Котелок

      Ицукусима.       Живописный остров и место, где располагалась одна из важнейших святынь Японии, одноименный храм. Как и многие подобные места, храм был разделен на маггловскую и магическую части. Вот только по какой-то причине, он располагался даже не на самом острове, а примыкал к нему со стороны Хиросимского залива. Весь храм держался на сваях, которые то и дело покрывались водой во время приливов.       Корнелиус стоял в одной из галерей и рассматривал залив и ворота Тори, сейчас — частично затопленные. Странное чувство. Не очень далеко от этого мирного и священного места, полного магии, которую он ощущал всем телом, находился стертый с лица земли город, в котором колдовать, как предполагали видные исследователи, смертельно опасно. Но здесь это не просто не ощущалось… наоборот, ему казалось, что именно в этом месте застыла вечность, а мир полон чудес и магии. Такое чувство у него возникало и в Египте, на острове Филе. Да и во многих других похожих местах, где находились подобного рода места силы. — Дух захватывает, — услышал он голос Анри и обернулся к нему, продолжая опираться о перила. — Вы это… — Корнелиус кивнул в сторону залива. — Именно. Я помню, что из магического квахтала Хихосимы откхывался такой же вид. Но… c'est la vie, тепехь там только пустыхь, — Анри подошел к Корнелиусу и сам оперся о перила. — Интересно, а почему храм построен на воде? — задал Корнелиус вопрос в никуда. — Местные считают, что сам остхов есть великий дух. И строить на нем раньше запрещалось, — вот только Анри почему-то ответил. — А это так? — Никто не знает. Но я бы не удивился, — Анри хмыкнул. Он был одет в свой довольно потрепанный плащ и выглядел… привычно, особенно на фоне всей той экзотики, что окружала Корнелиуса сейчас. С той самой операции Корнелиус еще пару раз виделся с Анри, и каждый раз он был одет именно в этот плащ, из безразмерного кармана которого в уже далеком 44-м, явно рисуясь перед «Ревущим отрядом», доставал свой «скромный» перекус. — Как он там? — спросил Корнелиус, посмотрев на француза. — Местные целители говохят, что он будет жить. Но… — Анри пожевал губами, не зная, как продолжать. — Но? — поторопил его Льюис. — Пхоблема в том, что он сам не хочет жить. Он пхишел туда умереть. А мы ему помешали, — вздохнул Анри и посмотрел на Корнелиуса. — Но почему он хотел умереть? — Не говохит, — пожал Анри плечами, — мне, во всяком случае. Может, ты хочешь попхобовать? — неожиданно спросил он, на что Льюис сам пожал плечами. — А он что… умеет говорить? — удивленно спросил Люис, за что удостоился уничижительного взгляда Анри. — Конечно. Кицунэ есть обохотень. И он конечно умеет говохить, — терпеливо, словно несмышленышу, объяснил Анри. — А нужно ли? — Не знаю. Но это будет полезно отразить в вашем отчете, мсье. Тем более, насколько я знаю, одной из ваших обязанностей является опрос выживших, — сказав это, Анри оторвался от перил и ушел в сторону, а Корнелиус не успел понять, почему это должно быть полезно? И, главное, кому? Ему или этому кицунэ? — Говорящий лис, — пробурчал Корнелиус и хмыкнул, — бывает же такое, — так и не придя к какому-то выводу, Корнелиус пошел в сторону палат врачевания.       Их не очень охотно впустили в этот храм. Иноземцы все-таки. Гайдзины по-японски, как он однажды узнал. Вот только Анри, видимо, был знаком с местным настоятелем или кто тут главный? Льюис так этого и не понял. В общем, их пустили, но лишь во внешнюю часть, где располагались залы для посетителей, внешние галереи и палаты врачевания.       И вот сейчас Корнелиус, дойдя до двери, за которой располагалась комната этого кицунэ, застыл, не зная, входить или нет. Но тут дверь отъехала в сторону и из нее вышел жрец в традиционной накидке. Человек неопределенного возраста, как Корнелиус описал про себя его, посмотрел на него многозначительным взглядом и… кивнул внутрь, после чего пошел дальше. Льюис, вздохнув, сделал шаг внутрь и остолбенел. На футоне, которая многим японцам заменяла кровать, лежал… молодой парень его возраста, ничем не отличавшийся от видимых им до этого японцев, за исключением рыжих волос ярко-красного оттенка на голове. Ну и, ко всему еще и добавилось изможденность и явная слабость. А еще из-под одеяла выглядывал белый кончик одного из его хвостов. — Так вот что имел ввиду