Ангел-хранитель

      Миша всегда считал себя одним из тех людей, которым, как говорится, море по колено — что в пьяном, что в трезвом состоянии. Он смеялся над собственными ошибками, травмами, всегда поднимался и шёл дальше. Отравился и должен при этом блевать левиафанами в кадре? Ничего страшного, потом отлежится. Надули вентиляторами песок в глаза? Не волнуйся, Дженсен, умоюсь и вернусь на площадку. Проткнули куском стекла? Самое время поиграть в ангела господнего, ведь не стой Миша там, где стоял, осколок бы прилетел, скорее всего, Эклзу в сердце.       К тому моменту, когда Джеи впервые пришли к нему, Мишу успели успокоить медики. Жить он будет. Операция прошла вроде как успешно, помощь подоспела вовремя — никаких необратимых жутких последствий быть не должно было. Разумеется, пробитое лёгкое — это не песок в глазах. Но ничего, он справится. Ещё потом посмеётся над этой ситуацией, и до восьмидесяти лет будет подкалывать Эклза. Может даже на конвенциях, или съёмках нового сезона…       Думая так, воодушевлённый своим спасением, Коллинз планировал наслаждаться продолжением едва не оборвавшейся жизни. Он помнил свой страх и пронёсшиеся в голове мысли о смерти. Но ему удалось выжить, и эйфорию от этого не могла разрушить боль, пусть даже очень сильная. По крайней мере, не в первые несколько часов его пребывания в сознании — а как раз в это время Джеи и нагрянули.       Но к ночи ему стало хуже. Перепуганный Дженсен вызвал врача, который сразу же его выгнал. Коллинз отказывался от лишних лекарств, как мог, но ему всё же всадили лошадиную дозу обезболивающих, чтобы он смог уснуть. Ощущения притупились, но недостаточно, и Миша ещё с час молча разглядывал потолок, в надежде, что сможет-таки поспать хоть немного.       Той ночью он не на шутку испугался. Когда сон всё же смилостивился над ним и начал окутывать мягкими волнами слегка странноватых ночных миражей, и обезболивающее действительно начало действовать, Миша вдруг ощутил резкую боль в спине и груди. Схожую с той, первой болью от ранения. Той, что он ощутил, когда осколок только вонзился в его тело.       Коллинз распахнул глаза, глотнул воздух, опять уставился на потолок, испуганно вглядываясь во что-то невидимое перед собой. Казалось, будто кто-то резал его изнутри, дышать было невыносимо больно, и пришлось задержать дыхание. Смалодушничав, Миша нащупал кнопку подачи обезболивающих и надавил на неё. Боль постепенно утихала.       Что это вообще было? Засыпать теперь было страшновато, и Коллинз даже сопротивлялся сну, боясь, что странная резкая боль вернётся. Откуда она появилась? Он сделал какое-то движение во сне? Миша попытался пошевелиться — да, боль появлялась, но не такая. Может, он просто жалел себя? Шевельнуться во сне он мог и неосознанно, мог забыться. Отсюда и такая боль.       Да, наверное, так и было. Эта мысль его немного успокоила, и Коллинз всё же заснул ещё минут через сорок. Он непрерывно вздрагивал, на несколько секунд просыпаясь, ожидая последствий своей беспечности, но больше приступы боли не повторялись. Миша смог проспать до утра.       Утром начали заглядывать медики и разные знакомые. Коллеги, друзья, даже кто-то со студии попытался проскочить — но врачи не пускали никого, у кого видели папки с бумагами. Миша определённо был не в состоянии пока обсуждать сложные юридические вопросы, связанные со страховыми выплатами или изменениями в его контракте со студией.       