«Все еще не понимаю, о чем ты»
«Лучше пиши жене своей, знаешь»
С самого получения сообщений я не отвечала на них, попросту не зная, как отвечать на что-то такое. Я ненавижу наши отношения, ненавижу Алекса, ненавижу себя и ненавижу то, что между нами было и скорее всего будет. Это как неизбежное зло, которое обязательно случится, и я просто не могу перестать думать об этом. Я словно глупая малолетка не могу выбросить преподавателя из головы. Неужели, все это время во мне сидел какой-то совершенно ненормальный фетиш? За всем моим «нормальным» вдруг спряталось самое темное и неправильное. Гоняясь за своими идеалами, я не заметила, как совсем потеряла свою голову и словно бы заразилась окружающим меня безумием. Нельзя связываться с женатиками — главное правило, которое буквально прописано на подкорке любой девушки. Это то самое правило, которое никогда нельзя нарушать: это пункт из негласного кодекса девушек. Неужели я правда нарушила то, что нельзя нарушать ни в коем случае? И откуда мне взять совет, который бы сейчас помог? Ведь чем больше я думаю о том, что действую неправильно, тем сильнее люблю саму мысль об этом. Я порочная и сломанная! И это до одури омерзительно. И прекрасно. «Невесте. Ты опечаталась» «И да, я пишу ей достаточно» Недавно у Андрея был день рождения, уже конец ноября, а меня на него даже не пригласили. Судя по фоткам в инсте — там было много алкоголя и «друзей» Ривкина: куча лживых лиц, которые просто хотят на халяву выпить и повеселиться. Нельзя позволить себе стать как мой друг: пытаться забыть человека в разврате и аморальных поступках, ведь так он только пытается отсрочить то неизбежное — попытку вернуть возлюбленного. Все придет к тому же, к тем же страданиям. Потом у меня появится кто-то еще, кто будет также помолвлен или вроде того: тот же «любовный сценарий», что появился в моей голове непонятно откуда. Может, в нем виновата тетя Наталья, что долго жила в нашем доме, с родителями, которая все время терпела измены мужа и всем доказывала, что такое поведение мужчин в норме — и даже семилетняя я не была для нее чем-то, что может остановить этот треп. Но это может быть просто оправданием моему сумасшествию, и только.«Тогда не забудь написать, что ты»
Что ты — что? Мудак, вскруживший голову бедной девушки? Или в этом и вовсе нет твоей вины? Двумя движениями я удаляю сообщение и пишу новое другому адресату.«Назар, это важно. Не уточняй о чем я, пожалуйста»
«Мне нужен твой совет. Что если мне нужен человек»
«Который, вроде бы, совсем мне недоступен?»
«ты можешь отрицать свои чувства» «но по моему опыту» «все это херня» «поговори с ним» «чтобы прояснить ситуацию» «и успокоится» «не важно какой исход» «будет у этого разговора» Конечно, он знает, о ком я. Нет, я не уверена, что смогу поговорить с Алексом сейчас. На предмете он постоянно хуесосит меня, даже Кристина, будто бы, не может понять, в чем его проблема. Я знаю, в чем. «но не делай глупостей» «у меня с третьего раза получилось кек» Мне надо протрезветь, и это обязательно. Сейчас я дойду до дома и просто засну. А завтра решу, что делать. Проснулась я с сильной головной болью и похмельем — кажется, мне скоро придется ходить на собрания анонимных алкоголиков, блять. На полу рядом я оставила себе активированный уголь (выпитый в том числе и перед сном), воду в стакане и анальгетик. Конечно же, проверив телефон, я сразу же схватилась за голову: о чем я думала, когда написала Назару это и потом ещё и позвонила? Господи, а о чем мы говорили? Ладно, вряд ли это что-то плохое, наверняка, я просто ныла, что мне плохо и меня тошнит. А вот полуторачасовой звонок с «vdaemon6» меня напряг. Мы конечно взрослые с Лешей люди (не школьница какая-нибудь с учителем информатики сосалась), но я бы не хотела, чтобы кто-то еще знал, что было между нами. Что же я рассказала ему? Последнее собщение было с сердечком, написано там было, чтобы я поправлялась и не терзала себя лишним стрессом, ведь я: «пуся и не должна волноваться много из-за мудаков». Ну что ж. Это плохой знак. Выпал снег. Дорожные службы ещё не успели его убрать, а мне необходимо добраться до учебы вовремя. И все же, все мои мысли прошлой ночью — лишь оттенок чувств. Тех чувств, которые не скрыть от самой себя, сколько бы не хотелось. Я могу не думать обо всем этом, сколько не скрывай от себя правды. Я как произведение Антoниo Μaнчини — я заточена в сетях своих идиотских убеждений. До тех пор, пока их не уберут от меня. Мне должно быть совестно, что для этого нужна посторонняя помощь. Что ж… похоже, когда живешь в крупном городе, совесть выходит из тебя с потом. Еще в первые пару месяцев от приезда. Вся моя жизнь как дешевая кинолента: под ногами шуршит грязный снег, в голове совсем каша из сумбурных и глупых, на первый взгляд, мыслей. В этой самой сети я запуталась как муха, прилипшая к специальной ленте, пытающаяся наивно выбраться оттуда. И все это только в моей отчаявшийся голове, для остальных я обычная серая масса, ходящая туда-сюда непонятно зачем и откуда. Однозначно преуспев в своих страданиях, я вырыла себе могилу из переживаний и надуманного стресса. Впрочем, неужели эта девушка, за окном, перекладывает утреннюю выпечку в брендированные пакеты считает себя счастливой? Кто вообще в этом городе, в этой стране, в этом мире — считает себя счастливым? Люди, на чьих лицах безоговорочная радость — редкость. В глазах большинства всегда либо холод, либо измучившая печаль. Лишь раз я видела счастливого человека — это была беременная девушка в нашем кафе, напрасно пытающаяся найти в меню вегетарианские блюда. Живот её был довольно большим и зная, как мучительно часто протекает