АБВ2. "Жизни сестёр"

       Мерзавец попытался воспротивиться новым ударам, но из проигрышного положения – лежачего. А правило не бить подобных сейчас не работало. Я не дала ему встать и, уложив, вбив в пол ещё несколькими крепкими ударами ног, напустилась с кулаками. Я не чувствовала отдельно какую-либо часть тела, у меня не возникало мыслей, что я бью руками или просто бью, я вся превратилась в машину, во что-то уничтожающее этого типа. Вся моя сущность обрушивалась на него с огромной, поглощающей злостью и ненавистью, красные пятна перед глазами, усугублённые кровью, которую я видела на лице Сынён, доводили до исступления, мне хотелось рвать, выхватывать куски отвратительной плоти негодяя и разбрасывать, чтобы он расщепился, исчез, как смытая грязь. - Чонён, Чонён, хватит! – Мой слух включился, и я услышала звуки помимо жуткого гула и колотящейся в голове крови, бухающей от подскочившего адреналина. – Чонён, остановись! – Это был голос Сынён, и меня хлопали по плечу. Алая пелена стала блекнуть, я мотнула лицом, моргнула и вздрогнула. Мужчина, загнанный и распластанный, пытавшийся сгруппироваться так, чтобы защитить голову и внутренние органы, но безуспешно, лежал не двигаясь. – Чонён, ты можешь убить его! Боже, тебя же посадят в тюрьму, прекрати!       Угроза тюрьмой меня сейчас вообще не волновала, но я пришла в себя, резко отступив и повернувшись к Сынён. Она со страхом смотрела на меня, прикрываясь тощим обрывком спортивной майки. Больше на ней ничего не было. Кроме разбитой губы и носа, из которого и текла кровь, а ещё ссадины на щеке, над которой наливался фингал, вроде бы никаких повреждений не наблюдалось. Я сделала открытие – меня трясло. Опять посмотрев на урода, которого я била, я разобрала в груде человеческого мяса, костей, кожи и одежды затруднённые движения. Он жив, и его лицо превратилось во что-то куда более ужасающее, чем лицо моей сестры, я разбила его без остатка – брови, скулы, глаза, нос, челюсть, всё налилось багровым, всё измазано кровью, по губам стекает слюна вперемежку с кровью. Вздрогнув от пробежавшего по спине холода, я посмотрела на свои руки. Они были в крови, как в фильмах у убийц. Я никогда прежде не причиняла никому такого вреда, никогда не избивала до такой степени. Я испугалась себя, что смогла совершить такое, но ещё больше я испугалась того, что мне хотелось продолжить. Я не собиралась останавливаться, я должна убить эту тварь! Но Сынён всё ещё придерживала меня за плечо, видя моё состояние. О её состоянии я не смела даже спрашивать. - Чонён, пошли отсюда, - потянула она меня, но не смогла сдвинуть с места. Я всё ещё смотрела на валяющееся тело под ногами, и намечала завершение начатого. – Чонён, надо уходить, пошли!       Уговоры сестры не очень работали, но благодаря ей я всё сильнее приходила в сознание. И я услышала приближающиеся шаги. Мы обе повернулись к проходу с выбитой дверью, и увидели там охранника. Видимо, девушка на ресепшене заметила, что меня долго нет, и послала на поиски. Охранник попытался охватить разумом открывшуюся картину, но логически плохо складывалось. Явно битая девушка, с ней ещё одна, чьи руки говорят сами за себя, а возле них полумёртвый, с трудом опознаваемый мужчина. - Что здесь происходит? – не справившись с разгадкой задачи самостоятельно, спросил явившийся. - Вы немного опоздали, когда действительно были нужны! – прошипела я и попыталась сказать, но поняла, что язык не в силах произнести «мою сестру изнасиловали». Я боялась задеть её? Или мне самой было настолько паршиво от понимания свершившегося? Сынён дрожала, обвивая мою руку своими. - Меня… меня чуть не убили! – Я дёрнулась на этот голос, раздавшийся снизу, но Сынён вцепилась в меня крепче, не дав сойти с места. Этот ублюдок пришёл в себя и приподнял голову, впившись в меня злобными глазами с полопавшимися капиллярами. – Сука! Тебе это просто так не сойдёт с рук… - Господин Чжан! – узнал его, видимо, охранник, и, поклонившись, приблизился к нему. Вот оно как! Из двух пострадавших сторон важно не то, кто виноват, а то, кто более значим и богат. А на что я надеялась? - Задержи эту суку! – поднял почти обессиленную руку насильник, чтобы указать на меня пальцем, но я смело дёрнулась навстречу, удерживаемая, опять же, руками Сынён. - Попробуйте! – я кивнула охраннику. – Я и тебя так же могу уработать! - Уходим, Чонён! – понимая, что правда не на нашей стороне, потянула меня со всей силой Сынён. Отбросив огрызок майки, она схватила чьё-то бесхозное полотенце и обернулась в него. – Идём!       Наконец, я поддалась, понимая, что если придётся ввязаться в драку с охраной, то закон меня точно не поддержит. - Сука, ты заплатишь! – крикнул вслед лежавший на полу. – Я тебя найду, сука, ты поняла?!       