Lighthouse

Он сидит перед ним прямо на алтаре. Руки скрещены на груди, нога закинута на ногу. Шото не знает, что ему делать [разум говорит — звать жрецов] [сердце — не поднимать тревогу]. Глаза цвета крови, что так часто проливается над алтарём, пристально смотрят прямо на него. Человек над ним тешится. Человек мысленно подбрасывает монетку: как Шото поступит. Шото вглядывается в эти глаза и понимает: он — совсем не человек. — Кто ты? Ухмылка на лице кого-то становится шире. [невидимая монета падает орлом вниз] — Тот, кому твои люди приносят жертвы каждый чёртов год, — он бьёт пяткой по алтарю, привлекая к тому внимание. — Назови мне хотя бы одну причину, почему я должен оставить тебя в живых. [ты склоняешь голову любопытно] [его божественная сущность совершенно не отдаёт… божественностью] Шото спокоен. Он не боится смерти — он принял её много лет назад. Богу это не нравится: тот хмурится и подаётся вперёд, сверлит Шото взглядом, словно всю его изнанку души прочитывает. — Ну и какого хера ты молчишь? Шото слабо дёргает плечом. — Мне нет смысла молить о пощаде, — наконец произносит он [бог изгибает бровь]. — Меня растили с мыслью, что однажды я буду тем, кого принесут в жертву. Бог цокает языком. — Скот на убой, значит. Шото слышит: «Убивать таких скучно». А потом они молчат. Ритуальные факелы равномерно горят по обе стороны от алтаря, храм увяз в тишине с наступлением ночи. Шото совсем не страшно. [у тебя апатия струится по венам вместо крови] [было бы, что проливать] [ты готов приветствовать смерть как старого друга] [но она не приходит] — Зачем ты здесь? — Посмотреть, заслуживаете ли вы выживания. — Никогда не заслуживали. Бог смотрит на него с нескрываемым удивлением, а потом заливается хохотом [ты задней мыслью думаешь, не разбудит ли он остальных]. Шото прикусывает губу. Его жизнь служила спасением их народа на несколько лет, а он только что [кажется] подписал ему приговор. [но стоит ли лгать богу?] Тот улыбается широким оскалом и хлопает ладонью по колену. — А ты мне нравишься. Это… похвально? — Да расслабься, у вашего вида всё равно не было и шанса, — поясняет бог, отмахиваясь. — Мне ваши жертвы нахер не сдались. Рот открывается сам, но сказать Шото нечего. Он лишь молча смотрит в ответ и пытается понять смысл сказанного. — Сам подумай, — бог наклоняется, почти напополам сгибается, и Шото невольно хочется подойти ближе, — реки отравлены, растительность вянет, вся живность разбежалась. Вы всё просрали. Смоет ли жертвенная кровь грехи с ваших прогнивших душ? Одними губами [фатальное]: — Нет. [ты всегда это знал] [людям всё чаще резали глотки во славу его] [только вот это не помогало] Бог хмыкает и выпрямляется. — Так я и думал. Он соскакивает с алтаря и направляется к выходу так, словно является обычным посетителем. Стоит ему обогнуть Шото, на того обрушивается волна всего и сразу. Его жизнь не имеет смысла. Его жертва никого не спасёт. Они действительно обречены, и Шото умрёт у этого самого алтаря с перерезанной глоткой и осознанием безысходности. Потому что ему не поверят [никогда не поверят] [потому что ты — всего лишь скот на убой]. [ты захлёбываешься в эмоциях] [вот-вот утонешь] Шаги стихают. — Знаешь, — на самом выходе говорит бог, — вообще-то я могу взять тебя с собой. Удивлённое «зачем?» вылетает раньше, чем Шото может себя остановить. Он сегодня бьёт рекорды. — Ты не лицемер. [«только ты тут действительно беспокоишься о природе и своих людях»] [он таких ценит]