Can we dance?

На часах десять вечера, в кружке горячий кофе, играет музыка где-то сзади комнаты в колонках, а на экране планшета очередной сериал, которым Феликс собирается поглотить вечер, только вот ничего из этого не идёт так, как хотелось бы: до кофе нет дела, музыка раздражает, а сериал не вызывает интереса, так как голова абсолютно полностью занята мыслями об одном человеке, который слишком волнует. Тот самый Хёнджин, ходячее клише, его грустный взгляд, полный непонимания, при совсем неживой улыбке, такой контраст, до боли в груди, у Феликса и болит. Сам не зная, почему и как, но только об этом Хёнджине мысли и идут. Весь вечер помнится очень хорошо, Феликс жалеет, что выпил так мало, потому что в памяти остались все моменты: первая встреча и отрешённый взгляд, скучный танец и зрительный контакт, неудачное знакомство, жестокие слова и чужие грустные глаза, бледное лицо в желтоватом свете фонарей. Слишком отчётливо помнится даже ужасный коктейльный вкус, холод от ветра и запах кожаных сидений в машине. Кажется, чтобы вытравить всё это из памяти, надо мыть хлоркой. Феликс бы не отказался. Дерьмово, когда чувствуешь вину перед посторонними, когда любая ерунда говорит совести «привет» рано или поздно, даже если сначала молчала, даже если уже неважно. Феликса мучает совесть и стыд за грубость, за слова, которые сказал Лукас и которые точно услышал тот парень, за то, что сразу не извинился. Он вспоминает вечер и думает о том, что, возможно, из-за плохого настроения он всё преувеличил, что стоит прямо сейчас пойти и поговорить с тем парнем, только вот откуда номер возьмётся, откуда адрес, то же полное имя откуда? В половину одиннадцатого в голову, уже болящую от навязчивых мыслей и голосов совести, стыда и разума, спорящих между собой, приходит супер глупая, просто до смеха, идея. Мысленно Феликс бьётся головой о стол, поражаясь своей глупости, тому, что это в голову вообще пришло, потому что дико, нелогично, странно, но уже спустя десять минут он начинает спешно собираться, нервно перепрыгивая с ноги на ногу каждый раз, когда эмоции обостряются. Всё тело переполняет неожиданная бодрость и энергия, сильно контрастирующая с ещё недавними сонливостью и ленью, что пропадают очень быстро. Быть человеком идеи, решительным и быстрым в принятии решений, немного самонадеянным, рискованным — это всё про него, чёрт знает, к радости или сожалению. Для него ничего не стоит загореться глупой идей и сразу начать её осуществлять, не особо волнуясь о последствиях, идти на сомнительно оправданный риск, и именно поэтому сейчас он натягивает футболку и мимоходом звонит Цзыюй, надеясь, что та не спит. Трубку не берут долго, достаточно долго, чтобы Феликс начал нервничать, гудки кажутся особо громкими в повисшей тишине, давят на виски. В его комнате всегда обычно на фоне что-то играет или шумит: это могут быть звуки игры, голоса из сериалов, фоновая или нет музыка. Очень редко выдаётся момент, когда абсолютно тихо и слышен тот же шум улицы, и Феликс эти моменты не особо любит, они порой очень давят психологически, в них ты чувствуешь себя особенно беззащитно и всего лишь пылинкой в мире. Именно поэтому Феликс предпочитает музыку, голоса, шум. Он мотает головой, стряхивая это наваждение, и наконец слышит, что вызов принимают. — Привет. Что случилось? — голос у Цзыюй и правда немного сонный, но не настолько, как у человека, который только проснулся. Скорее всего, она оторвалась от очередного университетского реферата, а телефон был на беззвучке, именно поэтому она так долго и не отвечала. Её голос сразу успокаивает и позволяет Феликсу как-то выдохнуть. От Цзыюй исходит сильная, но при этом спокойная энергетика, которая отрезвляет и приводит в чувства, вся паника будто бы медленно вытягивается через коктейльную трубочку мака. — Сходишь со мной в клуб? — с порога говорит Феликс, нервно сжимая кулаки. Цзыюй слишком разумная и рассудительная, чтобы так просто бросить всё и пойти