Болью и кровью

      Он знает, куда бить. Так, чтобы не оставалось синяков. Только ломота и тянущая боль. Так, чтобы не навредить в полноценном смысле этого слова — не задевает органы, не ломает кости. Просто — бьет. Иногда наотмашь, иногда коротко, с небольшим замахом.       — Если вы думаете, Гэвин, что я понесу за это ответственность — то вы сильно ошибаетесь, — говорит девятисотый, манерно растягивая слова.       Он ненормальный. Очередная ненормальная консервная банка, хотя Киберлайф всеми силами убеждали их, что теперь — все андроиды в своем уме и здравой памяти, и никаких признаков девиантности нет ни в одном из них. Возможно, Гэвин и не видел других таких же ублюдков, как девятисотый — но он был уверен: даже если остальным андроидам насрать на него, это не значит, что они не измываются.       Девятисотый чувствует любую прослушку, любую видеокамеру — если прослушка на Гэвине — то он находит ее и ломает. Если просто где-то рядом — ведет себя пай-мальчиком.       Гэвин ненавидит это.       Такого изворотливого и жестокого ума он не видел даже во многих преступниках. Девятисотый просто хочет причинять боль. Девявятисотый просто садист. А Гэвин даже ударить его не может — потому что по протоколам не имеет права прикасаться к андроиду ни пальцем. Он получил это отдельное предупреждение — потому что с самого начала видел, что он такое. Один разбитый нос андроида — и Гэвин не может обороняться.       — Отвалил — грубо приказывает Рид, когда андроид следует за ним после рабочего дня.       — Нет, — улыбаясь, отвечает девятисотый.       Он весел — насколько может быть весел "не-девиантный" андроид. В конце концов, им прописали почти человеческое поведение. Которое, правда, в последних обновлениях притупили — потому что людям это поведение казалось девиантным. Люди паниковали — люди получили машин.       Удар приходится куда-то чуть выше почки, Рида буквально сметает с дороги и он врезается в гладкую стену переулка.       (Девятисотый не видит, но он улыбается, оказываясь лицом к стене, мимолётно и очень зло)       — Никто не поможет, детектив, — убежденно говорит андроид, подходя ближе. — Вы здесь один. И везде и всегда — один.       Раскрытая ладонь обрушивается на лопатку, это даже не так больно, как обычно, но Рида шатает немного — а от того он расцарапывает кожу на ладонях, но обратно к андроиду даже не делает попыток повернуться. Кулак впечатывается в опасной близости к хребту но, разумеется, ничего не ломает — андроид следит за этим.       В переулке звучит шуршание. Рид скалится в улыбке, пока андроид резко оборачивается.       Они подходят с обеих сторон. Все как они договаривались. Рид хочет усмехнуться открыто — а затем замечает, как андроид... пытается закрыть его от нападающих? Девятисотый спиной теснит его еще ближе к стене, расставив руки, готовый нападать и обороняться.       Рид вынимает из-за пазухи пистолет. Не полицейский, разумеется — этот он купил незаконно. У тех же ребят, которые с удовольствием заберут большую часть андроидских деталей — потому что чинить своих теперь очень сложно. Девианта никто не починит, кроме таких же девиантов.       — Гэвин, — предупреждающе начинает девятисотый, поворачивая голову.       Рид щурится и чувствует холодное торжество, когда андроид так же резко отпрыгивает от него, как когда-то приходилось отпрыгивать самому Риду. Может быть, ему предоставят неломанную версию этого ублюдка, а может быть — не предоставят больше никакой. И то и другое было бы замечательным.       — Отправляйся в ад, жестянка, — отвечает Рид.       И стреляет ему в голову.