Мраморное море

Когда Этери говорит Алине короткое: - Выйди и умри*. Даня думает о том, что они всё-таки полярно разные. Что он вот так вот – просто, твёрдо и холодно – никогда бы не смог. Это же слишком уже, да? Но, когда в глазах Загитовой отчаянный страх тут же растекается по радужкам сталью, и на японский лёд выходит не испуганная девочка, а неудержимая Кармен – сомнений не остаётся. Этери всё сделала правильно. Как и всегда. Алинка катает как дышит, сводя зрителей с ума и не оставляя конкурентам ни единого шанса. И когда она, счастливая и запыхавшаяся, сжимает его и Этери в объятиях накрепко, воздуха Дане решительно не хватает. На Тутберидзе – остатки его шампуня. А еще ее, кажется, отпускает. Отпускает весь этот бесконечный нервяк и боязнь сокрушительных поражений. Этери, наконец, дышит полной грудью и выглядит счастливой. Принимает поздравления коллег, федерации и болельщиков. И словно забывает о его, Данином, существовании в ледовом дворце. И Глейхенгауз ловит себя на мысли, что раньше, под глупыми обвинениями и прицелами камер, ему было пусть немного, но лучше. В том аду вы были вдвоем. Пусть против целого мира – но вместе. А теперь, когда этот гребаный мир за нее – зачем ей ты? Вы договорились пройти через этот ад вместе, но не обсуждали, что будет после.

А после - рассвет.

***

Этери улетает из Японии по-английски. На сутки раньше запланированного и не прощаясь. Лишь кидает короткое полуизвинение в тренерскую конфу. Даня порывается написать ей, но слова не складываются в предложения, кляксами засыхают в черновиках. Оставляет неловкие попытки, пытаясь раствориться в победной эйфории вместе с девочками, Дудаковым и Ксюшей. На деле выходит хмуро и ненатурально. Настолько, что взгляд Сережи становится всё более обеспокоенным. И даже Алина осторожно интересуется, всё ли в порядке. Даня ссылается в ответ на послечемпионатную усталость, а сам чувствует вдруг, что ему оглушительно пусто. И эта пустота шагает по грудной клетке тяжелыми лапами, закладывая в памяти отпечатки светлых волос на соседней подушке. Оставляя ему ее. Такую непонятную и сложную. - Она так и будет бегать от тебя, - говорит Дудаков уже в аэропорту. – Потому что это всё неправильно. - А ты у нас теперь полиция нравов? – ожидаемо огрызается в ответ. Но злится не на Дудаковские слова, а на их безукоризненное попадание в яблочко. Она снова от тебя убегает. А ты снова никто, чтобы помешать ей сделать это. Прощальное небо в Японии цвета переспелой малины. Самолеты сменяют самолеты в небесах.

***

- Ты обещала поговорить со мной, а не сбегать. Снова,- Даня ногой цепляет закрывающуюся перед его носом дверь в ее кабинет. За окном белесое небо режет глаза, а редкие проталины пахнут весной едва уловимо. И в ней такая же неуловимая, но отчетливая боязнь. Чего именно – Даня пока не знает. И не уверен, что хочет знать. - Я не сбегала. Мне просто нужно было побыть одной и подумать. Даня в ответ тянет ее на себя, обнимает – его руки за ее спиной идеально сходятся. Светлые кудри всё также щекочут ухо и лезут в нос. А она сама пахнет кофе и наступающей весной. - Я скучал по тебе, - говорит Даня просто. Этери обнимает в ответ. Тонкие пальцы ледяные мурашки пускают по шейным позвонкам короткими импульсами. - Я по тебе тоже, - отвечает Этери быстро, и с той же быстротой отстраняется, уходит к окну. - В этом то всё и дело. В ее карих - отблески Японского солнца, вокруг - Москва. И Дане снова хочется бесконечно тонуть в той отчаянной, такой недавней и далекой одновременно, близости. Данино: - И что мы будем делать теперь? - отдает наивностью, такой детской и неуместной сейчас. Этери кусает губы, руки переплетает на груди и молчит. А затем, как бы между прочим, роняет на выдохе: - Нет никаких нас, Дань. Не было и не будет. А то, что произошло на чемпионате было нелепой случайностью и останется там, окей? И Даню невъебически бесит гребаная легкость, с которой она произносит эти слова. Вспыхивает: - Окей? Окей?! Ты в себе вообще?! Какая на хрен случайность? Этери вздрагивает: смотрит с удивлением, испугом даже. А Даня ловит себя на мысли, что впервые говорит с ней в таком тоне. Собирает в кучу мысли и остатки себя. - Прекрати кричать. - Прекрати всё усложнять и бегать от меня. Между вами пара метров и пропасть недопонимания. Даня делает шаг навстречу, Этери лопатками ввинчивается в холодное стекло. Весеннее солнце играет с платиной волос, по тротуарам текут первые люди. - Ты молодой ещё, - Этери смотрит на него и улыбается какой-то странной, новой для Дани улыбкой. - Рано или поздно ты захочешь детей и нормальную семью, а я не смогу тебе этого дать. Глейхенгауз в ответ лишь качает головой, думая о том, что Этери - не смотря на всю свою хваленую мудрость и жизненный опыт, местами всё-таки непроходимая идиотка. - Ты правда до сих пор не поняла? Мне не нужна семья, в которой нет тебя. В глазах цвета горького шоколада собирается дождь. И Даня рефлекторно смахивает влагу с длинных ресниц. Росчерки туши остаются на указательных. - Если дело только в этом, то... - Нет. Дело не только в этом, Дань. Дело во мне. И Дане хочется тряхнуть ее за тонкие плечи и спросить: «Сколько ещё у тебя дурацких аргументов, женщина?» Но вместо этого молча опирается о подоконник; Этери и ее мыслям места становится решительно мало. Но все же она говорит. - Мне не двадцать лет, Дань. Господи, ну серьезно? - Ты опять про возраст? - Глейхенгауз показательно закатывает глаза. -Мы же уже проеха... - Не перебивай меня сейчас, пожалуйста. -Ладно. И в это «ладно» почти помещается тонна мягкой иронии. Даня знает - у Этери не получится заставить его отказаться. Чтобы она сейчас не сказала. - Так вот. Мне не двадцать лет, Дань. Мне не нужны американские горки в отношениях и журналисты под окнами, когда всё это всплывёт. А всплывёт обязательно. Моя репутация и эта работа - дело всей моей жизни. И я не готова этим рисковать. Даже ради тебя. Теперь тебе понятно? У Этери всегда и всё получается, забыл? Дане становится оглушительно понятно. Ты, пожалуй, даже нравишься ей. Но она не любит тебя настолько, чтобы даже гипотетически рискнуть тем, что имеет. Только и всего. И кто тут теперь идиот? - Теперь мне более, чем понятно, Этери Георгиевна. - Даня! - Хорошего вам дня. И между вами рвутся провода. И он выходит, не оборачиваясь. И в тонком свитере вылетает на улицу в минус пять, чтобы просто продышаться. И дышит. Дышит насквозь прокуренной Москвой. Кислород к остаткам сердца поступает обрывочно. * ...как это сделала Натали Портман в фильме "Черный Лебедь", - слова, сказанные Ириной Винер Маргарите Мамун, чемпионке РИО-2016, перед её финальным олимпийским выходом на упражнение с лентой.