***
Утро 22 декабря было серым и пасмурным, как размытая акварель. Светлело неохотно, и тусклые белые линии расползались от ленивого заспанного солнца по занавескам, тканям и половикам. Мэри открыла глаза и удивилась тому, каким невзрачным представал в это утро мир. Серые облака, серое небо, сероватая земля и серо-коричневые деревья, покачивающиеся на тревожном ветру, они словно бы хотели передать, что не рады тому, что произойдет сегодня в Стране фей. Мэри заметила на стекле пару дождевых капель, и ей вдруг в диссонанс с окружающей средой захотелось порывисто вскочить, словно вся она - свобода, а свобода – это она. Да, и, пускай, вид у погоды был совсем не такой праздничный, как ей хотелось, но, может быть, она просто еще не успела вытащить из шкафа свое бальное платье? Мэри сидела на деревянном стуле около окна, наблюдала за лесом и нервно постукивала ногой. Все было готово, все получилось так, как они хотели, но фея до последнего боялась, что что-нибудь да сорвется. Во-первых, отец. Кто знает, вдруг ему захочется самолично проверить, действительно ли Мэри улетела именно к Анне, а не завернула по дороге куда-нибудь еще? Во-вторых, Мэри все еще не прекратила мучить совесть. Хотя вот Роберта она почему-то навещать совершенно забывала, и это злило девушку, которая периодически считала своим долгом ему об этом напоминать. Но Мистер Эй почти что отмахивался – ему не хотелось забивать свою голову чем-то серьезным или тяжелым. Он продолжал исправно появляться в больнице и даже выполнял все свои обязанности систематизации информации, но, на самом деле, ни на миллиметр не погружался в глубины собственной профессии. Сидя за столом, Роберт предавался абстрактным мечтам, в своих фантазиях уносясь за пределы Великобритании и останавливаясь где-то около космоса и Карибских островов. Ему виделось, что он сделал что-то великое, необычное, открыл какую-то заманчивую тайну. Либо же он представлял себя известным рок-музыкантом, композитором, перевернувшим мир звука. В сладких мечтах Мистера Эйя не было толка, и он никогда никого не посвящал в них, тщательно оберегая хрупкий построенный мирок от злобной реалистичной интервенции. Даже Мэри многого не знала. По первости, Роберт рассказывал ей кое-что, но теперь их отношения вошли в привычку, и Мистер Эй с удивлением обнаружил, что вполне пресытился ими. Нет, безусловно, Мэри была неповторимой и волшебной, но она еще и при этом сказочно ругалась при любом его неповиновении ей. Не то что бы Роберт был против, но какому мужчине понравится, когда любой разговор с ним принимает ультимативную форму? Да и первое впечатление загадки и новизны романа с феей тоже сходило на нет. Не так уж и отличалась она от тех человеческих девушек, которых в прошлом Роберта побывало достаточно. Но, как бы то ни было, Мэри его, он ее любит и ничего менять не собирается – так решил Роберт, выходя в один из предпраздничных дней из госпиталя. Думая о своей девушке, он улыбнулся. Он ни за что не покажет ей, что на душе у него, почему-то, с недавних пор, тяжело. Роберт был бы согласен даже скорее жениться и покончить с этим враньем, чем выслушивать от Мэри то, что он недостаточно задумывается о последствиях. Вот именно тогда ему особенно хотелось на Карибские острова. Мистер Эй не мог осознать этого, но причина его желания сорваться, вырваться из каких-то связывающих его по рукам и ногам пут, была банальной и не слишком-то высокой. Им двигал обыкновенный страх ответственности. Игра, которую затеяли они с Мэри, была для него слишком сложной, и Роберт подсознательно чувствовал, что ему не хватит всех резервов его души, чтобы платить по счетам. Ему уже пришлось делать то, чего он не любил никогда – напрягаться и что-то решать