***
Лука блаженно растянулся на диване, вовсю слушая в наушниках душераздирающую классическую музыку. Все, о чем он был в состоянии думать — это Элиотт. И сегодняшний вечер. Лалльман не знал, чего ожидать — дружеских посиделок с пивом, или… возможно, что-то большее? Однако он очень хотел поговорить с Демори наедине, и раз и навсегда выяснить, кто они друг другу. Акселя как всегда не было дома — он еще с утра благополучно свалил куда-то со своими друзьями, и Лука даже немного завидовал. У брата много дел, предстоящий концерт, репетиции… А Лалльман просто лежит на диване, пуская слезу из-за очередной мелодрамы, которую он видел в десятый раз. «Соберись, тряпка!» — злился он на себя, и вовремя спохватившись, вспомнил, что он даже не надумал, в чем пойдет на свидание. Или не на свидание… не важно (важно). Порывшись в шкафу добрых пятнадцать минут, Лука был готов выть от отчаяния — столько одежды, а надеть совершенно нечего! А ведь он решил, не важно — свидание это или нет, но он придет туда, как выражался Аксель, «во всем великолепии». Но кажется великолепие махало ему рукой. Причем махало на прощанье. Входная дверь с грохотом открылась и закрылась. Как же вовремя! — Привет, красавчик, — подмигнул Аксель брату, бросая рюкзак на диван и с ходу запрыгивая туда. — Ты тут чего, распродажу решил устроить? Что за парад шмотья? — Аксель, только не смейся, но… я не знаю, в чем мне пойти. Понятия не имею. Здесь столько всего, — парень беспомощно указал на гору тряпья на полу. — Такс… — Аксель вскочил с дивана и деловито подошел к брату, рассматривая кучу одежды. — Не волнуйся, со мной ты не пропадешь. — Лука закатил глаза. Его брат порой очень скромен. Порой. Самую малость. — Сейчас что-нибудь подберем. Перерыв весь шкаф, Аксель начал швыряться одеждой, и в итоге в Луку полетели черные обтягивающие джинсы, белая футболка с вырезом на груди, и темная короткая курточка. — Вот, будешь выглядеть как куколка. Лука застыл на месте, ошарашенно смотря на брата. — Джинсы в обтяжку? Ты сейчас серьезно? И вырез у этой футболки, мягко скажем… Стоп. — на Акселя был брошен свирепый взгляд исподлобья. — Это же твоя одежда? — Ага, — тот был на удивление спокоен и вполне доволен своим выбором. — Такие ноги грех не подчеркнуть. Надеюсь, звучит не очень странно? Потому что я как бы и себе делаю комплимент, мы же вроде как одной комплекции, и все дела. О, Аксель действительно очень скромный. Очень. — Все ясно с тобой, — отмахнулся Лука, рассматривая одежду в своих руках. — Только вот я не собирался его соблазнять, я хотел всего лишь поговорить. — Так ты боишься, что до разговоров дело не дойдет? — расхохотался Аксель, обратно плюхаясь на диван. — По-моему, это даже лучше чем разговор. К чему лишние слова, надо чувства доказывать делом. О да, Аксель, дело говоришь. — Не думаю, что Элиотт разделяет твою точку зрения, — вздохнул Лука, усаживаясь на диван рядом с братом. Тот бросил на него хмурый взгляд. — А ты за него не говори. Может, он тоже волнуется, места себе не находит перед вашей встречей. Тоже может прихорашивается. — Ага, конечно. Ему и прихорашиваться незачем, он и без этого прекрасен… — Не понял, — Аксель повернулся к брату всем корпусом, сердито поджав губы. — Ты сейчас сказал, что мы с тобой недостаточно привлекательны? Что за дела? — Я не про тебя говорил, а про себя. — Круто, а ничего, что мы, блять, как бы близнецы? — Просто… я не такой как ты. — Лалльман игнорировал недоуменный взгляд брата. — Ты такой талантливый, энергичный, душа компании, у тебя столько друзей, и все они обожают тебя… советуются с тобой по любой ерунде… А я скучный зануда с книжками. — Бла-бла-бла, у меня