Ханахаки

— Проблема не в том, что нет лекарств, а в том, что ты не хочешь лечиться, — тихо изрекает Мэди.  — С чего ты взяла? — Кларк поднимает голову, привычным движением вытирая окровавленные губы. Старается улыбнуться приемной дочери, незаметно смывая кровь с рук.  — Почему ты перестала лечиться? — требовательно спрашивает девочка. Но Кларк знает, что за внешней злостью скрываются слезы.  — От этого нет лекарств. Она почти не лжет. От любви лекарства пока не придумали.  — Но не бойся. Это не опасно. Слова теряются в горле, которое вновь пережимает боль. И спустя пару секунд Кларк вновь задыхается от кашля, пока из ее рта выпадают лепестки тюльпанов.  — Не ври мне. Ты умираешь, Кларк. Ты можешь не говорить, но я же вижу. Вижу, как эти цветы медленно убивают тебя, — она говорит громко, чтобы перекрыть звуки воды и громкого кашля. Кларк не в состоянии ответить. Резкая боль сжимает грудь, и девушка замирает с широко распахнутыми глазами, в которых больше не отражается жизнь. Очертания лесов и Мэди теряются перед глазами. Остается лишь лицо с мальчишеской яркой улыбкой.  — Кларк, Кларк, пожалуйста, Кларк, ответь мне… — голос Мэди дрожит. Кларк с трудом стряхивает с себя видение, которое приносило минутное облегчение. И тут же платит за это облегчение новым приступом кашля, выплевывая комья крови и разросшиеся бутоны цветов.  — Кларк, с этим надо что-то делать, — придерживая ее за грудь твердо произносит Мэди. Кларк невольно отмечает, как быстро девочка умеет брать себя в руки.  — Все в порядке, Мэди. — Она умывается проточной водой, надеясь, что на сегодня цветы закончились, и стремится улыбнуться. Девочка качает головой.  — Я помню, когда мы только познакомились, ты каждое утро варила отвар, добавляя туда эти лепестки. Почему бы не собрать их и не сварить снова? Кларк печально качает головой.  — Не получится.  — Из-за Беллами? — Что? — Гриффин вскидывается. — С чего ты взяла?  — Я помню, Кларк. Я помню, как ты пила этот отвар. А потом… Ты перестала его пить. Ты просто уходила. А я… — она смущенно опускает глаза. — Однажды я проследила за тобой. Я видела, как тебе было плохо. Видела, как ты кашляешь кровью и цветами. И держишь рацию в руке, и пытаешься поговорить с Беллами. Сначала у тебя не выходило. Но потом ты успокоилась, перестала кашлять и все же смогла поговорить с ним. Глаза Кларк увлажняются. Она поспешно стряхивает слезы. Вспоминает, как трудно было тогда, совсем одной в этом ужасном огромном мире. Как ее спасали разговоры с Беллами. И как она решила воспользоваться этой разлукой, чтобы разлюбить своего друга. С глаз долой, из сердца вон. Не сработало. Отвар из трав с лепестками помогал ей физически. Она больше не отхаркивала кровь с цветами. Но внутри становилось только хуже. В конце концов, Кларк поняла, что лучше уж каждое утро захлебываться в собственной крови, чем пытаться забыть Беллами. Сначала разговоров не хватало. Но потом Кларк наловчилась представлять Беллами прямо перед собой, его лицо, улыбку. Додумывать его ответы, мысленно разговаривать с ним. И тогда стало легче. И цветы появились вновь.  — А с тех пор, как Беллами появился, да еще с этой, — Мэди делает широкий жест в сторону, — ты вообще на себя не похожа. Тебе становится только хуже. Я же вижу. Кларк отводит глаза.  — Ты ошибаешься, Мэди. Беллами тут совершенно не при чем. Девочка недоверчиво хмыкает.  — Я не глупая. Я не знаю, как, но я знаю, что твоя болезнь связана с ним.  — Нет.  — Мне пойти поговорить с Беллами?  — Стой. — Она быстро хватает приемную дочь за руку и умоляюще смотрит на нее. — Я расскажу тебе все, если ты поклянешься, что никому ни слова не скажешь об этом. Особенно Беллами. Мэди на пару секунд задумывается. Смотрит на дрожащую ладонь Кларк у нее на предплечье, потом переводит взгляд на лицо, сталкивается с умоляющим взглядом матери и не может ей отказать.  — Ладно, — она опускается на траву. — Только честно. Кларк кивает и садится напротив.  — Дело вот в чем, — осторожно подбирая слова говорит Кларк. — есть такая болезнь — ханахаки. Она не опасна. Хорошо, не особо опасна. И она скорее психическая, чем физическая. Пару сотен лет назад, до того, как мы получили солнечную радиацию, ее еще не было. Хотя она упоминалась во многих мифах и легендах, что говорит о том, что и древние люди могли ей болеть. Мэди внимательно слушает этот экскурс в историю, ожидая главного. Кларк тяжело вздыхает и продолжает:  — Это болезнь появляется при очень сильной… — глубоко вздыхает, — невзаимной или невысказанной любви. В сердце человека распускаются цветы. Однако, если он не находит отражение своих чувств, цветы вянут и попадают в кровь. Кларк предпочитает не рассказывать о том, что однажды эти цветы могут забить дыхательные пути, и тогда ей настанет конец. Ведь за шесть лет этого так и не случилось.  — А отвар? — тихо спрашивает Мэди, анализируя полученную информацию.  — Есть специальный отвар… Мы с мамой варили его как-то раз для одной женщины на корабле. — Кларк ненадолго прикрывает глаза, отгоняя неприятные воспоминания. — Мне было жаль ее, но тогда я считала, что она глупа. Она отказывалась пить отвар, чтобы не потерять свои чувства. Ты права, основной минус болезни не в том, что нет лекарства, а в том, что человек сам не хочет лечиться. Лечение слишком дорого стоит.  — Но ведь после общения с Беллами тебе становится лучше? — с надеждой спрашивает Мэди.  — Да, — Кларк тепло улыбается. Она не добавляет, что с Беллами ей так хорошо, что цветы в сердце растут и расцветают быстрее. С каждым днем их становится все больше, а значит, ей будет все хуже.  — Тогда с чего ты взяла, что твоя любовь именно невзаимная? Что, если ты — второй случай? И если ты признаешься во всем Беллами…  — Нет, — тоном, не терпящим возражения, произносит Кларк.  — Но…  — Нет. И это не обсуждается. Мы с Беллами — лучшие друзья. И я не хочу терять эту дружбу. Кларк встает, отряхивается и жестом указывает Мэди, что им пора.  — Беллами имеет права знать. Если вы друзья, почему бы тебе не сказать ему? Ты и впрямь думаешь, что он любит Эхо? Ты думаешь, он откажется от тебя, если узнает?.. В какой-то момент Кларк замирает.  — Он… мне очень нужен, — дрогнувшим голосом произносит Кларк. — Безумно нужен. Мне нужен мой друг, невзирая на то, кого он… любит. Мне нужен Беллами. Нужен друг. И я не променяю эту дружбу ни на что другое. И я не хочу, чтобы он знал и страдал из-за этого. И ты тоже пообещала ничего не говорить. Помнишь? Мэди кивает, и дальше девушки идут к лагерю молча. Перед самым входом они останавливаются, и Мэди спрашивает:  — А что с ней стало?  — С кем?  — С той женщиной, которая тоже болела хана… ханахаки? Кларк молчит, а потом пожимает плечами. Затем еще раз благодарит Мэди за помощь, прощается с ней и быстро уходит. Но Мэди понимает, что та сказала ей далеко не все. И ее охватывает холод. Кларк долго не может найти Беллами. А потом узнает от Эхо, что ему не здоровится, и он пошел к реке.  — Что с тобой? — Кларк подходит к мужчине со спины, замечая, что он выбрал абсолютно нелюдимое место.  — А, Кларк… — Беллами выглядит растерянным. И от того, несмотря на щетину, выглядит совсем мальчишкой. Он вскакивает, прикрывая своей широкой спиной реку. Девушка подходит к нему ближе, стараясь не перегнуть палку и не подойти уж слишком близко.  — Что ты здесь делаешь?  — Не рад меня видеть?  — Очень рад. Просто… не ожидал.  — Мне сказали, что тебе не здоровится.  — Ааа, это… — Беллами быстро смотрит в сторону на бурное течение реки и с облегчением выдыхает. — Эхо любит все преувеличивать. У меня просто разболелась голова, и я решил уйти сюда, подальше от шума.  — Мне уйти?  — Нет. Кларк и шагу не успевает сделать, как крепкие мужские руки захватывают ее в объятие и прижимают к себе. На миг она замирает удивленная столь неожиданным поступком Беллами. Но затем прикрывает глаза и крепче прижимается к другу, стараясь насладиться этими секундами уединения. И в сердце вновь распускаются цветы. Яркие и вместе с тем нежные бутоны, которые тут же окрашиваются в красный. И в какой-то момент Кларк кажется, что сердце Беллами стучит также неровно. И что-то внутри, будто мешает ему биться. Что-то вроде крупных бутонов цветов, которые река затем унесет вдаль.