участвовать в супер глупой идее, это совсем не в её духе. Она скорее составит план действий, рационально всё просчитает, попытается вразумить. Именно поэтому куда логичнее было бы позвонить Юкхэю, ровно такому же идиоту, как он сам, который за любой движ, хлебом не корми, всегда готовый бросить всё и пойти навстречу безумным приключениям, рискнуть и оторваться, но именно его брать и нельзя. У Юкхэя язык без костей и мозгов порой ну вот слишком мало, пьяный он уже успел наговорить ерунды тому танцору, но самое тупое то, что это было не только из-за нетрезвости, Юкхэй в любом состоянии умудряется говорить и делать что-то такое, что стоишь потом и не знаешь, как из этого дерьма выбираться. Идти к Хёнджину снова с ним — это глупо, вряд ли тот даже согласится на разговор, Феликс бы не согласился. Феликс порой вообще не понимает, как он сам ещё не дал по роже Юкхэю, а потом вспоминает, что дело в том, что во многих вещах они просто-напросто похожи. И именно поэтому нужен глоток свежего воздуха и разума в лице Цзыюй. — Когда? — спрашивает она и шипит вдруг, наверное, сделала ошибку в реферате. — Сейчас? — несмело предлагает Феликс. Уверенность от плана медленно успевает улетучиться. Слышится шорох и, судя по звукам, Цзыюй откладывает бумаги и ручку. — Ты серьёзно? — Да. Мне очень надо извиниться перед тем танцором за своё поведение и поведение Юкхэя, — Феликс говорит это почти умоляюще и сразу слышит тяжёлый вдох. — Ты же понимаешь, что его там может не быть? — да, Феликс прекрасно понимает, как и то, что затея глупая в квадрате. — У них может быть его контактный телефон или телефон группы, которая выступала. — Они не имеют право выдавать такую информацию, малыш, — с заметным сожалением говорит она. — Может, они сегодня выступают, — не отступает Феликс, сжимая пальцами низ футболки. Цзыюй ещё раз тяжело вздыхает. — Да, выступают, каждые выходные, а ты думал, откуда в этом месте так много людей? — Неужели столько много приходят ради этих танцоров? — Феликс хмурится, пускай и знает, что это не будет видно подруге. Хотя, пожалуй, она, отлично зная его мимику, и сама догадывается. — Это команда горячих и талантливых парней, почему бы и нет, — спокойно отвечает Цзыюй, будто бы это очевидно. — Но их танцы пиздец посредственные, а таких парней в ночных клубах дочерта… — Ну, а эти выстрелили, дуракам везёт, — и, чуть подумав, добавляет. — Возможно, их хорошо кто-то промоутит или у них достаточно денег, чтобы делать это самим. Феликс чувствует, как по коже проходится холодок, а внутри всё от отвращения и жалости сжимается. — Думаешь, они могут спать с кем-то из верхушки клуба? — Я не это имела ввиду, но кто знает, вполне возможно, — в её голосе слышится явное сожаление, и Феликс понимает почему. Цзыюй из богатой семьи, её отец глава крупной корпорации и поэтому она с детства привыкла видеть то, как всё и все покупаются и продаются за деньги, насколько многое зависит от них, и Феликс знает, как сильно это вызывает в ней жгучую ненависть, жалость и отвращение. Вполне вероятно, она и сама об этом сейчас задумалась, обычно она пытается давить эти мысли, потому что их слишком много и тяжело жить в её среде, жалея всех и сочувствуя всем. Именно поэтому она с восемнадцатилетием кое-как и вырвалась, уйдя в самостоятельную жизнь, но всё равно получая от родителей деньги. Феликс знает, что она ждёт момент, когда её усилия окупятся и она сможет наконец совершенно самостоятельно жить, но пока нет. Она не в силах отказаться от привычной жизни до конца, от каких-то элементов роскоши, от привычек и трат, и Феликс, если честно, не может её осуждать, это было бы слишком лицемерно, слишком глупо. Мало кто бы отказался, быть выкинутым из замка в хлев — страшно. Феликсу достаточно знать, что Цзыюй хороший человек, что она действительно живая и готовая на жертвы и много думает о людях. Он не может её осуждать, потому что сам не далеко ушёл в ситуации, потому что он тоже, на самом деле, не знает, каково