самостоятельно. До недавнего времени всем в его жизни заправляла сестра, и он был благодарен ей за то, что она избавляет его от множества проблем. Мэри понравилась ему частично тем же самым качеством – она начала им руководить, а он никак не мог обходиться без стороннего контроля. Идя по улице и рассматривая влажную брусчатку, Роберт размышлял над подарками к Рождеству. Когда на днях он выбирал что-нибудь для Мэри, то прошелся по ювелирным улицы Donegall place , по магазинам косметики, даже заглянул туда, где продавались исключительно броские и дорогие вещи, но так и остался равнодушным ко всему ассортименту, что располагался в блестяще разукрашенных витринах. Все эти вещи были слишком официальны, слишком претенциозны и неискренни, да и подобного рода безделушек было у Мэри предостаточно и без него. Конечно, Роберт мог не задумываться лишний раз над чем-то оригинальным, но голос изнутри требовал не идти по простому пути. Мэри все равно была для него слишком хороша, и Роберт неосознанно обрекал себя на жизнь, в которой его женщина никогда бы не согласилась на меньшее. На самом деле, Мистер Эй был словно спортсменом, готовым к прыжкам на определенную высоту, но тут ему случайно удалось прыгнуть выше своих возможностей, и теперь строгий тренер требовал с парня тех высот, которые оказались возможны лишь единожды. Атлет уже начинал задыхаться, по его шее струился пот, лицо покраснело, но его ноги продолжали взлетать вверх. Еще раз. Еще раз. Еще. Пока Роберт еще не чувствовал того, о чем уже кричала его душа. Но, однажды, напряжение и усталость внутри могли стать невыносимыми. Между тем, взгляд Мистера Эйя остановился на совершеннейшей глупости. За мутноватым стеклом на медном блюде лежала пара серебристо-белых крыльев, визуально тяжелых, с мерцающими вкраплениями. Роберт остановился, пораженный, около витрины, и ему показалось, что около кружев переплелись снежинки. Крылья напоминали одновременно и облако, и что-то подобное снежному шару, и красота настоящей зимы была в них. Мистер Эй зашел в магазин в каком-то полугипнозе и вскоре вышел оттуда с пакетом в руках. Этот атрибут карнавального костюма не был, возможно, нормальным подарком, но Мистеру Эйю почему-то это показалось важным. Может, все дело в том, что у настоящей феи из сказок должны быть крылья? Роберт не собирался искать точного ответа на этот вопрос. На второй день своего пребывания в Белфасте Мэри сама захотела пойти вместе с ним покупать “настоящие рождественские подарки”. Роберт согласился неохотно. Путь пролегал мимо высоченных стен, через которые перелетит не всякий камень, созданных для разделения отвоеванных территорий, и мест локальных стычек между католиками и протестантами, поэтому парень не хотел нарваться на какую-нибудь вооруженную группировку. Праздники могли подстегнуть террористов на всплеск активности, и Мистер Эй, как и большинство мирных жителей Северной Ирландии, а, тем более, ее столицы, стремился лишний раз не высовываться. Будучи англичанином и протестантом, он хорошо представлял, что в глазах коренных ирландцев считается захватчиком, верным королеве. Тем не менее, Мэри настаивала, и Роберту пришлось подчиниться ей, но он, как мог, тщательно продумал маршрут, по своему составу напоминающий побег из осажденной крепости. Во-первых, дорога должна была за версту обходить поселения католиков, затем, пролегать и не по слишком оживленным, но и не по пустынным местам, в-третьих, надо было знать, куда, если что, придется бежать. После нескольких месяцев в военном городе уши Роберта стали чутки к малейшим отзвуком тревоги. Ни он, ни Оскар и на метр не подошли бы ни к одному католику, хотя и не были вовсе никакими оранжистами. Мэри вся эта вражда на почве религии