беременность — меня взяла зависть. У нее были и деньги (одета она была весьма прилично, и, кажется, в какой-то брендовой кофточке), и счастье. Счастье, измеримое только в широте её улыбки и блестящих глазах, в поглаживаниях живота. Я уже и не помню её лица, но эти глаза, полные любви к самому существованию не забуду никогда. Жалею только, что не смогла честно спросить, что же так её радует и получить откровенный ответ. В чем же счастье? Может, счастье в проезжающих мимо машинах, в архитектуре центрального Питера, в безудержных попытках девушки за окном попытаться успеть сделать все дела до открытия? В спящей старушке на кресле автобуса, что обнимает свой кулек так, словно он нужен кому-то кроме нее? В криках водителя на нарушителей ПДД? В мучительной головной боли, непроходящей после ударной дозы анальгина? В моих опозданиях и искреннем нежелании сегодня работать? Слушать в наушниках музыку, которую некогда тебе прислал какой-то совершенно посторонний человек? Или счастье совокупность общих факторов? «Ты превзошла себя, Ася: такое количество сарказма уже недопустимо, заканчивай». В этом мраке мне бы раствориться, уснуть и стать частью узких улочек как некое граффити, что обязательно закрасят в блевотно-желтый цвет. Просто прекратить тушеваться об происходящем и вспоминать о ране, что нанесли мне настолько недавно. Я просто дура, просто дура, раз отдаю этому столько сил. Или просто слишком устала морально, чтобы двигаться дальше. В любом случае, я не вижу другого варианта для себя сейчас. Внезапная встреча, на которой, должно быть, нам надо было поговорить, застала меня в самый неуместный момент — после лекции, которая крайне удачным образом оказалась в конце всех остальных. И я бы рада сбежать сверкая пятками, чувствуя себя нелепым преступником, мелким воришкой, оправдываясь, что у меня вот-вот смена, но я поныла в общем чате и мне дали выходной. Дали его именно в тот момент, когда я, оглядываясь на свои прежние чувства, сейчас больше всего хотела пойти на работу. Черт возьми! Конечно, я и могла соврать, что у меня смена, но каждый раз ложь застревала прямо в горле, будто ком крика о несправедливости бытия. Сейчас нам нужно было обсудить многое, но я была не готова. Кроме того, предлог, под которым он меня тут оставил — учеба. Алексей, словно издеваясь, и оставляя меня мучаться от нетерпения, не желал начать говорить, напротив, игнорировал мое присутствие, что-то печатая в телефоне. И как только я пыталась спросить, в чем, собственно, дело, он поднимал указательный палец к своим губам и затыкал меня. Я точно знала, что эта пытка не прекратиться до тех пор, пока я не буду окончательно взвинчена, ведь его отец делал почти так же, только вместо телефона был потёртый ежедневник, в котором дед что-то старательно выискивал. Как к слову Вронский старший? Я давно не задавалась этим вопросом, но судя по слухам, он решил совсем сойти с ума на старости лет и стал писать автобиографию. Интересно… я буду упомянута в ней как «самая ужасная ученица»? Тем не менее, оставляя меня в томительном, оттого назойливо-раздражающем, как зубная боль, в ожидании напряженного разговора, он попросту издевался надо мной, я уверена. В действительности у меня не было повода попытаться сбежать. Как дикий зверь, загнанный в угоду собственного упорства и увеличенного эго. — Итак, — наконец начал он, оторвав взгляда от дисплея телефона, — я не хочу, чтобы то глупое помутнение, что было между нами, — вблизи от него несло неплохим таким уровнем собственной важности и парфюмом, — как-то влияло на твою успеваемость на лекциях и тебя в целом. Или на нашу многолетнюю дружбу. «Глупое помутнение». Глупое, черт возьми, помутнение! Это я, очевидно, из-за глупости не могу спокойно спать последние несколько дней! А про «многолетнюю дружбу» он, видимо, в тот день не вспоминал вовсе, поскольку ему только сейчас это стало удобно. Да и как после такого остаться друзьями? Пропустив эмоции через себя, я, наконец, ответила: — Я тоже этого не хочу. Пауза. Словно он сам не ожидал спокойствия с моей стороны. Что ж, солидарна. — Я в любом случае обещаю больше тебя не трогать и пальцем. Ага, стоит вспомнить, как он дрочил меня всю неделю на учебе. Мне нужно уступить, лишь бы он меня не трогал — спор с ним равносилен драке с атомной бомбой. Наорет, заставит, подчинит, продавит авторитетом. — Так что либо мы не общаемся вовсе и ты дальше косишься на меня, либо продолжаем общение… — Как будто ничего не было? — Так ничего и не было, — усмехнулся он. В сердце основательный мрак, в горле сухо, а щеки щиплет холод декабрьского вечера. Я ярко накрашена: на глазах розовые и фиолетовые тени, стрелки и накрашены ресницы. Для человека, который не красится практически никогда, я сегодня была особенно блистательна. Кто бы меня не увидел, точно бы не решил, что я мучалась с макияжем очень долго, постоянно стирая и начиная заново. Такой выбор яркого имиджа был оправдан: завтра мой день рождения, а сегодня мы его празднуем. Выбор гостей изначально был скуден, но затем к приглашениям присоединился Назар, который считал, что чем больше гостей, тем больше будет в итоге подарков. Он пытался заставить меня пригласить Виолетту и трио из Леоны, Кима и Саши, но тогда бы это точно был праздник Назара, а не мой. Андрей согласился присоединиться, чего я не ожидала, и тоже хотел позвать своих «друзей», но опять же, мне хотелось видеть близких. Изначально была идея спокойно отдохнуть в кафе с Назаром, но он взял бразды правления в свои руки. С левой стороны предательски тянет, когда я набираю в домофоне нужный номер. Снятая на двое суток двушка была как подарок Андрея, и стоило мне