, которую он прижал к животу, стремительно растекается багровое пятно, а буквально в двух шагах от него Реджи Мэнтл и пистолет, который пустил пулю. Она не была «шальной». И всё это заняло не больше минуты.       Вот дальше время тянулось. Леденящее душу ожидание, когда Фогарти увезли в больницу. Непринятие и недоверие, когда ЭфПи сказал, что Фэнгс не выкарабкался. Пустота, когда осознал, что его больше нет.       В голове будто что-то взорвалось, ему было трудно дышать, словно сам воздух стал ядом, и страшный звон, что он слышал, настойчиво побуждал его к действиям. Найти виновного и наказать. И не только у него, они будто все слетели с катушек. Свит Пи не знал, что будет дальше, чем закончится эта ужасная ночь. Но прежде, чем приступать к решительным действиям заскочил ненадолго к Хайд, в свою тихую гавань, наверное в поисках утешения и понимания, и может быть прощения за всё, что собирался совершить, но больше всего... ему просто хотелось её видеть. Хотя бы недолго.       Потом он и Зак искали Реджи. Долго, заглянули буквально под каждый камень. Перетрясли тех, кого встретили на своём пути, и кто мог хоть что-то знать, перевернули всю школу, надеясь выманить Реджи. И если бы нашли, если бы он его нашел, всё бы не кончилось так благополучно…       Хэйли звонила ему, звонила много раз. Свит Пи не принимал её вызов, знал, что она будет его отговаривать. И если бросит на это все свои силы, у неё получится. А он не мог ей этого позволить. Не мог даже слышать её голос. Её отчаянное «пожалуйста, останься со мной» заставляло его сердце болезненно сжиматься. Оно бесновалось, рвалось обратно, но если он поддастся и повернет назад, оставит всё так - никогда себе этого не простит!       Весть, что Фогарти жив, дошла до него с запозданием. Уже в самом конце, после разгрома школы, поисков Мэнтла, самой большой драки с Упырями за всё то время, что он помнит себя в «Змеях Саутсайда», и потери трейлерного парка. Одно крохотное слово «жив» и только тогда рука, сжимавшая его желудок, наконец разжалась.       После всего у Фогарти остался шрам на животе, у Свит Пи на теле тоже несколько новых прибавилось, мелких, но самые болезненные шрамы те, которые не видно глазами.       

* * *

      Понимание того, что его трейлер ему больше не принадлежит и он туда не вернется, не было таким страшным, как могло показаться на первый взгляд. Тогда Свит Пи об этом не думал. Главное - Фогарти, остальное образуется.       Хайд любезно пригласила его остаться у неё.       – Вряд ли твой отец будет в восторге, – заметил Свит Пи. И не без причины заметил.       – Ника я беру на себя! Что-нибудь придумаю.       – Что, например?       – Пока не знаю! Что-нибудь, – упрямо повторяет она, а он улыбается.       Не то чтобы он против, только… было одно такое значительное «НО».       – Да с радостью, если скажешь папе, что я буду спать в твоей комнате.       «То-то он обрадуется!» – про себя мрачно хмыкнул он. Они уже успели с ним пообщаться тет-а-тет. Хэйли об этом не знает. Свит Пи не стал рассказывать ей, потому что, во-первых, они все порядком устали и было не до того, а во-вторых, подумал, что это будет выглядеть так, словно он жалуется.       Они сцепились тут же, в отделении больницы, куда доставили Фогарти после ранения. Словесно, без применения насилия, разумеется. Хэйли отошла освежиться, Свит Пи - за кофе. Тут-то он с ним и столкнулся у автомата с напитками.       Тогда они много чего наговорили. Ну говорил в основном Ник, и тому просто повезло. Свит Пи был морально и физически вымотан. Настолько, что ответить на словесные выпады Ника в присущем ему стиле (грубо, резко, не обращая внимания на вежливость и уважение к старшим) не было ни сил, ни желания. Мужчина лишь немного повысил голос, но то, что он говорил, било больнее кулаков. Начал с «неподходящей для Хэйли компании», что ему не нравится их тесное общение. Решительное и жесткое «не ваше дело!» как катализатор для последующей тирады, что включала в себя цитаты из статей Купер-старшей, которые она публиковала в городской газете на протяжении последних месяцев. Специально он заучивал их, что ли?! Ради вот этого момента?! Отец Хэйли видел только то, что хотел: члена банды, который только вернулся после масштабной разборки между городскими группировками, в больницу к другу, что лежал тут с огнестрелом.       Какой-то смысл в его словах был, и он, скрепя сердце, это признает, ведь тогда всё и, правда, выглядело плохо.       – Скажу прямо. Ты, – он больно ткнул Свит Пи указательным и средним пальцем в грудь. Прямо туда, куда ему сегодня не хило прилетело. Тот и бровью не повел, – Хэйли не подходишь!       «Так что отвали», – мысленно закончил за него Свит Пи. Ясно. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять.        Он сжал руки в кулаки, стараясь успокоиться. Сейчас нужно трезво смотреть на вещи, не через призму поднимающейся злости и ярости. Но какое право у этого человека его судить? Говорить, как ему жить и что делать, с кем быть, а с кем нет?       – А может у неё спросим?       Ник Хайд шумно выдохнул. Крылья носа гневно раздувались, брови стали похожи на две мохнатые гусеницы, которые ползли друг к другу навстречу, когда тот хмурился. Заводился он всегда медленно. Но так же медленно и остывал.       Прямо как Хэйли. Но даже мысль о ней не принесла привычного успокоения.       – Ты её не видел, после того как ушел, а я да!       Зато Свит Пи видел её, когда вернулся. Её глаза опухли и покраснели, лицо бледное, губы искусанные от отчаяния и бессилия. Она снова плакала, и не только из-за Фогарти, из-за него тоже. И за это он себя ненавидит. Когда Хэйли стояла напротив него и молча буравила взглядом, внутри всё ухнуло в пропасть. Подумал, что всё, это конец. Но ещё с надеждой думал, накричи, только не молчи. Ударь, как Зака, чтоб стало легче, а потом обними так крепко, как сможешь.       А Ник тем временем не унимался:       – И так будет всегда? А знаешь, как всё будет? Так я расскажу. Она увязнет в этом дерьме! Из-за тебя! – Мужчина не на шутку разозлился. – Точно как Зак!       – Чего? – на минуту растерялся Свит Пи, но тут же взял себя в руки. Так вот в чём дело! Ник реально считает, что он греет место в «Саутсайдских Змеях» для Хэйли тоже?! – Вы думаете, что я этого хочу?!       – А разве нет?       – Нет!! – пылко воскликнул он. – И никогда не хотел! Да я…! – Он с большей вероятностью себе локоть отгрызет, чем позволит ей это! – Слушайте, я не знаю, чего вы там себе надумали, но за себя скажу, что сделаю всё, чтобы этого никогда не произошло!       Он не соврал Нику, это чистая правда. Свит Пи хочет быть с Хэйли. Хочет заботиться, оберегать. Искренне. Не потому что должен или «так надо», а потому что ему это нравится. Ему это нужно.       И он абсолютно точно не желает видеть Хэйли в рядах Змеев, и не собирается втягивать её в дела банды. Саму мысль не допускает. Ей там не место. Она ведь знает только самую малость, верхушку айсберга. Байки, гонки, куртки и посиделки у костра на слете с барбекю – это круто, спору нет, но это не всё. Свит Пи приходилось делать такое, чем люди обычно не гордятся. И Хэйли не будет замешана в чем-то подобном.       Но была и ещё одна причина, мелочная и эгоцентричная. Свит Пи мысленно затолкал её поглубже, и ближайшее время не планировал вытаскивать на свет. Уж тем более не перед Николасом Хайдом.       (…Потому что в отличие от Ника, он знает каким образом в банду принимают девушек и женщин. Стоит задуматься об этом хоть на секунду и скулы неприятно сводит, словно он съел пуд лимонов за раз, а зубы начинают скрипеть от всепоглощающей ревности. Руки сжимаются в кулаки сами по себе с такой силой, что натягивали кожу на костяшках почти до боли. И он ничего не мог с этим поделать!...)       В ответ недоверчивый, сердитый прищур. Ник шагнул к нему. Так близко, что ещё немного и поцелуются. Свит Пи впервые пришло в голову, что они с ним почти одного роста.       – Неужели? – смотрит внимательно, по-деловому, не моргая. Взгляд тяжелый. И он почти шепчет. – И ты можешь мне это гарантировать?!       – Да! – твердо бросает Свит Пи сквозь сжатые челюсти. Слово что камень. Огромный такой булыжник.       Ник только хмыкнул и покачал головой.       – Пусть так. Но это ничего не меняет!       – Ну и отлично! – На скулах играли желваки. Ещё немного и он реально сорвется, наглядно продемонстрировав, что ему и старику врезать не слабо. Эмоциональных поводов у него сейчас вагон и маленькая тележка. Ник выбрал совсем неподходящее время для подобного разговора.       Свит Пи старается дышать глубоко и ровно, повторяет про себя, что это всё-таки не кто-нибудь, а отец Хэйли. Конечно, он за неё беспокоится и это можно понять, но у всего есть предел.       Смерив друг друга уничтожающими взглядами, они разошлись.       «Ничего не меняет, говоришь?» – с некой обидой подумал Свит Пи. Да плевать он хотел!!       Он сказал правду! Если это не убедило Ника, ну что ж... Чтобы тот не говорил, Свит Пи от Хайд не откажется. Он попытался, ушел, когда она молила его остаться с ней. Когда нуждалась в нём, искала утешения, а он… просто ушел. Потому что по-другому не мог. Потому что тогда он был само воплощение боли и ярости. И этот огонь внутри могло усмирить только возмездие. Тому, кто причинил ему столько боли, тому, кто отнял у него лучшего друга, почти брата, с которым они прошли огонь и воду. Фэнгс заслуживал отмщения.       Больше он так не сможет. Если встречаться тайно, за спиной Ника, он так и поступит. Сейчас не средневековье, Хэйли вольна делать, что хочет и быть с тем, с кем хочет.       В этом Свит Пи тот ещё эгоист.       Эгоист, который познал самую соблазнительную и приятную часть своего эгоизма.       Если на то пошло в жизни Свит Пи всегда были «Саутсайдские Змеи». Куда ни поверни голову. Друзей он нашел среди «Змеев», зависал постоянно в баре, где их было полным полно. Байк купил там же ещё мальчишкой у одного из бывших завсегдатаев по совершенно символической цене (да почти даром), раздолбаный, и собрал его сам чуть ли не с нуля, как дети Лего собирают. Даже трейлер, где он жил, никогда не принадлежал ему полностью. И в глубине души всегда хотел иметь в своей жизни что-то помимо банды.       Как сейчас!       Сейчас он нашел то, что полностью его. И хотел, чтобы Хайд была только его! Эгоистично? Да. И он будет и дальше так думать? Определенно!       – Стив! Я ведь серьезно! Позволь помочь.– Хэйли и правда не шутила. И сейчас больше походила на привычную себя. Глаза всё ещё немного красные, но на щеки вернулся цвет. Они уже не были такими бледными.       «Ты уже помогаешь» – с нежностью подумал он.        – Я в курсе. И ценю это, правда. Не волнуйся, мы выкрутимся, как обычно. Может не сразу, но обязательно.       Не смотря ни на что, как бы всё не повернулось, у него есть друзья, его «семья». Они друг друга не бросят.       А ещё у него есть Хайд.       И он всё-таки принял её предложение и заявился к ней домой, на одну единственную ночь. Ночь спокойствия и умиротворённости. Тогда у них всё и случилось, спонтанно, но чертовски правильно. На самом деле пока ехал к ней, его мысли были далеки от секса. Желания Свит Пи были чисто бытовыми, нежели плотскими. Он надеялся умыться, или принять полноценный душ, если повезет. И наконец, нормально поспать, по-человечески. А вышло всё даже лучше, чем он рассчитывал. Он вымылся, поел и крепко вздремнул на мягкой кровати с Хайд под боком, хоть и недолго. А проснувшись, пообещал ей свое сердце, чего никогда прежде не делал. Слова вырвались сами, но он совсем о них не жалел.       Так что ночь была восхитительной, и утро, со вкусом кофе с молоком и сумасшедших поцелуев, тоже, и Хэйли была восхитительной.       