это жить вообще без денег родителей, он тоже вырос в обеспеченной семье, пускай и не настолько. Да, у них разные родители, разные уровни обеспеченности, но они вместе не знают, как это жить совершенно иначе, это пугает. Пугает не меньше, чем те, кто вообще не противятся этой системе, молча берут всё, что могут им дать, радуются жизни, не думая ни о ком другом. Таких много, они чёртовы индивидуалисты, которым с рождения внушают, что они единственные лучшие, что главное это цель. Феликсу и Цзыюй тоже внушали, и они рады, что осознали, как это ужасно. Феликс вздыхает и сжимает телефон в руке, чувствуя, что ладони уже немного влажные от волнения. — Я должен хотя бы попробовать. Я не смогу ждать неделю, я потеряю всю решимость и не пойду, и потом буду месяцами жалеть, слыша совесть. Пожалуйста, — совсем тихо говорит Феликс, чувствуя, что это последний шанс. Он отлично знает, где грань, когда Цзыюй может на что-то согласиться, а когда бесполезно будет говорить что-либо, и вот сейчас Феликс балансирует. — Собирайся, — выдыхает Цзыюй. — Хотя, как я могу предположить, ты уже? — Да, — отвечает Феликс, и его голосу наконец возвращается живость. Сердце разжимается и наконец выходит сделать глубокий вдох, почувствовать такое огромное облегчение, что почти эйфория. — Я заеду за тобой, задница, — говорит Цзыюй и сбрасывает сразу. Обычно Феликса раздражает эта её привычка ставить перед фактами, но сейчас он так сильно ей благодарен, что счастливо улыбается и шлёт ей в какао сердечко, получая в ответ «позёр». *** С самого входа оглушает музыкой и кучей запахов, обрушивающихся разом. Феликс морщится, становясь похожим на недовольного ребёнка, а Цзыюй вообще хмурится. Да уж, на трезвую голову она тоже не фанат подобных мест, это в пьяном виде они ей кажутся лучшим изобретением человечества (сатаны, ад на земле же). И Цзыюй снова, который чёртов раз, не спрашивая Феликса, платит за них обоих, не слушая возражений. Ещё одна её черта, которая смущает. — Мне надо что-то выпить, — говорит она, уже глазами выискивая бар. — Иначе я тут не протяну и полчаса, а нам ждать час. Феликс кивает, понимая, что она права, только ему пить особо смысла нет, это не помогает ему перестать нервничать, наоборот он будет думать о том, насколько он пьян и не скажет ли лишнего при встрече с танцором. Чтобы точно ничего не пропустить, с пинков Цзыюй они пришли и правда рано, даже более, чем за час, хотя уже в одиннадцать встретились, просто по вечерам в Сеуле ужасные пробки, и Феликс понятия не имеет, как не сойти с ума за этот час. — Ты не будешь? — Нет, — Феликс качает головой. — Тут так некомфортно… — Согласна, сейчас мне тоже так себе, — с явной неохотой признаётся она. — Мне даже интересно, понравится ли тебе это шоу на трезвую голову, — вдруг прыскает от смеха Феликс, весело смотря на Цзыюй. — Ой, да иди ты. Препираясь, они идут к бару, не переставая шутить, чтобы хоть немного развеселиться, но это правда сложно, когда чёртова музыка бьёт по вискам, как по бонгу. Феликсу кажется, что он сдуреет сейчас. Помните, он говорил, что любит шум? Не такой вот. Подобный шум может спровоцировать тревожность или приступ паники и это одна из причин, почему он ненавидит ночные клубы. Толпа душная, блестящая, потная, дышит в затылок, дышит в лицо, дышит даже в ноги, сжимает со всех сторон, даже не прикасаясь к тебе, давит собой и в себе. Феликс понимает, что ещё немного и он схлопочет приступ паники, начнёт задыхаться, голова закружится, руки и ноги онемеют, будет тошнить и казаться, что он умрёт right now. Цзыюй это видит и хватает за руку, рывками вытаскивая из толпы к бару, где людей меньше и есть хоть какой-то воздух, на это чёртово выступление собирается больше людей, чем помещение клуба способно себе позволить. Можно было арендовать другое помещение, уменьшить количество возможных посетителей, но жажда денег и абсолютное безразличие по отношению к людям не позволяют этого. Дерьмо. — Ты как