Sia - I go to sleep Просто закройте глаза и представьте.
Этери возвращается из Штатов с лёгким ощущением необъяснимой тоски. И нырять в куртку Андрея после двух недель разлуки оказывается событием куда более долгожданным, чем думалось до. В аэропорту многолюдно и шумно, за ним - не по-январски слякотная ночь и шумный ветер. В Андрее - едва уловимые перемены. Этери замечает их уже в машине, когда блики фонарей цепляют зелень глаз цвета июньской листвы: там догорает август. Она не позвала Андрея с собой в Америку, хер ее знает, почему. Диша, спасибо семейным чатам, явно не ждала маму без сопровождения, Марина назвала дурой в бонус к новогодним поздравлениям, а сама Этери слишком устала за сезон, чтобы искать объяснения своим поступкам. И уж тем более не хочет давать их Андрею - вместо этого целует с порога, оставляя накопившуюся нежность на его лице отпечатками. В коридоре свет горит ярко, и Этери тонет в радужке цвета угасающего лета. Пахнет солнцем и скошенной травой. Сильные руки с тонких плеч невесомо сбрасывают пальто, утягивают в сторону спальни. Они тактильно совпадают. Этери думает об этом, когда колючие скулы шеи касаются точечно. Когда его лицо в ее ладонях наконец становится спокойным и кажется удивительно красивым в тягучем полумраке. Когда хлопковое облако под ними становится невесомым. Начинается снегопад. Снежинки вальсируют за окном, накрывая дороги и покатые крыши домов белым покрывалом. И уже падая в сон, Этери чувствует, как сильные руки очерчивают обнаженные лопатки, спускаются по позвонкам. Под потолком звенит хрустально хрупкое равновесие. И ее наконец отпускает ощущение неясной тревоги. Становится тихо. * Этери просыпается в квартире Гурова, когда на часах уже почти одиннадцать. Зимнее солнце близится к зениту, по спальне разливается сквозь распахнутые шторы. У Андрея - последний рабочий день в Хрустальном, и он с самого утра уезжает передавать дела одному из своих заместителей. Соседняя подушка все ещё пахнет сигаретами, а в тренерской конфе Дудаков лениво уточняет: точно ли сегодня не выходной? Этери без особого энтузиазма отшучивается, ложится на Гуровскую сторону кровати. Знакомый запах до отказа забивает ноздри, снова клонит в сон. А в соседнем диалоге на экране айфона глаза цепляются за колючее Данино «С Новым годом тебя и твоих близких.» Всех ли? Черт. Они так нормально и не поговорили после фееричного Даниного наезда на неё посреди катка. Он комкано извинился, сославшись на предстартовый мандраж, Этери сделала вид, что поверила. На деле же их тренерская лодка трещит по всем бортам, сдерживаемая лишь усилиями Дудакова и бесконечными стартами. Телефон летит в подушки вместе с этими мыслями. Этери идёт на кухню в поисках кофе, и тут только понимает, что за два месяца их с Андреем кочевой жизни она впервые осталась в его квартире одна. У Гурова просторно и светло. Этери нравятся панорамные окна, серые тона покрывал и стен и подчёркнутый минимализм. В квартире Андрея почти нет личных вещей. Этери находит лишь несколько старых фотографий в кабинете. Перебирает их в порядке очередности: от десяти молодых парней к третьему снимку остаётся всего четверо, а вместо задорных искорок в глазах оставшихся - выжженное поле. В груди у Этери тоже жжёт. И, когда она случайно заваривает две чашки кофе вместо одной, приходит понимание того, как сильно она привыкла к Андрею. К его немногословности и сигаретам, одержимости работой и привязанности к друзьям. К редким фантомным болям в его спине. К тому, как Андрей тихо стонет во сне, глотает обезболивающее пачками, делает вид, что все хорошо и раздражается в ответ на любые проявления жалости. А ещё Гуров чертовски сильный. Этери понимает это, когда у неё получается разрыдаться от усталости в сильное плечо сразу после Чемпионата России. Позади Сашины падения, снятие Алины, Аленины ошибки и... весь пьедестал. Последствия тотального превосходства падают откуда-то сверху удушливым облаком. Паника потрошит грудную клетку, Этери безуспешно старается дышать, когда Гуров ловит ее тут же, в подтрибунке. Беспокойство за неё в зелёных глазах читается слишком отчетливо и становится последней каплей. И первой соленой. Андрей молча утягивает ее в темноту коридоров и долго вжимает в себя дрожащие тонкие плечи. - Тише, красавица. Всё уже хорошо, - говорит, когда на длинных ресницах высыхают последние слёзы. И у неё дышать получается легко. Воспоминания двухнедельной давности начинают горчить вместе с остывающим кофе, и Этери обещает себе приехать в Хрустальный и первым делом обнять Андрея. Крепко. Но обещание остаётся невыполненным - у входа в здание Этери уже караулит Аксёнов. И по его глазам Тутберидзе понимает: что-то произошло. *Haux - Homegrown