сейчас уши отвиснут, — Аксель в шутку прикрыл уши руками, но видя расстроенного брата, вздохнул. — Ты классный парень, Лука. И то, что ты не тусовщик и не барабанщик — это все ничего не значит. Ты начитанный, аккуратный, ты всегда хорошо учился, не то что я, — Лука не мог не рассмеяться, вспомнив, как все домашки за брата делал он. — И, как я уже и говорил, ты суперский брат. А насчет Элиотта… я не думаю, что человека любят только за то, что он что-то умеет или занимается чем-то интересным. Человека просто любят за то, что он есть. Я не прав? Лука лишь развел руками. Тут даже добавить нечего. — Ты как всегда абсолютно прав.***
" — О да, Ричард, что ты хотел мне сказать? — Я люблю тебя, Вивьен. Я не могу жить без тебя. — Оооо, Ричард…» — Оооо, Боже, — Элиотт вырубил телевизор прямо на самом интересном месте. Черт, это уже седьмой фильм, седьмая сцена первого поцелуя главных героев, а Элиотт все еще не придумал, как он будет объясняться с Лукой. Он так сильно волновался, что в пятый раз собирался написать Лалльману, что встреча отменяется и у него дела, но Максанс властно отобрал у него телефон и не отдавал до сих пор, отчего Демори сидел слегка надутый. — Нет, Элиотт, я просто не понимаю, — Максанс удивленно пожимал плечами, смотря на метания брата. — Тебе что, 5 лет? Ведешь себя так, будто никогда не ходил на свидания и не признавался в любви, и вообще… Как вовремя он заметил отчаянный взгляд брата. — Подожди… — пробормотал он. — Так ты… никому не признавался в любви? — Нет. Никогда. — Почему? — спрашивает удивленно Макс, и Элиотт думает, что ответ в общем-то очевиден. — Не знаю. Может потому, что не любил так сильно. Никогда. — О Боже… но погоди! Вот тебе и готовая речь! — Максанс радостно хлопнул в ладоши, чем заслужил приподнятую бровь брата. — Ну, я про то, что ты прямо вот так и можешь сказать Луке. Что он твоя первая и единственная любовь, и вуаля — он твой навеки. Элиотт усмехнулся. Как у Максанса все просто! — Я даже не уверен, нравлюсь ли ему, а ты предлагаешь набрасываться на него с признаниями. — Я ничего такого не предлагал, но мне определенно нравиться слово «набрасываться». — Макс подмигнул брату, пока тот крутил пальцем у виска. — А что? На берегу реки, на закате, в полной тишине… — Прекрати, клянусь, иначе я не пойду никуда, — Демори принялся расхаживать взад — вперед, чем немного раздражал брата. — Ты точно все испортишь, если будешь себя так вести, Эл. Помяни мое слово, тебе нужно срочно успокоиться. И кстати, во сколько вы встречаетесь? — В десять вечера. А что? — Ммм. — А что? — Элиотт растерянно остановился перед братом, пока тот смотрел на него исподлобья, поджав губы. — Что не так? — Не хочу тебя пугать, брат, но… — Что? — Демори начинал терять терпение. — Что такое? —… сейчас без пятнадцати десять. Если вы слышали какой-то крик… то это был Элиотт.***
Ночной Париж был особенно прекрасен. Везде мелькали огоньки, горели фонари, а улицы были окутаны тишиной и спокойствием. Лука всегда любил говорить, что ему очень повезло жить здесь. Было почти десять вечера, и Лука безбожно опаздывал — его «полежу 5 минуточек» плавно перетекли в час сна. Но хорошо, что у него есть брат. Брат с машиной. Аксель подвез его и проводил почти до самого фонтана, на прощание крепко обняв. — Если что, просто позвони мне, Лука. В любое время, слышишь? — Лалльман закивал, улыбнувшись обеспокоенному брату. — Я заберу тебя, окей? И запомни: ты прекрасен. И чтобы без глупостей. — Спасибо, — прошептал в ответ Лука, сжав руку брата на своём плече. — Езжай домой и не беспокойся за меня. Аксель отъехал и Лалльман постоял немного, смотря ему вслед, и наконец направился в