Реакции Stray Kids

— Так-так-так, ты меня слышишь? — твой друг Джисон склоняется над тобой, легонечко похлопывая по бледным щекам, что в свете закатного солнца, кажется, совсем не поглощает его лучей. — Т/И! Прийди в себя! Перед твоими глазами плывет, а голос Хана будто доносится сквозь толщу воды, живот болит. Кто знал, может быть это все твоя излишняя нервозность, или глупая привычка молодого организма, но каждый раз во время начала течки тебе могло стать настолько плохо, что ты теряла сознание. А хуже всего было то, что эта болезненная слабость не имела никакого лечения, все врачи, как один говорили: «перерастешь, кушай витаминки». Дома мама или папа всегда держали во внимании твое самочувствие во время течки, разрешали отлежаться дома, и никогда не давали поводов нервничать, зная, что у тебя есть склонность к обморокам в этот период времени. Но в деревне на каникулах у бабушки за тобой следить было некому, потому что старушка занималась усадьбой, а ты, пользуясь ее занятостью, сбегала со двора в поисках приключений, ведь после шумного города, застоявшегося воздуха, и атмосферы суеты твоя душа просто требовала воссоединения с чистым небом, свежим ветром, щебетаньем птиц, и чистотой природы. В одну из таких вечерних прогулок по поселку ты и познакомилась с альфой Джисоном, который за эти каникулы стал твоим незаменимым компаньоном во всех вылазках. Туманное утро вы могли встречать на озере с удочками, когда самые ранние жаворонки только начинали свою ежедневную песню, день проводить в теньке под деревом, наблюдая, как жители поселка обрабатывают свои посевы, а вечером под гитару петь популярные песни, набивая животы свежей клубникой, только с бабушкиной грядки. Сегодня была одна из ваших самых обычных прогулок, и ты, совершенно забыв про грядущую течку отправилась с Джисоном в поле, чтобы подальше от высоких деревьев посмотреть на августовский звездопад Персеиды, но стоило вам только выйти на открытую зону, как ты почувствовала тянущую боль внизу живота, и болезненные судороги в ногах, из-за которых сознание мгновенно отключилось. — Т/И! Открой глаза, — звал Джисон, но никакой реакции от тебя не последовало. Он слышал, что твой запах усиливался, и слышал это от самого дома, не решившись сказать тебе, и теперь чувствовал себя очень виноватым. Шумно вздохнув, он проверил пульс на тонком девичьем запястье. Все в порядке. Крепко выругавшись, альфа подтянул тебя к рыхлому снопу сена в паре метров от вас, чтобы привести в чувство. Хорошо, что при себе у него имелась бутылка воды, и по классике жанра, выплюнутая на тебя жидкость помогла снова запустить в твоем теле все видимые системы жизнедеятельности. — Джисон, — первым делом увидев альфу, ты испытала неоднозначное чувство стыда и испуга. По твоему лицу стекала вода, и верх летнего сарафана был промочен, перед тобой были темные растерянные глаза, а в нижней части тела ничего кроме ужасного чувства инстинкта. — Я думаю, что мне следует проводить тебя домой, т/И, — серьезно сказал альфа, убирая воду в небольшую наплечную сумку. — Да… пожалуй, — хоть вслух и не было сказано ни слова о твоей течке и твоем состоянии, но вы оба понимали. Джисон — молодой альфа, и имел хороший нюх, а ты в твоем состоянии не могла бы спокойно прогуливаться со своим другом, даже если бы выпила блокаторы, ведь слабость всего организма давала о себе знать. С трудом поднявшись на ноги, ты сделала пару шагов, перед тем, как упасть на землю из-за пошатнувшейся перед глазами картинки. Колени подрагивали, и, кажется, ты разодрала их об острую солому, засушенную летним солнцем. Как же стыдно перед Ханом. Ты тут же поднялась. — Ты чего? Тебе настолько плохо? — в мгновенье оказавшись рядом, Джисон заглянул в твои глаза, придерживая под руку, не давая рухнуть ещё раз. — Прости, Джи, я не хотела… — но он тут же тебя перебивает, бросая и гитару и рюкзак посреди поля, а его руки поднимают тебя над землёй. — Держись за меня, — легко, словно ты вообще не имеешь веса, альфа быстрым шагом идет в сторону дороги. А твое лицо сейчас сгорит от стыда, потому что между ног сейчас становится влажнее, а ладони Хана, удерживающие твое тело под бедрами и поясницей только обостряют все ощущения. Запах от него исходит не менее привлекательный, до течки ты не обращала внимание на его аромат лесных орехов, который сейчас заставлял слюну скапливаться в твоем рту. Неосознанно твои пальцы слегка сжались на его плечах, а нос уткнулся в шею, так вожделенно втягивая больше этого аромата. А Джисон терпит. У него на руках сейчас не просто омега. У него на руках сейчас его лучшая подруга, которая совершенно не виновата в том, что она омега, и течка к ней нагрянула так некстати. И