Анри, когда сказал, что ты оборотень, — пробормотал он и подошел к кровати и сел на заботливо оставленную табуретку. — Чего тебе? — вдруг он услышал хриплый неприветливый голос и с удивлением уставился на… кицунэ в человеческом обличье. — Вы говорите по-английски? — Корнелиус же оставался подчеркнуто вежливым. — Да… отец научил… давно, — сказал он и повернул голову в сторону Корнелиуса. — Зачем пришел? — переспросил он, а Корнелиус, вздохнув, достал свой блокнот. — Я состою в международной Комиссии по изучению последствий атомных взрывов. И… хотел задать пару вопросов. Если это возможно, — ответил Корнелиус, видя, что лежащее перед ним магическое существо совершенно не настроено на конструктивный разговор. — А если я не хочу отвечать? — не очень любезно спросил кицунэ, при этом смотря куда угодно, но не на Льюиса. — Можете и не отвечать. Однако, мы не хотели бы, чтобы произошедшее в Хиросиме когда-либо повторилось. И для этого нам нужно знать, как радиация влияет на волшебников, чтобы от этого можно было защититься, — сказал Льюис, на что кицунэ хмыкнул. — Как мило, — иронично протянул он, прикрыв глаза, а Корнелиус, выдохнув, сказал: — Меня зовут Корнелиус Фадж. Капитан Армии Его Величества короля Георга в отставке. Министерство магии Великобритании. А как вас зовут? — попытался пойти на контакт Корнелиус, но кицунэ молчал, уставившись в потолок. — Я так понимаю, ваша семья погибла в Хиросиме, да? — спросил Корнелиус, придя к определенным выводам по тем кускам информации, что имел, и впервые увидел реакцию на лице кицунэ. Удивление. А затем и боль. Вспышка этих эмоций была короткой, но Корнелиус, внимательно следящий за лежащим магиком*, их заметил. — Соболезную вашему горю, — максимально искренне сказал он, — я не могу представить, что вы чувствуете сейчас, но… поймите, ваша история может спасти очень и очень многих. Именно поэтому я прошу вас поделиться ею со мной, несмотря на то, что вы не желаете этого делать, — сказал он и, не заметив реакции, вздохнул и встал с места. — Что же. Как вам будет угодно, — Корнелиус кивнул и пошел на выход. — Стойте, — когда он коснулся двери, чтобы отодвинуть ее в сторону, слабый оклик кицунэ остановил Льюиса, — садитесь, — услышал Корнелиус и вернулся на табуретку, — что вы хотите узнать? — Для начала, как вас зовут, — сказал Льюис, вновь достав свой блокнот и про себя удивляясь тому, что этот кицунэ так быстро переменил свое мнение. — Я — Консёку из клана Ки*, — сказал он, выдохнув, — лейтенант Императорской армии Японии. — Но… вас же распустили, — брякнул Корнелиус и заметил, как сузились и так узкие глаза Консеку. — Это временно, — буркнул он, на что Корнелиус кивнул. — Согласен, — сказал он неожиданно быстро, вызвав удивление у кицунэ. — Остался ли у вас кто-то? Может, дети? — У меня нету никого, — хрипло ответил он, — все погибли… там, — он кивнул в сторону, где по мнению Консёку стоял город Хиросима. — Когда я вернулся из плена, то застал лишь развалины, — Консёку говорил, тяжело дыша. — Мы вас нашли среди камней. Почему вы лежали там? Чего хотели добиться? — Я хочу умереть. На этой войне я потерял всю свою семью. Весь клан. Если это цена победы, я бы смог это пережить. Но пережить бесчестье поражения и их смерть… это уже выше моих сил, — вполне откровенно высказался Консёку. — Однако вы живы, — сказал Корнелиус и, не давая своему собеседнику возразить, спросил: — Но почему вы выбрали именно такую смерть? Разве не легче было совершить ритуал сэпуку? Я так понимаю, вы не простой… кицунэ? — предположил Корнелиус, на что Консёку горько хмыкнул. — Не простой. Мы жили в этом городе веками, вместе с еще несколькими кланами. Среди нас хватало тех, кто возвышался в силе и умениях настолько, что становился Кюби но Кицунэ, девятихвостыми лисами, что охраняли самого императора и покровительствовали добрым и честным людям. Нас уважали и боялись, вне зависимости от того, кто правил: потомок Аматерасу или очередной сегун. А теперь от моих родных не осталось даже душ. Они не ушли на перерождение из-за того, что умерли от того самого взрыва. И я решил умереть так же, ибо не достоин жить, — слабо пожал он плечами. — Сколько вы пролежали там? — Две недели, — хрипло ответил он. — Почему вы уверены, что… ваши родные не переродятся? — спросил Корнелиус, всматриваясь в