Коллинз выпросил свой телефон и потихоньку переписывался с женой. Себастьян, пришедший к вечеру, помог ему созвониться с ней по видеосвязи — сам бы Миша телефон над собой не удержал, а перевернуться на бок ещё не мог. Он с каждым часом старался уменьшать дозу обезболивающих, видя, каким количеством поддерживающих препаратов его пичкают. Так что боль почти не отступала. Викки это почувствовала, она знала его лучше всех — Миша разглядел на заднем плане собранную сумку, когда говорил с ней. Жена собиралась приехать к нему, хотела чем-то помочь, была встревожена и растерянна. С трудом Коллинзу удалось её успокоить и уговорить остаться дома. Конечно, ему безумно хотелось, чтобы она была рядом — Мише вообще было страшновато оставаться одному после той ночи, но умом он понимал, что так поступать нельзя. В конце концов, его окружали врачи, почти всё время рядом были друзья, и тащить сюда Викки — не лучшая идея. Наверняка маленькие Уэст и Мэйсон видят её состояние, наверняка пристают к ней с вопросами — что будет, если ещё и мама их бросит с няней, уехав в неизвестном направлении и ничего не объяснив?       Так что Миша настоял на том, чтобы Викки осталась дома. Он пообещал писать ей каждый день, а лучше — каждый час, и сообщать обо всём, что скажут врачи. Жена просила почаще звонить, но тут уже вмешался Себастьян, уставший держать телефон:       — Я вам не селфи-палка! — возмутился он. Миша еле слышно засмеялся, морщась от тяжести в груди. Викки вымученно улыбнулась, услышав голос Роше. — Всё будет в порядке, мэм, — переводя камеру на себя, пообещал он и шутливо отдал честь. — Мы о нём позаботимся.       — Спасибо, — искренне поблагодарила Викки. Коллинз глубоко вздохнул и потихоньку выпустил воздух, стараясь не издавать лишних звуков, чтобы не беспокоить и без того безумно тревожащуюся за него Викки.       Он никому не сказал, что тот глубокий вздох отозвался новым «ударом в спину», острой болью где-то глубоко в груди.       Даже врачам не сказал — его уверяли, что всё в порядке, что швы после операции выглядят отлично, и никаких сбоев нет. Значит, это всего лишь последствия отказа от обезболивающих. Он справится.       «Ангел я, как там, мать его, Господень, или кто, в конце концов? — подумал Коллинз, пытаясь подбодрить самого себя. — Борись, Миша. Зато, по крайней мере, выйдешь отсюда на своих двоих, а не овощем».       Потому он и молчал в ответ на вопрос Падалеки, завалившегося в конце четвёртого дня. В первые двое суток было ещё терпимо, на третьи — Роб, пришедший навестить его, пошутил, что Миша может прямо сейчас вернуться в сериал, чтобы сыграть зомби без лишнего грима.       — Натуральные, природные данные, — сказал он тогда, вызывая вялую улыбку Коллинза, — сейчас очень ценятся в нашей индустрии, правильно?       Почти весь четвёртый день Миша был занят встречами с медиками. Аппаратов вокруг уже не было, ему позволили приподняться самостоятельно, даже дали посидеть пару минут — Коллинз старался молчать, стискивая зубы изо всех сил, пока проходил осмотр. Когда позволили лечь — он не плюхнулся обратно без сил только потому, что побоялся нового всплеска боли из-за резкого движения. Смутное подозрение, что медики что-то недосмотрели, закралось ему в голову — но врач говорил, что всё в порядке, что в конце следующей недели, может быть, они смогут отправить его домой, и позволят закончить лечение уже в Штатах, если он захочет…       К вечеру он был просто измотан непрекращающейся болью. Пока Джаред вещал о чём-то, Миша слушал его вполуха, размышляя, что могли упустить медики. Ему не становилось лучше, напротив — было всё хуже, порой было сложно дышать, иногда казалось, будто в груди или спине что-то есть — разум утверждал, что так организм реагирует на ранение. Телу же не объяснишь, что сейчас уже всё хорошо — что стекло вынули, что его прооперировали, что больше бояться нечего. Тело — глупый зверёк, часто неподвластный логике и силе воли.       — Миша, вот что ты творишь, а? — возмущался Джаред у него над ухом. — Хочешь, чтобы у тебя сердце не выдержало?       Коллинз покачал головой. Это движение тоже причинило боль.       — Всё будет нормально, — сказал он. — Я же не отказываюсь от них полностью… просто пытаюсь принимать поменьше. Меня и без того травят кучей… — дыхание как будто на секунду прервалось, Миша буквально заставил себя вдохнуть, — кучей медикаментов…       — Викки знает? — тут же спросил Падалеки. Коллинз снова отрицательно качнул головой. — Она не приезжала?       — Нет. Я её уговорил остаться дома, — в горле опять быстро пересохло, и Миша взглянул на стакан с водой, который Джаред отставил обратно на столик вместе с графином.       — Почему?       — Кто-то же должен остаться с детьми, — ответил Коллинз. — Джей, можешь… — он коротко вздохнул, — можешь ещё налить?..       Джаред просьбу выполнил. Опять помог приподнять голову, осторожно поднёс к губам стакан, наклонил, вовремя убрал — чтобы Миша не подавился.       — Она могла бы приехать с детьми, — сказал он, выжидая, пока Коллинз не проглотит воду. — У тебя же есть здесь съёмная квартира, — Джаред снова поднёс воду, Миша допил и благодарно кивнул. Падалеки убрал стакан.       — С детьми? С ума сошёл, — Коллинз слабо усмехнулся, — хочешь, чтобы они меня таким видели?..       — Каким «таким»? Миша, вот скажи честно, ты дебил, да? — не выдержал Джаред. — Они же тебя героем считают!       — Викки им ничего не рассказывала, — возразил Коллинз, — мы договорились…       — О, ещё лучше! Чувак, ну им же не по два года, в конце концов, они всё могут понять. Может, ещё поумнее нас с тобой будут, а ты — «не хочу, чтобы они меня таким видели». Господи, свалились вы мне на голову, — он устало потёр переносицу. — Так, — Падалеки серьёзно посмотрел на друга, — Пообещай, что позвонишь Викки и поговоришь с ней и с детьми.       — Джа…       — Не позвонишь, я сам лично их сюда притащу, — Джаред повысил голос. Миша замолчал. Глухо хмыкнул.       — Ладно, — согласился он.       — Обещаешь?       — Обещаю.       — Вот и ладно, — Падалеки глубоко вздохнул. Буквально этот вздох расшифровывался — «одним придурковатым поступком меньше». В кармане вздрогнул телефон, пришло какое-то сообщение — то ли рекламная рассылка, то ли погодная, то ли из банка что — Джаред особо не вникал, бездумно смахнув подсказку с экрана. Зато, взяв в руки телефон, он вспомнил кое-что — собственно, с чем и пришёл к Мише.       — Как там Дженсен? — перебил его мысли Коллинз. Впрочем, именно о нём Джаред и собирался поговорить, так что вопрос был как нельзя кстати.       — Всё ещё Дженсен, — хмыкнул он. — Всё в лучших традициях жанра — винит себя, работает, как бешеный… — Миша нахмурился при этих словах. — Да, мне самому не нравится. Но он считает, что виноват, и переубеждать его…       — Попытайся, — сказал Коллинз, чуть приподнявшись и глядя на Падалеки. — Он же сожрёт себя.       — Попытаюсь, — успокоил его Джаред. Миша откинулся обратно на подушку, расслабляясь, чувствуя, что новый укол боли может произойти в любой момент. — Собственно, об этом я и хотел тебе рассказать.       — Что рассказать? — скорее, на автомате, чем реально интересуясь, спросил Миша. Джаред достал телефон, что-то начал искать.       — К тебе ещё не приходили со студии? — спросил он, скользя пальцем по экрану. Коллинз чуть приподнял брови — мол, «а по мне не видно?». — Ну так вот. Недавно решали, что делать с Касом, раз ты, ну…       — Выбыл, — подсказал Миша слово. Джаред кивнул.       — Ну да, выбыл.       — И что решили? — спросил Коллинз, стараясь звучать как можно непринуждённее. Честно говоря, за это он тоже переживал — что студия сделает с его персонажем? Логичнее и проще всего было бы его убить, или отправить в бессрочное «мы не знаем, куда он делся». До следующего сезона Миша вряд ли успеет вылечиться, восстановиться настолько, чтобы суметь продолжить сниматься. И он побаивался, что контракт с ним заочно аннулировали, а на роль Кастиэля уже пригласили другого актёра. Или даже актрису — что ему, ангелу? Какая ему разница? Очень удобный персонаж, можно сунуть в кого угодно и сказать, мол, так и должно быть.       — Решили, что Каса сыграет Дженсен, — заявил Джаред. И оказался доволен реакцией Коллинза — тот удивлённо распахнул глаза, даже чуть приоткрыл рот, а потом — неуверенно улыбнулся. Впервые за всё время, что он разговаривали — да, наверное, и за весь день.       — Правда, что ли? — недоверчиво спросил Миша. Джаред кивнул, передвигая стул и пересаживаясь так, чтобы Миша мог видеть экран телефона.       — Да. И мы уже сняли несколько сцен. Я выпросил у Спейта записи, только это слегка незаконно, конечно… — Падалеки рассмеялся. — Хочешь посмотреть?       — Хочу, — Коллинз опять приподнялся, хотел опереться на локти, но Джаред не позволил: отложил телефон, поднял повыше подушку, помог Мише устроиться, и только потом вновь поднял устройство. Ткнул на треугольник, включая видео.       Коллинз смотрел запись и улыбался. Сначала он просто наблюдал за Дженсеном, потом — начал вглядываться в него, как будто хотел разглядеть что-то. Возможно, самого Кастиэля, к которому уже сам настолько привык, что тот казался не естественным продолжением его образа, а отдельной личностью, которой можно было подражать.       — Я так не делаю! — фыркнул он, заметив, как Дженсен в роли Каса неловко передёрнул плечами, как будто пытался поправить невидимый плащ.       — Вот сам и скажи ему об этом, — посоветовал Джаред, жутко довольный тем, что Миша начал оживать, когда он включил ему записи со съёмок. — Правда, вряд ли Дженс сможет приехать, чтобы получить от тебя мастер-класс. Он теперь…       — Работает за двоих, — кивнул Миша, не отрывая взгляда от экрана. — У меня должны были… кажется, должны были идти подряд две… три серии?       — Да, три, — подтвердил Падалеки. — Ему сейчас почти без перерывов месяц работать. Я предлагал переселить Каса в Сэма, но…       — Его там не было, — сказал Миша. Джаред усмехнулся, вспомнив, как Дженсен сказал те же слова, когда спорил со сценаристами.       — Его там не было, — согласился он. Взглянул на часы. — Кстати, сейчас у него как раз должен быть перерыв. Не хочешь созвониться и вразумить его, пока Кас не стал эпилептиком? Я принёс тебе кое-что — тут есть хитрая конструкция, — он вытащил из кармана чехол для телефона — такой, что его можно было бы поставить боком, как планшет. Миша идею оценил — нащупал в складках пижамы собственный мобильник и отдал его Джареду. Тот поменял чехлы, сложил и осторожно опустил телефон на живот Мише. Коллинз придержал гаджет — было вполне удобно, и не нужно было поднимать его над собой или садиться, что сейчас казалось вообще невыполнимым.       — Спасибо, — он улыбался очень устало, явно прикладывая большие усилия, чтобы делать это, но искренне и благодарно. Джаред бережно коснулся его плеча. — Тебе пора, да? — угадал Миша. Падалеки кивнул:       — Время, — он указал на часы. И правда, был уже поздний вечер — время посещений подходило к концу, скоро его должны были выставить сами медики. — Позвони Дженсу. Поболтаете. Он и так грызёт себя за то, что не может к тебе приехать.       — Он же за меня работает, — хмыкнул Миша. Джаред сделал неопределённое движение руками.       — Дженсен, — больше пояснений к этому слову не требовалось. Миша, подумав, набрал номер Дженсена и выбрал видеозвонок.       Эклз ответил почти сразу. Было непонятно, выдернули ли его с середины съёмок, или он уже давно так сидел без дела — про перерыв Джаред выдумал, просто надеясь, что попадёт в точку. Дженсен, тем не менее, ничего не сказал — увидев Мишу, он только выдохнул, как будто с облегчением.       — Привет, — сказал он. Коллинз эхом повторил это слово — Джаред, поняв, что ему всё-таки несколько неудобно, взял телефон и поднял его, влезая в кадр. Миша опять заулыбался.       — Как там у тебя дела? — спросил Падалеки. Дженсен оглянулся назад, видимо, на площадку, и кивнул:       — Нормально. А у вас там как?       — Терпимо, — ответил за Джареда Миша. Падалеки захотелось врезать ему, остановило только то, что Коллинз был всё ещё прикован к постели — больных и лежачих, как известно, не бьют. — А что ты там устроил с Касом? — Миша весьма театрально нахмурился. Джаред ощутил его напряжение — он понял, что Коллинз изо всех сил старался показаться более здоровым, чем был. И эту игру для единственного зрителя ему придётся поддерживать.       — Что я с ним устроил? — не понял Дженсен. И не понял, кажется, весьма искренне — Джаред знал, сколько Эклз отпахал за один только сегодняшний день, и потому поверил, что Дженсен просто не понимает, о чём ему говорят.       Разговор переходил в мирное русло, Миша начал возмущаться по поводу странных скованных движений — Дженсен, когда до него дошла суть претензий, попытался возмутиться в ответ. Спор был мирным, полушутливым, и Джаред почувствовал, что ему пора съехать с этой беседы — он явно в ней был лишним.       — Давай, Миш, выздоравливай, — шёпотом сказал он в одну из пауз. Коллинз кивнул. — Загляну к тебе завтра, — пообещал Падалеки.       — Давай, — согласился Миша. Джаред опустил телефон туда, где он находился до этого, и потихоньку покинул палату.       Он не торопился. Снял халат, который его заставили напялить, потом что-то проверил в телефоне, позвонил жене прямо из больницы — и только потом направился к выходу. Эта неторопливость, наверное, в конце концов и спасла ситуацию.       Миша держался из последних сил. Он не хотел, чтобы Дженсен чувствовал себя виноватым, и потому пытался казаться весёлым и почти здоровым — а с дикой нарастающей болью в груди это было сложно. Он прерывался, делая вид, что отвлекается по каким-то другим причинам, честно старался смотреть точно в камеру, будто бы в глаза Дженсену. Даже изобразил в какой-то момент Каса, передразнивая движение Эклза. Это Коллинз сделал зря — боль заставила его застыть, выронив телефон.       — Миш? — Дженсен улыбался, глядя на него, но сейчас улыбка постепенно начала гаснуть. Ничего, наивно думал он, может, просто случайно дёрнулся, сейчас попыхтит и возьмёт мобильник, начнёт ругаться на свою же глупость. Но Миша всё не поднимал телефон — было видно только уголок его подушки и край одеяла. Наконец, Коллинз взял мобильник. Камера задрожала, будто руки у него тряслись. Похоже, так и было — когда стало видно его лицо, Дженсен немедленно всё понял. — Миш! — встревоженно воскликнул он, подорвался с места, где сидел, как будто этим мог как-то помочь на расстоянии. — Кнопка, Миш, справа, нащупай, вызови врача! Слышишь меня? — Коллинз не отвечал — свободной левой рукой он судорожно вцепился в собственную шею, потянул вниз ворот больничной футболки, смял ткань на груди. Попытался вдохнуть и закашлялся.       