Абсолютная боль

Я вошел в то место. Я иду по нему, словно по канату. Будто внизу меня поджидают акулы, готовые вновь всадить в мою душу и сердце свои острые зубы. И возглас их в моей голове усиливался. Они словно делали это специально, чтобы я снова упал с каната. Чтобы снова нанести мне раны, которые усилят мои страдания. Но что-то в этот раз было не так. Я прошел по канату вполне спокойно, без всяких колебаний и падений. Словно эти акулы были иллюзиями. К которым мой разум уже привык, и воспроизводил их каждый раз, когда я шел по казармам 12-го отряда. И действительно: здесь никого не было. Было пусто. Ни души. Ни чьей-либо реяцу. Просто пустые комнаты и... все. Мне от этого стало немного легче. Я знал, что сегодня мучений уже не будет. И я просто продолжил идти. Идти по этому длинному коридору. И тут я понял, что ни черта я не был прав: здесь мои страдания продолжаются. Ведь идя по нему, пытаясь увидеть его конец, я представлял свою жизнь. Ее образ. Он так был похож на этот коридор, что чувства вновь начали переполнять меня. И я уже не мог спокойно идти. Зная, что в конце меня ждет шанс на завершение моих страданий. Я все же остановился. Остановился и, наконец, пустил слезу. Впервые за столько лет. Я наконец поддался на просьбу разума. В этот момент на меня вновь нахлынули воспоминания. Воспоминания о моей ужасной, грустнейшей жизни. Я не знаю, почему я до сих пор себя не убил, или почему не был убит в те дни. Возможно, такова судьба. А возможно, таков был я. Такова было моя боязнь умереть. Хотя смерть окружающих меня людей и готовила к тому, что и моя очередь когда-нибудь настанет... Все началось, примерно, в дни моего рождения в Руконгае. Я до сих пор помню. 25-ый район Западного Руконгая. Около 200 лет назад. Состоялось мое рождение. Моя семья была счастлива. Как же я тогда радовался появлению на свет. Многие предрекали мое светлое будущее и великие достижения. Но они ошибались. С самого начала моей жизни судьба не предрекала мне ничего хорошего. За ошибку они поплатились в ночь после моего рождения. Возможно, именно тогда и началась та страшная и мучительная полоса, по которой я иду. В ту ночь. Случилось что-то страшное. По всему району были слышны крики. Будто всех их кто-то безжалостно убивал. Будто топили людей невинных в реках пускаемой крови. Крики раздирали мои слух и разум. Я плакал. Сейчас я грущу, потому что не могу теперь, как раньше, взять и заплакать. Освободить свои эмоции. Этим я и страдаю сильней... Когда наступило утро, и смерть всех жителей района была обнаружена синигами, меня искали долго. Многие кричали: "Здесь не может быть выживших! Все убиты без кровопролития, словно своей смертью!". От этого становилось грустней. Ведь я мог стать следующим и умереть. Хотя сейчас я понимаю, что это было мое спасение - тот лучик, который позволил мне избавиться бы от страданий. Но нет. Меня нашел какой-то синигами из 12-го отряда. Собственно, он меня и приютил. Сделался моим опекуном. Я уже тогда был с клеймом "Особенный": я оказался единственным выжившим после того события. Его прозвали "Ночью бескровного геноцида". После этого, как я думаю, и начались мои мучения. Это клеймо "Особенного" поначалу отторгало от меня людей: со мной никто не хотел разговаривать. Даже с моим опекуном, который был раньше душой всей этой компании. От нас все отвернулись. Будто нас вовсе не существует. Будто мы в небытие. Так долго все это продолжатся не могло. В конце концов, мой опекун отказался от меня, выкинув в Руконгай. О чем он думал? Что вновь его примут в этом обществе, которое несколько лет назад отвернулось от него? От того человека, что приютил при себе этого "Особенного"? Ничего этого не случилось. Он по-прежнему остался изгоем в своем отряде. По-прежнему на него никто не обращал внимания. Он, избавившись от причины