* * *

      Казалось, ничего не может испортить этот момент. Ни Ник, ни Зак, ни сама вселенная у него этого не заберет, но прилетело откуда не ждали. Свит Пи бы и так рассказал обо всем Фогарти, но не сейчас, пока слишком свежи воспоминания, и уж точно не так, это было довольно личное. Он будто украл у него признание, шутил и смеялся, словно имел на это право. Но что ещё хуже…       – …Топаз только что проспорила мне 50 баксов! Она давала вам ещё неделю. Зря!       Свит Пи был рад видеть, что Фэнгс наконец пришел в себя, что он жив и очень скоро встанет на ноги. Но тогда вместо братских объятий, едва не придушил его собственными руками. Он прожигает его яростным взглядом насквозь, пока тот довольно ухмыляется, точно сказал нечто крайне забавное. Когда на самом деле, было нихрена не смешно! Фэнгс не знает того, что знает Свит Пи.       – Офигеть! – недовольно воскликнула Хэйли. – Что за дурацкая привычка у всех в этом городе спорить на меня?       Фогарти если и удивился её словам, то ничего не сказал, а Хэйли стремительно покинула палату.       – Ты… – Свит Пи рывком поднимается на ноги, делает угрожающий шаг к нему, – идиот!       – А что..? – непонимающе тянет друг, но Свит Пи, издав сдавленный рычащий звук, уже махнул на него рукой, и хлопнул дверью палаты с другой стороны.       Он настигает её у автомата с напитками, готовый удержать и успокоить, объяснить, что это вообще не его рук дело.       – Хэйли, клянусь, я в этом не участвовал! – Он здесь ни при чём! Он бы никогда..! Свит Пи даже не подозревал об этом, а если бы узнал, пресек бы на корню. С Хайд хватило и одного раза. И сейчас она даже не смотрит ему в глаза!       Он говорит и говорит, торопливо, почти не дав ей шанса вставить хоть слово, боясь услышать, что она не верит ему, и больше не хочет иметь с ним ничего общего. Боясь увидеть в её глазах безразличие и отчуждение.       Но Хайд как оказалось и не собирается никуда бежать. Не прерывает его, терпеливо ждет, пока иссякнет поток его слов, и тепло улыбается:       – Я не в восторге, но если честно, чего-то подобного от них и ожидала, так что совсем не удивлена. Психовать не буду. Расслабься!       И напряженное тело действительно расслабилось, будто ждало этой команды. Она на него не злится из-за чужой глупости, и это главное.       – Я просто хотела дать вам, «девочкам», немного времени посплетничать. Потому что не уверена, что хочу это слышать! И кстати, раз уж Фог выиграл, а это произошло во многом благодаря мне, не обижайся, но ты был такой робкий и застенчивый, – Это он-то?! Свит Пи даже немного обалдел от такого напора. Кажется, она забыла, кто на самом деле смущался и был робким и застенчивым. Желание схватить, унести в укромное местечко и напомнить ей об этом, родилось на закорках сознания вместе с удивлением. Но он стоит на месте и посмеивается про себя, выдавая веселье только одной лишь улыбкой, – то он мне должен. Серьезно, хочу свою долю! Где мои 50%?!       Тут уж он не выдерживает, смеется в голос, думая, что Фэнгс точно такому не обрадуется. Хайд – это нечто!       – Ты в курсе, что я тебя обожаю?       Хэйли тоже смеётся. Над собой, над ним, Фэнгсом и всей ситуацией в целом, и так запросто выдает, то, что Свит Пи никак не ожидал сейчас услышать:       – Я тоже тебя люблю! – И испуганно выдыхает, когда весь смысл сказанных слов с запозданием доходит до неё. А он на минуту застыл, беззвучно шевеля губами, будто пробуя эти слова на вкус, смакуя их, как сладость победы. Она сказала это первой. Хотя это не соревнование, и чисто формально он уже признался ей, тогда в темноте её спальни, но не прямо в лоб. А сейчас всё ясно, как день. Пока не услышал, не знал насколько ему приятно и необходимо это слышать. Слова окутали, проникли внутрь, осели теплом в области грудной клетки. И обратно он их не отдаст. Они останутся с ним навсегда. – То есть обожаю. Я тоже тебя обожаю!       Была бы её воля, сбежала бы так же быстро, как Дорожный бегун от Хитрого койота из известного мультика «Луни Тюнз», который ему нравилось смотреть в детстве. Он бы не особо удивился, если бы Хайд выдала забавное «бип-бип» и умчалась со скоростью света, оставив его глотать пыль. Но стоит рядом, храбрится, делает вид, что ничего не случилось, и только нервное подрагивание рук выдает её волнение. Он берет её за руку, вынуждает посмотреть на него.       И перестает контролировать свои губы, счастливая улыбка озаряет его лицо.       – Взаимно. – Так сильно взаимно, что не передать никакими словами! Он не умеет об этом говорить, да и для неё это тоже ново. – Очень взаимно.       Хэйли неуверенно улыбается и чуть сильнее сжимает его пальцы.       Они во всем разобрались, все серьезные слова прозвучали, и он планирует вернуться обратно в палату. Но не может отказать себе в удовольствии немного её подразнить. Он любит смущать её и дразнить, это умиляет и будоражит одновременно. А её смущение на вкус как яблоко в карамели. И когда она в шутку спрашивает, как ей назвать его в ответ на «Чертёнка», он, не задумываясь, отвечает «солнышко». Тот давнишний вечер никак не идет из головы, как и прозвище, которым она его неосознанно наградила. Так и быть, он согласен быть солнышком. И кажется, попадает прямо в цель.       – Почему? – Хэйли выглядит обескураженной.       Свит Пи усмехнулся, любуясь этим выражением на её лице.       – Просто так.       – Нет! Почему ты сказал именно это?– настаивала она.       – Не знаю, – он идет по коридору больницы и бессовестно врет. Но эта тайна умрет с ним! Ни за что не расскажет. – Просто вдруг в голову пришло.       Хайд останавливается напротив него, брови упрямо сдвинуты на переносице.       – Почему у меня ощущение, что ты знаешь что-то, чего не знаю я? Свит Пи!       – А можешь называть, как сегодня ночью. «О, мой боже!» – На этот вариант он тоже согласен, он ему даже больше нравится.       Хэйли стремительно краснеет, и, пытаясь скрыть смущение, не больно бьет его по спине, веселя пуще прежнего. Когда за ним закрывается дверь палаты, Свит Пи всё ещё ухмыляется.       – Обиделась? – виновато спросил Фогарти.       – Нет, – и чуть погодя добавляет, – на твоё счастье.       Он бы прибыл его, если бы Фэнгс ему так напортачил. Не в прямом смысле этого слова, конечно, но всё же.       Свит Пи присаживается на край кровати, дует на горячий стаканчик, не спеша делает глоток терпкого напитка, по-прежнему игнорируя взгляд друга.       – Ну и? – не выдерживает Фогарти. – Как это было?       Он молчит. За него говорят только широкая улыбка и горящие каким-то особенным блеском глаза.        – Настолько хороша? – не поверил Фэнгс.       Свит Пи задумался.       – Она была…       …она была смущенной. Её прикосновения к его телу были робкие, неумелые, но приятные. И ему хотелось, чтобы она не останавливалась.       Первая близость обычно бывает немного… неловкой. Оба не знают, что нравится друг другу в постели. Кому-то хотелось нежности, кому-то нужна почти первобытная грубость и страсть. А Хэйли не знала, чего ей хочется. И будто совсем не понимала, что происходит с её телом, хотя Свит Пи не был у неё первым. Он и обрадовался этому, и вместе с тем немного расстроился. Обрадовался, потому что так проще. А расстроился, потому что… хотел бы им быть. Хотел, чтобы этот момент своей жизни, она разделила именно с ним. Но прошлое есть у всех. И это уже не имело значения. Важно только, что она рядом.       Губы Хайд мягкие и податливые, отдают ему всю инициативу. Она что воск в его руках. Её чуть трясет, но отстраняться не пробует, наоборот, доверчиво льнет к нему, сжимая руками его плечи, гладит спину, легко царапает короткими ногтями и мурашки бегут по спине из этого места, как мягкие волны прибоя. Поцелуи пьянят, что винная ягода. Сладкая… Какая же она сладкая! И в голове остаётся только желание скорее почувствовать её. Такое сильное, почти абсолютное, такое, что руки дрожат от нетерпения, когда он раздевает её. И когда касается, целует, Хэйли вздыхает и тихонько постанывает от его ласк. Ему хотелось покрыть поцелуями каждый дюйм её кожи, шею, грудь с острыми вершинками, живот, бёдра, изучить и запомнить каждую родинку и веснушку (жаль, что они делают это не при свете), полностью впитать в себя её дурманивший запах с восхитительным привкусом возбуждения. Свит Пи физически ощущает его на самом кончике языка.       Хэйли горячая и мокрая, от одних только поцелуев. Такая чувствительная! Сначала по-детски прячет лицо на его плече, когда он касается её между ног. Щеки горят, и она вся будто пылает жаром. Чуть привыкнув к его пальцам на себе, поднимает голову и их губы снова встречаются, и он охотно отвечает ей. Уговаривает себя не торопиться, растянуть этот томительный момент, но потом с её губ срывается собственное имя, и желание оказаться в ней сию же секунду становится просто невыносимым.       Свит Пи отстраняется, возвышаясь над ней. Снимает с неё пижамные шорты, последний заслон обороны, и Хайд остается полностью обнаженной, такой, какая есть. Открытой для него, готовой ко всему. В её глазах немой призыв и ни намека на похоть, только чистое желание. Она хочет его искренне, по-настоящему, не боясь больше ничего на свете. Абсолютное доверие.       «Моя…» – дыхание перехватывает от осознания того, что сегодня она действительно готова позволить ему всё.       Пальцы не слушается. Ремень поддается не сразу, и он почти ненавидит его в этот момент. Когда справился с этим, стянул с себя джинсы и, не глядя, отбросил их на пол. Тяжелая пряжка ремня ударилась об прикроватную тумбочку. Звук был не очень громкий, но в ночной тишине им показалось, что прозвучало словно гонг. Они замерли, как два домушника, что забрались в дом в присутствии хозяина. Видимо такая шальная мысль пришла к ним одновременно и оба рассмеялись, разрушая некую торжественность момента. Свит Пи приложил указательный палец к губам, призывая к молчанию.       – Нам нельзя шуметь, – шепотом напомнил он, озорно улыбаясь. Если Ник застукает его тут, ещё и в таком виде, кто знает, что он может сделать?       Хэйли молча кивает и, чтобы унять смех, закрывает рот ладонью. А он тем временем избавляется от трусов, и она перестает смеяться, когда видит его во всей первозданной красе. Быстро отводит взгляд, смотрит на его лицо, грудь, а ниже глаза не опускает, и он улыбается. Теперь уже про себя, мысленно ставя галочку ещё к этому вернуться.       А сам возвращается к поцелуям и объятьям.       И ко всему остальному.       Привычное, но новое ощущение проносится по телу с каждым движением.       Привычное, потому что всё это ему уже знакомо.       Новое, потому что в этот раз всё не так, а сильнее и приятнее. Эмоции – они совсем другие. Это будто… будто смотришь фильм, и он хорош всем, но чего-то постоянно не хватало. И только спустя время понимаешь, что он в 3D и без специальных очков на сеансе делать нечего. Стоит их надеть, как картинка приобретает четкость и объемность. И Хэйли как эти 3D-очки. Так себе сравнение, но Свит Пи никогда не был силен в аллегориях, знал только, что сейчас ему безмерно хорошо, как никогда.       Он брал её медленно, нежно, позволяя ей самой подстроиться под его неспешный ритм. Иногда срывался, торопился, но обуздывал свою поспешность. Целовал губы, щеки, глаза, ложбинку между грудями, прерываясь иногда, чтобы заглянуть в глаза, убедиться, что происходящее ей нравится так же сильно, как и ему, а ему… очень нравится!       Нравится отдавать больше, чем брать, нравится это ощущение упоительного счастья, которое вспыхивало в голове, в груди, во всем теле в этот самый миг единения. Тонкая грань между «любить» и «просто хотеть». А ещё лучше: любить, хотеть и получить! Это то, что ярким фейерверком взрывалось в голове и заставляло нарушить свой собственный наказ о шуме. Он не может сдерживаться, это сильнее его. Если смолчит, просто взорвется!       Они сминают простыни, скидывают на пол одеяло. Ему тут не место.       Трение кожи об кожу. Всё быстрее, глубже…       Неповторимый вкус поцелуев.       Её мягкость против его твердости.       Это похоже на полёт и падение одновременно…       Будто между небом и землей.       Отрицание самой гравитации.       