***
У Мэри с утра было хорошее настроение. Действительно — солнце светит, дождь в кои-то веки совсем закончился, ей всего 22 года, а строгие родственники и занудный жених далеко. Чего еще желать для счастья? Мэри нравилось жить каждой минутой, и она не думала о будущем — мало ли что случится когда-то, если вот прямо сейчас над ней нет никакого контроля, мир людей так волнителен и огромен, и непонятен, а на улице у палатки сидит Мистер Эй и протирает светлыми джинсами яркую летнюю траву. Мэри представила его, улыбающегося ей, так явно, как будто могла прямо сейчас до него дотронуться. Она закрыла глаза, но он так и продолжал лежать на газоне и улыбаться. Травинки попали между его босых пальцев, и задержались, не выпали. Он по-птичьи раскинул длинные руки и ноги в разные стороны, и весь пропах хлебом и теплым полем. А его глаза походили на незабудки. Мэри особенно нравились полевые цветы. Она с легкостью собрала детей — уже успела привыкнуть и войти в ритм. Ей захотелось нарядить их чрезмерно красиво для будней. Розовое платье Джейн было все в оборках, а Майкл придирчиво рассматривал себя в зеркале, очутившегося в жилете. На улице шумели, ругались, кричали, но ее это ничуть не взволновало. Ее мысли порхали где-то настолько далеко, что просто бы не успели опуститься на землю вовремя. Она сразу же увидела Роберта, и сердце забилось от радости так, что в груди закололо. Дети хотели пойти в парк, но она не могла найти в себе сил, спуститься с крыльца. Неведомая сила удерживала ее рядом с палаткой Роберта. Опустив глаза и перебросившись с ним, как казалось ей, парой ничего не значащих фраз, она почти побежала в сторону парка. Дети с трудом поспевали за ней, хотя она и была в туфлях на каблуках. У ворот она взяла их за руки и запрыгала так, как будто у нее за спиной выросли крылья. И разжав руки, захлопала в ладоши. И закружилась, пожалев, что ее узкая юбка не будет крутиться вместе с ней. В парке было пусто, и лишь мистер Уилкинс сидел у мраморных скульптур и читал. Педант, он каждые пять минут сверял время, чтобы ни секундой больше не просидеть у пруда. Этого требовала его железная внутренняя организация. Смешной, он верил, что жизнь его будет лучше и результативнее, если он не позволит хаосу ворваться в нее. Мистер Уилкинс до смерти боялся всего непродуманного, неорганизованного, нелогичного и непредсказуемого. Вот и восседал на своей лавочке в гордом одиночестве. И, кажется, был не слишком доволен тем, что Мэри и дети его побеспокоили. Мэри, в сущности, совершенно не понимала, что ему может не нравиться ее общество — ведь она нравится всегда и всем. Это должно было быть именно так, хотя бы потому, что она молода, красива и талантлива. Ею гордились многие, и она верила в это. Отец, переигравший с дочкой во все игры и научивший разговаривать с живым и неживым. Бабушка, для которой она всегда была королевой из королев. И ее любимый насмешливый старший брат обожал ее. Когда Альфред женился, Мэри была безутешна. Ей казалось, что его временная новая жена, как она всегда называла ее за глаза, нарочно настраивает Альфреда на мысль, что сестра — маленький и глупый ребенок, с которым можно не считаться. И обязательно сюсюкала с ней при каждой встрече, пока не родилась Айрин. Айрин Мэри встретила двояко — с одной стороны, ее ревность обострилась до таких пределов, что разные недобрые мысли постоянно крутились в ее голове, а с другой — звание тети автоматически делало из «малышки» полноценную взрослую фею. А это не могло не радовать девушку, которая долгие годы была самой маленькой по росту среди подруг, да и, вырастя, все равно осталась не слишком высокой. Она полюбила племянницу, но не стремилась к постоянному общению с ней. И раздражалась, если они приезжали в гости слишком часто. Хотя, однажды Мэри будет лучше относиться к своему детскому прозвищу — оно еще надолго останется с ней. Ведь так он назовет ее. А пока Мэри смотрела на недавно пришедших собак и их миссис Ларк, которая носилась с ними, как курица с золотыми яйцами, периодически истерически повизгивая. Мэри понравилось беззлобно издеваться над ее впечатлительностью, и скоро это стало одним из ее излюбленных времяпрепровождений, не считая общения с Мистером Эйем. В голосе миссис Ларк можно было услышать вой гиены и плач ребенка, крокодильи слезы и смех шакала. Одним словом, она была актрисой. И делала вид, что верит Мэри в том, что девушка умеет разговаривать с ее собаками. Кэти Ларк тоже нравилось издеваться над Мэри, и их отношения сложились — лучше не бывает. Ворон Дуглас прилетел в парк как раз во время их очередного общения. Старой птице