Мы спешно вышли в коридор, ничего друг другу не говоря и не останавливаясь, спустились по лестницам и достигли холла. Попадавшиеся навстречу люди почти не обращали на нас внимания, потому что Сынён опустила лицо вниз и держала перед ним ладонь. Этим она и закрывала побои, и вытирала капающую из носа кровь. Уже идя к выходу, я притормозила. - Сынён, где твоя одежда? - В раздевалке на втором этаже, - покачав головой, она подтолкнула меня дальше, показывая, что не вернётся, - там же и телефон, и сумочка… заберу потом!       Дождь по-прежнему шёл, ничуть не утихнув, а, возможно, наоборот разойдясь. Я посмотрела на ладони, пытаясь вспомнить, в какой момент выпустила зонт и где его потеряла? Но память упорно затёрла всё, что было с момента зародившегося волнения за сестру. Дальше всё смешалось, превратившись в форсированный марш-бросок в состоянии аффекта. Сынён была без обуви, и на холодную улицу она вышла ровно такой, какой была внутри – обмотанная банным полотенцем, под которым не было даже трусов. Я хотела остановить её, попросить подождать в холле, пока не вызову такси, утешить, дать свою куртку, но на моих глазах произошло то, что отложилось в моих воспоминаниях на всю жизнь. Минута, в которую я восхитилась сестрой и поняла, насколько мне далеко до её моральной силы. Выпрямив спину в королевской осанке, гордо приподняв подбородок, поправив растрепавшиеся волосы, она приняла вид разочарованной свиданием великосветской леди, подошла к дороге и выставила руку, голосуя. Как же она мне напомнила маму в этот момент! Да, Чжихё из нас троих больше всего походила на неё внешне и воспроизводила заботу и домашние хлопоты той, но, в отличие от Чжихё, наша мама была самым неунывающим, самым стойким человеком, каких я встречала. В периоды, когда семье приходилось туго и дети очевидно могли бы чувствовать себя ущемлёнными, по сравнению с другими ребятами и девчонками в школе, мама поднимала боевой дух всякими историями, надменно рассуждала о богатстве и деньгах, как о ерунде, с глубоким пониманием объясняла и прививала истинные ценности. Конечно, иногда она срывалась, когда слишком уставала или груз дел и проблем становился непосильным, но потом возрождалась, как феникс. Чжихё не хватало этого самостоятельного внутреннего животворящего очага, а вот в Сынён он предстал передо мной в полной мере. Может, сестра считает, что таков долг настоящей актрисы – скрывать истинные эмоции, что так она проявляет свой талант, но мне показалось, что всё наоборот, и её талант появился как раз из умения держать всё в себе, всю боль, разочарование, драму. Это появилось, когда её бросил, пропав, Джебом. С тех пор она перестала что-либо принимать близко к сердцу и надолго на чём-то концентрироваться.       Сынён посмотрела на меня, попытавшись улыбнуться, но разбитая губа заставила покривиться: - Вызови-ка лучше такси через интернет, а то мой вид кажется водителям подозрительным.       Я немедленно выполнила её просьбу. Прохожие топали мимо, выглядывая из-под зонтов на странный дуэт. Хотя меня и не замечали, всё внимание устремлялось на голую девушку в полотенце, терпеливо мокнущую под ливнем и перебиравшую босыми ступнями на холодном асфальте. Сынён сама ещё не до конца осознавала, что произошло, и что это кончилось, иначе она покрылась бы мурашками от холода, но вместо этого она хохотнула: - Хорошо, что сериал со мной ещё не вышел! Представляешь, если бы я уже была знаменитостью? Скандал бы вышел, журналисты наделали бы сотни снимков меня в таком виде! Удачно я попала впросак до премьеры.        Защитные реакции психики работали вовсю. «Попала впросак» - это об изнасиловании. Я смотрела на Сынён во все глаза. Как бы я вела себя на её месте? Что бы чувствовала? Я же видела, этот проклятый негодяй успел начать своё дело, но сестре, как и мне, не терпелось забыть увиденное, а то и вовсе сделать вид, что ничего не было. У неё шок и жуткий стресс, но какой-то предохранительный шлюз опустился, и Сынён убегала стремительно подальше физически и в мыслях. - Дай-ка телефон, - забрала она мобильный из моих рук, - позвоню Чжихё, скажу, что мы не приедем. – Она приложила трубку к уху. – Привет! Сестрёнка, мы не сможем сегодня, не жди. Да я приболела, не пойму, простуда или что, а тебе же сейчас нельзя никакую инфекцию подцепить. Да-а, ни в коем случае. Так что, пока я не убежусь, что абсолютно выздоровела, ни ногой к вам! Чонён? А вдруг инкубационный период? Пусть со мной посидит. Да нет, я себя не слишком ужасно чувствую, но вдруг надо будет в аптеку послать за чем? Ага. Да, небольшая температура. Ну всё, отдыхайте без нас, пока-пока!       