пройти на второй этаж, к двери, я почти сразу это ощутила: из квартиры доносилась весьма аутентичная Андрею музыка, от которой у нормального человека, пожалуй, полилась бы кровь из ушей (в аккомпанемент его выкрикам о том, что рок мертв). Но «нормальных» в этой компании нет. Дверь не заперта и меня встречают распростертыми объятиями. Назар крепко обнимает, словно бы у меня есть шанс растворить свою бескрайнюю печаль в его не менее обильной любви. Я утыкаюсь подбородком в его плечо, пока причина печали поздравляет меня, вместе с Кристиной и Андреем. Осознание того, как Назар с Андреем на дух друг друга не переносят, но все равно постарались вместе ради меня, добивает ещё сильнее. Это как очередной гвоздь сожаления в сердце. Левин обнимает меня дольше положенного другу, одна его рука на моей талии, а другая на лопатках. По хитрым глазам Андрея я догадываюсь, что Назар продолжает играть на нервах Леши. По правде говоря, мне это все крайне не нравится, и я практически грубо отстраняюсь. Алексей берет виски и наливает по двум стопкам, первую же быстро опрокидывает, а вторую тут же протягивает мне, вместо приветствия, вероятно. Он смотрит с вызовом, и я морщусь, но алкоголь принимаю и повторяю жест за ним. Квартирка была весьма милой и уютной. Пожалуйста, Боже, оставь меня в одной из таких съёмных на сутки или двое квартир навсегда. В них всегда лучше, чем дома и не так печально. Краткосрочная аренда как будто незнакомый человек на остановке общественного транспорта, которого, ты точно знаешь, никогда не увидишь. Такие квартиры всегда чистые, светлые, но отчего-то печальные. Совсем как яшмовые глаза Алексея. Каждый раз мне хотелось бы оставаться в них чуть подольше срока, пусть за дополнительную плату. Смотреть на него было больно, а ещё больнее оттого, что мы построили между нами огромный ледяной забор, а сверху него влепили пылающий синим пламенем указатель: дружба. Почему я не могу это принять? Неужели я правда решила мериться со щемящем сердце чувством, лишь бы хоть немного, хоть иногда с ним общаться? Как я могла пасть настолько низко, что готова на это? Не может быть, что я считаю себя такой одинокой. И виноватой. Пока Андрей с горящими глазами рассказывал что-то про события на своем прошедшем дне рождения, я с пассивным интересом слушала, не особенно принимая участие — не из-за того, что мне было абсолютно неинтересно или что-то в этом роде, а оттого, что на душе было совсем не по себе и отдых как таковой удовольствия мне не приносил. В целом, я безумно благодарна друзьям за старания, но тот факт, что я юридически стану еще на год старее выводит меня из себя. Настроение такое, что впору сидеть напротив ручья, скрываясь от ливня и порывов ветра лишь дождевиком. С удочкой с правой руке, и сигаретой в левой. Когда-то давно мы с отцом часто ездили рыбачить. Сестра тогда еще была совсем маленькой, и ее слабое здоровье часто докучало нам с отцом так, что он и мама брали больничный, а после, решив вопрос с моей учебой, брали в машину снасти, мои книги и мы всей семьей уезжали на пару дней на дачу. Пока мама возилась с сестрой, отец учил меня рыбалке. Хотя и весьма бесполезно — из основ я запомнила только что такое леска и клев. Но картина умиротворяющей реки, на которую капают капельки дождя, оставляя после себя круги, заставила меня едва прийти в себя. — Я на минуту, — бросаю я и встаю с дивана, проходя мимо Леши. Сзади доносится выкрик Назара, который явно злится на Андрея, якобы он меня довел своими охуительными историями. «О чем он» — думаю я, прокручивая ручку двери. Только окопавшись один на один со своим отражением, я испытала высшую степень алогизма. Я поверить не могла, что в какой-то момент, на собственном празднике, прямо в день рождения, в кругу друзей, я испорчу все свои трехчасовые старания с тенями — слезами, которые непонятно откуда и зачем взялись. Я как будто герой «Эйфории», с этими потекшими тенями и фиолетовой тушью, как же наивно. Хоть сейчас записывай видеоблог о макияже, чтобы посреди ролика сказать «ну а теперь вспомните самое лучшее воспоминание с вашими погибшими в автокатастрофе родителями и сестрой несколько лет назад». Рок может и мертв, а вот черный юмор, по всей видимости, живет глубоко внутри каждого из нас. Зачем я только вспомнила это все? Стук в дверь выбивает меня из мыслей и отвлекает от попыток все исправить с помощью клочка туалетной бумаги и воды. — Занято! — Это я, Ася, — Кристина видимо вернулась с кухни, — ты в порядке? Позвать кого-то? — Да. То есть нет, — я намочила ладони и провела по волосам, разделяя кудрявые пряди, и затем натянула улыбку, чтобы ответить более доброжелательно. — Все хорошо, спасибо, скажи ребятам, пожалуйста, что я скоро вернусь. Звук отдаляющихся шагов. Я только порчу праздник и отдых всем остальным. Я должна привести себя в порядок и изображать радость, потому что у моих друзей и без меня куча проблем. Наблюдать мои им ни к чему, а уж тем более разбираться с моими истериками. Нужно похоронить. Похоронить родителей, сестру, мои чувства к Леше. Всем им давно пора прекратить кошмарить меня, их всех надо отпустить. Родителей и сестру никогда не вернешь. Чувства к Леше бессмысленны — у него невеста, двушка в центре, престижная работа и собака, а у меня и кота нет. «Нет-нет-нет, ты виновата!» — возмутился внутренний голос моему скабрезному решению. Я виновата, что хотела остаться дома, вместо того, чтобы ехать на детский праздник одноклассницы сестры, я была обязана поехать тоже, потому что она так сильно этого хотела. Была обязана сделать что-то, чтобы наша машина не столкнулась с тем чертовым грузовиком. И сейчас все то же! Ситуация, несмотря на первый взгляд, идеально схожа — я никак не могу поставить чужие интересы выше своих. Я привожу себя в порядок и уже собираюсь выходить, кладу руку на бронзового цвета дверную ручку и почти проворачиваю. И в комнату три на три с белым натяжным потолком, облицованными белыми стенами и длинным зеркалом, вваливается Алексей. Мы встречаемся глазами. Мгновение тишины сменяется ускоренным биением моего усталого сердца, что бьется в такт музыке снаружи комнатки. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я пытаюсь отчаянно перебить, чтобы он не успел совершить ошибку, что станет нашей общей: — А что если бы я тут… была занята?! Стучаться не учили? В ответ на это он вдруг молча сделал шаг назад, закрыл дверь, затем постучался и зашёл опять. — Довольна теперь? Я вздохнула, вместо ответа. Комнатушку будто бы заполнил запах его нового парфюма — что-то с кардамоном и полынью. Хочется побрызгать освежителем воздуха, уж лучше тут пусть пахнет «альпийскими лугами». Он совсем близко, делает шаг вперёд и оказывается ещё ближе, оттого я совершенно теряю самообладание. Мгновение, я бы приподнялась на цыпочках и дотянулась до слегка пухловатых губ, которые он так часто облизывает на лекциях, прежде чем зачитать следующий абзац. Это мания! Его нахождение рядом запускает во мне какой-то явно больной, ненормальный процесс. Стоило молекулам его духов попасть в мои носовые потоки, краски вокруг становились ярче, в грудной клетке была заперта птица, которая билась о кости, пытаясь сбежать. Словно бы в стихе, сочиненным Андреем, я бы хотела оказаться той самой птицей и улететь от тесного соседства со своим постироничным и порой весьма злым разумом. — Твоя невеста не будет против, что ты не дома? — Это не твое дело, — он говорит спокойно, как будто бы ожидал этого вопроса. — У нас с ней все замечательно. — А с собакой что? — Лорд у друга. Что ноешь опять? Не придешь больше тусить, навсегда тут останешься? Королева туалета? — раздражение от его слов сильно отрезвило меня. — Очень прикольно тут сидеть и грустить. Пошли подарки открывать. У меня для тебя просто потрясающий! Ну и мудак. Когда я вышла из комнаты, меня окатили поздравлениями вновь, видимо пытаясь меня отвлечь этим от страданий. Было странное ощущение, как будто вся эта история с Лешей так просто не закончится. Вронский и Левин обменивались ненавистными взглядами, стоило последнему делать вид, словно он натурал, а мы с ним самая крепкая пара. Мне не нравится все это, честно. Но Назара явно веселила эта ситуация, а значит, пока он не наиграется в моего парня, вряд ли получится это прекратить, что бы я ему не говорила. Андрей, впрочем, смотрел на это неопределенно: по его взгляду и редкой ухмылке было сложно понять, что творилось на душе светловолосого. Затушив сигарету, он закурил вновь, и я заметила: он сменил сигареты? Раньше же он курил весьма дорогую и понтарезную фирму, сейчас перешел на «красные Мальборо» — крепкие, но, по крайней мере, легкодоступные в стране. Заметив мой взгляд, он сам покрутил сигаретой перед лицом и вернул глаза ко мне, сделав пухлые губы тонкой полоской и пожав плечами. Вероятно, его родители урезали ему карманные, чтобы их мальчик перестал играть в героя дешевых сериалов для детей предподросткового возраста. Что ж, я была даже рада — может действительно, до него дойдет, что такой образ жизни не вариант. Только бы осознание пришло раньше ненужных зависимостей. Каждый в этой комнате занимался саморазрушением как мог: Левин связался с каким-то дедом, бросив своего болезненно-преданного, преданного, словно «Белый Бим», возлюбленного; Вронский топил печаль хмурого черного города через вино и случайные связи; Ривкин будто бы делал все, чтобы поскорее избавиться от самого себя; я — и подавно. Только вошедшая с тортом и подожженными свечами Кристина была лишней в уравнении, на первый беглый взгляд. Девушка поставила торт на стол. Она была пятой в компании, словно пятый аркан Таро — умна, духовна и зрелая умом, пусть и самая младшая в комнате. Но и у нее были скелеты в шкафу: однажды она пришла ко мне на работу, чтобы проводить домой, и рассказала про свой личный маленький, сладостный ад. Для чего же мы присутствуем тут? Кто мы? И для чего мироздание создало нас? Как вышло, что несмотря на каждую страницу несчастья в истории человечества, мы все равно до сих пор тут? Неужели как-то так вышло, что теперь алгоритмы обтесывания людского рода так невыносимо уродливы. Раньше люди умирали от лап диких зверей, а теперь же эти звери — мы сами. Что же делать, если в самом деле ты не способен к выживанию, в привычном смысле слова. Как жить там, где честность кажется людям омерзительной невежливой мукой. Нам ежедневно приходится мириться с потерями и надеяться, что где-то за горизонтом находится солнце. И ведь солнце есть действительно, но чтобы достичь его, придется сделать такой высокий прыжок, что при начальных способностях просто непростительно невероятный. — Второе пришествие Кристины! — засмеялся Левин, а затем поправил себя: — Ах да, я же набожный еврей, и такое нельзя шутить… — Ну-у-у, праздновать заранее, в принципе, плохая примета, а загадывать желания тем более, — вклинился Андрей, получив ядерный глядок от Назара. — А завтра у нас лекция по персонифицированной психотерапии, так что пусть сразу загадывает зачет на зимней сессии, — шутит Алексей и я хмыкаю. Собравшись с мыслями, я вдруг осознала, что понятия не имею, чего желать. Быть может, мне и так нечего хотеть? Что может сделать чудо, чего я не достигну сама? Я прикрываю глаза и сложив губы в трубочку, выдыхаю, но свечи не успевают погаснуть, как сидевший напротив Алексей