сторону фонтана. Уже издали он увидел заметно нервничающего Демори, который то и дело поглядывал на часы. Лука улыбнулся. «Он ждёт меня». — Привет, прости, что опоздал. Элиотт резко обернулся, чуть не выронив из рук телефон, и вплотную подошёл к Луке. Он все не мог перестать пялиться на Лалльмана — стройные ноги, обтянутые в джинсы, а этот вырез на груди… Наконец он взял себя в руки. — Лука, — наконец выговорил он, облегченно улыбаясь. — Ты все-таки пришёл. — Ты думал, что я не приду? — робко прошептал Лука, не сводя с Демори глаз. — Не знаю… я боялся этого. И, если честно, я так волновался о сегодняшнем вечере, что совершенно забыл про время и подготовил все прямо в последний момент, — парень рассмеялся, неловко поправляя волосы, и поднимая на Лалльмана полный надежды взгляд. — Надеюсь, тебе понравится. Пойдем? На берегу было тихо и спокойно — шум волн почти утих, и на Набережной воцарилась величественная тишина и спокойствие. Лука еще издали заметил какое-то сооружение на самом берегу, но лишь подойдя поближе понял, что это такое. — Это телескоп, — поспешил объяснить Элиотт, видя заинтересованный взгляд Луки. — Я подумал, мы могли бы выпить вина и полюбоваться звездами… К тому же, я еще с утра испек яблочный пирог. Лука просто не знал, что говорить и как ему реагировать на все это чудо: звезды, берег реки, яблочный пирог… Какие еще сюрпризы таятся в этом необычном парне? Он не заметил, что на него обеспокоенно смотрел Элиотт и ждал хоть какой-то реакции, и тут парень понял, что он все еще ничего ему не сказал. — Это… это чудесно, Элли, — от этой улыбки Демори буквально плавился на месте. — Мне еще не разу не приходилось наблюдать за звездами… и прости мое удивление, но просто для меня никто еще не делал подобного. Никогда. — Тогда я собираюсь это исправить, — Элиотт медленно протянул ему руку, подняв на него пленительный взгляд своих зеленых глаз. — Посидим у берега?***
—…так вот, ты представляешь, он прямо вместе со своей барабанной установкой просто свалился со сцены, и все, — сквозь смех рассказывал Лука про один из гастролей брата, и Элиотт не мог перестать смеяться, представляя всю эту картину. — Представляешь, Элли? Прямо посреди концерта! — Блин, ну и неудобно же было ему, наверно! — Демори откашлялся, не переставая смеяться. — Клянусь, я пересматривал это видео сто раз. Парни из его группы любезно прислали мне это, за что он злился на них целый месяц, — смеялся Лалльман, вытирая глаза. — А злой Аксель — это очень опасно, я бы даже сказал опасно для жизни. — Ну, я это уже понял, — улыбаясь, закивал Демори, вспоминая слова брата. — Макс даже боится столкнуться с ним лишний раз, потому что как он выражается «не будет ничего, кроме скандала». Я пытался поговорить с ним много раз, но он только отмахивается. — Как мне это знакомо, — застонал Лука, закрывая глаза. — Я сам пару раз пытался разговорить Акселя, но едва я произношу имя твоего брата, он становится сам не свой. Я не думаю, что когда-нибудь пойму, что происходит. Хотя знаешь… на секунду, или возможно на долю секунды мне показалось… не знаю, что возможно… — … Макс ему нравится? — Закончил за него Элиотт. Лука удивленно на него уставился. — Не волнуйся, не ты один так думаешь. Я тоже подкалывал брата, что он просто-напросто неравнодушен к Акселю, но ничего кроме слов «что за бред» я в ответ не услышал. — Стадия отрицания? — Улыбнулся Лука. Элиотт кивнул. — Звучит безумно, но я все еще надеюсь, что когда-нибудь они поговорят и все выяснят. — Да, я тоже. Было бы классно потусоваться вместе. — Согласен. Тем временем на часах было почти двенадцать ночи, и телефон Луки просто разрывался от входящих