Хайд дрожит под ним, трепещет, кусает губы, чтобы не шуметь, но ей не удается. А ему слишком приятно слышать её шумные вздохи и стоны наслаждения, ведь они только для него одного. Он жадный до них, словно голодный и утолить этот голод может только она. Свит Пи хочет слышать и видеть всё. И запомнить всё: запах волос, вкус кожи и губ, затуманенный взгляд, сбивчивый шепот. Он вбирает и впитывает в себя всё до капли. А Хэйли совсем потерялась в своих ощущениях. Одновременно пытается и обнять и оттолкнуть, шепчет, что для неё это слишком, просит подождать, дать ей немножечко прийти в себя, но прижимается ближе, словно боится отпустить, и сжимает его в себе так охренительно крепко, что Свит Пи больше не может себе сопротивляться. Он не позволяет ей отстраниться, не сейчас. Его толчки становятся сильными, настойчивыми, очень глубокими, требуют отдать ему то, что его по праву. По спине градом катится пот. Она обвивает его ногами, ловя его ритм, подчиняясь ему, до боли сжимая пальцами их переплетенные руки, оставляя следы от полукружий ногтей на его тонкой коже ладоней. Поцелуи притупляют стоны друг друга, если бы не они, они точно кого-нибудь разбудили. Сама мысль об этом пуста и мимолетна, ему до этого нет дела. Даже если разверзнется земля, даже если стены сложатся как карточный домик, он всё равно будет любить её, здесь и сейчас.       Хэйли неожиданно удивленно распахивает глаза, внутри неё становится невероятно тесно и горячо, и он успевает только заглушить её финальный вскрик губами, самый бесподобный, что он когда-либо слышал. Свит Пи чувствует, как она вздрагивает под ним, задыхается, пока собственный оргазм не притупляет все остальные чувства, сильный: такой, что он не может сдержать стон, тот против воли рвется наружу; такой, что белой вспышкой резанул по глазам, и кажется, он даже на пару секунд вырубился, уткнувшись лбом в её волосы. Такого… раньше с ним не случалось.       Он придавил её всем своим весом, но совладать с собственным телом мог только спустя несколько минут, когда ритм сердца перестал быть таким сумасшедшим, даже болезненным, и он смог нормально дышать. А Хайд молчит. Почему она молчит?       – Эй… Всё хорошо? – Не совсем тот вопрос, который он реально хотел задать. Было ли ей хорошо так же, как ему? Потому что ему было отлично.       Хэйли покачала головой и он напрягся.       – Плохо? – Может быть, он слишком забылся, вдруг сделал ей больно? Она покачала головой и на это.– А как?       И Хайд улыбнулась. Тепло и с нескрываемым восхищением.       – Та-а-ак хорошо, что аж плохо! И это потрясающе! – И губы Свит Пи сами по себе улыбаются в ответ. Очень точное описание. Запредельно хорошо. Вдруг Хэйли серьезно спросила: – Это всегда так?       В её глазах искреннее изумление, и он внезапно ясно понимает, что она действительно прежде не знала таких ощущений. До него. И это привело его в полный восторг.       – Не знаю, у меня впервые,– честно признался Свит Пи, потому что сам не ожидал, что его тело способно выдать такое. А она не поверила.       После они лежали рядом на влажных от их пота простынях. Одеяло так и осталось на полу, оно им было не нужно, они неплохо обходились и без него, согревая друг друга собственным теплом. Голова Хайд на его руке, она обнимает его за талию. Он смотрит на неё, как на чудо, и мягко целует щеки, нос, губы. Хэйли сонно жмурится от его поцелуев точно котенок.       – Ммм, ты сладкая, – протянул Свит Пи, облизывая губы. Разнеженный и довольный, – как мёд. – И после ладонью чувствуя, как румянец появляется на её щеках, выражение его лица становится ещё более довольным.       – Иногда ты меня ужасно смущаешь, – призналась Хэйли. Свит Пи рассмеялся.– Почему ты смеешься?       – Да как-то поздно уже смущаться, – заметил он, окидывая взглядом её и себя. Они оба в чём мать родила и только что занимались сексом. Слова – это совсем не то, что должно её смущать в данный момент.       Хэйли уткнулась носом ему в шею. Спряталась от его изучающего взгляда.       – Да, наверное, – говорит она. А ему жарко от её дыхания и немного щекотно. – Просто… мне такого ещё никто не говорил.       Свит Пи игриво прищурился, не в силах сдержать улыбку.       – Не говорил чего, м? – Он проводит кончиками пальцев по её ребрам, но она не реагирует. Ладонь перемещается на бедро, собственнически поглаживает, потом снова приходит в движение и, подхватывая её ногу под колено, закидывает на себя. Хайд непонимающе поднимает голову. – Что ты сладкая? Что до одури вкусно пахнешь? – Её волосы мягкие и немного влажные у корней. Он зарывается в них пальцами, перебирает, путает, касается губами, подносит к носу и жадно вдыхает запах уже ставший родным. – Что ты потрясающая? – Что я люблю тебя? – Что я хочу тебя ещё раз? – шепчет он ей в ухо, кусает за выступающий хрящик, проводит языком. Дыхание Хайд срывается, она вздрагивает и прикрывает ухо ладонью.       – Уже? – удивление в голосе заставило его усмехнуться.       – Не хочешь? – А вот он хочет, прямо сейчас хочет, и она не может это не почувствовать, когда он неосознанно делает движение бедрами ей навстречу. Хайд чуть слышно ахает и он тут же прижимается губами к её рту.       – Хочу, – застенчиво и почти шепотом бормочет она сквозь поцелуй, так тихо, что он едва расслышал, – только, Стив, – Хэйли упирается ладонью в его грудь, чтобы хоть немного увеличить расстояние между ними, – ты же так совсем не отдохнёшь!       Пока она об этом не сказала, он и не задумывался, насколько устал. Успел сносно вздремнуть, и думал, что этого достаточно, но тело после всех предшествующих событий и этой разрядки требовало тотальной перезагрузки. Веки вдруг начали смыкаться сильнее прежнего, а руки и ноги стали ватными, тяжелыми.       И даже сейчас, даже в таком она заботится о нём.       Это слишком!       Слишком… мило и сентиментально, непривычно, но, чёрт, пусть так. Свит Пи сгребает её в охапку, обхватывает обеими руками, будто прячет её в своих объятьях. Крадет у всего остального мира только для себя!       – Чертёнок, ты прелесть! – дарит легкий поцелуй в лоб. – Знаешь что, дай мне фору в минут двадцать. А потом мы продолжим, хорошо?       Свит Пи почувствовал её кивок. Перестал сопротивляться сну и расслабленно прикрыл глаза. Да, двадцати минут ему вполне хватит. Выбирая между сном и сексом, он определенно выберет второе.       Но он переоценил себя, вырубился сильнее, чем рассчитывал. Как и Хайд. Они заснули почти одновременно, и проспали так до самого утра. Утомленные и безмятежные.       Правда Фогарти он об этом не расскажет. Он ничего ему не скажет, нет уж!       – …всё дело в том, что это была именно она, понимаешь? – загадочно говорит Свит Пи, но на понимание не рассчитывает.       – Понимаю, – Фэнгс с умным видом покивал головой, – понимаю, что втрескался ты по сааамые помидоры!       Свит Пи улыбнулся уголком рта. Улыбка вышла мальчишеская и хитрая.       – Не отрицаю. – Чем больше узнает её, тем сильнее любит. – И кстати, ты встрял на двадцать пять баксов. Хэйли хочет свою долю.       – Ну, нет, – шумно фыркает Фогарти и морщится. – У неё в роду евреев часом не было?       – А у тебя в роду придурков часом не было?       – А у тебя? – не остался в долгу тот.       – Да кто ж его знает!       И оба смеются.       

* * *

      Школа закончилась. Её вычистили, вымыли и закрыли двери до следующего учебного года. Наступило время летних каникул. Если не считать дневную жару и отсутствие крыши над головой, всё было вполне себе замечательно. Пока, временно, приходилось жить в палатках. Но ночи были теплые, а если погода менялась, то она этот случай у них были спальные мешки.       – Звезды, голодные комары, туалет на улице… Почти как в летнем лагере, – сказала Хэйли.       Был душный вечер, уже не день, но ещё не слишком поздно. Они расстелили плед на голой земле, недалеко от их маленького палаточного лагеря, и Хэйли растянулась на нем, скинув кеды и положив голову ему на живот. Смотреть вокруг было не на что: полоска леса и старый мост вдалеке. Обстановка больше антиромантическая, чем романтическая, но они всё равно приходят сюда. Сбегают подальше от шума и толпы.       – А ты была в лагере? – не открывая глаз, спросил Свит Пи. Ему сложно представить нечто подобное. Хайд всё-таки больше городская девочка.       – Нет вообще-то. – А когда он спросил почему, она пожала плечами: – Там не было Wi-Fi.       Свит Пи усмехнулся. Как он и думал.       Хэйли привстала на локте. Почувствовав её пристальный взгляд, он приоткрыл один глаз и тут же зажмурился от лучей заходящего солнца.       – Сейчас это кажется забавным, но, – она задумчиво куснула губу и продолжила, – что будет, когда лето закончится, и начнутся холода?       – Ну, ты же меня согреешь, да? – Свит Пи расплылся в какой-то плутоватой улыбке.       – Это само собой, – кивнула она, не поддаваясь его игривому настроению, – но всё-таки, если серьезно?       – Если серьезно, – вздохнул он, – кое-что вырисовывается. Просто нужно время.       И деньги. Которых сейчас нет.       – Останешься сегодня? – спросил, заранее зная, каким будет ответ.       – Ты же в курсе, Ник дико психует, когда я ночую не дома.       Да, он в курсе. И хотя прошло уже много времени, Ник Хайд по-прежнему ему не доверяет. Свит Пи шумно выдохнул и пробурчал нечто недовольное.       – Ну не обижайся, пожалуйста, – чувствует её дыхание на своей щеке. Совсем не заметил, как Хэйли придвинулась ближе. – Я хочу остаться, правда. Ты даже не представляешь насколько.       – Убеди меня, – хмыкает он.       Хэйли указание воспринимает с крайней серьезностью. Приподнимается, упирается руками по бокам от его головы. Сначала целует в подбородок, медленно подбирается к уголку губ. Он борется с желанием чуть повернуть голову, притворяется, что не заинтересован, но это только игра. Её губы сухие и горячие от послеполуденного солнца. Убегают к носу, потом целуют в лоб.       – Эй! – Свит Пи хочет поцелуй. Настоящий, ненасытный, а не дурашливый чмок в нос. – Я не совсем это имел в виду.       Она смеется, без слов говоря «знаю, знаю», и прижимается губами туда, куда полагается. Нежно прикусывает нижнюю губу, целует верхнюю. Легкие и чувственные поцелуи она любит больше прочих. Может продолжать так долго, говорит, что у него удивительно красивые губы. В меру пухлые, в меру мягкие. Но знает, что он нетерпеливый, поэтому дает ему то, чего он хочет. Его губы раскрываются навстречу её поцелуям и они, сперва почти невинные, дразнящие, стали больше походить на противостояние, где никто не хотел уступать.       Хотелось поменяться местами, перевернуться и оказаться сверху, но чувствует мелкие камушки под тонким пледом, что колют спину, поэтому неудобство терпит он, не она. Обнимает, привлекает ближе к себе, кладет руку на затылок и они целуются так бесстыдно, пока не начинают задыхаться.       – По..жалуй, хва..хватит, – Хайд перестает нависать над ним, выпрямляется, стараясь выровнять дыхание. Он садится следом, ещё пока не готовый отпустить, и тут же вовлекает в новый поцелуй. Ладонь властно скользнула под её футболку, Хэйли вздрогнула. – Мм…ну, Свит Пи! Я так не могу, ты же знаешь!       Знает, просто поддразнивает. Сейчас слишком жарко, неудобно и совсем недалеко куча глаз и ушей. Хайд убеждена: всё, что происходит между двумя людьми наедине – совершенно нормально, но когда вокруг много посторонних и личное становится достоянием общественности – отстой. Он уважал её убеждение.       Именно потому они и не занимались этим у него в палатке, слишком тонкое укрытие для того, чтобы она расслабилась и отпустила себя. За исключением одного раза.       Они сидели тут же на этом месте в самом начале лета, просто разговаривали. Хэйли рассказала ему про свою маму, о том, как было плохо Нику, всем им, как они с этим справлялись. И объяснила, почему Зак иногда одержим этой своей гиперопекой.       – Не злись на него, ладно? – попросила она, глядя на его удивленное лицо. Теперь многое стало понятней. – Он хороший брат, и порой это даже достает.       – Он идет в комплекте, – Свит Пи сконфуженно почесал макушку, пораженный таким актом доверия с её стороны, – это я уже понял. – Ненадолго замолчал, переваривая то, что только что узнал, но не мог не спросить: – Тот парень… – Кулаки сжались сами по себе. Он злился на него так сильно, почти люто ненавидел, хотя даже не знал его имени (урод!), – ну… после него, когда ты со мной…       – Стив, – улыбнулась Хэйли, прервав его вербальные терзания, и ласково провела по его волосам. – Это было давно, я об этом уже и не вспоминаю. И с тобой мне прекрасно. Это же ты.       – Ты говори, если что не так, – сказал он и, только когда дождался согласного кивка, успокоился.       