задул их вместо меня. Я недовольно посмотрела в его наглые глаза и прежде, чем успела возмутиться, это сделал Назар: — Двухкнопочный, блять, спиздил опять! — стихами проговорил пьяный уже парень и рассмеялся, а затем задумался, как продолжить. — Находчивый пидор, пора убивать, — в такт подхватил Андрей, лукаво улыбаясь. — Я б тебя поцеловал! Мгновение тишины. Мы с Кристиной переглядываемся, и она начала вытаскивать свечки из крема. Андрей и Назар только смущенно отвернулись друг от друга. Глядя в грустно-умиленные глаза Ривкина, который подпер подбородок рукой, я запоздало почувствовала, чего бы хотела загадать в самом деле. Но по моему опыту — ни одно желание, которое ты загадываешь на свой день рождения, обязательно не сбывается. Поэтому, может, я сделала все правильно. Впрочем, мое желание и без того своровали. Интересно, что он попросил? Быть может, счастливой жизни с невестой? Своей с ней свадьбы? — Опять шутки ваши, — искренне сказал Алексей, и Кристина усмехнулась. — А что ты загадал, Леша? — спрашиваю я, присаживаясь рядом с Назаром и Андреем, в то время как Кристина села за стул, который пододвинула на то место, где стояла я — в тесноте, так сказать. — Чтоб ты сессию сдала, чудовище безнадежное мое. — Твое? — повторил Левин, приобняв меня опять. — Не-не-не… Кстати! Мой подарок! — он вдруг вскочил, и мне пришлось отклониться назад, пропуская его вперед. Он прошелся до своего пальто, и выудил из кармана маленькую коробочку, в которой обычно дарят украшения из ювелирных салонов. Мне вдруг стало очень стыдно — да, я подарила ему на его PS4 «The Last of Us 2», но разве это соизмеримо, хотя бы, денежно? — У-у-у, это предложение? — веселым тоном спросила Кристина, глотнув вина из бокала. — Обещание, — ответил Назар и надел мне на указательный палец кольцо из серебра с топазом в форме расцветшего цветка, и добавил тихо, чтобы это слышала только я, а для остальных его голос заглушала музыка: — Обещание вечной дружбы. Я не заметила, как на глазах навернулись слезы, и я потянулась крепко обнять друга. В его дружественных объятиях было так уютно и спокойно. Он сказал мне на ухо: «Прости, что мы так мало общались этот год», а я ответила: «Я рада, что ты вернулся к нам». К нам — к нам с Андреем. Этот год был действительно сложный для нас. Сложно быть другом разбитой пары, а еще сложнее пытаться вытащить кого-то из них из эмоциональной ямы. Пожалуй, сделать это с Андреем, я так и не смогла. Я вижу, как они оба страдают от происходящего. Будь все просто в наших жизнях, стали бы мы ждать чуда от потушенных свечей? Только время способно расставить все по своим местам и лишь Богу известны истинные чувства каждого из нас. Но стал бы Бог интересоваться этим миром, от которого несет гарью? Прямо, как от тех цветных свечей. Воск капает на воздушный крем и рушит картину идеальности — точно так же прекрасны в своем уродстве и наши судьбы. Нас с другом заставил разлепиться только резкий звук взрыва пробки от шампанского. Я оборачиваюсь и вижу Алексея, открывшего бутылку, которую принес с собой. Странная идея — начать с крепкого алкоголя и перейти на газированный легкий. Самоубийство? — Что же, не хочется прерывать вас, и все же. Андрей перевел взгляд на меня с Алексея и вскинул брови. Да, Андрей, я с тобой согласна. Душный тип. Леша достал из под стола вытянутую коробочку, облаченную в золотую пеструю обертку и красную ленту. Кивнув, я взяла подарок в рук. Внутри болталось что-то увесистое. Аккуратно развязав ленту, я подняла крышечку вверх: — У меня даже предположений нет, — успеваю я сказать, прежде чем вижу прозрачный кусок какой-то резины, продолговатой формы, с двумя кругляшками снизу и одним сверху. Прежде чем я успеваю разозлиться, я кидаю хуевый, в буквальном смысле, подарок в Лешу. — Да ладно, это не так уж и плохо, — умирал, буквально, от смеха Левин, пока Андрей закрыл ладонью лицо, почти сдерживая смех. — Полезно в хозяйстве! — А ну иди сюда! — я прохожу за диваном, раз уж пространство переставленной мебели позволяло, подняла с пола искусственный фалос, замахиваясь на Алексея. — Я надеюсь он использованный, потому что я буду тебя им бить! — Думаешь, я стал бы дарить неиспользованный? — ехидно смеялся он, закрываясь от меня руками. — Даже спрашивать страшно, — прокомментировала Кристина. — Да ладно тебе, Асенька, — уже посмеивался этот негодный мужчина. — У него вон даже присоска есть! — Вещи буду на него вешать! — сказала я, ударив стороной присоски ему по лбу. — Тебе не сделать из меня единорога, извращенка! Он плохо присасывается к неровной поверхности! Андрей и Назар оба буквально умирали со смеху, чтобы не упасть, последний почти лег на диван. Идиоты, честное слово. Я поставила член сбоку от торта, ближе к Алексею и тоже рассмеялась от глупости происходящего. — Ладно-ладно. Надеюсь, первый подарок тебе понравился больше, чем подойдет по вкусу второй, — проговорил виновник происходящего. — Двухкнопочный, я зато теперь знаю, на чем ты сидишь, когда в рейд заходишь! — Очень смешно, Назар, — почти строго ответил он. — Разве можно так с преподавателем разговаривать? — А ты мне ничего не преподаешь, сладкий, даже в другом корпусе тусуешь! — А нам с ним еще каждый день видеться, — вздохнула Кристина, на что получила ответ: «Соболезную». — Надеюсь, второй подарок — не какие-нибудь бусы, — проговорил Андрей, и за этим пошла вторая волна угара от происходящего. — Шутки в сторону. Закрой глаза, Ася, — приказал Алексей, и я вздохнула, закрывая. — Открой рот, Ася, давай! — выкрикнул Ривкин, и Кристина цокнула языком. Вдруг на шее скользнуло что-то холодное, отчего я тут же распахнула глаза и увидела на