вообще? — спрашивает Цзыюй, всё ещё цепко держа за руку, боясь, что друг упадёт. — Наверное, пойду умоюсь, — Феликс трёт пальцами виски, пытаясь убедить себя, что голова не собирается болеть. — Я с тобой. — В мужской? — он даже улыбается. — Подумают, что мы пришли не отлить. — Да мне всё равно, если честно, — она закатывает глаза. — Идём. Противиться ей в такой ситуации просто напросто глупо и Феликс прекрасно понимает, что она тут права, если он не умоется, то грохнется в обморок, а если он грохнется в обморок, то лучше при ней. Всю дорогу до туалета Феликс, сам не зная на что рассчитывая, пытается найти в толпе того самого Хёнджина, но его, конечно же, нет. Скорее всего, такие, как он, в вип зоне, о чём Феликс и говорит Цзыюй, на что она кривится. — Вся випка раскуплена с четверга, я уже пыталась купить, прости. Ну да, конечно, как же можно было забыть, что раскупают вип очень быстро, особенно в подобных местах, это как горячие пирожки, честное слово. Все стремятся потратить как можно больше денег, как можно больше засветиться, показать себя, приобрести дополнительные плюшки, и Феликс не может никого за это винить, кроме себя, потому что сам он не проявил инициативы в выборе места, хотя, если так брать, то бессмысленно винить и себя, в четверг ему было вообще всё равно куда они пойдут и кого встретят. Сейчас не всё равно, но что поделать, надо надеяться, что выйдет пересечься и так, иначе придётся тут провести и следующие выходные, класс. В обычной зоне более душно и больше людей, это тоже огорчает и немного раздражает, да и шанса пересечься с танцором достаточно мало, так как, скорее всего, он будет проходить с командой через вип зону, а не обычную, как и всегда делают гости. Видимо, придётся его ждать прям у выхода, надеясь, что за это ему не врежут, подумав будто он сталкер. И зачем он вообще сюда припёрся? Риторический вопрос. Феликс вздыхает и идёт в туалет, где быстро ополаскивает лицо, всё время смотря по сторонам, будто надеясь снова пересечься тут с тем танцором. От абсурдности того, как это звучит (в голове) и мыслей о том, как обычно пересекаются люди в туалетах ночного клуба, он фыркает от смеха, правда сразу же морщится. Из одной кабинки доносится женский стон, а это всё так же мужской туалет. Феликс вытирает рот тыльной стороной ладони и выходит из туалета, где его ждёт Цзыюй, как и обещала. — Сколько до выступления? — спрашивает он, надеясь, что с прошлого вопроса прошло хотя бы полчаса. — Больше часа. Нет, не прошло, от силы минут двадцать, а уже вешаться хочется. После воды становится правда легче, Феликс выдыхает даже, голова меньше гудит, а кожа будто отмылась от всей духоты толпы, но и то не до конца, тут только ветер сдуть может. Феликс чувствует себя правда немного лучше, даже не спешит в обморок теперь, и, увидев это, Цзыюй тащит его в сторону бара, где очень привычно занимает один высокий стул и улыбается бармену, который неловко (смущённо?) улыбается ей в ответ. Бедняга, думает Феликс, внутри посмеиваясь с того, какие сильные у Цзыюй напор и харизма. — Сделайте ему что-то детское, — просит она бармена и Феликс закатывает глаза. — Ну знаете, чтобы он не выехал, как я вчера. — А Вам что? — интересуется бармен. — А мне можно и чтобы выехала, — она улыбается ему, но Феликс спешит её остановить. — Нет, ей тоже детское. После нашей миссии напьёшься. — Скучно, — вздыхает она, но вдруг чуть ли не подскакивает на своём месте и поворачивается снова к бармену. — Малыш, а ты случайно не знаешь Хёнджина? Бармен удивлённо смотрит на них с пару секунд и наконец отвечает. — Конечно же, знаю, но мы не особо знакомы. — У тебя есть его номер? — влезает Феликс, но, поняв как это звучит, поправляется. — Мне нужно извиниться за друга. Что ж, в ответ справедливо на него смотрят, как на дебила. — Нет, он не особо с кем-то сближается. Ходит со своей компанией везде, обычно только на выступления и уходит сразу. От вполне ожидаемых слов Феликс чувствует явное