В ответ он рассказал ей про своих предков. Хэйли слушала молча, сжимая его ладонь чуть сильнее, чем прежде. В тот момент они стали ближе, чем когда-либо были до этого, хотя просто держались за руки.       Именно тогда небо раскололось. Грохнуло так, что Хайд едва ли не подпрыгнула от неожиданности, да и сам он вздрогнул. Быстро потемнело, хотя было чуть за полдень, а вдалеке сверкали молнии. Тяжелая капля упала на лицо, прочертила дорожку по щеке и потерялась где-то в уголке губ. Свит Пи неосознанно собрал её языком. Потом ещё одна и ещё.       – Давай-ка закругляться, – он быстро поднялся на ноги и за руку потянул Хэйли за собой.       Они свернули плед, а когда бежали обратно к палаткам дождь зарядил стеной. Народ попрятался, спасаясь от стихии. Они заползли внутрь палатки, насквозь промокшие. Фогарти, с которым Свит Пи делил это временное пристанище, не было. Это им на руку. Воздух был немного спертый, влажный, но, по крайней мере, тут было суше, чем снаружи. Палатка была непромокаемая.       – Полотенце есть?       – Есть, – кивнул Свит Пи и вытянул руку, указывая на выход, – там, сушится. Точнее, уже мокнет. Принести?       – Спасибо, обойдусь, – фыркнула Хэйли, распуская волосы. Расчесывала их пальцами, пока он рылся в большой сумке.       Свит Пи отыскал свою чистую футболку и накинул ей на голову, чтобы хоть немного просушить волосы.       – Не замерзла? – Сказала, что нет. Он улыбнулся, продолжая вытирать её импровизированным полотенцем. Волосы, лоб, щеки. – Хорошо.       Над ними завывал ветер, капли дождя барабанили по плотной ткани, гром сотрясал небо. И тут что-то произошло. Что-то не совсем объяснимое. Без слов, разговаривая лишь глазами, одновременно подались друг к другу так поспешно, что даже стукнулись зубами. Поцелуй, как острая необходимость. Они срывали мокрые шмотки, едва ли заботясь об их целостности. Хэйли резко потянула с себя футболку, кажется, услышала треск растянувшихся ниток, но может быть и нет, она не уверена. Мокрый спортивный топ снять было труднее. Он собирался гармошкой, не желая обнажать то, что скрывал до сих пор, упираясь до последнего. Свит Пи, избавившийся от майки, помог, и не удержался, куснул мягкую и упругую плоть зубами, Хэйли застонала. Привстала, сняла джинсы, потом и то, что осталось. Свои он стянул вместе с трусами, и они упали на надувной матрас. Он вошел одним резким движением, без привычных прелюдий, проникая в самую глубину. Она укусила его за плечо, мстя за излишнюю поспешность. Его «прости» теряется в новом раскате грома, но она слышит, гладит напряженную спину, её ответное «теперь можно» горячим шепотом бьет прямо в голову и он начинает двигаться.       Они были близки уже много раз, но он хочет её так же сильно как в первый. Знает все изгибы тела, которые успел досконально изучить губами и руками, знает, что ей нравится, а она - что ему. Это стало ей интересно так же сильно, как плавать.       Хэйли не боится щекотки. Подмышки, рёбра, живот, ступни – оставляют её равнодушной, но стоит ему поцеловать за ушком, осторожно подуть, захватить ушную раковину в плен, подключить язык, она волчком будет крутиться, стараясь освободиться от его стального захвата. Между удовольствием и щекоткой очень тонкая грань. А когда у неё ничего не выйдет, будет извиваться как уж на сковороде, ругаться, требовать её отпустить, потом молить, всхлипывать, осознав поражение, и пообещает всё на свете, только бы он перестал. Это мило. После секса отрубается минут на 10-15, если ей не мешать, а после просыпается с новым приливом сил. До сих пор стесняется своего шрама, и даже сейчас, привыкнув к его взгляду на своем обнаженном теле, старается зарыться ногами в одеяло. Ему ещё не удалось отучить её от этого. Имеет трогательную маленькую родинку с левой стороны на животе чуть ниже ребер, он любит касаться её губами, когда его голова покоится у неё на животе.       Свит Пи любит, когда она томно смотрит на него, будто кроме него для неё на свете никого не существует. Говорит, что под ним можно потеряться, такой он большой. Отчего-то это показалось одним из самых теплых комплиментов, что ему доводилось слышать в свой адрес. Простой и нежный, но в то же время жутко возбуждающий.       Какой-то умник назвал любовь всего лишь последовательностью биохимических реакций. Объяснил с точки зрения науки всю эту эйфорию, румянец на лице, учащенное сердцебиение и искры желания, что бегут по венам. Может в чем-то он и прав. Ведь когда ты с тем, кого любишь, собственные реакции поистине удивительные.       Они совсем не боятся шуметь, шум грозы что саундтрек, написанный для них самой матерью природой. Заглушает всё звуки, которые они издают, чувствуя друг друга телами. Он готов укрыть её собой от грома и от ветра, укрыть от всего, пусть она под ним потеряется. Её руки скользят по его плечам, спине, влажным от дождя и его собственного пота, сжимают волосы. Губы целуют в висок, поощряя каждое его движение, порывистое и особенно чувствительное, подгоняя к желанному пику, его и себя. И когда он пришел, неожиданный и быстрый как молния, что напоследок прочертила небо, прежде чем исчезнуть в затихающем грохоте стихии, оба обмякли.       Свит Пи упал на спину, тяжело дыша. Хэйли, не глядя, натянула на себя простыню до середины живота.       – Это… что такое сейчас было? – хрипло спросил он.       – Не знаю, – тихо ответила она. Перевернулась набок и игриво куснула его за шею. – Что-то…       Он сменил позу, подложил руку ей под голову, а вторую под свою.       – Слышишь? – немного погодя спросил Свит Пи.       – Что?       – Гроза кончилась.       – А может, это мы её прогнали, – сонно улыбнулась Хайд.       – Что-что? – удивился Свит Пи. – Прогнали грозу?       – Ага, она испугалась и ушла.       Его живот чуть подрагивает под её ладонью, когда он смеется.       – Иногда я совсем не понимаю, что у тебя в голове.       Хэйли только пожала плечами.       Это был единственный раз в его палатке. Может быть, дело в этих пресловутых биохимических реакциях, а может в неожиданной грозе и элементарном желании согреется. Но более не удавалось провернуть что-то подобное.       

* * *

      Не мир, но негласное перемирие.       Именно так можно было назвать их взаимоотношения с Ником Хайдом. Мужчина в тайне тешил себя надеждой, что всё это временно, Хэйли образуется, перегорит, и даст Свит Пи отставку. В отношения не лез, обращал внимание на бойфренда дочери только, когда тот возникал у него прямо под носом. Свит Пи делал вид, что его совершенно не колышет. Оба хмурились, здоровались, а потом воротили друг от друга носы, про себя считая минуты до того, как их вынужденная встреча подойдет к концу.       Однако сегодня что-то пошло не так.       Свит Пи подвез Хэйли домой. Они как раз прощались, когда к дому подъехала машина. Ник медленно вышел, сделал пару шагов в их с Хэйли сторону и остановился. Свит Пи поздоровался. Ник ответил коротким кивком, посмотрел на его руку, что приобнимала Хэйли за талию, потом снова на него.       – Не волнуйтесь, – поспешил «утешить» его Свит Пи. – Я уже ухожу.       – Вообще-то, – неожиданно сказал Ник, – я хотел предложить тебе остаться и поужинать с нами.       Если бы мистер Хайд достал красную кнопку и предложил ему пустить ядерную ракету на соседнюю страну просто по приколу, он бы и то меньше удивился.       – Если хочешь, конечно, – добавил мужчина, видя его замешательство. Отошёл обратно к автомобилю и принялся разгружать пакеты с продуктами с заднего сидения.       – А это отличная идея! – поддержала отца Хэйли.       Судя по непроницаемому выражению лица Ника Хайда и его вымученной вежливости, он совсем не считал это отличной идеей. Но зачем тогда предложил? А может он решил его отравить и таким образом наконец избавиться?       – Не говори глупостей, – шепнула она, покачав головой, и Свит Пи понял, что сказал это вслух. – Он просто проявил любезность.       – С чего вдруг? – спросил он. Так же шепотом, подозрительным и напряженным.       – Возможно, решил узнать тебя получше, – предположила Хайд. Он недоверчиво покачал головой. – А может это результат моей просьбы: быть к тебе чуточку добрее.       Свит Пи скривился.       – А может не стоило?       – А тебя прошу быть к Нику немного терпеливее.       Он пожал плечами. Трудно быть терпеливее к человеку, которому ты не нравишься. Насильно мил не будешь. И через некоторое время начинаешь платить ему тем же: холодностью и настороженностью.       – Если ты не хочешь, ничего страшного. Ник точно не расстроится.       – А ты?       – Я не обижусь, – деликатно увильнула Хайд.       Вот как, подумал Свит Пи. Не обидится, но расстроится.       Ник закончил возиться с пакетами. Слишком долго возиться, сказал бы Свит Пи.       – Хэйли, я не знаю, – Свит Пи проводил спину Ника задумчивым взглядом. Подождал, пока тот скроется за дверью, ведущей в дом, и выпалил: – Он же меня на дух не переносит!       – Неправда! – возмутилась она. Но потом поняла, что в его словах есть малая толика истины и исправилась: – Ну… скорее, он тебя немного недолюбливает.       – Да это же, чёрт возьми, одно и то же!       – Я сказала: немного. А ты преувеличиваешь.       – Скорее приуменьшаю, – в тон ей проговорил Свит Пи. Внутри начало клокотать раздражение.       «Немного»?! Как же! Правда, вслух ничего не сказал. Эта тема была для неё немного болезненна: что они с Ником не ладят. Оба предпочитают как можно меньше пересекаться друг с другом после того разговора в больнице. Но если начистоту, кое-что существенно изменилось с тех пор. Ник его не одобряет, но и не считает пустым местом. Не как разворот на 180 градусов, но уже кое-что и все-таки…       – Все-таки собрать нас в одном помещении и усадить за один стол не самая лучшая идея!       – Он просто тебя не знает так как я, но… А впрочем, как хочешь, – поджала губы Хэйли. Брови чуть нахмурены, в глаза не смотрит. Выражение лица очень знакомое. Кажется, он всё-таки её обидел. Но прежде, чем открыл рот, Хэйли осторожно заговорила. – Если говорить с точки зрения уровней, то вот это, – она подняла руку и горизонтально вытянула ладонь, – предел нормы. По мнению Ника, ты вот тут, – вторая ладонь замерла немного ниже первой.       Прогноз был неутешительным.       – Пойми, Ник хочет пересмотреть твой «рейтинг». Дай ему такой шанс.       Свит Пи задумчиво нахмурился. На самом деле это было бы очень даже неплохо. Достало уже бегать и играть в прятки. Тайком пробираться ночью в её дом, а рано утром покидать его через окно, стучать во входную дверь и делать вид, что он только что пришел, было смешно и весело лишь поначалу.       Хэйли взяла его за руку, ободряюще сжала ладонь.       – Слушай, я не давлю на тебя и не заставляю. Это не обязательно и если ты не хочешь…       – Ладно, – шумно выдохнул Свит Пи.       – Вернемся к этому когда-нибудь потом. Я скажу, что у тебя дела и…       Он перебил:       – В смысле, ладно, я… с вами поужинаю.       – Серьезно? – удивилась Хэйли столь резкому изменению решения.       Свит Пи кивнул.       – Я не то чтобы хочу… то есть, я не знаю. И хочу, и не хочу одновременно,– нервно усмехнулся Свит Пи. – Как-то так.       Н-да, это же обычный ужин, чего он так разнервничался?! Может сейчас ещё рано, может для него это слишком, а может… Да, чёрт! Как ни крути, ужин в компании Николаса Хайда никогда не был пределом его мечтаний. Он с большей охотой согласился бы на это всё, но на нейтральной территории, где они были бы на равных.       – Да всё будет как всегда, – обнадежила его Хэйли. – Неловкие вопросы, такие же неловкие ответы и напряженная тишина между ними. Тебе ли не знать?       Свит Пи поднял на неё глаза. Хайд замолчала, глядя на его какое-то беспомощное лицо, и удивленно приоткрыла рот.       – Стой, ты же… ни разу?! – озадаченно воскликнула она. – Я в это не верю. У тебя же… были девушки до меня, – Свит Пи поморщился. Он не особо любил эту дурацкую игру «кто у тебя был до меня». – Я точно знаю, и не говори, что ни разу не приходилось бывать на таких ужинах.       – В общем-то, нет, – Свит Пи пожал плечами. – Никто не приглашал меня на подобные мероприятия. Я не из тех парней, кого рвутся представлять родителям, – пояснил он на её недоверчиво-ошеломленное «почему?». – Тебе ли не знать.       – Это из каких же? – тепло улыбнулась Хэйли. – Из тех, кто под маской грубости и брутальности скрывает тот факт, что он душка?       