через пять минут жду тебя на льду.
Oh seriously? И это все, что ты смогла сказать ему? После всего, что он для тебя сделал? Апплодисменты по лицу, право слово. И теперь ты удивляешься, что он не позвал тебя обедать и не обнял по-дружески при встрече?У меня плохие новости для тебя и твоей самооценки.
Этери открывает окно. Ветер вплетает в волосы хрусталь. Беззвездный небесный купол опирается на шпили и покатые крыши, дрожит. Москва задыхается холодом,Этери тоже.
*
В небольшом ирландском пабе атмосфера умиротворенная. Тихо играет музыка, над очередной шуткой не самого трезвого посетителя максимально натурально смеется бармэн. Вадик опрокидывает в себя очередную порцию виски и на друга смотрит "Ну, и в кого ты дебил такой, а?" - взглядом. - Нет, я всё понимаю, Дань, - говорит наконец, - она красивая баба. Но чтобы так убиваться? Глейхенгауза передергивает на "баба" - внезапно возникает острое желание уйти куда-нибудь отсюда. - Да и старше она тебя почти на двадцать... - Это тут причем? Вадик осекается: в зеленом прищуре глаз на долю секунды мелькает беспокойство. Но тут же примирительно разводит руками: - Ладно, как скажешь. Но вот тебе бесплатный дружеский совет: кончай ебать себе мозг и начни с кем-нибудь спать. Не факт, что поможет, но попытаться стоит. Даня в ответ молчит, а Вадик пытается понять, в какой именно момент Глейхенгауза затянуло в это дерьмо так глубоко, что и не выплыть. Не понимает. У Влада на личном всё просто: свободные необременяющие отношения в Монреале и одноразовые здесь, в Москве. У Влада никаких обязательств и пустое сердце. Влад вполне себе доволен жизнью. - Как там твоя Канада? - спрашивает Даня, а Вадик, глядя на битый шоколад в его глазах окончательно убеждается: Влю(блять)ся - то еще дерьмо.*
Даню будит настойчивый звонок в дверь. В голове - наковальня, во рту - пустыня Гоби. Белесое, холодное небо по-прежнему рыдает навзрыд, стучится крупными каплями в наглухо закрытые окна; режет капилляры ножами. Какого хера так светло? На пороге Этери. На ней распахнутое пальто и тонкая водолазка - сырая насквозь. С мокрых волос при малейшем повороте головы идет дождь. А в ее кофейных тревога сменяется металлической яростью. - Просто какого хрена ты тут делаешь? И тут Даня понимает, что на часах двенадцать, и финальная перед отъездом тренировка прошла без него. Твою же мать. Хоронит пальцы в волосах, дышит отборным перегаром. - Бухал вчера? - Этери - сама тактичность по стандарту. И Даня в ответ лишь кивает, понимая, что Тутберидзе сейчас выскажет о нем все, что думает - и не в самой цензурной форме уж точно. И правильно сделает. Но Этери молчит, смотрит на него с минуту, а затем прячет взгляд. Какого хера? Даня не понимает. Это же Этери. Способная утопить в горячем шоколаде радужки любого, даже если ей в глаза с ненавистью метать песок. Способная одним прищуром из-под пушистых ресниц вывернуть бошки всем твоим бесам и жонглировать ими до бесконечности. Что, блин, происходит? - Приехал друг из Канады, и мы... Что в переводе означает:я не из-за тебя впервые за три года нажрался так, что не помню себя, понятно?
- В общем, прости. за то, что поцеловал тебя вчера. И да - мне жаль. Но я не жалею. Но слова так и остаются несказанными, а Этери так и не поднимает взгляд. Тишину разрывает подтекающий на кухне кран, за открытой входной дверью лифт скрипит металлическим суставом, листая этажи. - Сделаешь мне кофе?*
Это всё как-то звеняще и отчаянно больно. Этери больно видеть его таким. Больно от острого страха за него сегодня утром, от невозможности вот так просто по-человечески наорать за прогуленную тренировку. Больно переплетать за спиной замерзшие пальцы и пахнуть холодным дождем. Больно, что Даня не заворачивает ее в плед и не ворчит, что одета не по погоде. Больно, что оправдывается как мальчишка и извиняется. При том, что извиниться стоило бы ей. Больно от желания обнять. Крепко. - Сделаешь мне кофе? - как спасательный круг. Но вашу дружбу, кажется, не спасает. Даня коротко кивает, уходит на кухню. Этери - за ним.*
До удушья пахнет корицей. Сливки расползаются по чашке дымчатым облаком - у Этери кофе песочного цвета; у Дани - минералка и лимон. Говорят о работе: о том, что Алина не справляется с нервами, что неплохо бы отключить ее от интернета и переубивать журналистов и диванных экспертов к чертям. Кофе остывает на языке горькой песчаной пылью, а под потолком напряжение едва не лопается гелиевыми шарами. Между вами не стол, а гребаная пропасть. И вы оба падаете. Куда-то бесконтрольно вниз. У Дани по-прежнему болит голова и глаза режет заоконным светом. Скользит воспаленным взглядом по тонкому запястью и линии ключиц. Настойчивое желание укутать ее пледом, сменяется куда более острым - укутать ее собой. И в груди жжет осознанием невозможности. У нее к тебе - благодарность и вина. У тебя к ней - звучное блять. С вполне однозначной приставкой. Взгляды встречаются, искрят оголенными проводами.- Я просто хочу, чтобы все было как раньше, Дань. - Знаю. Но так, как раньше, уже не будет.
Кофемашина заполняет пространство треском закипающей воды; Даня уходит в смежную комнату - за аспирином и пледом.*
Глейхенгауз стоит в зале у окна, с пледом в правой руке и безысходностью в области сердца. Этери подходит к нему со спины, через Данино плечо смотрит как ветер потрошит бумажное содержимое урны, гонит мятую газету по сырому тротуару. Капли дождя пускают воронки по лужам - в них дрожит кардиограмма проводов. Даня чувствует ее за спиной, протягивает плед молча и не глядя. И Этери вдруг ловит себя на желании разреветься. Вот так от души и навзрыд. Но вместо этого в Даню утыкается котенком, носом пересчитывает позвонки. Чувствует, как он напрягается. И они так и стоят неподвижно в этом дрожащем напряжении, в звуках кофемашины, автомобилей и дождя. - Мне нечего тебе сказать, Дань, - произносит наконец и сама не узнает свой дрожащий голос, - Я только знаю, что не переживу без тебя этот ад. Признаться ему в своей слабости - почти извинение. Он знает. И ценит, кажется, тоже. - Я обещал тебе, что в этот ад мы пойдем вместе. И слово свое сдержу. Разворачивается к ней, привычным движением переплетает руки на тонкой талии - разве что чуть выше обычного. Вы ведь такие охуенные друзья. Дышит в светлые кудри на макушке аспирином, лимоном и вчерашним виски. - Я всё понял, Этери. И я больше никогда... Просто дай мне время это принять, хорошо? Она лишь натянуто улыбается в ответ и в шоколадных - палитра из благодарности, вины и... сожаления? Черт его знает. Этери уходит через пять минут, оставляя шлейф парфюма, немытую чашку на столе, одно по-прежнему разбитое сердце и мокрое пятно на Даниной футболке.Всего лишь остатки дождя.