разочарование, почему в этом месте даже бармен бесполезный? Его же работа говорить с клиентами и узнавать их грязные секреты. Но ладно-ладно, может, этот так не делает и Феликс зря его винит, кто знает. — А какой он? — подумав, спрашивает снова. — Обычный богатый ребёнок, — пожимает плечами бармен и возвращается к напиткам. Нет, он всё же раздражает своей несговорчивостью. Феликс на дух не переносит таких молчаливых, скупых на слова, тех, кто небрежно относятся к подобным вещам. Да, это всё придирки, он знает, но на его месте он бы хотя бы ответил хоть немного заинтересовано. Хотя… как много людей тут спрашивают о Хёнджине? Может, он уже просто устал? Такой вариант тоже звучит логичным и поэтому Феликс успокаивается, решив, что раздражение это побочка панической атаки. Время идёт куда быстрее, когда с кем-то говоришь, думает он, смотря на то, как Цзыюй достаёт бармена, но тот, судя по всему, даже и не против, привык, наверное, да и самому менее скучно. В это время Феликс только и делает, что щёлкает в телефоне и думает о том, сколько минут осталось, считая их в уме. Ждать, он ненавидит и не умеет ждать, это для него сложно физически. Зная, что что-то должно скоро произойти, он будет прыгать на месте, думать только об этом, считать время, когда ожидание становится чёртовой вечностью. Когда до выступления остаётся пятнадцать минут, Феликс наконец подскакивает со своего места и, глянув на уже повеселевшую подругу, решает её не трогать, всё равно волноваться особо не о чем, она и пьяная адекватнее многих трезвых. Потом заберёт её. Сейчас стоит волноваться о том, как пробиться локтями к первым рядам, так сказать. Такие штуки Феликс не любит и считает некрасивыми, но он решает, что раз может побыть эгоистом, потому что пьяным людям многое по чиллу и ему самому важно, чтобы Хёнджин понял, что он тут и что… И что дальше? Феликс не знает, но решает подумать об этом потом, когда уже выступление будет заканчиваться. Главное, что он в первых рядах, пускай и сдавленный со всех сторон, а ещё явно без возможности вылезти обратно до конца выступления. Сцена освещается цветными софитами и на неё выходит парней десять, одетых пускай и прилично, но настолько «по трендам», причём отчасти довольно глупо, что забавно даже, ну и плюс Феликс не любит всякие «элегантные» вещи вроде рубашек, которые ещё и приправлены кучей всяких модных штук. Толпа гудит и Феликс ради приличия хлопает, пускай и без особого энтузиазма, глазами выискивая Хёнджина. А, вот и он. Стоит недалеко от центра и всем руками машет, и у Феликса всё внутри почему-то сжимается от того, как искренне в этот момент выглядит танцор. Но тут тот наконец натыкается взглядом на Феликса и его глаза на секунду почти что округляются, правда, он довольно быстро преодолевает замешательство, но перевести взгляд не выходит. Феликс неловко едва заметно улыбается, надеясь, что в свете от сцены видно, и, чёрт возьми, уголки губ Хёнджина на секунду дёргаются, будто он тоже хотел улыбнуться, но опомнился. У Феликса всё внутри будто разом током бьёт от этого, и он сам не знает почему, но это всё так странно, и нет, он не очаровался резко Хёнджином, но этот диссонанс внутри него насколько явный, что ощущается физически с расстояния метров десяти. Так не должно же быть, правда? Толпа гудит ещё громче, когда звучат первые аккорды, а потом на пару мгновений замолкает, всматриваясь в освещённую софитами сцену. Тут и начинается шоу. Десяток парней разом делают броское движение, прогибаются в спине, поворачиваются резко под ритм быстрой музыки, ещё движения бёдрами, Феликсу снова скучно. Красиво, все движения точные, идеальные, да, красивые, они быстрые, ритмичные, нравятся публике, всё так, как нужно. Ни больше, ни меньше. Смотря на них, Феликс думает о том, что с их навыками его команда оторвала бы с руками и ногами, но что дальше делать с теми, кто даже не чувствует, что танцует? Они — идеальный механизм. В искусстве же нет механизмов вообще. Взгляд