Свит Пи прыснул. Нет, ну она бывает как что выдаст. Иногда она говорит о нем всякие странные вещи, что он совсем не знает, как на них реагировать. К примеру, один раз, когда они валялись на кровати у неё дома в отсутствие Ника, Хэйли, подперев голову рукой, водила кончиками пальцев по его голой спине и внезапно сказала, что нашла у него на спине созвездие Ворона из родинок. У неё вообще была странная привязанность к его спине. Она могла часами рассматривать её, гладить, водить носом по лопаткам, целовать впадинку на пояснице, мять ладонями, и он соврет, если скажет, что ему не нравится такой массаж. В подушку мычал от удовольствия. Поначалу он подсказывал - тут чуть сильнее, тут ниже, - но Хайд хорошая ученица и скоро подсказки ей стали совсем не нужны. А в другой раз у них возник горячий спор о том, можно ли знать о себе абсолютно всё. Свит Пи утверждал, что да, Хэйли придерживалась мнения, что знать о себе абсолютно всё нереально.       – Хочешь поспорить? – с жаром воскликнул он.       Хэйли прищурилась.       – А давай! – с не меньшим пылом сказала она, скрестив на груди руки.       – Ну, скажи обо мне то, чего я не знаю! – Хайд молча сверлила его недовольным взглядом. – Ну давай!       – О’кей, – легко согласилась та. – Например, ты знал, что кожа твоей шеи слева отличается по вкусу от той, что справа?       – А?       – Да, там где тату она имеет легкий металлический привкус. Это как металл лизнуть.       – Да мне-то откуда об этом знать?! – остолбенел Свит Пи.       – Ну, сейчас знаешь. Вот теперь и живи с этим! – сказала и забыла, а он очень долго помнил этот разговор.       – Не такой уж я и душка, – буркнул Свит Пи, возвращаясь из своих воспоминаний. Хэйли не стала ничего говорить, только закусила губу, чтобы сдержать улыбку. – Короче, подобного я ещё не делал.       – О, так я у тебя первая. Как мило! Не бойся, будет не слишком больно. – Шутка о сексе имела успех. Свит Пи коротко рассмеялся и немного расслабился.       – Так и… какие же неловкие вопросы обычно бывают?       Хайд честно призадумалась:       – Не знаю. У меня тоже не было подобного рода опыта, так что, – она развела руками, – будем импровизировать.       Свит Пи хитро улыбнулся и не сдержался:       – Так выходит, я у тебя тоже в каком-то смысле первый.       – Во многих, Свит Пи, во многих, – неожиданно призналась Хэйли. Взгляд очень серьезный, без прежнего лукавства, и он безумно хотел узнать, что означали эти слова, но большего от неё добиться ему не удалось. – Ты скажи это погромче, вдруг Ник не всё услышал.       О, он бы много чего хотел ему высказать, но тот вряд ли бы оценил его красноречие и витиеватость выражений.       – Пойду байк с дороги уберу.       Хайд зашла в дом, а он не спеша отогнал свой мотоцикл ближе к гаражу, но так чтобы он не мешался. Присел рядом на корточки, замечая прежде невидимые глазу мелкие царапинки от камушков, прикидывая, что неплохо было бы его покрасить. Замер в таком положении на некоторое время, пока ноги не затекли, совершенно отчетливо ощутив, что сейчас ему ужасно не хватает мягкого фильтра сигареты в пальцах и её горького содержимого в легких. Выпрямившись, он даже похлопал себя по карманам, но было пусто. Точно, он же бросает.       Перестав и дальше тянуть время, Свит Пи поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Он сегодня не в жилетке с символикой «Змеев», надел вместо неё обычную рубашку, и сейчас чувствовал себя непривычно, голо как-то. Без брони.       В целом ничего страшного не случилось. Было неловко, напряжно, а кусок так и норовил попасть не в то горло, когда Ник буравил его взглядом. Тишина прерывалась только лишь стуком приборов по тарелкам, а также несколькими дежурными вопросами о нормальности или ненормальности прошедшего дня. Собственное убеждение, что из этого ничего не выйдет и делать ему тут нечего, крепло с каждой минутой. В таком темпе они и до десерта не доберутся.       На лестнице раздались шаги и Зак, махнув родственникам рукой, даже притормозил от удивления, когда его заметил. Перевел взгляд на Ника, прищурился, но ничего по этому поводу не сказал.       – Как мило, что вы меня подождали.       – Как мило, что ты вообще появился, – отозвался Ник, когда тот сел рядом с ним.       – У меня была уважительная причина. – Зак, игнорируя салат, потянулся сразу к блюду с картофельной запеканкой и положил себе приличную порцию.       – И какая же?       – Ну, я спал, – ответил он и развел руками, как бы говоря, ну очевидно же. Прикрыл рот ладонью и, почти не размыкая губ, произнес, обращаясь к Свит Пи: – Пс! Моргни три раза, если ты здесь не по своей воле.       – Да нет, – пожал плечами Свит Пи.       – Офигеть, как информативно, – с насмешкой поддел его Зак. – Отличный ответ: в нём и «да», и «нет». Но серьезно, ты как его на это уговорила?       – Как в контактном зоопарке. Главное подойти так, чтобы не напугать.       Зак ухмыльнулся, а Свит Пи с укором посмотрел на Хэйли. «Прости» одними губами сказала она и виновато улыбнулась. Она тоже нервничала.       С появлением Зака, некое напряжение ослабло, стало не таким ощутимым. Не то чтобы оно моментально сошло на нет, но дышать стало легче. Жевать и глотать тоже.       Теперь это больше походило на ужин, а не последний в жизни ужин. Они беседовали, иногда смеялись и в целом, Свит Пи начал думать, что всё не так плохо. Пока речь не зашла о семье. У Ника этот вопрос вертелся на языке с самого начала.       – Мой … отец? – нахмурился Свит Пи.       – Да, где он? Чем занимается? Он тоже из… – Ник кашлянул и тактично закончил другим словом, – байкеров?       Ха. У него не было ответа на этот вопрос.       – Ну-у, где-то он точно есть. Я же есть, – отчуждённо заметил Свит Пи. Он мало, что знал об этом человеке, а точнее совсем ничего. – Знаете, я его никогда не видел.       – Оу, – только и сказал Ник. – Понятно, а…       – Пап, не надо, – с нажимом перебила Хэйли. – Он же не на допросе.       – Да всё нормально. Это не тайна никакая, – нарочито бодро, тем самым «мневсёрвн» тоном, сказал Свит Пи и, предугадывая следующий вопрос, не стал его дожидаться. – Дед - мой официальный опекун.       Если Нику и стало немного неловко, то виду не показал. Как и Свит Пи. Признать значит проиграть.       – Вы с ним не ладите?       – Ну, почему же. Вполне ладим. Он не участвует в моей жизни, а я в его. У нас идеальные отношения, – ответил Свит Пи, твердо глядя в глаза мистера Хайда. А внутри всё клокотало, и слова кололи горло, когда он их произносил. Не любил он о таком говорить.       В гостиной снова повисла тишина и в этот раз не слышно даже стука приборов по тарелкам. Словно все они – члены клуба по игре в молчанку и дали друг другу сто очков вперед.       Это не тайна. Фогарти знает, и Топаз, ЭфПи и Джагхед тоже. Хэйли и Зак знают. Много кто знает. Так что, да, это совсем не тайна.       Свит Пи оказался у деда, когда ему было четыре или около того. Мать родила его рано (залетела по глупости, как всегда говорил дед), она сама была ещё ребенком. И старалась, правда старалась, но ей было тяжело. Молодой папаша смылся с горизонта сразу, как запахло жареным, оставив после себя его, Свит Пи, и своё имя, которым мать его нарекла (именно поэтому ему оно и не нравится! Он не хотел иметь ничего общего с этим человеком). И на что надеялась? Что несостоявшемуся отцу это польстит, и он вернется? Нифига. Все письма, что она отправила, вернулись назад со штампом «неверный адрес», без пересылки. И, в конце концов, оказалась у отчего дома с сумкой наперевес.       – Иди поиграй в игрушки в той комнате, – махнула она, и отвела глаза.       Дети наивны и открыты, верят всему, что говорят взрослые. А взрослые иногда целенаправленно пользуется этой властью. Свит Пи смутно помнит, что слышал громкие возгласы за дверью, мужскую брань, плачь матери и её приглушенное рыданиями «это только на время», но не почувствовал неладное. Мама тогда часто плакала, думая, что он спит и не слышит.       Дедова фраза «Она ушла. Бросила тебя тут со мной», как гром среди ясного неба, как злой рок, жестокая шутка судьбы. Попробуй объяснить маленькому ребенку, что мама ушла без него в неведомое «на все четыре стороны» и оставила его с незнакомцем, ведь по сути то, что этот человек - его дед, Свит Пи узнал буквально только что. Отношения его матери с собственным отцом можно было назвать одним вежливым словом: «прохладные». Поэтому до этого дня мальчик и старик даже не подозревали о существовании друг друга.       И несмотря на это, она оставила его с ним! Кажется тогда он, сам того не осознавая, прошел пять стадий принятия. Начал, конечно же, с отрицания:       – Мама не могла меня бросить! Ты врешь! Ты просто врун!       Стадию гнева, когда вопил и плакал от страха, ломая свои немногочисленные игрушки. Торга: может он чем-то расстроил маму? Может, если он будет себя вести хорошо, она вернется и заберет его отсюда. Или этот неприятный человек отведет его к ней. Да, в какой-то момент он почти в это поверил, хотел верить. Ему нужно было верить хоть во что-то.       И жил только этим.       Иногда мать звонила. Когда дед подходил к телефону, и понимал, что звонит она, то просто слушал молча и хмурился, а потом клал потертую жёлтую трубку на рычаг. Когда Свит Пи успевал опередить его, прятался в своей комнатке (благо телефонный провод был длинным), и они успевали немного поболтать. Он засыпал её вопросами: где ты? ты приедешь? когда ты заберешь меня к себе? когда я тебя увижу? Ответы были всегда одни и те же: не в городе; не могу; пока не могу; когда налажу свои дела; скоро.       Время шло, а мама не возвращалась, звонки становились всё реже, пока не прекратились совсем, и пришла новая стадия – депрессия. Свит Пи плохо ел и плохо спал. Мало шевелился и отказывался выходить из дома. Сутками сидел в своей комнате, забившись в угол и уткнувшись лбом в колени. Много плакал. Тихо, чтобы не услышал дед.       Пока, наконец, его не осенило: мама не придёт. Если бы хотела, пришла бы давно. Так подоспело «принятие».       Он стал учиться жить без неё. И чем взрослее становился, тем проще ему это удавалось, и тем сложнее было вспомнить: как она выглядела, какого цвета у неё волосы или как звучал её голос. Давным-давно она пела ему, но вспомнить удавалось все слова песни, а голос нет. Дед же не отличался сентиментальностью и не хранил её фотографий. Они вообще о ней не разговаривали, а если и приходилось, то дед предпочитал безличное «та женщина» или «женщина, которая тебя родила». В конце концов, и сам Свит Пи стал называть её та женщина.       Дед был суровым человеком, застал войну, пережил кризис и безработицу, смерть жены и разочарование в единственном ребенке. Жизнь проехала по нему асфальтоукладочным катком. Спустя годы он и сам пересел за этот каток и был рад проехаться на нём по кому-нибудь другому. С душой, это он умел.       – Не верь никому. – Эдакая житейская мудрость от старого, с начинающимися признаками артрита, человека.       – Даже тебе? – один раз спросил Свит Пи.       – Даже мне.       Другой раз пытался спорить, сказал, что не все люди такие как дед.       – Все, – упрямо заявил старик. – Неужели я тебя ничему не научил? Неужели та женщина тебя ничему не научила?       Обычно после этого разговор прекращался.       У него была крыша над головой и еда, Свит Пи не жаловался. У него быстро отбили охоту жаловаться (не нравиться это, не получит вообще ничего!). Хоть они и были родственниками, родственных чувств друг к другу не питали. О заботе и ласке речи не шло. Дед был не рад, что на его шею повесили такой балласт на старости лет. Свит Пи был предоставлен сам себе, и рос, как сорняк. Всё, что от него требовалось это соблюдать несколько установленных правил:       - нельзя переводить еду. Ешь, даже если тебе невкусно (а старый хрыч тот еще повар). Оставлять что-то на тарелке значит разозлить деда.       - нельзя нарушать комендантский час. В восемь нужно быть дома. Дед рано засыпает. Если разбудишь, он уже не сможет уснуть и тогда разозлится.       - нельзя врать. И нужно делать, что скажут. Дед терпеть не может непослушания.       Старик почти всегда был не в духе. Его руки и ноги болели, суставы скрипели, что сухие ветки, и скоро он начал пользоваться тростью. От этого и от боли, что сопровождала каждый его шаг, он стал ещё мрачнее. Дед не любил выглядеть беспомощным и слабым.       