показалась совершеннейшей людской глупостью, и она не преминула заявить об этом своему возлюбленному. Миновав большую часть преград, молодые люди слились с толпой и сновали между развеселившихся прохожих относительно спокойного центра. Утром они пробовали составить список покупок на друзей и родственников, и Роберт задумался о том, что это их первое с Мэри совместное планирование какого-никакого бюджета. В эту минуту он был практически счастлив своему выбору. Мэри словно бы открывалась перед ним с какой-то новой стороны, и эта девушка – сосредоточенная, в серых брюках и домашнем свитере, с двумя высокими хвостами светло-русых волос, не была ему толком знакома, но она дружила с логикой, хорошо считала и тоже нравилась ему. Раньше он видел в ней, в первую очередь, красивую подругу, волшебницу, фею, Леди Совершенство, наконец, но им ведь и не приходилось всерьез делить быт, когда как в доме Бэнксов они играли в детей. После того, как Оскар уехал на праздники куда-то в сторону, столь похожей на него, Италии, и Мэри переселилась на эти дни в их берлогу, он много нового узнал о своей девушке. Расталкивая прочих покупателей, Мэри и Роберт кинулись в магазин игрушек и остановились перед стеллажом с розовыми коробками Барби. Интересно, насколько сильно их переросла Джейн? И какие Барби в этом году особенно модные? Можно ли уже приобрести подобную куклу для Айрин? Роберт бросил в тележку одну из Барби наугад, решив, что дома они еще раз подумают над тем, кому из девочек это больше подойдет. А вообще, Мистеру Эйю хотелось шоколадного кекса, забиться в угол с гитарой и ни о чем не беспокоиться, но Мэри наморщила лоб и утверждала, что Джейн, которой 2 января исполнится 11 лет, уже не заинтересуется детскими подарками. В отделе электроники им бросился в глаза плейер, и они, не сговариваясь, схватили именно его, решив, что подобную вещицу можно счесть вполне крутой в подростковом сообществе. Далее настал черед хоккейной клюшки Майкла, кашемировой кофты для Аманды, коньяка для мистера Бэнкса, любившего после работы выпить, и набора конфет в ярких оболочках. Несколько вешалок с шарфами упало на пол, но Роберт и Мэри не сразу это заметили. Книга по психологии для Хелен, набор косметики с фиалками для Анны, галстук в смешную расцветку для Оскара. Снова алкоголь. Закончив с покупками, Мэри и Роберт так устали, что рассмеялись, выйдя из универмага под проливной полуснег, полудождь. Мистеру Эйю, успокоившемуся и забывшему про ИРА, вдруг вспомнилось, как он волновался в детстве, когда они с сестрой выбирали подарки для родителей. Как он гордился при мысли, что папе и маме понравится то, что он припас для них. А вот теперь их нет уже много лет, и они никогда не узнают о том, что творится на душе их выросшего сына. Роберт держал Мэри за руку, в другой руке покоились сумки, с ярмарки доносилось пение, смешиваемое с органом находящейся за стеной католической церкви, и он почувствовал, как на глаза наворачиваются неуместные слезы. Просто воскресло прошлое. Ему захотелось увидеть родителей, себя в детстве, хотя бы со стороны. Именно в это ускользающее мгновение Роберт понял, что его жизнь, в общем-то, уже сложилась. - Интересно, что бы сказали Оливер и Маргарет, увидев своих взрослых детей и внуков?- спрашивал самого себя Роберт, когда они с Мэри возвращались по тому же маршруту назад, стараясь, во что бы то ни стало успеть до темноты.***