задерживается на Хёнджине. Красивый, элегантный, пластичный, харизматичный и очаровательный. Его тело двигается лучше, чем у остальных, движения завораживающие, улыбка томная и загадочная, а когда натягивается рубашка, на спине видно мышцы. И как в такого не влюбиться, думает Феликс, внутри не зная, смеяться или плакать от иронии, потому что при всём при этом у танцора стеклянный взгляд. Холодный принц. Хорошо звучит. Всё вокруг резко затихает и замирает на пару мгновений, когда Хёнджин смотрит ему в глаза, его взгляд резко становится каким-то неуверенным и будто напуганным, и это так сильно пронзает Феликса насквозь, что дышать становится тяжело, физически тяжело. А спустя эти мгновения, когда Хёнджин отворачивается, всё вокруг становится снова обычным, только у Феликса сердце бьётся чаще от смеси тревоги и чего-то непонятного, но тёплого. Этот контраст чужих глаз убийственный, абсолютно точно именно такой. Во время выступлений Хёнджин то и дело будто бы избегает смотреть в его сторону, боится, но зато Феликс смотрит и ловит каждый неуверенный взгляд, чувствует его кожей и чем-то под ней даже. Танцору страшно или неприятно, определить проблематично, но Феликс чувствует себя мудаком из-за этого, даже зная, что ничего такого не сделал. По ощущениям он будто сейчас застрял в симс и каждое его мелкое действие решает отношение людей к нему, а главное этого танцора. Пока что они явно не движутся по отметке «дружба», скорее в обратную, негативную. Музыка бьёт по перепонкам слишком сильно, недалеко стоят колонки, они буквально в ухо орут, Феликс глохнет лучше, чем от наушников. Танцоры будто совсем растворяются в музыке, потому что им она явно не кажется слишком громкой, как и пьяной толпе. Глаза могут выцепить только Хёнджина среди них всех, он правда выделяется, сияет по-своему, более ярко, он выглядит живее и прекраснее остальных. Они снова встречаются глазами и Феликс ему улыбается, пытаясь тем самым показать, что настроен доброжелательно, но это превращается в маленькую катастрофу - Хёнджин так удивляется, что в этот же момент спотыкается и, если бы не его сокомандники, он бы точно упал. Толпа кривится, где-то слышится ругань, но уже через секунд двадцать все будто забывают об этом, потому что танец снова становится безупречным, только Феликс не может пошевелиться даже от произошедшего, а его сердце уже успело упасть в пятки вместо Хёнджина. Через сколько выступления заканчиваются Феликс не помнит, всё, что осталось в его памяти после того момента — гул крови в ушах и быстро бьющееся сердце. Интересно, а что почувствовал Хёнджин? Феликс решает подумать об этом позже, потому что сейчас он ставит главной задачей найти этого танцора, вернее дождаться его возле выхода, чтобы поговорить и том, что было вчера, и, возможно о том, что сегодня (было бы о чём). Не дожидаясь Цзыюй, которая явно снова увлеклась, Феликс собирается и бежит на улицу, чтобы там найти наконец выход для персонала, он ведь точно видел его, когда вызывал такси. Он проклинает себя мысленно, потому что это стоило бы сделать заранее, а не вот так криво, как сейчас, нет, но что поделать. На улице холодно, холоднее, чем было вчера, Феликс промерзает очень ощутимо от ветра и влажности воздуха, а танцоров всё нет и нет. Возможно, они воспользовались другим ходом, возможно, Хёнджин и вовсе остался там выпить или же скоротать с кем-то остаток ночи, желающих точно много. Феликс чувствует себя дебилом. Спустя более получаса дверь открывается и из неё выходит первая группа людей — какой-то персонал, шумно переговаривающийся между собой, после них, минут через десять, ещё люди. Каждый раз Феликс оживляется и сразу же поникает, понимая, что нет, не тот, кто нужен. Спустя ещё минут двадцать он начинает злиться на себя. Приходит сообщение от Цзыюй, она спрашивает, где он, и Феликс просит её немного его подождать, печатая ответ начавшими замораживаться пальцами. Дверь снова открывается и наконец на улицу