Чиароскуро (На контрастах)

Уже позднеет, когда он покидает офис Хокаге, и солнце давно уже опустилось за высокие деревенские дома, проливая остатки своего оранжевого и бледно-розового света над протяжённой и отчётливой линией горизонта. Итачи очень хотел оказаться дома к моменту возвращения своего младшего брата после трёхлетних тренировок под руководством Шисуи, однако обстоятельства не оставили ему ни минуты свободного времени: сперва потасовка с преступниками S-ранга на окраине леса и затем связанная с этим бумажная волокита, свалившаяся на его плечи, а потом аудиенция с Четвёртым по поводу нестабильного положения в клане. Он скользит взглядом по прямым линиям оконных рам и карнизов здания напротив, потом смаргивает, медленно и по-совиному, и переводит взор на темнеющее небо вдали. Кипарисовые ножны катаны крепко сидят за его спиной, когда он за долю секунды он вскакивает на верхушку крыши удонья, приземляясь на корточки, а затем устремляется в сторону родного дома. Когда он раздвигает шоджи главного входа, в прихожей его встречает спина матери, которая приводит в порядок сандалии на обувной полке. — Тадаима. Её длинные волосы плавно рассыпаются по плечам, когда она слегка оборачивается взглянуть на сына и одаривает улыбкой, хрупкой и нежной, как у куклы кокеши. Итачи про себя думает, что ей нужно почаще гулять, солнце пойдёт на пользу её лицу. — Окаэри. Он разувается, снимает со спины своё оружие, и пальцы машинально водят вдоль кожаного ремня, когда он прижимает катану к груди. На уме вертится целый ряд вопросов касательно младшего брата — как он? где сейчас находится? насколько изменился? Однако Микото, похоже, без труда зрит сквозь его бесстрастную маску и встаёт во весь рост, разгибая спину. — Саске дома, — в её словах чувствуется невысказанное облегчение. — Он уже отдыхает с дороги. Свидитесь утром, — говорит она, убирая несколько прядей волос за ухо, потом одаривает сына утешающим выражением лица и продолжает: — Итачи... Ты голоден? Я оставила для тебя ужин. Итачи втягивает воздух и склоняет голову на правый бок, вглядываясь в мелово-белое лицо матери, после чего слегка улыбается и кивает. — Только хочу сначала переодеться, мама. Приду через пару минут, — говорит он и проходит в коридор. В последние три года он жил с ощущением, точно кто-то вынул ему все рёбра, оставив на их месте лишь пустоты. В коридоре не совсем темно, поэтому он различает сепийные формы и очертания предметов на фоне стен из рисовой бумаги. Почему-то знание того, что младший брат к ним вернулся, дарит ощущение завершённости. В правой щиколотке поселяется тремор, когда Итачи останавливается у спальни Саске в искушении приотворить дверь и заглянуть внутрь единственно ради того, чтобы установить рёбра на положенное место за счёт одного только вида младшего брата, спящего в своей постели, целого и невредимого. И всё же он этого не делает, а сам себя одёргивает, встряхивая головой, и проходит дальше, к собственной комнате, где переодевается из униформы АНБУ. Его катана лежит поверх футона, морща белое постельное бельё. Он стоит к постели спиной, по въевшейся привычке держа в поле зрения дверь на случай нападения. Наручи и нагрудник с глухим стуком оказываются на полу. Левой рукой он распускает хвост и держит в ней резинку, расчесывая волосы правой. От песка они стали матовыми, и кроме того он, с гримасой на лице, нащупывает несколько запутавшихся в них веточек. Разобравшись с волосами, Итачи вытягивает вверх руки и разминает шею, выполняя наклоны головой вправо-влево и вперёд-назад. Принять душ он успеет и перед сном, а пока только снимет чёрную нижнюю рубашку и наденет повседневную. Он решает, что менять штаны не имеет смысла, и только снимает щитки с голеней. За ужином компанию ему составляет лишь мать, сервировавшая стол маленькими нефритово-зелёными чашками с едой, стаканом воды и чашкой коча. Кухня пропитана запахами приготовленной свинины в листьях капусты, цитрусовой ноткой соуса понзу, паром от рисоварки и свежезаваренного чая. Микото присоединяется к нему за столом, сидя в изящной позе со сдвинутыми коленями и обнимая ладонями