Слабым и глупым нечего помогать! – ещё одно из дедовских убеждений. Себя дед никогда не относил к глупым, и до недавнего времени, не относил к слабым, но от старости сбежать всё равно не мог, и Свит Пи был уверен, что подобное убеждение ещё выйдет деду боком. Мальчик рос наблюдательным. Без этого в его районе долго не живут.        Но иногда, когда старость давала деду маленькую передышку, Свит Пи мог застать его в хорошем расположении духа. А когда он в таком настроении, то не смотрел на него тяжелым взглядом, не разговаривал сквозь стиснутые зубы, и даже мог, расщедрившись, подкинуть пару долларов на карманные расходы (нужны деньги – иди работай!). Дед научил его плавать и рыбачить, а еще сооружать ловушки для маленьких зверьков.       – С голодухи и жареная крыса покажется сочным бифштексом, – говорил он, а когда Свит Пи кривил лицо от отвращения, то смеялся каркающим, но добрым смехом.       Такой дед ему даже нравился. Но со временем он все реже и реже заставал это его состояние. Чем хуже ему становилось, тем невыносимее с ним! становилось.       Свит Пи терпел. Терпел всю начальную школу. Даже когда его слова больно его обижали. Даже когда дед влепил ему затрещину. Всего один раз. За дело.       Ему восемь. Он играет в мяч там, где дед просил его не играть. Там, где сосед, огромный мужик с внушительным пузом, изо дня в день паркует свой старый внедорожник. И по закону подлости мяч, пущенный со всей силой, отскочив от стены, прилетает прямо в лобовое стекло. Надо бы убежать, но Свит Пи стоит, пока хрипит сигналка, ещё не осознающий, что именно он натворил. Дальше всё происходит как в немом кино. Выбегает сосед, смотрит на свою машину, хватается за сальную голову, раздувается как шар, смотрит на него, идет к нему, хватает за плечо и вот тут приходит запоздалый испуг. Сосед по прозвищу Бешеный Билл громко вопит и плюется, Свит Пи чувствует как жирные пальцы всё сильнее и сильнее впиваются ему в плечо. И вонь застоявшегося кофе и гнилых зубов, когда сосед открывал рот. Ему больно, но он не плачет. Ему страшно и сосед это чувствует, и что еще хуже – ему это нравится.       – Отпусти моего внука. – Как никогда в жизни Свит Пи был рад услышать спокойный голос деда. Мужик орал так, что мертвый из могилы встанет.       Свит Пи рванулся к нему, но хватка у соседа была крепкая.       – Ты ослеп, старик?! – визжал боров и встряхнул его. – Смотри, что этот мелкий хер сделал с МОЕЙ ТАЧКОЙ!?!       – Закрой уши, Стивен.       Свит Пи скривился, как происходило каждый раз, когда дед звал его полным именем, и послушно прижал ладони к ушам. Но не так, чтобы не слышать.       – Я взгрею этого мелкого хера как следует, а потом и тебя, если сейчас не отвалишь!       – Взгрел бы ты как следует свою жену. Она постоянно жалуется на твой маленький хер! – неожиданно сказал дед и у Свит Пи глаза округлились от изумления. Впервые дед так выражался.       Сосед покраснел и стал ещё больше похожим на большого упитанного кабанчика. Рядом с ним его скрюченный артритом дед был таким тонким и мелким. Казалось Бешеному Биллу ничего не стоит выпрямить старика и переломить его как тростинку. Но дед почему-то не боялся.       – Ты совсем охренел?!       – Ты видел, как это произошло?       – Нет, но…       – Ты видел, что это был именно мой внук?       – Ну я…!       – Здесь куча детей играют каждый день, но не Стивен, потому что я ему запретил. Это понятно?       – Он был здесь, когда я вышел!! – не сдавался Бешеный Билл, но особой уверенности у него уже не было. – Стоял и пялился на мою тачку!       – Потому что я просил его узнать, в чем здесь дело. Твоя сигнализация всех перебудила. Это даже не его мяч, так ведь?       Свит Пи поспешно закивал, мысленно прощаясь со своим мячом, потому что забрать его сейчас равносильно признанию. Дед недовольно сощурился. Его глаза гневно сверкнули. Понял, что мальчик всё это время подслушивал.       Сосед опустил его и Свит Пи поспешил к родственнику. И почти спрятался за ним.       – Ты это… видел кого?       Он покачал головой и жирный Билл, матерясь и тяжело дыша, пошел оценивать ущерб.       Когда они оказались дома, дед спросил:       – Это был ты. – Даже не спросил, а утверждал.       Свит Пи кивнул.       – Я просил тебя там не играть?       Снова кивок.       – Просил закрыть уши и не слушать? – Да. А он ослушался. – Ты не послушал.       И тогда он отвесил ему затрещину. Помешал соседу «взгреть его как следует» и ударил сам. Голова мотнулась в сторону, волосы упали на глаза. Свит Пи шмыгнул носом. Дед взял его за подбородок и запрокинул вверх, вынуждая посмотреть на себя. От боли и обиды глаза потемнели, стали ближе к черным, чем к карим. Взгляд стал тяжелым и презрительным. В тот момент он почти ненавидел деда. Но даже и не думал плакать!       В глазах был вызов. Ему и вообще всему миру.       – Хороший взгляд, – одобрительно кивнул дед. – Пусть ангел вылетит из моего зада, если жизнь справедливая штука. Не забывай этот взгляд, парень. Он тебе пригодится.       И Свит Пи не забывал. Стал больше времени проводить на улице, научился сквернословить, начал ввязываться в драки, когда кто-то неосторожно его задирал. Иногда победителем выходил он, иногда нет. Но важен был сам процесс. Так он «отводил душу».        Ему было одиннадцать, когда мир перевернулся. Они повздорили с дедом из-за комендантского часа, слово за слово и тот взбеленился, подстегиваемый усилившимися в последнее время болями:       – Пока ты живешь в моём доме, будешь делать то, что я тебе говорю!!       – Ты мне не отец!       Дед сипло расхохотался и сказал, что ему в этом и повезло, ведь его отцу с самого рождения было на него наплевать, как и той женщине.       – Ты же помнишь, да?       – Хватит мне этим тыкать! – Свит Пи всегда помнит. То, что он здесь и видит этого человека каждый день, уже само по себе напоминание.       Дед засмеялся снова.       – Ты совсем как она, когда заявилась сюда примерно год назад, а до этого ещё год назад.       Свит Пи замер, словно оглушенный. В горле застрял комок, и он с трудом выдавил из себя:       – Что… ты сейчас сказал?       – Я ей говорю: ты бросила его и сбежала. А она: хватит мне этим тыкать! Повторяла, как заведенная.       – Нет! Про то, что она приезжала! – прокричал Свит Пи не своим голосом. Он был в бешенстве. – Ко мне?! Она приезжала за мной?! Почему ты ничего не сказал!?       Три года! Он молчал ЦЕЛЫХ ТРИ ГОДА! Да что с ним не так?!       – Ты был в школе.       Тогда Свит Пи впервые понял, что такое самообман. Он твердил себе, что научился жить без неё. Он был уверен, что ему уже все равно, но нет. Будто внутри что-то лопнуло, и всё что закапывал и подавлял в себе, все несбыточные надежды и мечты, вырвались наружу и разъедали его изнутри, как кислота. Дед рассказал, что она приезжала, хотела увидеть Свит Пи, хотела забрать его, но…       – Ты не то, что жить с ней, ты знать её не хотел! Она бросила тебя, и не вспоминала годами, пока была где-то далеко, устраивая свою жизнь, гоняясь за призрачным вторым шансом. Она отказалась от тебя! – дед помахал официальным документом у него перед носом, с правом на опекунство. – Ты презираешь её и не хочешь даже видеть. И никогда не простишь. Именно так я сказал ей, когда она опять появилась у моего порога. Холенная и чистенькая. Совсем не такая отчаявшаяся, как тогда.        Свит Пи думал, что бросится на него, и с трудом сдержался. Одному Богу известно, чего ему это стоило. И ему оставалось лишь испепелять старика взглядом. В тот самый миг он окончательно в нём разочаровался.       – Больше она не приходила.       – Ты не имел права говорить за меня!!       – Вообще-то у меня есть такое право, – дед снова потряс в воздухе кулаком, с зажатой в нем бумажкой с подписью его матери. – Ты живешь под моей крышей! Это мне было не плевать на тебя все эти годы!       Отчасти. Правда, его это не утешило. Слишком зол для такой сомнительной благодарности.       И Свит Пи решил: с него уже хватит. Ему было одиннадцать, когда он лишил деда этого права, потому что ушел и больше ночевать не приходил. Взрослое решение маленького человека. Он никому не принадлежал, но перед ним был открыт целый мир.       Ему рано пришлось увидеть, как жизнь выглядит с изнанки. Что твой фантик от конфеты перевернуть. С одной стороны красиво и броско, с другой - пусто и серо. Спустя день, может меньше, когда ему стало холодно и голодно, понял, что погорячился. Но вернуться к этому человеку, означало признать, что он ничего собой не представляет.       – Пусть ангел вылетит из моего зада, если я спасую! – дрожа на ветру, пробормотал он посиневшими губами.       Он был, как перекати поле: то тут, то там. Продолжал ходить в школу. Там можно было поесть, принять душ, даже переночевать. Ему немного нужно: крыша над головой и приятная тяжесть еды в желудке. Но его застукали. Пришлось бросить насиженное место. Немного подрабатывал, чтобы водились хоть какие-то деньги. Сущие мелочи: разноска газет, даже выгуливать собак приходилось, но чаще что-то кому-то доставить или передать на словах, без свидетелей. Он был незаметным и ловким. По деревьям лазал, как обезьяна.       И ЭфПи, ещё без седины в волосах, заметил его. Сумел что-то в нем разглядеть и взял под своё крыло. И это было всё равно, что обрести отца или старшего брата. Когда у него не было денег, он шел к ЭфПи. Когда у него были проблемы – он шел к ЭфПи. Именно он научил Свит Пи водить, когда застал крутящимся у своего байка. А потом и разбираться в моторах. У Свит Пи со временем это выходило даже лучше, чем у самого учителя. У ЭфПи получалось быть отличным отцом… пока он не дорвался до бутылки. В периоды запоя он становился ещё невыносимее деда, когда у того обострялся артрит. В такие дни лучше быть подальше от линии огня.       К своим двенадцати он вытянулся и был выше, чем большинство его одноклассников. Те, кто ещё прошлым летом его задирали, старались теперь обходить стороной. Ибо все споры и обзывательства встречались двумя аргументами: правым и левым хуком. Дети бывают жестокими засранцами (и не важно север это или юг, всё едино), и когда задевали за живое, за семью, он терял контроль. Сам Свит Пи мог говорить про своих что угодно, но если вякнет кто посторонний, тому мало не покажется. Его стали бояться задирать. И ему даже нравилось.       Его приняли в банду, в «семью». Это ему нравилось не меньше.       А дальше… дальше, как по накатанной. Бегал по жизни быстро, не оглядываясь. Так же быстро избавился и от ненавистного имени. Становился всё старше, выше и крепче, как молодое дерево. Дни сменялись днями. Одно дело тянуло за собой другое. Деньги приходили и уходили, и он не думал о будущем. Жил сегодня и сейчас, мгновеньем. Этого было достаточно.       Пока однажды не встретил ту самую и не оказался на весьма неловком ужине.       – Маму я совсем не помню, а с дедом мы почти не общаемся, – подытожил Свит Пи. Им не нужно было. Он давно научился подделывать дедову подпись, и ставил её на всех официальных бумажках, что ему давали в школе: будь то табель оценок или выбор предметов. Ну если это было в его интересах, конечно. – Но у его соседки есть мой номер. На экстренный случай.       Потому что даже после всего не мог просто оставить старика одного. Заходил к нему примерно раза два в месяц, убедиться, что он в порядке. Поначалу дед хлопал дверью у него перед носом, но потом перестал. Открывал и без слов делал шаг в сторону, давая ему пройти. Свит Пи приносил продукты, выбрасывал накопившийся мусор, прибирался, как мог, брал список лекарств, какие нужно купить, и так же молча удалялся, чтобы прийти снова через пару недель.       За последние годы старик сильно сдал. Еще больше скрючился и высох. Пальцы плохо его слушались, а прогулка по лестнице воспринималась как полноценный поход, к которому нужно готовиться обстоятельно. Но о помощи не просит, он вообще его не о чем не просит. Но Свит Пи всё равно приходит и будет продолжать приходить. Он не знает, что заставляло делать это. Может какая-то смесь из благодарности, долга и желания доказать, что дед был не во всем прав. А может Свит Пи, проснувшись как-то утром, ни с того ни с сего вдруг решил, что старик – его обязанность?       Дед был маленький человек. Всю жизнь жил с убеждением, что если не вышло у него, то и ни у кого не выйдет. Потерял всю былую стойкость и бодрость духа. Он застрял в прошлом, жил прошлым, терзая себя в настоящем. Его можно только пожалеть.       