хотелось спокойно посидеть на ветке и отдышаться после долгого перелета, а может, и почистить перышки, но его покой был окончательно нарушен возмутительным собачьим лаем. Здоровая лохматая дворняга исполняла сольную партию, в то время как мелкий пекинес был у него на бэк-вокале. И собаки чуть было не схватили его за хвост. Его, вождя, главу рода! Человеческие домашние псы! Отец Мэри прислал его сюда за дочерью, и Дуглас был уверен не меньше Артура, что Мэри не место в мире грубых кусающихся животных. — Ах, какая скандальная собака! — проворчал он, спасаясь от острых зубов на дереве. Ворон с наслаждением отряхнулся. Большой лохматый пес не унимался, видя, что добыча ускользнула у него, прямо из-под носа, и продолжал истошно лаять. Мэри хмыкнула, скрестив руки на груди. — Ты невозможен, Варфоломей, - напыщенно воскликнула миссис Ларк, театрально закатив глаза. — Что он говорит? — небрежно бросила она Мэри. — Он говорит, что он очень недоволен. Он требует, чтобы вы обращались к нему на «Вы», — Мэри не могла упустить такого удовольствия, как поднятие собственного неустойчивого, из-за прилета Дугласа, настроения за чужой счет. — Я немедленно иду жаловаться премьер-министру, — не купилась на ее юмор миссис Ларк и, развернувшись, направилась куда-то в сторону по холму. Очевидно, искать обещанного премьер-министра или королеву сразу. Пока Джейн упоенно танцевала, то скрываясь, то появляясь за деревьями, Мэри подошла к тому дереву, на котором расположился Дуглас. Девушка не могла не признать, что волнуется. Ей была неясна цель его прилета, но она чувствовала, что это напрямую связано с ее будущим. Она знала, что для нее уже начали шить подвенечное платье, и осознавала, что не хочет этого — а после жизни у Бэнксов не захотела еще сильнее — но почему-то не могла прямо признать, что все совершается против ее воли. То ли чувство долга, то ли упрямство вели ее к тому, чтобы сбежать прямо с собственной свадьбы. Но не хочет ли Дуглас передать, что свадьба переносится на ближайшее время? — Привет, Мэри! Как здоровье, не болит ли поясница? — заботливо поздоровался с девушкой ворон, и забрался по ее руке на плечо к ней. — Ну, какие будут новости? — взволнованно и торжественно спросила Мэри птицу, но Дуглас, как всегда, не спешил с ответом. — Ужасно голоден! Не найдётся чего-нибудь вкусненького? — Мэри, улыбаясь, засунула семечки прямо в его клюв, но большая их часть просыпалась на землю. — Осторожно! — попросил ворон, собирая то, что попало Мэри на пиджак. — Для старого друга… — он был полностью удовлетворен гастрономической частью встречи. — А спасибо? — капризно протянула Мэри. — Брось, девочка, у меня нет времени на эти церемонии. Целый день совещания, консуль… Осторожно! - Мэри опять промахнулась с семечками мимо его клюва. — Консультации, переговоры, дискуссии. Многое надо решить, многое перебить… — Ну-ну-ну! Ну, помолчи. Трещишь хуже воробья, — Мэри глубоко вздохнула, чтобы не выдавать тревогу. Внутри все переворачивалось от страха и неизбежности, и Мэри опустила голову. — Ты оттуда? - спросила она, прямая и, как будто, вмиг замерзшая, готовая принять любую правду. — И со срочным точным предписанием! В Новой Зеландии пара ужасно несносных близнецов. У нее отлегло от сердца, хотя и было очевидным, как снег в январе, то, что ее вызывают назад домой. — Шутишь? — Не я, Хелен, — добродушно проворчал ворон и добавил: — Она передает тебе привет. А твой отец считает, что ты уже достаточно поработала. Пора возвращаться, Мэри. — Но месяц еще не прошел! Мы договаривались на месяц. — Тем не менее, это так. Ты же не станешь оспаривать распоряжения отца? — Когда? — по тону Мэри можно было понять, что еще далеко не факт, что она не захочет оспаривать папины указы. — Ветер переменится в полночь! Ну, девочка, мне пора! И не вздумай не явиться! До встречи, — Дуглас перебрался с плеча Мэри на кисть руки, и взлетел, задержав внимание на ее обиженном, расстроенном лице. — До встречи, старый болтун! — Ветер переменится в полночь! — еще раз настойчиво прокричал ей ворон, превращаясь в небе в маленькую черную точку. — Почему люди не летают? — задалась вопросом Мэри. Ей захотелось иметь такие же крылья, как у Дугласа.***