выходит группка парней-танцоров, не особо говорящих друг с другом и вообще явно собирающихся разминуться при первой же возможности. Взгляд судорожно пытается зацепиться за высокого Хёнджина, но того тут явно нет. Феликс считает и их и правда девять, но тогда где Хёнджин? Внутри начинается паника. Недолго думая, он подходит к танцорам и спрашивает о том, где Хёнджин, на что грозят, что сейчас вызовут полицию, счёв это за сталкинг. На моменте, когда Феликс уже устаёт объяснять, что он не сталкер и что полицию не вызывайте, да чёрт возьми, дверь снова открывается и наконец появляется Хёнджин. Он смотрит на Феликса удивлённо, замирает вовсе, но, когда один из его друзей (друзей?) достаёт телефон, чтобы вызвать наконец копов, танцор вмешивается. — Это мой друг, не волнуйтесь. Идите без меня, — и улыбается им своей привычной улыбкой. На него смотрят с недоверием, но Хёнджин это пресекает, подходя к Феликсу близко и едва ощутимо приобнимая за плечи. — Всё правда хорошо, он не один из тех самых. Наконец остальные немного успокаиваются и начинают медленно расходиться, а у Феликса будто плечо горит под курткой от чужой тёплой руки и сердце замерло. — Привет, — выдыхает Феликс, когда все, кроме них двоих, расходятся. Хёнджин тоже резко отстраняется, будто смущаясь. — Я хотел извиниться. — За что? — этот самый Хёнджин забавно хмурит брови и выглядит очень серьёзно. — За дерьмовую ситуацию и слова друга, — Феликс не знает, куда ему деть себя, свой взгляд и руки, всё вокруг ощущается таким неловким, что лицо начинает гореть. — Ничего, — Хёнджин говорит это очень просто, но искренности в этом нет почти, не чувствуется. Он точно был задет, Феликс это понимает. Повисает тягучая и тяжёлая тишина. Они стоят у входа в клуб, из-за двери даже слышно музыку, а вокруг почти никого, только они, ветер и тусклый свет фонаря. Встречаться глазами почему-то оказывается слишком неловко и смущающе, так что они пытаются этого не делать. — Ты был сегодня крут, когда после того, как споткнулся, быстро пришёл в чувства и продолжил танцевать. Хёнджин резко меняется в лице и на глазах мрачнеет, явно не восприняв слова в положительном ключе. — Я в хорошем плане! Это отличный навык для танцора, — Феликс сразу же решает уточнить и, чуть помявшись, добавляет. — Я тоже давно танцую и поэтому понимаю, о чём я говорю. — Ты с кем танцуешь или сам? — теперь танцор выглядит заинтересованно, будто отбросив разом весь предыдущий разговор. — «First team», ты вряд ли слышал. — О, нет, я слышал, — довольно уверенно отвечает Хёнджин. И снова тишина. Она настолько тяжёлая и неловкая, что буквально раздавливает их обоих разом. Рядом с Хёнджином Феликс чувствует себя очень странно, потому что не может понять, кто вообще стоит перед ним? В один момент это типичный танцор из клуба, в другой это неловкий и напуганный парень, а в третий вообще кто-то непонятный. Но при этом Хёнджин не кажется неприятным и Феликс не чувствует себя так, будто его что-то отталкивает, скорее простое непонимание происходящего. — Ладно, мне правда пора, — прерывает тишину Хёнджин. Феликс уже хочет неловко ответить что-то вроде извинений за задержку, как Хёнджин вдруг добавляет. — Спасибо, что пришёл посмотреть выступление. И это звучит так неожиданно искренне. Слова будто сминаются в чужих устах, потому что их владелец не привык такого говорить. Феликс поднимает взгляд, со стыдом осознавая, что всё время пытался смотреть ниже лица танцора, чтобы не было неловко, и видит тот самый живой и завораживающий взгляд чужих глаз. — Это того стоило, — отвечает он, и не о самом выступлении говорит, то всё так же шаблонное и скучное. Хёнджин заторможенно кивает и, попрощавшись, идёт в сторону остановки, пока Феликс остаётся стоять один посреди безлюдной улицы, где угрожает погаснуть последний фонарь. Цзыюй точно будет его искать, он понимает это, но прямо сейчас он не может сдвинуться с места, только смотрит в спину уходящему знакомцу-незнакомцу. Хёнджин.