* * *

      Впервые по-настоящему начал задумываться о будущем. О новом году в школе, о колледже после. Мысли были путанные, несмелые, не до конца оформившиеся даже в его голове. Чтобы произнести их вслух, признать, что ему на самом деле не всё равно, понадобилась целая половина лета.       – С учебой разберемся, – обнадежила его Хайд. У неё был довольно высокий средний балл. – Чем смогу, тем помогу. Ну, кроме разве что математики. Мы с ней друг другу не нравимся.       К делу подошла ответственно, составила план как ему «подтянуть хвосты», нагнать весь тот материал, что он пропустил и который не понимал перед новым учебным годом.       – Чертёнок, я, конечно, ценю твою заботу, но на это уйдет всё оставшееся лето! – протестующее простонал он, недовольно сморщив нос. Хорошую погоду хотелось тратить на безумство, прогулки, отдых, но не на учебу. Да, он сказал, что хочет улучшить оценки, но как бы не прямо сейчас, а больше гипотетически «потом». – Пойдем лучше искупаемся.       – Слушай, мало просто хотеть, надо ещё что-то для этого делать, – заметила Хэйли и упрямо нахмурилась.       – А обязательно прямо сейчас?       Хайд с досадой вздохнула и изменила тактику:       – Встречное предложение: мы пойдём поплавать, как ты хочешь, – Свит Пи победно улыбнулся во весь рот, – но после хотя бы немного позанимаемся.       – М-м-м, позанимаемся… Это я могу, – шепнул он ей на ушко. А она только покачала головой и закатила глаза.       – Историей, Свит Пи! Мы позанимаемся историей.       – Ладно, – в конечном итоге согласился он. Главное отвлечь, а там возможно Хайд позабудет о других своих планах.       – Обещаешь? Честно? – подозрительно прищурилась Хэйли. Она будто прочитала его мысли. – Без обмана, без уверток, без скрещенных за спиной пальцев? – Даже заглянула за спину, проверяя эти самые пальцы, которые тут же сжались в кулак.       – Обещаю, – сдавшись, клятвенно заверил Свит Пи. – Купальник захватила? Потому что если нет, можно и без…       Она не дала ему закончить фразу, с нарочитой строгостью хлопнула его по плечу, звонко чмокнула в губы и пошла переодеваться. После они плавали в озере, на карьере, почти так же как тогда, давно, с той лишь разницей, что теперь не притворялись, что совершенно не заинтересованы друг другом, а целовались и касались, когда им этого хотелось. Хэйли была похожа на русалку или сирену: с длинными волосами, алыми от его поцелуев губами, красивыми ключицами, и в воде вела себя, как дома. Он бы не удивился, обнаружив у неё вместо ног гибкий, блестящий хвостик.       Когда Свит Пи сказал ей об этом на её «что ты там высматриваешь?», она звонко рассмеялась, запрокинув голову.       – А ты знаешь, что они топят своих жертв? – спросила Хэйли, медленно нарезая круги вокруг него. – Завлекают, путают мысли, обещают неземную любовь. А потом хватают и утаскивают бедняг на дно! Когда моряки понимают, что им конец, начинают биться, но уже слишком поздно. Не боишься меня теперь?       – Нет, – с легкой улыбкой ответил Свит Пи. – Утаскивай, если хочешь. Я и так весь твой. – Сказал вот так просто, без наигранности и пафоса.       Хэйли смеяться перестала, подплыла ближе, нащупала ногами дно, обхватила его руками за шею и серьезно сказала:       – Никогда бы такого не сделала. – Он подхватил её под бедра, чтобы их головы были на одном уровне, в воде она почти ничего не весила. В её глазах теплый блеск. Взгляд, словно бархат, мягким жаром касался его кожи.       Свит Пи не знал, как Хайд его терпит. Он не подарок, но она смотрит на него так, будто выиграла в лотерею. Он бывает разный: спокойный и даже милый, но бывает импульсивным и несдержанным, и с трудом сам себя выносит. А она рада ему любому. С ней он чувствует себя особенным.       Она прижимается щекой к его щеке и проникновенно шепчет:       – Я люблю тебя. Так сильно, что иногда страшно становится.       – А я тебя больше. – Сирены, может, и топят моряков против их воли, но он уже давно утонул сам. В ней. До умопомрачения.       – Это же не соревнование, – улыбается Хэйли.       – Просто скажи это ещё раз.       И она говорит, гладит его по мокрым волосам, и говорит, целует приоткрытые губы, и снова говорит. Столько раз, сколько он захочет.       После такого всё, чего ему хотелось это найти какое-нибудь укромное местечко и заняться с ней любовью - неторопливой, всепоглощающей, - а точно не учебой. Но он обещал и стойко исполнял своё обещание. Они занимались до самой темноты, когда писать и читать уже стало неудобно.       – Отвезу тебя домой, – сообщил Свит Пи, откладывая тетрадь в сторону.       – Вообще-то, я бы хотела остаться, – удивила она и, видя его смятение, осторожно добавила, – если ты не против конечно.       Совсем не против, только…       – А как же твой отец? – Они зарыли топор войны. Ник, когда он уходил с семейного ужина, неожиданно пожал ему руку и сказал «заходи иногда, я не возражаю». Соглашение работало только вот в таком порядке: Свит Пи мог приходить днём и уходить, когда стемнеет. Но Хэйли должна ночевать дома. Это Ник дал понять чётко и ясно. До сего дня, он соблюдал соглашение.       – Не против.       – Серьезно?       – Сказала ему, что буду у подружки, – пожала плечами Хайд.       – И он поверил? – недоверчиво поинтересовался Свит Пи.       Хайд хмыкнула.       – Ну, типа того. – Он вопросительно приподнял брови, и Хэйли объяснила: – Я сказала, что хочу остаться у подружки, а он ответил, цитирую: передай «подружке», чтобы не ставил свой мотоцикл так близко к подъездной дорожке, иначе я ненароком могу его зацепить, когда паркуюсь. Я не стала отпираться, ну, и Ник особо не возражал, так что…       – Знал и всё равно отпустил?       – Представь себе!       Отлично! С ним не просто смирились. Его признали и приняли! Ему доверяют. Это просто замечательно.       – Тогда надо спровадить Фогарти, – ухмыльнулся Свит Пи. Он хороший друг. Поймет. – И может быть мы всё-таки могли бы тихонечко… м?       – Даже не знаю… – неуверенно протянула Хэйли и задумчиво нахмурилась. – Или! Мы можем не трогать Фога, и отложить ночевку здесь на потом, – теперь нахмурился Свит Пи, – потому что… Ник сегодня ночует у Сары, а Зак и так всё время торчит тут. У меня никого.       – Так поехали скорее! – нетерпеливо воскликнул Свит Пи.       

* * *

      «Саутсайдские Змеи» медленно, но верно отстраивали свой новый трейлерный парк на территории которую, вот чудо, выделила сама мэрия. С чего вдруг такая щедрость, они предпочитали не думать. Свит Пи был занят почти всё время, но в перерывах продолжал заниматься у Хэйли дома, или у него в палатке. Как-то приехал и застал Ника, ругающегося и пинающего колесо своей же машины. Она не заводилась, он опаздывал, Свит Пи на свою беду предложил помочь, хотя лучше бы не стал мешать мужчине вызвать эвакуатор. Поломка была несерьезная, но он всё же посоветовал Нику как можно скорее пройти техосмотр, иначе дальше будет хуже. Машина может встать на трассе, и ему повезет, если в него никто не въедет. Тогда же Ник его подловил, пока Свит Пи копался во внутренностях автомобиля. Спросил, как давно они с Хэйли уже встречаются. Он, не заподозрив подвоха, ответил, что довольно давно, около полугода.       – А что?       – Да так. Просто хочу быть уверен, что вы ведете себя осторожно и…       Свит Пи выпрямился так резко, что долбанулся затылком об капот. Звук был такой будто кто-то битой со всей дури вмазал по пласту железа. Было адски больно, а перед глазами всё поплыло. Он не сдержал крепкого ругательства, не столько от ноющей черепушки, больше от осознания того, что Ник просто напросто загнал его в ловушку.       Они-то, конечно, ведут себя осторожно, а ещё очень тихо, когда он иногда остается у неё, не маленькие и не тупые, но…       Сказать «да» всё равно, что признаться – я сплю с вашей дочерью.       Сказать «нет» ещё хуже! Мало того, что спит, так ещё и не предохраняется.       Это чистой воды провокация!       Фак.       Фак! Фак! Фак!       Поэтому он выбрал совсем другой вариант и вежливо проговорил, неосознанно потирая пострадавшую макушку рукой, заляпанной в машинном масле:       – Понятия не имею, о чём вы.       – Да всё ты понимаешь, – вздохнул Ник и тяжело посмотрел на него исподлобья. – Хорошо помню себя в твои годы. И лучше бы не рисковать.       «Аневризму мне, бога ради!» – про себя взмолился Свит Пи, впервые на собственной шкуре чувствуя почти космическую неловкость.       – Неа, вообще не понимаю. – Нифига! Он на это не поведется. Ищи дурака! Решительно захлопнул капот. – Попробуйте завести.       Ник попробовал, машина завелась. Свит Пи тоже, и готов был пулей умчаться с линии огня. Руки била нервная дрожь. За спиной сжал их в кулаки, стараясь не показать того, как нервничает.       К счастью появилась Хэйли. Увидела его в окно и спустилась вниз, узнать, почему он тут застрял. И честно… он бросил её на амбразуру. Сбежал под предлогом, что ему нужно вымыть перепачканные руки. Никогда, ни при каких обстоятельствах он не будет обсуждать с Николасом Хайдом эту тему! Это капец как слишком!       Она нашла его в ванной. Свит Пи чуть ли не с яростью мылил руки, вода так и летела во все стороны.       – Ты чего? – Он рассказал сквозь стиснутые зубы. Выключил воду и неистово принялся вытирать руки полотенцем. Хэйли слушала, не перебивая, а когда он закончил, неожиданно расхохоталась.       – Чего ржешь-то? – мрачно осведомился он.       – Ник хотел… боже, – её голос опять сорвался, и она смогла продолжить только когда более-менее успокоилась, – фух…он хотел попросить тебя не гонять, когда ты едешь со мной. Под «осторожностью» он имел в виду осторожное вождение, а совсем не то, что ты подумал!       Свит Пи это не убедило.       – Это он так сказал?       – Конечно.       – Вот уж нет. Ты его не слышала! – И не видела, как он на него посмотрел. Будто знает. Всё знает. Что он делает и что думает.       – Ему и в голову такое не придет, солнышко, – улыбнулась Хэйли. А он покачал головой.       Хайд думает, что её отец наивен. Свит Пи подозревает, что нет. Абсолютный чайник он только в том, что касается автомобилей.       Каждый остался тогда при своем мнении.       