По всей этой суетливой деятельности, по попыткам шутить и что-то теребить в руках, я представляла, что по-настоящему в душе Сынён творится. - Мы поедем в полицейский участок? – спросила я, смотря на лицо, омытое дождём. Кровь утекла, но ссадины и синяки остались. - Что? Зачем? Нет, мы едем домой, - пробормотала быстро сестра. - Нужно зафиксировать побои, подать заяв… - Ничего не случилось! – крикнула Сынён. Её голос сорвался. Губы затряслись. Сделав глубокий вдох, она яростно взглянула на меня: - На тебя тоже напишут заявление, если туда сунутся! Не хватало тебе угодить за решётку! Забудь! – Она так эмоционально вещала, что схватилась за челюсть, насторожившись. Изнутри пощупав рот языком, Сынён выплюнула что-то на ладонь: - Ну вот, зуб откололся…       От удара. Урод! Я замолчала. Как раз подъехало такси, и мы туда погрузились. Я раньше думала, по какой причине так много женщин в мире терпит насилие, не жалуясь? Почему они не подают заявления? Не наказывают виновных? Это казалось мне абсурдным, чего легче пойти в полицию и передать в руки правосудия справедливое требование кары? Но вот подобное стряслось рядом со мной, с моей сестрой, а, значит, и со мной тоже, и я видела, как трудно перешагнуть этот порог молчания, как нелегко вслух произнести короткую фразу «меня изнасиловали». Даже я, косвенная участница, не представляла, как озвучу это при Сынён или ещё ком-то. Нет, я смотрела на это не в рамках примитивного патриархата, где изнасилованная не столько жертва, сколько опозоренная развратница, которую саму же ещё и следует образумить, мол, будешь знать, где ходить и с кем водиться! Я смотрела на это с точки зрения психики. Есть вещи, о которых хочется забыть, не трогать их. Да, психологи советуют проговаривать проблемы и делиться ими, чтобы становилось легче, но не всегда это помогает. Я… я не могу подобрать ни одного друга, с которым смогла бы поделиться такой бедой! Когда что-то касалось других напастей – пожалуйста! Чжунэ оказался скотиной – я шла к Джуниору или Чимину, делилась с ними, убеждаясь, что не все парни скотины. Когда Чжунэ лгал, я опять же шла к друзьям, чтобы убедиться – есть и честные, не обманщики. А сейчас, если мне захочется убедиться, что не все парни могут поднять руку на девушку и изнасиловать её, к кому я пойду? Я не смогу рассказать об изнасиловании Сынён ни Чимину, ни Джуниору, ни Чжунэ, ни Югёму. Не только потому, что это – беда моей сестры, настолько личная и интимная, что её нельзя перемалывать с кем бы то ни было. Ещё была другая причина. Они все были мужчинами. Они все, каждый, был той потенциальной тварью, которая могла бы посягнуть на женское тело, захотеть его и взять. И даже золотые, которые, уверена, никогда бы не ударили девушку раньше… именно я становилась причиной того, что они смогут это сделать! Я заставляла тренироваться с собой, заставляла не смотреть на то, что я девушка и, рано или поздно, они наверняка закроют на это глаза, станут сражаться на равных, и на женщин смотреть, как на равных. К этому же может прийти? Может! Получается что я, боровшаяся за равноправие, только что открыла для себя – ни черта равенства нет и быть не может! Не может мужчина поднимать руку на женщину с той же лёгкостью, с какой поднимает на другого мужчину! Почему это так мерзко, грязно и отвратительно? Потому что это моя сестра? Нет, с любой другой девушкой было бы такое ощущение. Насилие само по себе ужасно, в виде войны, сражений, перестрелок, там, где борются равные по силам, но вдвойне ужасно то насилие, где заведомо более сильный вступает в борьбу со слабым. Впрочем, это и есть единственная возможность для возникновения насилия, ведь оно, по сути – принуждение. А принудить равного по силам невозможно. Вот! Вот в чём гадость насилия. Это те случаи, когда человек, осознавая своё превосходство, начинает распоряжаться жизнью, телом, имуществом другого так, будто ему всё можно. Это возврат к рабовладению, это попрание прав и свобод человека, кем бы он ни был: ребёнком, подростком, женщиной или слабым мужчиной. - Остановите, пожалуйста, вон у того магазина! – попросила Сынён у водителя, и я вышла из сумрака рассуждений. Она бросила на меня взгляд в полутьмах заднего сидения автомобиля. – У тебя есть с собой деньги? Возьми соджу, пожалуйста. - Хорошо, - кивнула я и выскочила под дождь. Всё равно мы обе были мокрые. Таксист, наверное, проклинает нас за то, что мы намочили сидение.       