свою чашку. Он берёт в руку палочки для еды и принимается за ужин, после нескольких съеденных кусочков делая матери комплимент. Уголки её губ вздрагивают в лёгкой улыбке поверх чашки с чаем. — Как Саске выглядит? — мягко интересуется Итачи, потянувшись к сельдерею в крайней слева чаше. — Сильно вымотался? — в его голосе проскальзывает озабоченность. Микото опускает глаза; кухонный свет сильнее оттеняет морщинки, начинающие появляться вокруг её миндалевидных глаз и губ, её длинные ресницы опускаются, когда она смаргивает и наконец поднимает взгляд на старшего сына с оттенком доброты на лице. Её чашка с лёгким стуком опускается на стол. — Пожалуй, он выглядит решительно, — матерью завладевает тоска, пока она обеими руками убирает опустевшую чашу из-под сельдерея на край стола сбоку от себя. — Он стал очень серьёзным. Я и не ожидала от него такого, когда ему было шесть и всё, чего он хотел, так это чтобы ты... — она глубоко вздыхает, посылая ему взгляд, подразумевающий, что он понимает, о чём она. Понимает, конечно же. Пара пухлых ручек, обнимающих его за пояс, как только он вступает в прихожую, гнездо непослушных волос, уткнувшихся ему под подбородок, тепло прижавшегося к нему маленького тельца. Итачи проглатывает еду, тянется к чаше с рисом и начинает есть из неё, держа её в левой руке. Некоторое время он молчит. Прошлое, точно транспарентный фильтр, накладывается на обстановку кухни, детская фигурка раздвигает дверь и Саске чуть не спотыкаясь летит к брату, их маленькие тела издают звук глухого удара, столкнувшись друг с другом, а мать журит их за это, уперев руки в боки. Его скрытная улыбка остаётся незамеченной. — А, Итачи. Ты дома. И докладывать, я так понимаю, нечего, — низкий голос отца тупым клинком разрезает тишину, нарушая её гармонию. Итачи отставляет полупустую чашу на стол. По полу скрипят ножки материного стула, когда она встаёт. Её элегантные руки очень светлые в противовес тусклому освещению кухни. Уже скоро она подходит к раковине, составляя в неё использованную посуду. Итачи оценивает отца взглядом: изнурённый вид, впадины около рта кажутся глубже. — Нет, отец, ничего из того, о чём ты не знаешь. А как идут твои дела? — почтительно интересуется Итачи, уже закончивший с ужином, и откладывает палочки. Микото подходит, чтобы убрать со стола, и на краткий миг сжимает рукой его правое плечо, когда он предлагает свою помощь; рука матери тёплая и мыльная, и она отрицательным жестом головы отвечает ему "не нужно", отчего несколько прядей её волос спадают до подбородка. Фугаку на вопрос сына только поводит плечами, что, впрочем, дополнительных пояснений не требует. Из-за носков шаги его получаются приглушёнными, когда он проходит к кухонной тумбе, чтобы достать стакан из шкафчика. — Наложить тебе чего-нибудь? — спрашивает Микото, вставая рядом с мужем почти локтем к локтю. В плечах Фугаку заметна какая-то сутулость, из-за чего он слегка клонится вперёд. Видимо, сейчас много напряжённой работы, думает Итачи, прислушиваясь к разговору родителей вполголоса. Отцу в целом удалось сгладить недалёкость и грубость, свойственные части представителей клана с их бурными возмущениями по поводу клановой чести и гордости, и всё же, — с облегчением замечает Итачи, — отец понимает, что отсутствие войны не равняется миру. Потребуется ещё больше усилий на сглаживание всех острых углов между деревней и кланом Учиха, хотя Итачи всё же придерживается осторожного оптимизма. Фугаку прислоняется к кухонной тумбе со стаканом воды. На лице его отражается что-то вроде встревоженной задумчивости, взгляд уставлен в точку на столе, за которым сидит Итачи. Наконец он поднимает голову, чтобы посмотреть прямо на сына и сообщить: — Твой брат завершил свою миссию раньше времени. Итачи чувствует как оплетающие его рёбра струны затягиваются туже, впиваясь в кости подобно стали, и тянут — тянут, пока распотрошённая грудная клетка не становится более закрытой. Язык пробегается по нижней губе, слизывая отголоски вкуса соуса понзу, солёного с горьковатой ноткой. — Он подаёт надежды, — в акценте на последнем слове чувствуется оттенок отцовской