сообщений. Элиотт кинул на него тревожный взгляд. — Что-то случилось? — Что? — Не понял Лука, но увидев взгляд Демори, устремленный на его гудящий телефон, улыбнулся. — Ааа… нет, это должно быть, Аксель. Он просто волнуется за меня. Может быть он и резок, грубоват иногда, но он прекрасный брат. Элиотт понимающе кивнул. — Максанс такой же. Он очень чувствительный и сентиментальный, но он скорее откусит себе руку, чем признается в этом. Он очень хорошо умеет держать себя в руках, а вот я этого не умею. — Мы с тобой, получается, похожи, — грустно усмехнулся Лука, устремив взор вдаль. Элиотт любовался его профилем: его прекрасными голубыми глазами, в которых отражались волны и отблески заката, его развевающимися на ветру волосами, то и дело падающими на глаза, отчего парень часто поправлял их. — Подожди, у тебя тут… — Элиотт приблизился к лицу Лалльмана, и аккуратно провел ладонью по его щеке. По телу Луки пробежали мурашки, и он поежился. Элиотт, приняв это на свой счет, будто очнувшись, отодвинулся от него. — У тебя… была ресница на щеке, но кажется, я ее смахнул. — Вот как? Лишил меня желания? — Попытался пошутить Лука, но Демори даже не улыбнулся. Он продолжал отчаянно всматриваться в бездонные глаза напротив. Лука гулко сглотнул. — Нам нужно поговорить, не думаешь? — тихо, будто боясь быть услышанным прошептал Элиотт, не в силах оторвать взгляда от Луки. Тот медленно кивнул. — Вообще-то, я уже давно пытаюсь с тобой поговорить, но смелости у меня хватает только на дурацкие шутки, — горько усмехнулся Демори, потирая глаза. Лука, казалось, и не дышал. — Я… еще на вечеринке я понял, что вляпался по полной. Я был знаком с тобой минуту, но уже не представлял остальные минуты без тебя. — Элиотт смотрел куда-то вдаль, будто боясь встретиться со взглядом голубых глаз, напряженно изучающих его. — Макс сразу заметил, что со мной что-то не так, и если честно… все не так. — Наконец зеленые глаза встретились с небесными. — Я все время думаю о тебе. Я не могу о тебе не думать. Я просто тебя очень… — Мне душно, — судорожно выдохнул Лука, дернув шарф на шее и резко поднялся на ноги, вынудив и Демори вскочить с места. — Я не могу дышать… — Лука? С тобой все в порядке? — Зеленые глаза беспокойно изучали лицо Лалльмана, сильные руки крепко держали за плечи. Лука закивал, не в состоянии посмотреть парню в глаза. — Да… кажется, да. Я в порядке. — Если это из-за меня… Господи, это из-за меня, — Демори отошел назад, выпуская руки Луки из своих, отчего тому вдруг стало холодно. — Я так и знал, что напугаю тебя этим. Клянусь, я не хотел, прости. И если ты захочешь забыть все и не видеть меня больше, я сделаю все… — Нет! — Лука подался вперед, сам от себя того не ожидая. Элиотт застыл на месте. — Я не собираюсь ничего забывать… Я не хочу забывать. Элиотт и не помнил, кто из них первый подался вперед, но секунда — и он осознал, что целует парня, о котором думал все время… нежно и в то же время со всей страстью, которая пылала у него в груди и вырывалась наружу. Лука слегка застонал, когда Демори впился в его губы с неистовством изголодавшегося зверя, принуждая их раскрыться. В голове стоял колокольный звон — прекрасный, радостный перезвон. Безотчетно он предался рукам, которые осторожно обнимали его за талию и поглаживали спину, будто успокаивая. И все же, в этой напористости Лалльман чувствовал совершенно точно одно — безграничную нежность. Их поцелуй, казалось, продолжался целую вечность, становясь все более нежным и доводя обоих до безумия. Они не осознавали, что стоят сейчас на берегу реки в Париже, почти в час ночи… в мире больше не существовало никого, кроме них. Кроме Луки и Элиотта.