Я купила две бутылки, чувствуя, что мне это тоже нужно - выпить, вернулась и села в салон. Рука Сынён нашла мою и крепко сжала. Первый запал энергии угас, её выдержка была на исходе. Она выглядела опустошённой, раненой, напряженной, но всё так же ровно держала спину и не позволяла себе сникнуть. К счастью, из-за погоды двор был пустым, и ни одна соседка не могла увидеть, в каком виде Сынён продефилировала из машины в подъезд, иначе вопросов была бы куча. Мы поднялись в квартиру. Я успела заметить с улицы, что на кухне горит свет. Именно оттуда выглянули Чеён и Чэрён, удивившись, что мы так рано вернулись, ведь обещали поехать к другой сестре в гости. С первых же секунд, в прихожей, где я зажгла свет, они рассмотрели лицо Сынён, но у них не хватило решимости спросить что-либо. И хватило воспитания и совести не делать этого. Про то, что сестра босая и в одном полотенце – уже и речи не шло. Она улыбнулась, пересилив боль в ноющей челюсти: - Опасно ходить в бассейн, девочки. Там скользко.       Сёстры Шин посторонились, давая ей пройти дальше, в ванную комнату. Чэрён посмотрела на Чеён, готовая принять это оправдание, но ищущая подтверждения в лице старшей. Чеён пожала плечами, показывая, что не компетентна, и сказала мне: - Чэрён ужин приготовила, есть с нами будете? - Нет, спасибо. – Разувшись, шуршала я пакетом с двумя бутылками. Чеён бросила на него взгляд и безошибочно определила, что внутри, дав понять это молча. – Присоединишься ко мне и Сынён? - Нет, у меня крайне негативное отношение к употреблению этого.       Девчонки вернулись на кухню, где как раз успели выставить на стол две тарелки. В воздухе витал аромат еды, но мне было не до него. Я открыла полку и достала две рюмки. Нужна ли закуска? Нет, кусок в горло не лезет, и у Сынён, скорее всего, такое же состояние. - Приятного аппетита, кушайте без нас, - постаралась я улыбнуться так же, как Сынён, но у меня не вышло.       Я подошла к двери ванной, где включилась вода. Шумел душ. Я постучала костяшкой пальца по косяку: - Всё в порядке? - Да, я скоро выйду! – бодро и искусно пропела сестра.       Пройдя в их с Чжихё спальню, я поставила на тумбочку стопки, открыла соджу, налила ей и себе, села на кровать. Стоит ли убеждать Сынён писать заявление? Надо ли давить на неё? Я не смогу. Если увижу, что глаза её наполняются слезами, то замолкну до гробовой доски. Да и что это даст? Посадят ли того типа? Похоже, он не из бедных. Потребуются свидетели. Мне придётся рассказывать публично, в каком виде я застала их… Боже! Меня передёрнуло. Сынён что-то говорила о тюрьме. За что меня-то посадили бы? Превышение самообороны? Вообще-то, и не на меня нападали, поэтому мои действия даже не самооборона. Но если бы я почувствовала отмщение свершившимся, мне бы и тюрьма не была страшна. Однако удовлетворения от сделанного я не получила. Я хотела продолжать бить и бить этого господина Чжана. А потом пусть бы и сажали. Ладно этого боятся люди, у которых карьера, престиж, положение в обществе. А мне что? Судимость придала бы мне авторитетности. Я горько хмыкнула. Неплохие у меня планы на будущее. Интересно, золотые могли бы меня отмазать от тюрьмы? Они же сами нелегалы, значит, в их силах было бы лишь обеспечить мне такое же положение и помочь скрыться.       Сынён вошла в спальню и, мельком задев меня взглядом и стараясь не сталкиваться с моим, увидела наполненную рюмку. Подошла к ней, опрокинула залпом, налила ещё и села напротив меня. Я проследила за её действиями и, выдохнув, попыталась тоже залить жидкость в себя, но не пошло, и я только поперхнулась одним глотком. Пока откашлялась, Сынён немного расслабилась и произнесла: - Боюсь, до шестого числа лицо не заживёт. Я не смогу приехать на съёмки. Просру контракт, ещё и придётся платить неустойку. - А грим это не скроет? – попыталась я обнадёжить сестру. - Фиолетовый фингал под глазом – точно нет, увы, в таких малобюджетных кинолентах не участвуют специалисты по спецэффектам, и на фотошоп полагаться не придётся. – Мы стали потягивать соджу. Я вторую половину первой рюмки, а Сынён – первую половину третьей. - Насчёт заявления… - вкрадчиво попыталась я начать. - Не сегодня, ладно? – сестра прикрыла глаза и, сделав вдох и выдох, открыла их. – Я… понимаю, да, скорее всего, придётся что-то сделать… я не хочу потерпеть ещё материальные убытки… - Опять ты всё о материальном! – не выдержала я. - Да как ты не понимаешь! – крикнула Сынён. Я вздрогнула, убедившись глазами, что дверь закрыта. Но что-то сёстры Шин всё равно выхватят из разговора. – Как ты не понимаешь, что думать о деньгах и категориями денег намного проще! И легче! Если думать о том, что здесь, - она ткнула пальцем в сердце, - и здесь, - указала она на висок, - то можно рехнуться! Это тяжело, ясно?! Приобретать и терять деньги, привязываться к деньгам… лучше так, чем привязываться и терять людей, чувство собственного достоинства и ещё чёрт знает что!       