гордости. — Я повысил его до лейтенанта. Утром ему назначат отряд подчинённых, — объявляет Фугаку, затем делает длинный глоток и искоса бросает взгляд на Микото. В горле у Итачи пересыхает, пальцы соскальзывают со столешницы и руки приземляются на колени. С мгновение никто не произносит ни слова, и в кухне раздаётся лишь плеск моющейся посуды да рассеянное постукивание пятки Фугаку по тумбе. Он бросает взгляд на тёмное небо за окном. Затем Итачи нарушает тишину, негромко произнося: — Я рад твоему решению, отец. Саске тебя ни за что не разочарует. В ответ на его слова звучит лишь низкое согласное хмыканье. Мать оборачивается и одаривает его улыбкой, прежде чем влажными пальцами коснуться руки мужа повыше локтя. В скором времени Итачи откланивается и покидает кухню. Сначала он отправляется в душ, дабы избавиться от грязи и пота, тщательно намыливаясь и ополаскиваясь, затем переодевается в одежду для сна и разбирает влажные волосы пальцами, перед тем как взяться за костяной гребень. Он смотрится в запотевшее зеркало, пока чистит зубы, однако разум его отвлечен бурными мыслями. Натянутыми, как тетива лука, мышцами овладевает изнеможение, и стоит ему только оказаться в постели, как веки тотчас смыкаются. Мысли о Саске тянутся по острому краю сознания, подобно теням с серебристым контуром. Доволен ли он собой теперь? Спустя три мучительно долгих года тренировок — его тело несомненно должно было измениться, вытянуться в росте, прибавить в мускулатуре, а из голоса наверняка уже исчезла ломкость, из-за которой Саске бывало так неловко... Итачи с улыбкой переворачивается на бок, вминаясь подушечками пальцев в подушку. Наверное, теперь Саске считает себя более усовершенствованным, менее неуверенным насчёт равенства их сил, и будет рад увидеться. Пальцы сгибаются, вцепившись в подушку, когда он опускает ниже подбородок и подтягивает колени к груди.

***

Утренний свет белит кипарисовые половицы до самой двери, озаряет его спящее лицо и предметы на прикроватном столике, тепло медленно восходящего солнца постепенно пробуждает его ото сна. Итачи подносит кисть руки ко лбу и делает глубокий вздох, после чего принимает сидячее положение и останавливает ещё замутнённый со сна взгляд на комоде с одеждой. Уже скоро однако он стряхивает с себя остатки вялости, встаёт и переодевается в повседневное, заплетает хвост и отправляется на кухню к завтраку. Шаг его сбивается у двери в комнату младшего брата, однако внутри тихо и движущегося силуэта не заметно, поэтому Итачи идёт дальше. — А где Саске? — вырывается у него прямо с порога, после одного только беглого взгляда на пустующие стулья вокруг обеденного стола. Итачи переводит выжидающий взор на мать, занятую приготовлением чая. Из носика красновато-коричневого чайника валит пар, керамическая крышечка побрякивает от бурного кипения воды, кухню наполняет свист, и Микото спешит снять чайник с плиты, воспользовавшись прихваткой. Как только чайник занимает подставку на столе, а огонь гасится, женщина одаривает сына лёгкой улыбкой и обхватывает себя рукой себя за тазовый выступ, скомкав прихватку. — Ушёл. Сказал, что тренироваться, — сообщает она без изысков, с намёком на тщательно скрываемое раздражение. — Взял только пару фруктов и ушёл... Как думаешь, куда? — при этом вопросе она чуть шевелится, перенося вес на левую ногу. Итачи, побарабанив пальцами по дверному косяку, отрывисто отвечает: — Хочу его видеть. Скоро вернусь–... Мать без труда перебила его, не дав закончить предложение: — К завтраку пожалует одна из твоих тётушек, и мне нужна помощь, чтобы всё подготовить. И тебе тоже надо сначала поесть. Отец сказал, тебе всё равно сегодня не на службу. — Тон её значительно смягчается на следующих словах: — Саске никуда не денется, он же теперь дома. Он знает это, и струны, которыми он обмотал себе все рёбра, затягиваются туже от этого знания, однако в груди было слишком открыто и слишком саднило в последние несколько лет. Левый уголок его рта непроизвольно дёргается, и он знает, что от этого полоски на его щеках по бокам носа становятся глубже, прямо как у отца с его впадинами у рта. До чего же