печальное лицо Консёку. — Я просто чувствую… их нет. Мы всегда узнаем, когда кто-то выпадает из круга перерождения. В тот день, на Окинаве, отбиваясь от ваших… «союзников», — кицунэ поморщился, — я неожиданно почувствовал, что связь со всеми моими родными… просто исчезла и я остался один, — Консёку Ки прикрыл глаза, а Корнелиус, сделав пометку в блокноте, задал следующий вопрос. — Вы как-то ощущали влияние радиации на вас? — на что Консёку вздохнул. — Да. Это… было мучительно. Я… чувствовал, как с каждой минутой мое тело словно тает. А сила уходит в никуда. Я чувствовал, как в начале я перестал быть способен обращаться в человека. А потом творить даже простейшие магические манипуляции, — вздохнул Консеку, на что Корнелиус покачал головой. Он знал, что опасность представляет в первую очередь радиоактивная пыль и понимал, что это магическое существо избрало для себя очень болезненный и долгий способ смерти. Лежа среди камней, вдыхая эту пыль, он умирал долго и вдумчиво. — Вы вернетесь туда? Когда вас выпустят? — спросил он, на что кицунэ хмыкнул. — Да… как только пойму, что меня больше не побеспокоят такие как вы, — обреченно сказал он, посмотрев на Корнелиуса с улыбкой смертника, от которой бывшего капитана ОМО пробил озноб. — Неужели нет ничего, что удержало бы вас в мире живых? Или хотя бы сподвигнет умереть менее… — Нет, — кицунэ прервал Корнелиуса, — мои родные ушли. Безвозвратно. Не осталось ни тел, ни душ. Мне даже негде почтить их память. Нашего семейного склепа тоже не осталось, — говорил Консеку, а Корнелиус, делая записи, то и дело примерял на себя ситуацию, в которой оказался этот кицунэ.       После того как он побывал в разных уголках Европы, вычищая вместе с коллегами из разных стран остатки структур Гриндевальда, он не раз и не два встречался с ветеранами, которые, вернувшись к себе домой, находили лишь пепелища на месте деревень и городов. Но воистину, магические кварталы Хиросимы и Нагасаки постигла судьба гораздо более страшная, чем даже Дрезден, от которого не осталось ни одного целого дома. Единомоментно сотни магических существ потеряли души и исчезли из самого мироздания. Ядерный взрыв просто изничтожил их, и теперь у этого еще молодого кицунэ не осталось ни одной причины, чтобы жить дальше. — Почему вы решили быть откровенны со мной, Консёку-сан? — решился спросить Льюис. — Потому что мне уже все равно, — с совершеннейшим безразличием ответил он. — Может, мои слова и принесут вам пользу, а может и нет. Но перед смертью мне надо себя чем-то занять. Беседа с вами для этого вполне подходит, — он говорил, а Корнелиус не чувствовал ничего, кроме жалости к этому сломленному воину проигравшей армии.       Да, японцы наломали дров, сделали много зла народам мира, в особенности их соседям. И в том числе это касалось и японских магиков* с волшебниками, которые, порой, были страшнее людей Гриндевальда. Корнелиус прекрасно знал о том, что творили в Китае и в Бирме сослуживцы Консёку, а может быть и он сам. Но не слишком ли велика оказалась цена? Одно дело просто смерть, пускай даже и мучительная. Но уничтожение души? Уничтожение самой возможности к перерождению? Как человеку, который сам прекрасно знал о такой возможности, ему казалось, что все-таки это было чересчур.       Но можно ли было закончить войну как-то по другому? Можно ли было избежать бомбардировок? Корнелиус читал интервью, которые раздавали высшие командующие американской армии. Что Джордж Маршалл, что Макартур, что многие другие утверждали, что иначе ничего бы не получилось, вот только сам Корнелиус так не думал. Стоило ли уничтожение стольких душ того устрашающего эффекта, которого добилось американское правительство? — Последний вопрос, Консёку-сан. Как вы ощущали магию на месте катастрофы? Была ли она или же полностью исчезла? — спросил Корнелиус, потому что сам не пользовался волшебством из-за техники безопасности и понятия не имел, была ли на месте взрыва магия или нет. Ведь Хиросимский источник был одним из самых мощных в Японии, и не могло быть так, чтобы он совсем уж заглох. — Она была, но… — кицунэ проглотил ком в горле, — но каждый раз, как я применял свои способности, боль, словно разрывающая душу и тело, усиливалась. Я чувствовал, как меня разрывает на мелкие части, но… такая смерть была бы слишком