своего отстранения от окружения, не смог в него обратно вернуться. Никто с ним уже не желал не то что здороваться, даже помнить о том, что он когда-либо существовал. Прошла неделя. Началось то, что и наталкивает меня сейчас на мысль, что все следующие события готовили меня к моей собственной смерти. Первооткрывателем стал как раз-таки тот синигами, что приютил меня. Он осознал, что более никому не нужен. И никто не заметит его смерти. Поэтому он совершил свою самую глупую ошибку в своей жизни. Он стал посреди казармы и, сказав напоследок: "Изгоем был, изгоем и уйду!", пронзил себя занпакто. Совершил, так сказать, харакири при людях. Почему он ошибался? Потому что именно в этот момент его и заметили. Ему кричали: "Что ты делаешь, дурак?! Опомнись!". Но он уже не слышал. Разум его был затуманен идеей, коей он был одержим. Якобы, все забыли про его существование. Но было уже поздно. Его бездыханное тело лежало посреди помещения, залив полы его своей кровью. Оскверненной собственным же оружием... Следующие 4 года моей жизни были просто ужасны. Невообразимо ужасны. Хуже, чем при жизни с опекуном. Хуже, чем в тот страшный день нарекания меня "Особенным". Мне приходилось все это время скитаться по всему Руконгаю. Искать всяческие способы выжить. Все это время, я был на грани. У меня вновь появился шанс умереть. Но я снова им не воспользовался. Точнее, у меня даже не было возможности им воспользоваться. По той простой причине, что меня приютил какой-то местный торговец в 35-ом районе Западного Руконгая. Накормил, напоил, одел. В общем, он "спас" меня от погибели, которая так и манила меня к себе, приговаривая: "Я окончу твои мучения, и никто больше..." Она была моим спасителем. И, возможно, остается единственным шансом на спасение и сейчас, в это время. Жаль, что в данные моменты я не могу здраво мыслить. Я уже был готов отойти от воспоминаний, и идти далее. К своему капитану. Но тут я вспомнил то, что и полностью наставило меня на путь вечных страданий. Каким-то теплым днем мой новый опекун послал меня в магазин. За какими-то сладостями. Вроде, что тут может быть проще? Просто пойти в магазин и купить сладкого. Вроде, ничего не должно случиться. Но нет. Смерть-матушка вновь подстерегла меня в виде местных хулиганов. Требуя отдать сладости, они избили меня до полусмерти. И бросили меня где-то в мусоре, чтобы меня никто не видел. Избили так, что я даже не мог плакать. Так, что душа могла покинуть это тело в любой момент. Казалось будто все забыли обо мне...нет, они даже никогда и не знали о моем существовании. В этот момент мои грустнейшие воспоминания, наконец, были прерваны. Меня, пускавшего слезы, застал лейтенант Нему. - Офицер Фурава, - вдруг пронзил сие тихое пространство ее едва слышный голосок. - Вас ждет капитан Куроцучи. Мне было нечего ответить. Я просто кротко кивнул. В знак того, что я готов следовать за ней к капитану Маюри. Нему показала мне рукой на старую, железную дверь, за которой слышались разные звуки. То ли механизмы там работали до истощения, до подопытные орали нечеловеческим голосом от испытываемой боли. Вся эта симфония наводила страх и ужас на любого, кто подходил сюда. Но я не испугался. Просто произнеся: "Спасибо, лейтенант Нему", я открыл эту тяжелую, железную дверь. И вошел внутрь этого страшного места. Меня окружали разные капсулы, внутри которых были невообразимые человеческому разуму существа. Наводили они одновременно и жалость, и страх. Не только своим видом, но и представлением того, какая судьба завела их сюда. Я шел вперед. Не останавливаясь. Вперед, к столу капитана. За которым он и сидел. Что-то писал. Наконец, я подошел к этому столу. Капитан, не поворачиваясь ко мне, произнес: - Ну что же. Я рад, что вы пришли ко мне, офицер Фурава. Я надеюсь, вы готовы к тому, что вы сейчас услышите...