Я открыла рот, но она не дала из него выбраться словам: - Что? Ты скажешь, что я сама виновата? Что напросилась, бегая за деньгами? - Я даже не думала… - Даже если ты не думала! По факту, много кто бы так подумал! Знаешь, как много людей посчитает, что если девушка готова спать лишь с состоятельными мужчинами, то изнасилование для неё – ерунда! – Сынён опустошила третью рюмку и временно поставила её. – Уён, этот тип, когда я ему сказала, что актриса, сразу воспринял это как синоним «проститутке». Он вообще больше не воспринимал отказа! Я… он предложил мне экскурсию по клубу, который когда-то открывал вместе с Чунсу. Я подумала, может, заодно и того встречу? Он завёл меня на третий этаж и стал приставать… - Моё лицо молило «не надо подробностей», но Сынён не смотрела на меня и продолжала: - Я дала понять, что не собираюсь спать с ним, но для него мои слова ничего не значили. Он потешался над моей профессией, говоря, что какая же актриса откажется раздвинуть ноги перед человеком с деньгами? Я ответила, что, например, я, но он ударил меня по лицу и всё равно сделал то, что задумывал… - Сынён хмыкнула: - С моей стороны было глупо утверждать, что я не такая, правда? Ведь я спала с несколькими мужчинами, благодаря которым получала роль. С тем же Гынсоком. Но я никогда не переступала через себя, Чонён! Никогда! - Я знаю… - Когда-то я отбила её от приставучего режиссёра, прямо в машине у нашего подъезда, когда он подвёз её. - Я ищу состоятельных мужчин – да! Но из тех, которые мне нравятся, я… - Она опустила взгляд к полу, покачав головой: - Я просто ищу оправдание для того, чтобы любить. Вроде бы не их самих, а их капитал, связи, кредитные карточки. Лучше любить деньги, тогда не будет обидно и больно, тогда не придётся осознать, что всё это не взаимно и тебя пользуют. Любя деньги, вроде как ты тоже плохая, тоже пользуешься. Я больше не хочу такого, как с Джебомом.       Кажется, впервые за много лет она сама вспомнила о той истории. Неужели она до сих пор что-то к нему чувствовала? Прошло столько времени! Тряхнув головой, она расправила плечи: - Множество моих коллег, я знаю, спят без разбора с продюсерами, директорами телеканалов, чтобы идти вверх, чтобы был карьерный рост. Но я никогда не понимала, как можно спать со стариками, с толстяками или какими-нибудь извращенцами. О, Чонён, я слышала десятки историй и о том, что девушек принуждают к этому, насилуют, но никогда не думала, что это коснётся меня. Да ещё и без выгоды, - цинично ухмыльнулась она. – Ты говоришь о заявлении, но, поверь, по опыту, это ничем не кончится. У Чжан Уёна полно денег, каких у нас нет. Он откупится, замнёт дело. Пригрозит тем, что сядешь ты, и я не рискну открывать рот. - Не надо бояться за меня, главное – справедливость! - Не пори чепуху! – осадила меня Сынён и взялась за бутылку. – Будешь ещё?        Я подставила рюмку. Она налила мне вторую порцию, себе – четвёртую. Бутылка кончилась. - Главное – быть целыми и невредимыми, и на свободе. - Сынён, таких ублюдков надо отправлять за решётку… - Пусть этим занимается кто-то другой. Я попытаюсь мирно потребовать финансового возмещения. Сниму завтра в больнице побои. – Сделав глоток, она презрительно фыркнула: - Спасибо, что не дала этому дебилу закончить начатое, хотя бы не придётся бежать за таблеткой экстренной контрацепции.        Мне подумалось, что не давать мужчинам кончать входит в моё профессиональное ремесло. Но я не стала делиться подобным открытием с сестрой. - Но анализы на венерические заболевания всё равно сдам недельки через две, - подытожила Сынён, - кто знает, насколько это было грязное животное? От мужчин одни проблемы, да? - Похоже на то, - согласилась я. - Наверное, мне стоит поумерить свой пыл с поиском богатого любовника, - признала сестра. Отставив рюмку, она пересела ко мне и, вдруг, крепко обняла, уткнувшись в плечо. – Спасибо, Чонён! Что бы я без тебя делала?       Я не нашлась, как отреагировать на эту благодарность, просто тоже обняла сестру руками. Она тихо продолжила: - Ты мой герой, Чонён! Ты знаешь, что ты лучше любого мужика и всех их вместе взятых? – Она поцеловала меня в щёку, а я засмеялась: - У меня только денег нет. И члена. - Пф! Это, смотря с какой стороны глядеть, может даже достоинство. Мозгов и благородства-то у тебя побольше. А это важнее бабла и члена. К сожалению, мужчины этого не понимают. Да и как можно понять что-то, если мозгов-то и нет? – Мы обе засмеялись, но я заметила, что из глаз Сынён текут слёзы. Я вытерла их кончиками пальцев. - Никуда без меня пока не ходи, ладно? Завтра воскресенье, я в больницу с тобой пойду. - Договорились. Поспишь сегодня тут? - С удовольствием, - располагаясь поудобнее на кровати Чжихё, кивнула я.       