себе тонкую серебряную цепочку и синий кулон. — Вы с Назаром сговорились? — улыбнулась я. — Спасибо вам. — Произошла синергия двухкнопочных! — ответил он. Пришла очередь Кристины, и та подарила мне полное собрание книг Стефани Майер — у нас с подругой ужасный вкус, признаю честно. Если для остальных в комнате это казалось еще пошлее, чем фалоиммитатор, то для меня было очень крутым подарком. «Сумерки» мы с ней пересматривали минимум раз в год, было невероятно приятно найти такого же как я человека, с таким же отвратительным вкусом. Эти фильмы, хоть и объективно бессмысленны по сути своей, всегда даровали нам ощущение уюта и спокойствия. Поблагодарив Кристину, мы, наконец, принялись пить. Честно: с Андреем и Лешей пить невозможно и можно сдохнуть, пытаясь перепить этих двоих. В итоге вечера я выпила меньше всех, а в алкогольном баттле Алексей все же проиграл. Сказать, что под его пристальным и непонятным взглядом, мне до мурашек неуютно — ничего не сказать. «Тебе больше идет улыбка, чем печаль.» «О чем думаешь?» Мне уж хочется выкрикнуть в присутствии всех — дал обещание, так сдержи! Не надо писать мне в вк, не надо спрашивать, о чем я думаю, не надо, блять, пытаться залезть в мою голову, не надо! «Ты очень хороший человек. Я не понимаю твоих сокрушений» Я убираю телефон и поднимаю глаза на Алексея, пока телефон продолжает оповещать о новых сообщениях. Меня это все напрягает — если хочешь что-то мне сказать, скажи в лицо, незачем играть в эти игры с огнем. Он смотрит уже не в телефон, а мне, в самую душу. Изучает, пытается понять, о чем я думаю. «Нечего тебе там понимать, Леша, ты там лишний». Он вновь принимается печатать, и я открываю сообщения. «Я догадываюсь» «Ты много пережила» «Но стоит ли печаль того?» Новые сообщения: «Впрочем, беспокоиться об этом должен твой парень» «Но он, почему-то, слишком увлечен обсуждением стендапа с другом» Ну и мудак. А если бы мы реально с Назаром были вместе? Он вообще понимает, как мне было бы больно? Зачем все это? Как по команде ребята обратили на нас двоих внимание, а именно Назар попробовал отобрать у меня телефон, даже не считая нужным спрашивать — дурацкая привычка. Вместо удачи в этой нелегкой задаче, он потерпел крах, поскольку телефон вдруг взяла Кристина, ловко положив его в свою сумочку, разведя руками. — Нечего в телефонах сидеть! — настоятельным тоном проговорила девушка, а затем посмотрела на Лешу: — Тебя тоже это касается! А вообще — сделайте музыку погромче и давайте танцевать! — Танцевать??? — совсем пьяный Левин оживился, словно маленький ребенок. — Андрей! Потанцуй со мной! — он взял его за руку и стал тянуть с дивана. — А мы, девочки, пойдем секретничать, — хитро улыбнулась Кристина и повела меня на балкон, едва я успела прихватить пачку сигарет Андрея и его бензиновую зажигалку. Морозный воздух втягивается в мои изнеженные теплой комнатой легкие, затем в темноте балкона сверкает зажигалка, и я прикуриваю. Тихий спальник успокаивает своим умиротворением. Наверняка соседи просто в шоке от того, что мы слушаем музыку, когда нормальные люди уже спят. Хотя я и просила сделать потише, наверняка мы знатно всем мешаем — неправильно это, все-таки. Русская современная традиция отмечать на каких-то квартирах, все же ужасна в своей концепции. Тем не менее, уверена, Назару и Андрею сейчас весело вальсировать под «Кадилак» — совершенно не предназначенную для вальса песню. Новые современные идеалы слабо вяжутся с современной музыкой, но этих двоих, по всей видимости, это не волнует ни капли. Меня же волнует поведение Алексея. Хуета какая-то — поэтичнее не получится. — Как у вас с ней дела? — спрашиваю я. — Странно, как обычно, — Кристина опирается о, наверняка ледяную, стенку спиной, глядя на меня. — Это плохо или хорошо? — Ей совсем скоро будет восемнадцать и мы решили… пожениться. — Пожениться? — переспрашиваю я, а затем, стараюсь забыть, что это не имеет смысла в России и добавляю: — Поздравляю, это прекрасная новость! Порой, мне кажется, что в Питере нет натуралов. — Собираемся расписаться где-то не тут… Ну, ты понимаешь, чтобы все по-взрослому. — Назара сделаешь подружкой невесты? Мне кажется, это будет его лучшая роль, — без всякой злобы пошутила я. — Тогда пусть сражается за букет в первых рядах!… Зачем он делает вид, что вы вместе? Твоя идея? — Его. Понятия не имею, зачем. Считает, у Леши должна проснуться… совесть? Без понятия, мне все это не по душе. — Не знаю точно, что у вас случилось, — Кристина тяжело вздохнула. — Но у него все задолго до тебя было решено — знаю, его невеста могла произвести на тебя не лучшее впечатление, но она хорошая. Леша хочет сделать все правильно… Наши семьи давно дружат. — Я догадалась, что вы давно знакомы, еще когда ты заговорила с ним сегодня при мне в неформальной обстановке. Можно было бы и раньше меня предупредить, а не игнорировать месяц! — я шутливо ударила её в плечо. — А вообще ты так говоришь, как будто я сама к нему лезу. — Он больший ребенок, чем мы с тобой, Ася. Ты же не глупая — его невеста часто в разъездах, вот и нет на него достойной управы, понимаешь? Напротив, я считаю, что ты весьма умна, — я сильно удивилась ее словам. — И я жду от тебя взвешенных решений, ведь это ты. Не будь Андреем — заканчивай страдать и берись за голову. На свидание сходи, скажем. А с Лешей я могу провести воспитательную беседу. — Не ожидала от тебя менее вымученных фраз, — окурок отправился прямиком в открытое окно и отлетев от ветки дерева напоследок, упокоился на карнизе. — Не понимаю, с чего все решили, что инициатор я. Но я попробую последовать твоему совету, обещаю. — И еще. Прекращай курить. Легче не станет, да и