***
С Гая спадает вся напускная наивность и непосредственность. Наоми посвящает прибывших джонинов в детали плана, а дети прислонились к её теплым бокам и тоже слушают в полудрёме. Ласковые пальцы Наоми гладили их по головам, массируя, и дети, полностью доверившись женщине, уснули. Аккуратно подхватив их, занеся на футон, уложила и укрыла. А затем вернулась к мужчинам. Тренировка, да в полную силу, да со спарринг-партнёрами, которые участвовали в реальных боевых операциях — ну скажите, могла ли она от такого отказаться?! Обучение сына (а заодно — и попутное освоение навыков прошлой обладательницы этого тела) и одиночные занятия — это, конечно, здорово, но, как бы сказать, немножко не то. Армитаж при помощи знаний Удзумаки, собственной фантазии и памяти, а также кисточки, обмакнутой в собственную кровь из проколотого мизинца, соорудила безумный гибрид сигнального маяка и точки респауна, поставила его себе, на помещение, детям и крайне заинтересованным сим действом джонинам, а затем активировала. …Через несколько часов троица появилась в том же помещения, изрядно помятые, но донельзя довольные собой. Наоми проверила, как там дети: маячок маячком, но всецело полагаться на него всё же не стоит. Пока всё было на удивление неплохо: дети мирно спали, только раскрылись во сне и теперь жались друг к дружке. Улыбнувшись, Наоми поправила им одеяло и пошла приводить своих гостей, а заодно и себя, в порядок. Вскоре был дан наказ несколько часов отдыхать, что и было проделано. Армитаж подала пример, с чувством выполненного долга от воплощения одной из важных задумок отрубившись первой.***
Взрослые проснулись одновременно с детьми. Пообедали. Гай, смущаясь, поведал о Ли. Наоми вроде бы спокойно попросила джонина повторить, как именно обзывают этого мальчика некоторые, с позволения сказать, люди. — Инвалидом, — глухо пробормотал вечно, казалось бы, неунывающий Гай. — У него с чакроканалами проблемы… — Инвалидом, говориш-шь… Реальность «поплыла», словно кто-то надавил огромной подушечкой пальца на не менее исполинский жидкокристаллический экран, и мужчины увидели преображённую женщину, лишь отдалённо напоминающую прежнюю Кушину Удзумаки. По крайней мере, даже у Кровавой Хабанеро ки не ощущалась настолько жутко. Ки Лиса была ничем не лучше, но она была… другой, что ли. А ещё серо-голубые — не фиалковые! — глаза мерцали обманчиво ласковым черенковским свечением. Джонины не знали, конечно же, ни таких слов, ни природы подобного излучения, но верно догадывались, что ничто хорошее так светиться не будет. Армитаж взглянула на них, суровая и безумно красивая. Бездонные глаза заключали в себе умело сдерживаемую ярость. Алые волосы стали цвета червонного золота с переходом в русый, на коже проступили линии, в прошлой жизни бывшие трансформационными швами, а на спине, «проплавив» одежду — множество полуколец, направленных в разные стороны и заключённых друг в друга; на спине, плечах и лопатках появились отметины, а тыльную сторону левой ладони перечеркнула полоса, напоминающая татуировку. — Теперь понятно, почему я хочу покинуть эту деревню? — Д-да, Кушина-сан… — пролепетал ошалевший от увиденного шиноби. Нужно понимать, что в ступор его ввёл не красно-чёрный костюм с плащом, в котором оказалась Наоми, а необъяснимые — и оттого пугающие — перемены с ней самой. — Гай-кун, не нужно опасаться того, что вы сейчас видите и увидите в ближайшие часы, — постаралась она успокоить его и Какаши. Она ведь проецировала своё негодование не на них, она, как подметил бы Икиру, злилась вместо них. Маленькие дети, конечно, не столь эрудированы, как взрослые, но вот внимательности и наблюдательности им не занимать. Сколько раз за немногочисленные пока дни в этом мире он своими непосредственными детскими вопросами побуждал её взглянуть на вещи и явления с другой стороны?.. Она не хотела думать, как смогла бы жить, оказавшись в этом мире совсем одна. И смогла ли бы именно жить, а не существовать. Найти бы ещё и Йоко, и поскорее. Где же ты именно, девочка моя?.. Армитаж попросила Гая и Какаши снять с пола циновку и позвала детей.