Болью и кровью

      — И это вы называете крайними мерами?       Люди зашептались. Заозирались, кто-то отошел на пару шагов назад, врезаясь спинами в других людей. Ропот стоял громкий, но при этом удивительно равномерный.       — Дык, это же, — запинаясь, начал объясняться староста. — Ежели она видеть не будет — не найдет, кого сожрать, а ежели рот зашит — то и жрать-то ей нечем будет.       Геральт приподнял брови. На камне лежала связанная обнаженная девушка. Лицо ее было повернуто к небу. На месте глаз было видно только по два сморщенных и перемотанных черными нитками века. Такие же черные, как и нитки, ресницы торчали в разные стороны. Рот и вовсе был превращен в кровавое месиво — только все те же черные нити и неестественно-белые участки кожи, заляпанные красными разводами.       — В логике вам не откажешь.       Девушка дрожала. Мелко тряслась даже скорее. Черные волосы, веером лежащие вокруг ее головы, немного поблескивали на солнце. В груди, на месте сердца, торчал длинный изляпаный кровью кол.       — Вы пытались ее убить, когда стало понятно, что она не умирает — зашили ей глаза и рот? — уточнил Геральт.       — Мужики выволокли ее на солнце, но ей хоть бы хны! Закололи ее в сердце — все равно живая, зараза. Поэтому-то и зашили... хотели только ее порубить на части, но тут прибыли вы, господин Ведьмак.       Девушка дернулась на камне, будто порываясь что-то сказать, люди дружно шарахнулись еще на шаг назад.       — Она уже месяц оказывается здесь питалась. Охомутала честного деревенского мужика и знает себе кровь из него тянет еженощно.       Геральт покачал головой, наклоняясь ниже, к девушке, и достал короткий кинжал.       — Вы ее сейчас как-то по-особенному заколите? — с надеждой спросил староста.       Люди все в том же едином порыве придвинулись вперед — посмотреть на кровопролитие.       — Нет, — ответил Геральт, подцепляя край нити на зашитом рту. — Она брукса. Бруксы разумны. Большая часть особей их вида предпочитает держаться подальше от селений.       Нитка легко поддалась, брукса открыла рот, но Геральт быстро приставил все тот же кинжал к ее горлу.       — Тихо, — строго сказал он. — Тебя это не убьет, но регенерировать будешь еще очень и очень долго. Как вы вообще смогли ее поймать?       — Дык она же сама и сдалась, — пожал плечами староста. — Все только повторяла, чтобы мы спасли мужика того. А от чего его спасать — если не от нее? Бледный, в лихорадке, практически досуха выпитый, кто еще мог его так?       — Могла сама, а могла и не сама... — проговорил Геральт медленно.       — Альпы в пещере у деревни, — высоко и быстро сказала брукса.       Геральт кивнул.       — Не того монстра вы поймали, господа, — покачал он головой, поднимая взгляд на люд. — Эта брукса относительно мирно охраняла ваше поселение от других вампиров.       — Да как так? — не понял староста.       — А просто — одно ее присутствие легко отпугивает любую вампирскую нечисть кроме высших вампиров, — Геральт как можно осторожнее подцепил нитку, сцепившую правые глаз. — А вы ее вот так вот.       — И как же? — спросил староста снова, помявшись на месте.       Брукса открыла свой черный глаз, пока Геральт вытаскивал из груди кол. Руки так и оставались связанными, но брукса не вырывалась.       — Я надеюсь, вы хотя бы мужика спасли? — уточнил Геральт.       — У знахарки он, — буркнул староста. — Та говорит, что что-то еще не так, окромя недостатка крови.       — Вот вам и ответ.       Геральт распорол и второй глаз, а потом освободил притихшей бруксе руки — по придержал за плечо, останавливая ее.       — Будешь здесь беспорядок устраивать — найду и убью, — веско заметил Геральт.       И отпустил руку. Брукса просто исчезла со своего места. Люди снова шарахнулись и зашептались, и когда Геральт выпрямился, послышались гневные короткие выкрики.       — Оставьте ее в покое, — посоветовал Геральт. — Иначе деревня пожертвует не одним влюбленным в вампира мужиком, а половиной своих жителей. Альпы, конечно, не калечат людей, но постоянно питаются кровью спящих. Никто из вас не хочет жить рядом с логовом голодных альп.