круче ты тоже не будешь от этого. Кстати! Я теперь ваша новая староста — наш милый мальчик ушел в академ. — Что? Почему? Когда я, крайне быстро напившись после разговора с Кристиной, заснула на диване, веселье переместилось на кухню. Потом все собрались спать, чем разбудили в конце концов меня, хотя очень старались этого не делать, идя в потемках и сметая любые предметы интерьера на своем пути. Я разблокировала телефон и сквозь нереально-яркий свет, прочитала, что сейчас уж целых четыре ночи. Во рту было сухо, и я пошла на кухню, надеясь, что смогу утолить эту невыносимую жажду. Алкоголь — явно не мое… стоит это запомнить и записать на обратную сторону век. Пройдя по прохладному паркету и дойдя до плитки на полу моя рука нащупала на стене выключатель и зажегся свет. — Господи! — воскликнула от неожиданности я, видя Алекса за столиком, что активно допивал содержимое стакана. — Можно просто Леша, — сухо ответил мне он, и я нервно усмехнулась. Взяв чью-то кружку, я прополоскала её и налила из чайника воды. Затем села на подоконник, оказавшись сзади Алекса. Он, в свою очередь обернулся ко мне, развернув стул. Я постаралась проигнорировать этот жест и уперла глаза в телефон. Поздравления — вроде приятно, а вроде утомительно — каждому сказать спасибо, ответить, как провела свой не-свой праздник. В наличии даже сообщения от приемной матери, коллег и начальника. Ненавижу дни рождения. Тот парень — «vdaemon6», Вова, оставил на фотографии, которую я даже не помню как сделала, когда напилась: «самая милая девушка университета». Вот как на такое отвечать? Просто лайкнуть будет как-то чсв-шно, да? — А ты чего не спишь? — вдруг спрашиваю я у Алекса, и тот ухмыляется. — Да какой смысл уже. Пить будешь? — Сколько можно? — Насколько здоровья хватит, конечно же, — грустно улыбается он, и у меня падает в пятки сердце. Он беспардонно подливает в мою воду виски, и я покорно вздыхаю. Его оливковые глаза блестят азартом, и он ждет, когда я выпью. — Давай, а то получишь неуд, — говорит он тихо и бархатисто, и внутри все сворачивается. — Ты пользуешься своим положением, — отвечаю я и пью. — Надо бы доложить об этом в деканат. Спаиваешь бедную студенточку… Кстати, как твой отец? — Не уверен, насколько это «кстати», но ладно. Живой он, к сожалению. — Как ты можешь так говорить? — едва не поперхнулась я, положив ногу на ногу и съежившись от холода, который чувствуется спиной. — Наверное, он не самый приятный из всех моих знакомых, но точно не заслуживает таких слов. — Мне виднее. А ты — допивай, а то виски с водой слишком странное сочетание, дальше будет апельсиновый сок, — говорит он, и я послушно допиваю, выдохнув и зажмурившись. Затем я отдаю кружку ему, и он, отвернувшись, льет в кружку сок и, вероятно, еще что-то. Затем протягивает мне. Стоит сделать глоток, в голову ударяет алкоголь, а губы, на которые попало содержимое кружки, зажгло. — Отвертка. Не стоит благодарности. — Ужас какой, — выговариваю я, пока в легких не хватает воздуха, — это еще хуже, чем виски с водой. — Потому что без льда, но у нас не лето, не хочу, чтобы ты заболела, — он стоит передо мной и изучающе рассматривает, опершись о стол позади него. Вдруг он находит сбоку от себя, на краю стола пачку сигарет и закуривает, чтобы после предложить эту сигарету мне. Я вытягиваюсь вперед и прикладываюсь губами к фильтру, на котором совсем недавно были его губы, кроме этого едва касаясь его пальцев. Обстановка опасная, ничего не скажешь. Жадно затягиваюсь, в глазах мутнеет от градуса выпитого, и его фигура размывается. В голове есть позорная идея — притянуться к нему и поцеловать, но он вовремя отходит на шаг обратно, упершись о стол. Спасибо, Леша. Хоть за это. — Так Назар не твой парень? — спрашивает он, и я опять закашливаюсь, получив высокомерный взгляд от Алекса. — Зачем ты меня обманывала? — Я никогда не утверждала, что мы встречаемся. Это ты так решил, а я решила, что это будет хорошим барьером между нами, — блять! Я сказала лишнее! — Что ж, ты ошиблась. Чего? Я не этого ожидала, черт возьми. Нет-нет, он просто пьян вот и говорит всякую херню. Надо вспомнить разговор с Кристиной и успокоиться, все это так быть не должно. Либо он играет с моими чувствами осознанно, либо просто говорит разные глупости, не задумываясь. Но разве не преподаватель психологии должен уметь следить за языком? Нет, наверняка он просто манипулятор — закрепим этот факт у себя в голове и больше не будем возвращаться к пустым вопросам и глубоко рассматривать этот совершенно бессмысленный внутренний дискус. Надо только попробовать осознать, почему я вообще все еще слушаю его и пытаюсь понять, в то время как меня максимум… изучают? — В плане — я так не решал, а логически рассуждал на основе твоей гипербулии. Я отставила стакан и почувствовала, что еще немного и мне станет реально плохо от алкоголя. Да и как вообще учиться завтра? То есть уже сегодня, через несколько часов… Но какой смысл мной интересоваться? Этот интерес абсолютно полярен той психопатической личности, которую я на данный момент наблюдаю перед собой. Нет, почему-то мне кажется, что тут все не так просто. Наверняка он чувствует, что я стараюсь залезть в его голову, пусть и не дает себе сходить с ума от этого дерьма, как было бы с большинством людей. Впрочем и он тоже занимается тем же: следит за мимикой, задает неудобные вопросы — изучает, одним словом. — Не холодно тебе от окна-то? — вновь спрашивает он, словно бы стараясь привлечь мое внимание к себе. — Ты же не хочешь предложить согреть, я надеюсь? — шучу неуместно и смущенно обращаю взгляд в телефон, печатая ответы. — Ах, нет, прости, ты не в моем вкусе, — саркастично