Когда Этери ураганом врывается в тренерскую, Даня не особо удивляется. Ровно как и ярости, стальной нитью звенящей в горьком шоколаде. - Что это за херня, Глейхенгауз?! Хлопает его заявлением по столу. Даня видит ее впервые за две недели. Не может насмотреться. Говорит все же: - Я больше не могу так, Этери. Я устал. В ее глазах непонимание и ко дну идущие корабли. А он не знает, как объяснить свою обречённую усталость так, чтобы не выглядеть жалко. Как рассказать, что появление Гурова в ее жизни перевернуло и его, Данину, жизнь тоже. Что это просто невыносимо. Что Даня видел ее, рыдающую в плечо Андрея, позволяющую себя обнимать и жалеть. Зная Этери - ох, какая роскошь. Что ждал ее у гостиничного номера, чтобы просто поговорить. А она так и не появилась там, оставшись до утра у Гурова, наплевав на сплетни спортсменов и коллег. Что в Новогоднюю ночь с маниакальной частотой обновлял Дишин Инстаграм в попытках найти там признаки присутствия. Что все эти две недели она снилась ему по ночам. Что она, блин, счастлива. Без тебя, идиот. И он снова видит это сейчас. Даже сквозь злость из карих напротив нежность бьется мотыльком. И она вот-вот этого мотылька отпустит в удивительно красивый полёт, имя которому жизнь. И Дане больше места в этой жизни решительно нет. Взгляд Этери на него меняется медленно, стальная нить звучно лопается, на смену приходит понимание и...вина? Господи, только не это. - Дело в Андрее, да? - спрашивает, заранее зная ответ. Его имя на ее губах бьет под дых, и Даня вдруг резко притягивает ее к себе. Обнимает. Вот же он я! Такой же осязаемый, понимающий, сильный. Но почему в шоколадных глазах нет ничего кроме сожаления? Почему мотылёк забивается в дальний угол и дрожит? - Я думал, ты в принципе не хочешь никого любить. Но ты просто не смогла любить меня. И всё же получается жалко. Этери выдыхает ему в шею с какой-то обречённостью. Отстраняется. Смотрят глаза в глаза. - Если дело только в Гурове, я от него уйду, - вдруг произносит Этери, - но не смей сейчас бросать команду. И Даня видит, как у неё внутри ноет и болит. Как тяжело срываются с искусанных губ эти слова. И сам не может себе объяснить чего больше сейчас в нем самом: ревности, отчаяния или злости. Этери любит гребаного Гурова, и это точка невозврата. -Я уеду в конце сезона, - говорит наконец, - желаю вам счастья. Выходит из тренерской, сталкиваясь с Андреем в дверях. В предсмертной конвульсии бьется мотылёк, слишком близко подлетевший к свету. * Этери кажется, что хуже сегодня уже не будет. Что боли острее, чем причиняет ей последний Данин взгляд, быть не может, но... В тренерскую заходит Андрей. И Этери понимает сразу же: он слышал больше, чем достаточно. В болотных глазах - то самое выжженное поле, что и на последнем снимке в его кабинете. У Этери первый порыв - броситься Андрею на шею и долго-долго просить прощения. Но сделать этот шаг не получается, и она просто смотрит на него в неясном ожидании. Гуров кажется ей сейчас отстранённым и холодным. - Я люблю тебя, Этери, - говорит он ровно, и в его словах не сомневаешься, - а вот ты, похоже, совсем запуталась. Зимнее солнце за окном падает в слоистые облака, в комнате резко темнеет. У Этери взгляд потерянный и умоляющий. И она сама себе кажется слишком слабой, чтобы что-то решать сейчас. Просто хочется стереть из своей памяти ночи с Даней, из памяти Гурова - ее ужасные слова. - Ключи от моей квартиры у тебя есть, - наконец говорит Андрей. - Но воспользуйся ими, только если придёшь навсегда. Дверь закрывается мягко и плавно, но этот звук остаётся в памяти до порезов сердец острым. В комнате вдруг становится так душно, что два шага до окна даются с болью физической. И с хрустом выворачивая оконную раму, Этери втягивает холод в себя с наслаждением человека, замеревшего в нерешительности у края бездны. Мелкие снежинки колют руки, щипают глаза. До тренировки остаётся десять минут, а из облаков в лазурь выпадает солнце.