Наступило Рождество. В такой день любой, даже самый скептичный человек невольно начинает верить в какое-то нежданное чудо, и сердца открываются навстречу самому волшебному празднику в году. Мэри и Роберт не принадлежали к числу циников, поэтому и вовсе были счастливы зимой, огнями, отсутствием стрельбы на улицах и посторонних в квартире. Они еще не успели, как следует, надоесть друг другу, поэтому были счастливы, что весь день проведут только вдвоем, что не надо будет отвлекаться ни на работу, ни на знакомых, ни на мрачные мысли. У них еще хватит времени впереди и на тех, и на других, поэтому с утра они встали, поежившись от привычного холода в квартире, который, впрочем, не шел ни в какое сравнение с промозглой палаткой, и занялись вафлями. Идея испечь их пришла, как ни странно, в голову Роберта, обнаружившего стоявшую без дела вафельницу. Мэри стала взбивать яйца, всыпав сахар, а Роберт взял гитару и уселся на шатающийся стул, придвинувшись вплотную к Мэри и мешая ей работать. Он то и дело старался ухватить ее, пока та, поглощенная тестом, проходила мимо шкафа. Уже перед тем, надо было разогревать вафельницу, он усадил ее к себе на колени, отбросив на пол музыкальный инструмент и вымазавшись в муке. Дело в конец застопорилось, но Роберта это мало интересовало: - А ты, оказывается, как раз такая хозяйка, которую мне нужно, - сказал он, и Мэри рассмеялась вместе с ним, кладя голову ему на плечо. - Тебе со мной повезло, - серьезно заключила она, и Роберт внезапно погрустнел. - И не говори. Но при всем притом, я же почти ничем не рискую, а вот тебе может достаться от твоего народа, если что-то пойдет не так. Не думай, что я этого не понимаю. - И ты все равно пока не можешь жениться на мне официально, так что мы получим с того, если будем все время переживать по этому поводу? Роберт смущенно улыбнулся ей, и Мэри продолжила: - Никогда бы я не могла подумать, что я буду когда-нибудь с таким удовольствием врать. Но ведь когда очень нужно и очень хочется, то возможно все? - Верно,- засмеялся Роберт. - Но это потому, что я на тебя так дурно влияю, не так ли? Мэри покачала головой и прижалась к нему, счастливая этой минутой и, на самом деле, все еще не верящая, что подобная радость может продлиться слишком долго. Как только последняя вафля была свернута в трубочку и заправлена кремом, Роберт соскочил со стула и сжал Мэри в удушающих объятиях. Он гнул ее, как вереск на ветру, ослеплял поцелуями и покрывал ими же кожу, стремительно теряющую защиту одежды, которую Роберт безжалостно сбрасывал на пол. Внезапная вспышка влечения парня одурманивала ее, и последнее, о чем могла задуматься Мэри - это разноцветные домики елочной гирлянды.***
Последние дни перед Крещением Мэри действительно провела в Лондоне в гостях у Анны. Кузина, вынужденно знавшая многое про непростую личную жизнь Мэри, была готова предоставить ей любое алиби, хотя и в душе не одобряла порывистостей влюбленности двоюродной сестренки. Анна прилетела в Белфаст на Новый год, и они вчетвером, учитывая мужа Анны, Альберта, неплохо провели время, погуляв по набережной Лагана и осмотрев верфи, много лет назад построившие и спустившие в Атлантику, здесь же, злополучный Титаник. Несмотря на печальную историю и холодный ветер, английским гостям здесь понравилось. Рядом кто-то даже запустил пару хлопушек и фейерверк, отчего Роберту инстинктивно захотелось бежать в противоположную сторону, но маленькая худенькая Мэри каким-то образом сумела его удержать. И все-таки, Мистер Эй был прав, и им не следовало долго задерживаться на многолюдных площадях. Взглянув на здание Ратуши, и выпив по бокалу шампанского, компания направилась домой, чтобы на следующий день быть уже в Лондоне. Мэри не решилась зайти вместе с Робертом к Бэнксам, потому что опасалась, что про это каким-нибудь образом станет известно в Стране фей, и ограничилась лишь тем, что еще раз пересмотрела и переупаковала подарки, вздохнула и, погасив свет, через запотевшее окно наблюдала за бликами фонарей и Робертом, направляющимся к троллейбусной остановке.