быстрой. И я прекратил пользоваться силой. А в самом конце более не был способен к этому, — он говорил, перебирая слова, описывая свои ощущения, а по спине Фаджа прошел табун мурашек. Значит, прежние наблюдения были правдивы. Применение магии в зараженных радиацией зонах становится просто опасным. — А теперь, оставьте меня, — слабым голосом попросил его Консеку, а Корнелиус, вздохнув, встал со своего места. — Могу ли я сделать для вас что-нибудь? — скорее из вежливости спросил Фадж, на что Консеку слабо покачал головой. — Мне уже ничем не поможешь, — вздохнул он, а Корнелиус, кивнув, пошел на выход. — Ну как? — услышал он голос Анри. — Как вы и сказали, Анри. Он не хочет жить, — пожал плечами Корнелиус, — но я действительно узнал очень многое. — Я рад, — улыбнулся француз, — а насчет жизни… — и с этими словами он кивнул в сторону двери, и Льюис заметил хрупкую фигурку девушки в юкате с медно-рыжими волосами, из-под одежды которой кокетливо выглядывал белый краешек пышного лисьего хвоста. Она стояла у самой двери и мяла в руках сумочку-кинтяку. — Это… — Утвехждает, что она его невеста, — с улыбкой сказал Анри и пояснил, заметив скепсис на лице Льюиса. — Прибыла сразу, как узнала от главы храма, кого мы нашли. — А он что, знает…хм… вернее, знал всех жителей Хиросимы поименно? — со скепсисом спросил Льюис. — Поименно — нет. Но вот покланово — да. — Но почему Консёку-сан не знал о ней? — Думаю, она сама считала его погибшим, как и он ее, — пожал плечами Анри, — на Окинаве, насколько я понял, погибло очень много что людей, что магиков. Видимо, семья незадолго до бомбардировки получила похоронку и похоронила его. — И вот, оказывается, что он жив, — прокомментировал ситуацию Льюис. А ведь его родители тоже, считай, что похоронили его, когда он пропал из Британии и оказался в пустыне. Страшно даже представить, что они думали в те дни. — Вот именно. Так что, наличие выжившего пхедставителя клана Ки, весьма уважаемого клана кицунэ, очень сильно воодушевило жхеца-настоятеля этого хрхама и он рхешил попытаться спасти его. — И почему? — Понятия не имею, какие у него для этого мотивы, — сказав это, Анри вновь посмотрел на миловидную девицу, что мялась перед дверью. Но вот, она выдыхает, толкает в сторону дверь и входит в комнату. — Пойдем, — Анри подошел к двери, чуть-чуть приоткрыл ее, и они увидели, что… ну да, как и ожидалось, девица-кицунэ, встав на колени, обнимала Консёку. — Похоже, что ему придется повременить со смертью, — пробормотал Корнелиус, хмыкнув. — Именно. И тепехь у нас есть уникальная возможность заняться лечением этого влюбленного идиота и пхоследить за всеми изменениями, что он пехенес из-за долгого пхебывания в зоне рхадиационного захажения, — сказал Анри, криво ухмыляясь. — Не слишком ли цинично? — спросил Льюис, видя, как Консеку принимает к себе невесту. — И где она была? — В Махутокохо. Оказывается, она пхеподает там… хммм… местный аналог УЗМС*, — пояснил Анри. — Она тоже потехяла всех во вхемя того взхыва, насколько я понял то, что сказал мне настоятель. Ее спасло лишь то, что она была в школе во время взрыва. А по поводу циничности… хм… тепехь он сам захочет излечиться, а мы лишь используем эти данные во благо магического сообщества, — улыбнулся он и закрыл створку двери, — но это дело завтхашнего дня. Сейчас же давайте вехнемся к экспедиции, — сказал он и пошел на выход из храма. А Корнелиус… бросил последний взгляд на бумажную, как это водится в Японии, дверь и улыбнулся про себя. Он подумал, что надо бы не забыть написать об этом случае Лейле. Ей точно понравится эта весьма романтичная и крайне необычная история. — Мсье Фадж? — услышал он голос Анри и, вздохнув, пошел в сторону выхода из храма. Им предстояло много работы. А ведь впереди был еще и Нагасаки. А там выживших волшебников, как это ни странно, оказалось почему-то больше. Магический квартал хоть и был уничтожен точно так же, как и в Хиросиме, но те, кто находился вне его, пострадали не сильно.       И именно ему предстояло решить эту весьма непростую и, возможно, важнейшую из загадок, которые стояли перед современным магическим сообществом. Так что, проверив карманы, чтобы ничего не забыть, Корнелиус вышел из храма и, взяв руку ждущего его Анри, аппарировал к месту, где их дожидался автобус.       Солнце было в зените.