разверсто в груди, до чего саднит. В кухне пахнет жареной рыбой и зелёным чаем. Итачи силится выдавить из себя ласковую улыбку для матери, хотя выглядит она наверняка неестественно, да и ощущается так же. Через какое-то время темп утра меняется, и вот уже Итачи подметает дорожки, помогает матери приготовить щедрый завтрак, устанавливает стол, приветствует самую старшую из своих тётушек и проявляет снисхождение к её болтовне ни о чём — о, так о свадьбе ещё не думаешь? А вообще отец ведь твой тоже не в ранней юности остепенился, сколько я помню... Микото в нужные моменты вмешивается в разговор, дабы дипломатично смягчить поток сознания вещавшей на высокой ноте тётушки посредством женственных хихиканий и подколок. За стоической маской Итачи постепенно вскипает нетерпение, а запястья его подрагивают, словно под кожей засели кинжалы, но он скрывает свой тремор, держа обеими руками чашку с чаем. Несколько позже к ним за столом присоединяется Фугаку выглядящий лишь немногим менее загнанным, чем вчера. От него исходит слабый запах сигарет, и пускай Микото из вежливости притворяется, будто не замечает, реальные её мысли выдаёт приподнятая бровь. Итачи склоняет голову на левый бок, задевая подбородком костяшки своих пальцев, наблюдая за тем, как трое его компаньонов за столом разговаривают меж собой о всяких пустяках. — Можно я пойду? — прерывает он разговор своим вопросом, подкреплённым негромким стуком опущенной на стол чашки. Тётушка обращает к нему взгляд округлившихся глаз, но потом, осознав свою грубость, откашливается и возвращает внимание к его матери, с которой до этого болтала. Отец отпускает его коротким кивком; руки его жёстко скрещены на груди, углы рта опущены. Мать же, напротив, одаривает сына широкой улыбкой, и её высокие скулы озаряются тёплым оранжевым солнечным светом, отражающимся от однотонных стен кухни. Итачи выдвигается на стуле из-за стола и удаляется в прихожую, быстро обувает сандалии и раздвигает входную дверь. На улице приятно и тихо — в такую хорошую погоду самое то прогуляться или почитать книгу на заднем дворе. Он заходит за угол и замечает младшего брата, который привалился спиной к деревянному столбу, откинув назад голову и ссутулив плечи. Петли затягиваются на его рёбрах и тянут, до тех пор пока те не встают на положенное место, защищая его бьющееся сердце, которое сейчас сейчас так мощно и беспокойно барабанит в груди. Он неслышно сглатывает, стараясь выровнять дыхание, и поднимает подбородок, приближаясь к младшему брату. — Добро пожаловать домой, Саске. Вся ярость и амбиции младшего брата устремляются к нему, выраженные в угольно-чёрном пронзительном взгляде, застывшей челюсти, сжатых зубах, а также в тени подросткового пренебрежения, прослеживающегося в движении подбородка и слегка наморщенном носу. Итачи встречает такое агрессивное приветствие с выдержанным лицом, опасаясь только невольно сжать кулаки или испустить усталый вздох. Он узнаёт эти амбиции, накаляемые гордостью до кровавой красноты. Тяжёлая поступь по деревянным половицам переходной галереи подчёркивается низким постукиванием трубки бамбукового фонтана, опускающейся на камень. Итачи глядит на младшего брата в ответ, когда тот подходит прямо перед ним, зажёвывая нижнюю губу, всасывая в рот и вновь выпуская. Если бы Саске действительно стремится к силе исключительно ради того, чтобы превзойти брата, то Итачи может изменить кривизну этого стремления и задать ему иное направление, заставив ходить по кругу, чтобы тем самым уберечь младшего брата от последствий. Нет, он не может отрицать толику глубинного удовлетворения при мысли о том, что остаётся центральной фигурой в сознании Саске, однако чувство это опасное и держать его нужно в узде. — Шисуи хорошо тебя тренировал? — вслух интересуется он, перенося вес на другую ногу и глядя на Саске из-под тяжелых век. — Младший брат, ты многому научился? — было бы жестоко использовать обращение "отото" при тоне одновременно и нежном, и предупреждающем. Три года. Саске не останавливается, однако затем внезапно разворачивается на пятках к углу, упершись одной рукой в стену. Итачи молча