На следующий день мы сходили к травматологу, зафиксировали всё, как полагалось. При обнаружении побоев в больнице, как мы ни сопротивлялись, всё равно подали сигнал в полицию. Оттуда приехал дежурный с отправным бланком для заведения дела и, после того, как исчерпал все попытки заставить Сынён подписать заявление, хмуро отбыл, сказав скорее мне, чем ей, потому что я внимательнее относилась к его словам, что мы множим преступность. Мне это было как нож под ребро. Так и хотелось побежать к золотым и напроситься на истребление парочки негодяев. Во время избиения Уёна я поняла, что вполне смогу убить человека, да только как входить в то состояние, какое накатывало на меня, когда кто-то трогал сестёр? Без него я не бывала такой жестокой. Думая о золотых, я размышляла так же о том, что предложили мне когда-то Чимин с Чонгуком: если кто-то обидит, сказать, и ребята разберутся. Дать им наводку на Уёна? Они уже давние, опытные подпольщики, они его уберут, труп спрячут. Но посчитаю ли я себя удовлетворённой? Имею ли я право лишать кого-то жизни? До посещения Тигриного лога я бы не задумалась над подобным. Если вижу несправедливость, значит, имею право наказать! Но относительность истины открылась в широком спектре, и теперь самосуд не казался таким логичным, как раньше. Вернее, я его таким по-прежнему видела, но боялась осуждения со стороны братства, что они скажут – я не имела права так делать. Мне необходим был совет, но я всё так же не представляла, как скажу тому же Чимину о случившемся. И по этой причине, в том числе, заказать золотым Уёна трудновато.       Когда мы вышли из больницы, Сынён принялась приводить в действие очередной план, показавшийся мне напрасным. Я отговаривала её и убеждала, что лучше всё решать через полицию, однако сестра твёрдо придерживалась намеченного курса. Она позвонила в клуб и не попросила, а потребовала соединить её с директором Кимом. Когда тот оказался у телефона, её голос стал ледяным: - Добрый день, это Пак Сынён, посетительница вашего клуба. Мне необходимо с вами встретиться и поговорить. Хотелось бы сегодня же. Это очень срочный и важный вопрос. Будете сегодня в офисе? Хорошо, я подъеду в течение часа. До свидания!        Решимости у неё было не отнять. Я не знала, почему она принялась действовать через этого человека, но Сынён объяснила: - Всё-таки, кое-что я в мужиках понимаю. В Уёне я сразу разглядела сволочь, а Ким Чунсу кажется тем, кто способен принимать правильные решения.       Я хвостом следовала за сестрой, боясь оставить её хоть на минуту, поэтому мы вместе приехали туда, откуда вчера бежали со всех ног, пережив кошмар. Поскольку нам было назначено, этой информации хватило администратору, чтобы он пропустил нас без вопросов. Мы поднялись на роковой третий этаж, от которого у меня дрожь возвращалась и немели пальцы. Я словно слышала эхо стона боли Сынён, и прижалась к ней поближе, успокаиваясь, что она тут, со мной, теперь всё хорошо.       Ким Чунсу стал подниматься из-за стола, чтобы поприветствовать Сынён, но, с порога увидев её лицо, замер в полудвижении, ни сесть ни встать. Я прошмыгнула следом за сестрой и прикрыла за нами дверь, разглядывая цель, ради достижения которой сестра приложила столько стараний, а получила страдания. Широкоплечий, в обтягивающей крепкие, накачанные грудь и плечи футболке незабудкового цвета, с добрыми глазами и резким контуром лица, чуть тяжеловатым, но мужественным. Мужчина так растерялся от повреждённой красоты знакомой ему клиентки, что смог только рукой указать на стулья напротив. Сынён уселась, закинув ногу на ногу, а я осталась стоять за её спиной. Чунсу продолжал занимать среднее положение между нашими, не садясь обратно и не вставая до конца. Его взгляд скользнул по мне, чтобы не нарушать приличий и не пялиться на гематомы Сынён. Не откладывая дела в долгий ящик, она провела рукой, которой не держала сумочку, вдоль своих губ, носа, щеки. Ниже подбородка она была безупречна, в строгом деловом костюме с зауженной юбкой с разрезом позади. А я-то думала с утра, зачем так рядиться в больницу? - Как видите, рекламное лицо спортивной продукции, с которой вы сотрудничаете, стало немного нетоварным. – Она достала из сумочки справку о побоях и положила на стол, подвинув в сторону Чунсу. Он посмотрел на лист. – Это сделали со мной вчера здесь, в вашем клубе. Некто господин Чжан Уён, бывший совладелец, попытался меня изнасиловать… - Я отметила, что она сказала «попытался», а не «изнасиловал». Фаза отрицания, как психологическая защита? Или это тот самый страх, оставшийся в женщинах со времён суровых мужских правил, когда признать себя попользованной мужчиной при другом мужчине – это сделаться неприятной, дешёвой, порочной? На лице Чунсу пролегла тень, на лбу образовалось две складки, горизонтальная и между бровями. – Если вы не верите мне, то моя сестра была свидетельницей, она… - Я верю вам, - прервал её объяснения Чунсу и, отмерев, дотянулся до справки. Это, конечно, была предусмотрительно снятая Сынён