* * *

      Хэйли удивилась, застав его на пороге. То есть, конечно, он часто приходит, и это не должно её удивлять. Обычно Свит Пи предупреждает звонком или сообщением, кратким «еду» или игривым «мчу =)», может зайти и без звонка, зная, что она дома. Но когда не может, предупреждает, чтоб зря не ждала. И сегодня предупредил, она не ждала. К ясности привыкаешь быстро. Он всё равно пришел.       – Что такое? – взволнованно спросила она, глядя на его лицо. Оно было просто… никакое. – Стив, что случилось?       Молча прошел мимо, взял за руку и повел за собой наверх, подальше от всех посторонних звуков. Шума улицы, булькающего чайника, смеха по телевизору.       Зашел в комнату Хайд, закрыл за ними дверь и повернулся к ней.       – Я только что от деда, – наконец сказал он.       Хэйли побледнела.       – Боже, с ним что-то случилось?       – Нет, с ним всё норм, – быстро отмахнулся Свит Пи. Она выдохнула.       – Тогда что?       Он сел. Матрас прогнулся под его весом.       – Он мне рассказал, – выпалил Свит Пи. – Всё рассказал. У меня есть адрес, e-mail, номер телефона и даже номер соцстрахования. И ещё, – он достал из обоих карманов куртки по толстой пачке плотной и пожелтевшей от времени бумаги и бросил её на кровать, – есть вот это.       Письма, куча писем. Хэйли подошла, осторожно села рядом, подобрав под себя одну ногу, и взяла руки ближайший конверт. Совсем старый, судя по дате пятилетней давности, не вскрытый.       – Что это?       – Она мне писала, представляешь? – словно не слыша её, продолжает Свит Пи. Колено нервно ходит ходуном. – Примерно раз в месяц, может чаще, а может, нет. Не считал.       – Тебя трясет, – заметила Хэйли.       – Вот нахрена?! – он повернул к ней голову. Глаза метали молнии, каждая мышца напряжена, будто ждет удара. – Нахрена было прятать их годами, и отдать сейчас, когда мне уже глубоко насрать?! Чёрт! – он в ярости смахнул письма на пол. Они разлетелись по мягкому ковру, создавая какой-то унылый узор. – Старый хрен!!       Хайд не стала препятствовать его гневу, пусть беснуется, выпустит пар и сам перегорит.       – Видимо всё-таки не насрать, – осторожно проговорила она.       – Не знаю, зачем вообще их взял, надо было выбросить в ближайшую мусорку! В жопу их!! – злобно прошипел Свит Пи и скривился, посмотрел на письма так, словно ему под нос подсунули по меньшей мере кучу собачьего дерьма. – Как-то давно дед сказал, что она приезжала. И он передал ей, что я не хочу её видеть и знать. Кажется, не так уж он и ошибался.       Свит Пи научился жить без неё, оставил всё в прошлом и почти не вспоминал. Но не простил, а сегодня ещё раз подумал об этом. Он был счастлив до этого дня. Всё начало приходить в норму. Колесо жизни не стоит на месте, крутится и крутится, быстро, как колеса байка, иногда замедляясь на поворотах. И до этого дня он был на этом байке жизни. Знал, чего хочет сейчас, и чего будет хотеть завтра. Только вперед, не оглядываясь на дорожные знаки прошлого.       И вдруг чувствует себя отвратительно, будто его выбило из седла, и он приземлился физиономией прямо на асфальт прошлых обид и горьких воспоминаний.       Хэйли проглотила комок в горле, глаза подозрительно чесались. Не стала ничего говорить, просто обняла со спины, положив голову на его плечо. Он чуть наклонил свою, прижался к теплому виску и закрыл глаза.       Уже лучше.       Уже не так трудно дышать.       – Не хочешь их прочесть?       – Зачем? – снова напрягся он. – Что там может быть кроме жалких оправданий? И как такое вообще можно оправдать?!       – Никак, – покорно согласилась Хэйли. – Но… я думаю, ей есть что сказать.       – А я не хочу это слушать, – отстранился Свит Пи и поднялся на ноги.       – Точно? Если бы у меня был шанс поговорить со своей мамой, я бы…       – Это не одно и то же, Хэйли! – громко воскликнул Свит Пи. – Твоя мама не бросала тебя, она просто…! – он осекся, видя, как резко Хайд изменилась в лице. Слезы жгли глаза, обжигая и его тоже. – Извини, я не хотел.       – Умерла, я знаю, – приглушенно сказала она, до боли закусив губу. – А твоя нет.       – Может, не в прямом смысле, – он порывисто сжал кулаки и засунул руки глубоко в карманы куртки. Кивнул на письма. – Избавься от них.       – Уверен?       Свит Пи кивнул.       – Сам я, наверное, не смогу.       Он постарался забыть об этом. Забыть, что видел их, держал в руках, ощущал самыми кончиками пальцев шероховатость и плотность конвертов. Даже подносил к носу, чтобы почувствовать запах бумаги. Они пахли не типографией, а сыростью дедовской маленькой квартирки. Будто хотел убедиться, что они настоящие.       Деда он не винил. Ну то есть сначала винил, но его простить было гораздо проще. Свит Пи давно ничего от него не ждал. Однако этот приступ стариковской откровенности надолго выбил его из колеи.       Лето почти кончилось, когда Свит Пи снова заговорил о тех письмах. Спросил у Хэйли что с ними, действительно ли выбросила. Она виновато отвела взгляд.       – Прости.       Ну что ж, вероятно так даже лучше. Всё правильно, он же сам её об этом просил. Так почему внезапно ему стало так паршиво?       – Только не злись на меня, – тихо сказала Хэйли. Встала с кровати, где они до этого смотрели фильм, подошла к шкафу с одеждой, и достала с верхней полки коробку из-под обуви. – Стив, я не стала.       Они были там. Все до единого, сложенные аккуратной стопочкой.       – Подумала, что когда-нибудь ты всё-таки захочешь их прочесть.       – А ты читала?       – Конечно, нет, – торопливо заверила Хайд. – Они же твои. Только разложила их по датам. Последнее пришло полтора месяца назад, если тебе интересно.       Он сглотнул. В горле внезапно почему-то стало очень сухо. А ладони наоборот вспотели, Свит Пи вытер их о джинсы и неуверенно взял первое письмо.       – Я буду внизу, – грустно улыбнулась Хэйли. Потом поцеловала его в щеку и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.       Он осторожно вскрыл конверт, достал тонкие листки бумаги…       Если говорить с точки зрения графологического анализа почерка, с первого взгляда видно, что писала женщина. Молодая, неуверенная в завтрашнем дне, которая живет не в своё удовольствие. Почерк был немного неровным, но аккуратным, совсем не такой как у него. Буквы узкие, какие-то неуверенные.       Его же собственный почерк был размашистым, заполнял собой все пространство. Буквы были большие, угловатые, располагались на листе уверенно, как влитые, несмотря на неровность хода строк и отсутствия между ними расстояния. Про него можно сказать, что он доминантная личность. Нетерпелив и порывист, не любит церемониться, громко и много говорит, часто перебивая собеседника, субъективен. Живет сегодняшним днем.       Графологией Свит Пи никогда не интересовался, для него почерк – просто почерк, без какой-либо смысловой нагрузки. Значение имело только то, что это почерк его матери. Проведя по строкам пальцем, он чувствует глубину и наклон.       В своих письмах к нему она не искала оправдания, но просила прощения. В каждом письме.       «…надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня простить»       Писала, что, наверное, не имеет права называть себя его матерью. «…зови меня просто Джоан»       Иногда письма были объемными, большими, иногда занимали едва ли пол страницы. Он узнал, что она поступила в колледж и отучилась. Уехала в большой город, нашла хорошую работу, сняла жилье. Хотела скопить немного денег на первое время и забрать его к себе. Как и обещала. «…не могла дозвониться. Не выдержала, прилетела пораньше. Оказалось, отец сменил номер телефона. И с порога сказал, что ты ненавидишь меня…» «…не поверила, приехала снова, разузнала адрес твоей школы и ждала тебя у ворот. Увидела сразу. Волосы, глаза, улыбка - всё как я помню, но как же ты подрос! Улыбалась, как дура, и всё не могла на тебя наглядеться, а ты… в твоих глазах не было ненависти, ты просто… не узнал меня…»       Писала, что оставить его было самым трудным решением за всю её жизнь. «...я трусиха. Хочу ещё раз посмотреть тебе в глаза и боюсь этого до ужаса» «...думала, что поступаю правильно, что тебе так будет лучше. Отец мог позаботиться о тебе лучше, чем я тогда. Глупая. Я глупая и слабая женщина, малыш. Ты имеешь полное право ненавидеть меня. Оставить тебя было самой страшной ошибкой, что я когда-либо совершила» «…у меня было всё, что нужно, а я не понимала…»       Она писала ему обо всём. Как прошел тот или иной день, что у неё нового, какая за окном погода, интересовалась как дела у него. «…пожалуйста, напиши мне. Дай знать, что у тебя всё хорошо…»       Её послания были пропитаны грустью, сожалением и надеждой. За все эти годы она трижды сменила номер телефона, два раза переезжала, так и не вышла замуж, завела гиперактивную кошку, что три раза топила соседей, засорив туалетной бумагой унитаз. «…бандитка! Эх, сама виновата, не закрыла дверь, уходя на работу. Но ты бы видел, какой у неё при этом был невинный вид. Соседи меня уже люто ненавидят»       Писала, что тоскует. И дня не проходит, чтобы она не вспоминала о нём. «…скучаю каждый день» «…мне очень тебя не хватает…»       Подписывалась всегда одинаково:       «С любовью,       Джоан»       Он хотел быть твердым как камень, скала. Стоять на своем, пропустить мимо весь этот ворох слов. Ветер никогда не сдвинет с места гору. Будет кружить вокруг, набрасываться с разных сторон, но внутрь не проникнет. Пока не найдет маленькую трещину. Через неё эти слова войдут внутрь, нет, вломятся, не спрашивая разрешения. Будут вертеться и крутиться, причиняя дискомфорт, разжигая давным-давно затихшие чувства.       Мир внезапно сделался такой большой, а он, наоборот, стал почти крошечным, словно опять вернулся в детство.       Слишком много всего для одного года.       Свит Пи смог жить без неё, почти забыл, привык. Теперь надо привыкнуть к мысли, что она где-то есть. Далеко от него.       Он прочтёт каждое её письмо, которое она уже написала и которое напишет в будущем. И не по одному разу. Не думает о встрече лицом к лицу, не ждет её, но позволяет её словам проникать в него, пускает в себя уже охотнее с каждым новым письмом.       Пока не готов понять. Не готов простить, но готов слушать.       Ни один щит обиды не будет крепким вечно, он прогнется под ударами искреннего раскаяния.       И тогда… когда-нибудь он возьмет телефон, наберет верный номер, услышит длинные гудки и давно позабытый, но смутно знакомый голос на том конце провода, и скажет:       – Привет… мам.