он не может себе позволить ничего лишнего, как минимум потому, что она ему очень нравится. Даже больше, чем нравится. Поэтому парень старается терпеть такой сладкий запах хвои и держать в руках себя, а ещё — т/И. И ему даже удается подумать о том, что вы просто сходите посмотреть на звезды позже, и о том, что он донесет тебя к бабушке домой раньше, чем его самоконтроль закончится. Но как только твой маленький носик утыкается в его шею, втягивая воздух, сердце Хана пропускает удар. Или несколько, потому что твои губы прижимаются к бьющейся жилке рядом с выступающим кадыком, который только что дернулся. Нет, это еще не поцелуй, но такой жест заставляет альфу ускорить шаг. — Оппа, — зовешь ты, потому что становится жарко. Сарафан, к тому же, мокрый и весьма неприятно липнущий к телу, казалось сдавливает ребра, не давая доступа к кислороду. — Что? — серьёзно спрашивает Джисон, внимательно смотря на дорогу. Даже в твоем голосе он слышит нотки возбуждения, что заставляет его шумно выдохнуть. — Мне очень жарко, — шепотом говоришь ты, потянувшись к верхней пуговице сарафана, и расстегивая её. Хан старательно избегает твоего взгляда, но его кровь разгоняется по организму все быстрее, и быстрее, он чувствует, что ладонь, которая поддерживает твои бедра уже настолько мокрая, что пара капель пота стекают к твоим ягодицам. Он решается остановиться на передышку, и ставит тебя на землю, придерживая только за талию. К этому времени солнце полностью скрывается за горизонтом, позволяя взойти луне. Ты подходишь к Джисону вплотную. Его профиль в сумерках еще более прекрасен, чем днем, и ты едва можешь бороться со своими инстинктами, пока не понимаешь, что альфа так же вожделенно смотрит на твои губы, как и ты на его. И они тут же встречаются. Твои руки упираются в широкие плечи, не ожидая этого поцелуя, но сейчас от Джисона исходят такие флюиды, что ты не в силах устоять перед альфой, к такому и так сильно тянет, а под кожей зудит желание, требуя его прикосновений. Влажные губы так нетерпеливо пробуют твои, будто хотели узнать этот вкус всю жизнь, и хватка на твоей талии усиливается, практически не давая шансов на отступление. — Ты же понимаешь, что ещё можешь сбежать от меня? — чувствуя, что выдержка заканчивается, между поцелуями спрашивает Джисон, приспуская бритель твоего сарафана, чтобы касаться поцелуями изящных ключиц. — Я хочу этого, — хоть ты и не до конца уверена в своих словах, ты чувствуешь особое тепло от Джисона. Тебе срывает крышу от альфы, и ты зарываешься ногтями в его волосы, откидывая голову назад. Альфа не медля тащит тебя за руку к сеновалу в паре десятках метров от вас, и попутно выцеловывая каждый миллиметр шеи, позволяет опуститься твоему телу на жесткие засохшие прутики. Его пальцы очень торопясь расстегивают оставшиеся пуговицы твоего наряда, восхищаясь тем, как усиливается твой запах. — Джисон, пожалуйста, — ты не выдерживаешь, и тянешься к его шортам, но его ладони тут же убирают твои запястья, фиксируя их над головой. Второй рукой Хан избавляет себя от одежды и тебя от белья, насколько ему хватает выдержки, чтобы не разорвать его, исследуя твоё тело самыми кончиками пальцев и влажными прикосновениями припухших от поцелуев губ. Он входит не так аккуратно, как хотелось бы сделать это в первый раз, но вовремя успевает одернуть себя, что нужно замереть. Ты хмуришься от неприятных ощущений с минуту, пока альфа не прикусывает мочку твоего уха и не начинает размеренно покачивать бедрами, убирая твой дискомфорт. От твоей податливости и раскованности его дурманит. Твое тело настолько отзывчиво, что Хану хочется оставить метки во всех местах, но ограничивается лишь засосами, которые тебе придется потом долго прятать, жарким летом одеваясь в одежду с рукавами и горлом. Он держит твою руку всю ночь, не выпуская, и он смотрит на звезды, которые отражаются в твоих глазах. Он чувствует, что ты — его истинная и единственная, но скажет тебе об это только утром, когда все-таки не сдержится, и под аккомпанемент твоих стонов сделает метку под твоей левой грудью. Была бы его воля — Хан бы никуда тебя не отпускал, но к восходу солнца вам пришлось прервать свои соития, поскольку рано утром в поле начинаются работы. Одеваясь в сарафан на рассвете ты устало трешь глаза после бессонной ночи, а Джисон усмехается, выбирая из твоих длинных и растрепанных волос соломинки, оставляя целомудренный поцелуй на макушке. — И что мне сказать бабушке? — спрашиваешь ты, спиной откидываясь на его грудь. — Скажи ей, что мы истинные, — сквозь сарафан касаясь пальцами пекущей метки под твоей грудью шепчет Джисон, чувствуя новый прилив чувств к тебе. Кажется, вы задержитесь еще ненадолго.