сразу же в больнице ксерокопия. – Мне жаль, я… - Сожалениями не поможете, - процедила сестра, испепеляя его глазами. Да, судя по тому, что я успела понять о Чжан Уёне, с тем она бы так не поговорила, максимум – получила бы добавки по лицу. Ким Чунсу же терпеливо и внимательно, даже сочувственно внимал этому и выглядел пристыженным, хотя не имел никакого отношения ко вчерашнему. - Я понимаю… - У меня должны были быть съёмки через неделю. Никаким волшебным образом я не исцелю свой облик, мне придётся отказаться от роли и заплатить издержки компании. – Она многозначительно посмотрела на него. Чунсу задумчиво молчал. – Мне казалось, что у вашего клуба безупречная репутация, я не слышала о нём ничего плохо, но, видимо, многое умалчивается… - В этом клубе, действительно, - опомнился, заговорив, директор, - ничего такого прежде не бывало. Господин Чжан Уён больше не переступит порога этого заведения… - Мне на это всё равно, я тоже не переступлю, - заявила Сынён. – Я не стала забирать свой абонемент вчера, и не намереваюсь этого делать. - Я приношу извинения от лица нашего клуба, - поклонился Чунсу, - всё, что я могу сделать, чтобы загладить вину заведения – я сделаю. Пожалуйста, пришлите мне счёт за издержки, которые выставит вам кинокомпания, я покрою все ваши расходы, госпожа Пак.       Сынён не ожидала так быстро добиться успеха. Мне это тоже показалось невероятным, однако вид господина Кима был искренним и участливым. Вроде бы надо было уходить, но у сестры было запасено много заготовок, и уходить, не истратив их, было неинтересно: - Чжан Уён угрожал мне расправой. Мне и сестре, - кивнула на меня Сынён. – Скажите, раз вы с ним знакомы, он способен причинить нам вред? Нам стоит предпринять какие-то меры?       Чунсу посмотрел на нас, чувствуя, что возникает атмосфера договорённости. Положив листок с медицинской экспертизой, он, наконец, сел в кресло, вздохнув. - Господин Чжан достаточно влиятельный человек, но я постараюсь уладить этот вопрос. - Я хочу получить от него моральную компенсацию, - осмелела Сынён. - Вряд ли это получится, - отрицательно воспринял её желание директор клуба. – Он… сложный человек. - Он считает, что ему всё можно! – вставила я. Ким Чунсу развёл руками: - Он не один такой на свете, к сожалению. - Вы его покрываете, - прищурилась я. Сынён обернулась и грозным взором велела придержать язык за зубами. Чунсу ничего не ответил на мой выпад, уставившись на свой рабочий стол. - У всех бывают не лучшие друзья, - сказала сестра, привлекая внимание Чунсу обратно, - и кто-то из этих друзей зачастую занимает хорошую нишу в обществе, там не хочется лишаться таких знакомств, а потому нет смысла и восставать против них, разрывать с ними связи. Моя сестра ещё мала, и не понимает таких вещей, господин Ким, но я вас прекрасно понимаю. Вы ничего не сделаете такому человеку, как Чжан Уён, потому что никто из нас не застрахован от разных случайностей, вдруг когда-то понадобится обратиться к кому-то важному и опасному? - Вы очень проницательны, госпожа Пак. Я… сам оплачу все расходы, которые вы каким-либо образом понесли из-за этой ситуации. - Вы очень любезны, господин Ким, - поднялась Сынён с взаимным комплиментом. Держалась она великолепно, но, несмотря на апломб, я знала, как её расстраивает не совершенное лицо, каким она привыкла красоваться.       Чунсу тоже поднялся и вышел из-за стола, провожая нас к двери. - Мы могли бы обсудить вашу моральную компенсацию сегодня за ужином, если вы не против? – предложил мужчина. Я удивилась, сестра, наверняка, тоже, но никак этого не разоблачила. - Сегодня? – Она начала задумываться, но потом махнула рукой. – Ах да, у меня же всё отменилось из-за того, как я ужасно стала выглядеть… - Вашу красоту трудно испортить, госпожа Пак, - улыбнулся Чунсу вежливо. – Но если вам некомфортно ощущать на себе взгляды людей, я закажу отдельную кабинку в ресторане. - Буду весьма признательна, - чуть кивнула подбородком Сынён, вынося своё королевское величие из кабинета и протягивая Чунсу визитку с номером телефона. – Позвоните мне позже.       Мы вышли, спустились на второй этаж, где были раздевалки, нашли женскую, и Сынён выудила из ящика свои вещи, другую сумочку и телефон в ней с пулемётной очередью моих непринятых. Только там мы переглянулись, и я заметила, как сияют глаза сестры. Но вместе с тем на лице лежала и печаль. - Веди он себя так на неделю раньше… - вздохнула она. – Ладно, поехали домой, мне надо переодеться к ужину! - А если он заманивает тебя в ловушку, а там будет этот… Уён! - Ты считаешь, он способен на такое? - Боже, он мужчина, Сынён, им вообще нельзя верить! - Тогда ты поедешь со мной. Он же не говорил, что это будет свидание? А раз встреча деловая, то я приеду с телохранителем.       