Он не искал кнопку. То ли не слышал Дженсена, то ли тело его не слушалось, но медиков Миша позвать сам не мог. И Джареда, как назло, уже не было рядом!       Коллинз с силой откинул голову назад, ударяясь ею о подушку. Он весь дрожал, пытался губами хватать воздух, но у него, кажется, не получалось. Тело странно изогнулось — будто бы Миша хотел встать на мостик, но никак не мог решиться на это. Он чувствовал, что задыхается — будто опять что-то вонзилось в мягкую плоть, разрывая её, нарушая естественный порядок вещей — дыхания, например. Он заметался в попытках освободиться от того, что мешало дышать — и только пуще закашлялся. Эклз увидел, как на губах у Миши опять появилась кровь, услышал его булькающий хрип.       Дженсен поставил звонок на удержание и быстро набрал Падалеки. Больше звонить было некому — оставалось только надеяться, что он не успел уйти далеко. Абонент был занят — Дженсен набрал номер заново, второй раз, третий. Наконец, линия освободилась.       — Ну же, отвечай, отвечай, отвечай, сукин ты сын, — почти рычал он, слушая неторопливые гудки. Наконец, Джаред принял звонок. — Джа! — выдохнул Эклз.       — Что, уже закончили болтать? — усмехнулся Падалеки. — Больше не будешь биться в припадках? Я тебе говорил, между прочим, что Кас…       — Ты ещё там? — быстро спросил Дженсен. Джаред почувствовал неладное — он уже покинул здание больницы, но всё ещё находился рядом, как раз возле своей машины.       — Что случилось? — изменившимся голосом спросил он.       — Быстро, беги обратно! — голос Эклза звучал так, словно тот был в панике. — И зови врачей!       — Что?..       — Миша! Он… он задыхается, он начал задыхаться, когда попытался что-то сделать, — голос Дженсена сорвался, он бессильно опустился обратно — туда, где сидел до этого. — Джа, быстрее, там… кровь, он может… захлебнуться, понимаешь?.. — Джаред сбросил звонок, развернулся и бросился обратно. Ворвался, промчался по коридорам — пустым, звать было некого, но честно сказать — он об этом и забыл. Распахнул дверь палаты — увидел страшную картину. Миша полулежал на боку — видимо, кое-как сумел перевернуться, бессильно вздрагивая и хрипло кашляя. Так, будто мышцы сокращались, чтобы вытолкнуть воздух, которого в лёгких уже не было.       — Кнопка! — рявкнул из телефона Коллинза Дженсен. Миша стискивал его липкими от крови пальцами, но звонок всё ещё висел.       Падалеки быстро нашёл нужную кнопку. Неудивительно, что Миша не сумел до неё дотянуться — чтобы это сделать, нужно было поднять руку, которая была у него занята телефоном.       Хриплый плач-кашель сорвался, когда Джаред склонился над другом. Коллинз ещё раз вздрогнул, из уголка губ, пенясь, потекла струйка свежей крови. Падалеки попытался придержать его за плечи, беззвучно матеря задерживающихся медиков — Миша мог навредить себе. Но он удивительно быстро перестал дрожать и сопротивляться — расслабился, голова поникла, Миша выронил телефон, что так судорожно стискивал в руке. Джаред, не до конца понимая, что происходит, на автомате его подобрал — а потом до него вдруг дошло.       — Джа? Джа, что там? Я его не слышу, — тревожно звучал из трубки Дженсен.       Джаред поднёс ладонь к лицу Миши. Испачкался в крови, но дыхания не уловил.       За дверью послышались торопливые шаги — видимо, врачи.       — Джа? — надрывался телефон голосом Дженсена. Падалеки сглотнул, пытаясь осознать то, что собирался произнести, а потом тихо пробормотал:       — Он… он не дышит.