В августе ночи стали длиннее, и на Вишневую улицу пришли сумерки, закутав все вокруг в густой серый шарф. Мэри укладывала детей спать, и не знала, удастся ли ей снова вернуться сюда. Она надеялась на то, что ее отец добрый эльф, и даже если она изменит решение в последнюю минуту, не станет слишком сердиться на нее. Мэри помогла искупаться Джейн, и закутала девочку в длинное коричневое полотенце. Джейн села около зеркала, и долго и задумчиво смотрела на свое отражение, пока Мэри вытирала мокрые руки. — Интересно, кто я такая? — спросила Джейн то ли саму себя, то ли Мэри, то ли кого-то незнакомого еще ей. Девочка росла, и то, какая она в глазах себя и окружающих, становилось самым главным. Забравшись на свою верхнюю полку их с Майклом двухэтажной кровати, Джейн мечтательно посмотрела в потолок, а потом повернулась в сторону няни, и ее длинные русые волосы свесились вниз. — А я сегодня такая добрая-добрая. Как жаль, что этот день кончился… — вздохнула она. — Всё когда-нибудь кончается,- философски заметила Мэри. — Кроме вас. Ведь вы от нас никогда-никогда не уйдёте? — Майкл подпер рукой щеку, и в его словах восхищение перемешивалось с надеждой и уверенностью. Мэри села на стул, и у нее защемило сердце. Непривычная нежность накрыла ее, когда Майкл так доверчиво посмотрел ей в глаза. — Хорошенькая у меня будет жизнь, если я всю её потрачу на вас, — сказала она, грустно улыбаясь.— Ладно уж. Ещё несколько минут. В порядке исключения. Но одно условие: вы будете спать! И видеть хорошие сны. Мэри погасила свет, но зажгла свечи на пианино. Она запела, и колыбельная эта не была колыбельной вовсе, но глаза Джейн и Майкла умиротворенно закрывались.***
Роберт сидел около палатки и курил, рассматривая ночную улицу. Гитара восседала рядом с ним, упираясь спинкой в брезент. Он обернулся, увидев, что Мэри стоит на крыльце с открытым зонтом. Она прошла вниз по дорожке, и ее каблуки звонко стучали об асфальт. Она остановилась около фонаря, и порывы ветра колыхали ее плащ. — Добрый вечер, Мэри Поппинс! — окликнул он ее, и она испуганно обернулась. — Вы прекрасно пели. — Я? — она деланно возмутилась и начала рефлекторно отряхивать одежду. Советую не забывать вам, мистер Эй, что я приличная девушка. И пою только по утрам! — фраза прозвучала двояко, но ей не хотелось, чтобы он запомнил ее по тем нескромным взглядам, которые она не так давно бросала на него. — А, значит, мне показалось,- рассеянно произнес Роберт, явно не поняв того, что она хотела этим сказать. Он продолжил, смутившись. — Знаете, я уже давно собирался с вами побеседовать, Мэри Поппинс. Вы не очень спешите? — Ужасно спешу! Но, впрочем, это зависит от ветра. — От ветра? А, вы правы, холодает, — Роберт нахмурился, но постарался понять ее. Мэри не часто кто-то хотел на самом деле понять, и та плотина горечи от того, что все идет против ее воли, надежды, что ее примут и простят, нежность, грусть, радость, боль, счастье просто от того, что она может поговорить с ним, вырвались наружу и прорвали ее. — По-моему, пора перебираться в дом, мистер Эй. Осень идёт. Горят палатки. — А, да, понятно. Значит… …и вы считаете меня бездельником, — смущенный, несчастный, растерянный, он был готов провалиться сквозь землю. — Дурачок,- подумала она с какой-то материнской грустью. Предчувствие новой необыкновенной нежности зародилось в ней. Она подумала об отце, и вдруг и в нем увидела маленького грустного ребенка, матерью которого она как будто стала. Мэри становилась взрослее в этом новом для нее ощущении, и подарила Роберту самую красивую из своих улыбок. — Наоборот. Вы мне очень нравитесь, мистер Эй. Его улыбка отзеркалила ее улыбку. — Вы ведь тоже любите живую музыку? — она радовалась тому, как много у них общего. — Живую? — недоумение промелькнуло на его лице, но он продолжал широко улыбаться. — Ну, ту, которую не включают! — мягко пояснила Мэри. — А, понимаю… — А вот некоторые песни ваши… Ну, как вам сказать… — ее глаза заблестели, и явно не от бликов фонаря. — Но мне ужасно не нравится, как живут некоторые люди на Вишнёвой улице, и я хочу об этом им… рассказать! — пытался донести до девушки свою мысль Роберт. — А вам никогда не приходило в голову, мистер Эй, что люди сами иногда об этом догадываются? Волосы Мэри и стенки палатки дрожали на усиливающемся ветре. — М-да… Ну, а что же мне делать? — А может быть, и вправду пора что-нибудь делать? — Мэри схватилась обеими руками за ручку зонта, и ее плащ практически полностью задрался вверх, а воротник все время то поднимался, то опускался. — Ну, вот и мне пора. Прощайте, мистер Эй! — крикнула она ему так громко, как смогли позволить легкие. — Не забывайте, что я вам сказала о племянниках! Ветер поднял ее над землей, прямо на глазах у Роберта, но она не пыталась как-то скрыть магию от парня. Она настолько перестала стесняться его, что вряд ли бы что-то в его присутствии уже могло ее смутить. Она хотела быть перед ним настоящей. И не ровно настолько, насколько позволяли секреты, правила и приличия, а полностью, с головы до ног открытой.