Где-то через час Чунсу позвонил сестре и назвал адрес ресторана, где забронировал столик. Когда мы приехали туда вдвоём, мимика мужчины выразила некоторые несбывшиеся ожидания. Он не рассчитывал, что я тоже буду, однако ничего не сказал. Беседу выдерживали в рамках намеченной темы. Директор не обманул и не пустословил, он сразу же, с извиняющимся поклоном, передал сестре чек на двенадцать миллионов вон*. Сынён не пыталась флиртовать, была малословна, от вина отказалась. Мы недурно перекусили и провели в ресторане около часа, после чего господин Ким Чунсу вызвал нам такси и проводил до него, попросив обращаться к нему, если что-то понадобится и немедленно прислать счёт, когда размер неустойки станет известным.       Я только перед сном добралась до телефона и увидела там обычные сообщения от Чжунэ. Как дела? Чем занимаешься? Куда пропала? Не хотелось с ним общаться. Даже с Чимином завтра не хотелось. Осадок от мужского скотского поведения остался жирный, удушающий, погребающий под собой всё то светлое, что я когда-либо думала о парнях. Я стала воображать мир без мужчин, где жили бы одни девушки. Без единого парня! Или как амазонки, с мужиками для спаривания, на периферии. Каким бы был этот мир? Были бы там войны и кровопролитие? Женщинам и в десятой, сотой части не свойственно то количество агрессии, которую излучают мужчины. Золотые говорили о шаньсийках, где царит матриархат. Они борются с мужскими группировками вокруг, но каково внутри этого клана? Как живут эти женщины, не подчиняясь мужским условностям, не живя в страхе за себя перед мужчинами? Я хотела бы узнать о них больше. Где там застрявший Мингю? Хоть бы вернулся и рассказал чего интересного.       Пока я обдумывала это всё, меня немного отпустило, и я ответила Чжунэ, что была занята с семьёй, дела ничего так. «Можешь говорить?» - спросил он. «Да» - ответила я. Мобильный тут же затрезвонил и я подняла: - Если у тебя через стенку Дана, даже не думай со мной разговаривать, - предупредила я. - Нет, я с Юнхёном и Борой, у него в гостях, - отчитался Чжунэ. – За стенкой они, я на балкон вышел поболтать. - Дома не сидится? - А что я там, по-твоему, должен делать? – ехидно спросил Чжунэ. Его вредный тон напомнил мне о насущном. - Слушай, у тебя же много связей? - Смотря каких. - Если бы я кого-то грохнула, ты бы смог меня отмазать от тюрьмы? – На том конце воцарилось молчание. - Эй? - Кого ты грохнуть захотела? – насторожился Чжунэ. - Ну чисто теоретически. Смог бы? - Знаешь, даже при очень хороших связях, когда на человека заведено дело или он уже в следственном изоляторе – вытащить его нереально. Можно попытаться скостить срок, но не выпустить на свободу совсем… - То есть, ты мне не помощник, если что? - Да что ты там задумала?! – не выдержал Чжунэ. - Пока, допустим, ничего. Но вокруг достаточно людей, которых хочется убить. - Успокаивает, что раз ты предполагаешь помощь с моей стороны, то я не вхожу в круг жертв. - Временами входишь. Может, я не только тебе такие вопросы задаю? - Не избавляйся от меня, Чонён, - хохотнул басисто он, - я, правда, полезный. Смотри. Если ты кого-то замочишь – я могу помочь избавиться от улик и трупа. Если же тебя уже заподозрят – я могу выправить тебе фальшивые документы, и ты смотаешься за рубеж. Видишь, я многофункциональный. - Убедил, живи пока, - хмыкнула я. Ещё пять минут назад не было желания с ним говорить, но вот мы беседуем, и мне как-то легче и теплее становится. – А ты… действительно стал бы мне помогать заметать следы преступления? Ты ж ссыкло. - Ну, спасибо. После такого, конечно, не стану. - На обиженных воду возят. - А обзывающихся в рот ебут, не умничай!       Я засмеялась. Но внезапно мой смех потух. Его фраза напомнила мне… Дахён. Минет. Он принудил её. Чжунэ. Он тоже насильник? Он способен на такой же отвратительный поступок, как этот Уён! Я ощутила, как в горле поднимается тошнота. Отвращение и ненависть всколыхнулись со свежей силой. - Извини, но мне пора спать. Пока! - Так внезапно? А что та… - Я положила трубку, выключила звук и отодвинула подальше. Будильник уже был поставлен. Почему мужчины были настолько гадкими? И почему, чем больше опасности, силы, похоти и распущенности излучал мужчина, тем сексуальнее он виделся? Для чего природа создала всё так? Инфантильные дохляки никого не манят, но и не заставляют женщин страдать.        Я снова подумала о золотых. Чимин, Чонгук, Намджун, Шуга – что насчёт них? Чимин когда-то поцеловал в темноте девчонку, не спросив её разрешения – это же тоже насилие в какой-то степени? Были схожие эпизоды у других ребят? Не хочу какое-то время видеть никаких парней. Я дотянулась до мобильного и написала Чимину, что неважно себя чувствую, так что завтра не приду.