приближается к нему, расправляя плечи в тончайшем намёке на вызов и неотрывно рассматривая сияние бледной кожи в свете полуденного солнца. Этого достаточно, чтобы вызвать на его губах хитрую ухмылку, достаточно этого знания, что у него по-прежнему есть власть над своим вздорным братом, и от этого в груди разливается жар. — Хочешь спарринг?! — сердито рычит Саске, сдвинув брови и блеснув обнажившимися зубами. Именно такую реакцию Итачи хотел от него получить. — Конечно, мне ведь интересно, насколько ты усовершенствовался, — он тщательно изображает на своём лице неуверенность в том, действительно ли его младший брат добился какого-то прогресса, и того, как и ожидалось, это подстёгивает ещё сильнее. Они отправляются на тренировочную площадку вместе, столь непохожие друг на друга и самообладанием, и позой: в то время как Итачи идёт непринуждённой поступью, руками иногда задевая свои штаны, держит подбородок приподнятым, а лицо открытым — Саске же сжимает кулаки, подбородок его опущен, а взгляд наведён на виднеющуюся впереди площадку. Под подошвами их сандалий скрипит пыль, негромкий звук подхватывается и уносится прочь прохладным ветром в кронах деревьев. Итачи останавливается и поворачивается к младшему брату лицом. — Что ж, давай начнём. Их шаринганы мгновенно оживают, за секунду прорываясь сквозь черноту радужек, и битва начинается. Итачи совершает прыжок вперёд, в то время как Саске выполняет комбинацию печатей для горьюка но дзюцу, однако у старшего брата уже готова контратака в виде суидан но дзюцу и он выпускает поток воды прямо в голову огненного дракона, несущегося на него. В воздухе образуется пар после мгновенной гибели пламени. Итачи прищуривает глаза, заметив легчайшую ухмылку в уголках губ младшего брата, и быстро смекает, что возможная причина этого в том, что его атака намочила приличный участок травы. Если вспомнить, в каких дзюцу Саске упражнялся незадолго до ухода из деревни, то очевидно, что тот видел какое-то основание для самодовольства. Саске негромко произносит "чидори" — и вокруг его правого запястья образуется скопление ярко-голубых искр, охватывающих весь кулак. Глаза останавливаются на старшем брате, а губы чуть смыкаются, произнося следующее слово: "нагаши". Итачи наблюдает, как молния трещит по сырой земле и причудливой волной устремляется к нему. Он принимает стойку и отработанными до автоматизма движениями складывает печати для создания водяного клона, которому суждено принять удар на себя и взорваться. Клон бросается вперёд, выступая в роли стены между своим создателем и электрическим потоком, и взрывается брызгами воды во всех направлениях. Настаёт очередь Саске двигаться — куда быстрее, чем Итачи ожидал — и он несётся на старшего брата, готовый к лобовой атаке. Ветер треплет подол его рубашки, подчёркивая его узкие бока. «Пора заканчивать эту имитацию боя», — думает про себя Итачи, чьи руки уже сами складывают печати для гендзюцу, которые он однажды скопировал у Куренай во время общей миссии. В игре теней его тело плавится и меркнет, чтобы исчезнуть без следа. Саске останавливается так внезапно, словно врезался во что-то невидимое, и с неверием пялится в образовавшуюся пустоту, прежде чем заозираться по сторонам в попытке почувствовать след чакры брата в воздухе, но тщетно. И не успевает Саске что-либо понять, как за спиной материализуется дерево и обхватывает его своими крепкими ветвями вокруг торса, талии и ног, полностью обездвиживая. Он инстинктивно дёргается и начинает вырываться из своего неумолимого капкана. — Я слышал, отец назначил тебя лейтенантом, Саске, — спокойно произносит Итачи, появляясь над ним и поднимая кунай в левой руке; свободные от хвоста пряди у его лица слегка покачиваются на ветру. — Мои поздравления. Младший брат вонзается острым краем зубов себе в чувствительную плоть нижней губы, до крови. С негромким "уф" он падает на четвереньки и быстро замечает, что брат стоит позади него. Резко подскакивает и оборачивается, ставя блок из скрещённых запястий в ответ на атаку ногой. Его ступни буксируют по земле, но всё же он ещё стоит, предплечья покрыты ссадинами от