проговаривает он, ненатурально улыбаясь, пока я смотрела на него исподлобья. — Ты слишком наивная, глупая, да и вообще мягко говоря не красотка. И глаза красить не умеешь совсем. И кстати — когда ты так осмелеть успела? За это я и люблю алкоголь — людей он делает иррациональными. — Поразительно, как у тебя еще язык не заплетается, после выпитой цистерны… Как будешь вести лекцию вообще? — Пара бутылок виски не так уж много! Включу вам что-нибудь, а вот как ты будешь записывать — уже вопрос. Я предложила отправиться спать, дабы не продолжать этот натянутый и бесполезный диалог, пока еще есть какой-то резон. Алекс согласился со мной. Удивительно, как ни он, ни я не пошутили про «переспим» — вероятно, остатки интеллекта мы не пропили еще. Свободного пространства, где на нас не дуло бы открытое окно, оказалось совсем мало. Порой я думаю, как долго жизнь решила испытывать меня теми своими задачами, которые постоянно подкидывает. И даже пусть я не особенно умна и совсем не справляюсь, как по мне, я уже не представляю себя менее запутанной и удручающей всех вокруг. Проживая многие из моментов своей жизни, мы не осознаем, порой, важности происходящего. Что такое пресловутое «сейчас»? Вот оно есть, а вот уже пурпурные блестки на полу выглядят просто пылью, мусором и бессмысленной блестящей грязью. Каждого из нас жизнь стремиться сбить, сломать, но если ты настолько же упертый, как и она сама, жизнь ничего не сможет сделать: все будет идти по сценарию, который нарисовало твое подсознание. Словно бы события — пьеса пьющего художника. Я не знаю, как у людей получается жить скучно, поскольку сама собой совсем недовольна ввиду постоянного артхауса вокруг. Наверное, эти люди бы хотели, чтобы их жизнь была таким же фильмом, современным искусством, но прося это, не понимают, как мучительно существование в таком режиме: энтропия яркая, как алый кирпич в стенах; она множится и ускоряется с каждой секундой. Философ сказал бы: важно не потерять себя истинного в пучине разлагающейся реальности, быть тем, кто ты на самом деле. Но как понять, кто же ты такой, когда годы молодости только начались? Как определить свои еще несформированные до конца принципы? Я знаю, многие еще в ранней юности уже считают себя понимающими себя истинного, наивно считают, что смогут считаться с тезисами, которые сами себе выдумали. Но суть не в том, чтобы прожить уготованные годы правильно. Жизнь — не квест в видеоигре, где ты стараешься сделать все идеально и выйти на хорошую концовку перед титрами. Но концовка каждого будет одинаковой, а титров тоже не придумали. А вот было бы забавно: режиссер, должно быть, торчит все время в телефоне, переписываясь с бывшей девушкой; сценарист прожег сигаретой половину текста; а арт-постановщик должно быть, ставится в вену. В голове что-то будто бы щекочет, когда Алекс проводит рукой по моим волосам. Так щекочет, что хочется почесать изнутри. У меня закрыты глаза уже последние минут двадцать, пока я тщетно пыталась заснуть. Сзади спит Назар, сами мы, втроем, на застеленном полу в небольшой, но достаточно вмещающей нас гардеробной. В соседней комнате, дверь в которую приоткрыта, на кровати, легли Андрей и Кристина. Ощущая кончики пальцев Алекса я не решаюсь открыть глаза, из чистого любопытства — ведь что же может еще случится? Как нереально это все же выглядит, и я совсем не понимаю, что происходит. Понимает ли Алекс? Судя по ощущениям, локон все же опять спадает на лицо и немного щекочет нос, но я сдерживаюсь от желания убрать его, и это снова делает Алексей. Он касается кончиками пальцев моего лица, проводя по нему. Почему все выглядит как глупый сон? Я надеюсь удостовериться, и прикусываю язык — я наяву. «Нет, это надо остановить» — кричит разум. Я делаю вид, словно бы мне снится что-то и негромко поднываю, слегка отстранившись. Его это все же совсем не останавливает. В комнате, я знаю, горит приглушенный свет торшера, но Леша ведет себя так, словно бы видит меня впервые и пытается запомнить черты лица. Больше всего в жизни я бы хотела быть нужной. Весьма часто я чувствую, что я никому не нужна. Я знаю, что с этим чувством борются очень многие люди, если не все, но это совсем не успокаивает. Вопрос в том, насколько далеко человек готов зайти, чтобы справиться с этим. Я удерживаю себя от глупостей, в основном, но иногда защита спадает. Быть действительно важным и нужным кому-то — это как? Нет, даже самые любящие родители не могут показать тебе ответ на этот вопрос, но возможно зададут подходящие критерии во время оценивания чужих чувств. Ощущение иллюзии нужности слишком настырное чувство, оно преследует меня даже во время общения с лучшими друзьями и теми, кому на тебя действительно не наплевать. Я почти эгоистично требую от людей любовь, хотя и чаще всего это происходит лишь в уме — боюсь обидеть патологическим недоверием. Слишком часто меня что ли обманывали? Мне, может, однажды разбили сердце? Или же так у всех? Комплекс неполноценности или же страсть к приключениям? Возможно, это просто инстинкт — желание пригодиться своей стае? Я не знаю ответ на этот вопрос, хотя его формулировка пришла ко мне довольно давно. Я почти неловко приоткрываю глаза и тут же их закрываю — почему? Боюсь, что он остановится в своем душевном порыве? Хочу насладиться мгновением, в котором я нужна? Не знаю. Я только уверена, что он простодушно решил, что я все еще сплю. Я немного подползаю ближе и обнимаю его. Он обнимает в ответ. И только на утро меня ждет его попытка «разбудить» меня, шумящий Андрей, который чуть ли не бесшумно нас фотографирует и затем, громко смеясь и подкалывая Алекса, уволакивает Назара к себе.