сильного удара, но в остальном он в порядке. Саске истощает запасы своей чакры ради ещё одного использования чидори. Отдельные светло-голубые искорки легкомысленным ветром разбрасываются по земле. Итачи приподнимает бровь. Очевидно, что эта атака не дотянет до уровня предыдущей, и всё же не считаться с ней нельзя. Он балансирует на правой ноге шаркнув левой по её щиколотке, прежде чем занять боевую стойку. Скорость окажется решающим фактором. Одна половина лица его младшего брата омывается бледно-голубым светом, другая почему-то оказывается в тени. Саске издаёт низкий рык, срывается с места и бросается на старшего брата, который в самый критический момент уклоняется и ловит его саднящее запястье мёртвой хваткой. Атака Саске выдыхается, и электрическое шипение, похожее на змеиное, смолкает. — Почти, — говорит Итачи младшему брату. Их лица очень близко друг к другу, уши четко улавливают прерывистое дыхание. — Но пока нет. Саске раздражённо фыркает, однако вместо того, чтобы ожидаемо вырваться, наоборот прижимается ближе и повторяет за братом, раздражённо ворча: — Пока нет. — Твои навыки значительно развились, но ты действуешь немного сгоряча, — при этих словах в уголках губ у старшего брата играет едва заметная, интимная улыбка, и потом он отпускает запястье младшего. — Нужно использовать слабые места противника как своё преимущество, — медленно моргнув, он позволяет своим глазам вернуть их изначальный вид. Наблюдает, как младший брат остервенело трёт своё запястье, уделяя особое внимание покрасневшим участкам кожи. Итачи старается игнорировать лёгкий укол вины, но получается не до конца. — У тебя как будто и нет никаких слабых мест, старший брат, — бормочет Саске на грани слышимости, поглядывая на него краем глаза, где всё ещё горит шаринган. — Во всяком случае когда мы с тобой сражаемся. — Просто старайся лучше, Саске, — говорит Итачи. Не с упрёком, как отец, но таким тоном, каким дают обычный совет. Меж их телами, их тяжело вздымающимися грудными клетками совсем малое расстояние. Проходит момент молчания, прежде чем младший брат нарушает свою неподвижность и вцепляется левой рукой в стоячий ворот рубашки брата; их разница в росте теперь не так заметна, как раньше. Рот у Саске полуоткрыт, его глаза рыщут по лицу Итачи, выискивая что-то. Струны лопаются, его грудная клетка обретает свою полную силу, дабы обуздать переполняющие его эмоции. Ему не следовало бы класть руку на щеку Саске, однако он это делает, и этого оказывается достаточно, чтобы подстегнуть младшего брата, который стискивает его воротник до побелевших костяшек. — Ты добился большого прогресса, — произносит Итачи шёпотом, словно делится секретом, словно готовится нанести удар. — Возможно однажды ты меня даже превз–... И тогда они целуются, жёстко и яростно, оцарапывая зубами губы, напирая языками; подушечки пальцев с силой проводят по мягкости щеки, бледная кожа разрумянивается до тревожно красного оттенка. Итачи, точно зачарованный, во все глаза смотрит, как Саске его целует — с закрытыми глазами и напряжённой морщинкой на носу. Вокруг стоит потусторонняя тишина, или может, виноват неистовый бой его сердца, за которым ничего другого не слышно. Когда они отделяются друг от друга, губы у его младшего брата восхитительно припухшие и раскрасневшиеся, глянцевые от слюны. — Итачи... я обязательно тебя превзойду, — голос звучит так уверенно, так решительно; Саске произносит имя старшего брата так, словно даёт перед ним клятву, и в глазах его мерцает глубокая преданность. Потом Саске отпускает воротник брата и поворачивается кругом, убирая руки в карманы светлых штанов. Итачи медленно собирает языком с губ оставшееся послевкусие поцелуя. По всей видимости младший брат заглотил наживку и поумерил личные амбиции, дабы соответствовать любым планам, какие бы ни были на него у старшего брата, защищавшего его. Саске будет в безопасности и всегда рядом. Итачи опускает подбородок, позволяя ветру охладить покрытую испариной кожу, и улыбается сам себе, втайне от чьих-либо глаз.

«Лишь та рука, что завязала узел, сможет ослабить колокольчик на шее тигра». — Цао Сюэцинь