***
Тошинори стояла прислонившись к небольшому бетонному ограждению, отделавшему пляж от набережной. Вокруг никого не было, сегодня она решила устроить пробежку еще раньше обычного и в одиночестве. Она даже не заметила, как добежала сюда, до пляжа, который во время своих первых тренировок расчищал Мидория. Яги повернула голову и увидела очередной старый плакат с собой: она в купальнике цветов своего геройского костюма предупреждает, что заплывать далеко — опасно. Тошинори перевела взгляд с плаката на свои тощие руки, держащие бутылку с водой. Скоро будет другой герой номер 1. Скоро все плакаты с ней снимут. — Думаю, героиновая худоба опять будет в моде, — говорят у нее за спиной, пугая ее и заставляя нелепо расплескать воду из бутылки. Она резко оборачивается и упирается в испуганный взгляд Накамуры. — Простите, Тошинори-сан, — Хайке все еще смотрит на нее широко открытыми глазами. — Я не думала, что вас напугаю, правда. Яги облегченно вздыхает, запускает руку в свои соломенные волосы и мягко смеется. — Я просто задумалась, не… извиняйся. Тошинори немного запинается, в этот раз внимательнее смотря на Накамуру. Та наклоняет голову набок, вопросительно смотря в ответ. Она стоит перекинув пиджак через плечо и опирается на трость. Яги почему-то решает не уточнять, зачем Хайке нужна трость. — Что ты тут делаешь? — вместо этого спрашивает она. — Обсуждение с Комитетом сильно затянулось, — пожимает плечами Накамура и кивает в сторону бетонного ограждения, на котором сидит Тошинори. — Могу присоединиться? — Конечно, — неловко помедлив, отвечает она. Хайке подходит ближе, так, что Яги невольно чувствует тонкий запах сигарет. Она перелезает через ограждение и вместо него садится прямо на песок, недалеко от ног удивленной Всемогущей. — Вы чем-то обеспокоены, Тошинори-сан? — спрашивает она, расшнуровывая ботинки. Яги озадаченно наблюдает как девушка снимает обувь, стягивает носки и зарывается ступнями в холодный песок. — Вовсе нет. Хайке запрокидывает голову, внимательно смотря на нее. Серый пиджак небрежно лежит на песке, а поверх, отражая блики рассветного солнца, лежит трость. Тошинори вздыхает. Самое время сказать, что ей пора в академию и уйти. Тем более, из-за последних событий, ей не разрешают покидать территорию без присмотра. — Что произошло между вами с Сотриголовой? — Яги сосредоточенно смотрит на Накамуру. — Это не мое дело, но я беспокоюсь за Айзаву. — Мы встречались, но я бросила ее, — спокойно отвечает Хайке. Это застает врасплох. Тошинори и не знает, что хотела услышать, но почему-то такого простого ответа никак не ожидала. Не нужно супер дедукции, что бы понять что было между этими двумя, но все же. Она озадаченно кашляет в кулак, собираясь с мыслями. — Вот так? Без причины? Накамура отводит взгляд. Где-то вдалеке начинают шуметь первые машины. — Иногда желание спасти всех, заставляет тебя делать больно близким людям, — криво улыбается она. Яги задумчиво смотрит на свои худые запястья, поднимает руки выставляя их перед собой. Ее наставница бросила свою семью. Яги, в свою очередь, просто не заводила отношений, сосредоточившись на своей цели. Утренний солнечный свет тепло проходит сквозь пальцы, создавая тонкие красные ореолы. Рукава олимпийки были закатаны, обнажая множество шрамов на тонкой коже. «Я здесь, потому что хочу помочь вам!» — кричал Сэр в больничном коридоре. Именно тогда она не хотела смотреть на его лицо. Тошинори сделала все, что он не хотел. Она вздохнула и опустила руки, продолжая смотреть на них. — Думаю, я понимаю, что ты имеешь ввиду. Они долго молчат, каждая думая о своем, пока Хайке не нарушает тишину: — Это не мое дело, но мне бы хотелось что бы вы помирились с Сэром. «И правда не твое» — скручивается все внутри Тошинори. Она хотела сделать длинную пробежку, а не попасть на сеанс психологических откровений. — Нельзя просто вернуться в жизнь человека, которому сделал больно, — сухо говорит она. — Это неправильно. Нельзя вернуть все как прежде. Хайке подбирает трость, легко вертит ее между пальцев. — Ничего и никогда не будет как прежде, — ухмыляется она и падает спиной назад, сильнее зарываясь затылком в песок, чтобы удобнее смотреть на Тошинори. — Вы оба просто упертые… — Накамура заминается, подбирая подходящее слово. — Дураки. — Мне пора возвращаться, — Яги встает, подбирая с земли свою бутылку с водой. Хайке окликает ее, когда она отходит от нее от силы метров на 10 и Всемогущая нехотя оборачивается, раздраженно сжимая бутылку в руке. Накамура суетливо поднимается с песка, неуверенно вставая на ноги. — Тошинори-сан! — она немного оборванно набирает воздух. — Спасибо, что спасли Айзаву! Яги молчит, вслушивается в свое не утихающее раздражение, всматривается в неожиданно кажущуюся уязвимой Накамуру Хайке, и лишь скупо кивает перед тем, как торопливо уходит. Просто упертые дураки, да?***
Шота застает Хайке у входной двери, сосредоточенно пытающуюся взять нужный ключ в связке замерзшими пальцами. — Привет. Девушка оборачивается и тут же чихает, роняя ключи на коврик перед дверью. — Привет, — устало вздыхает она. Шота хмурится, подходит ближе, прикладывает тыльную сторону ладони к чужому лбу и поправляет неаккуратно намотанный шарф. — У тебя температура. Хайке закрывает глаза, чуть надавливает лбом на руку Айзавы. — Ничего серьезного. Ключи подбираются с коврика, клацают в холодном замке, вешаются на крючок в коридоре. Айзава привычным движением перехватывает чайник у Накамуры, отодвигает старую банку из-под кофе, достает чай, стоящий за ней. Хайке безуспешно щелкает кнопкой обогревателя, ничего не происходит и после 20 нажатия. Она опять чихает, раздраженно отталкивает его руками в угол комнаты. В ожидании закипающего чайника, Шота разглядывает расцарапанную столешницу, со следами старых сколов на углах. — Почему ты не сменишь квартиру? — спрашивает она. — Или хотя бы обогреватель? Накамура меняет куртку на толстый плед, сосредоточенно смотрит что-то в телефоне, совсем не обращая внимания на ее вопрос. Шота вздыхает, в маленьком холодильнике не обнаруживается ничего кроме яблок. Чай неторопливо разливается по единственным двум чашкам. — Выпей, я схожу в аптеку, — Айзава оборачивается к Хайке, так и стоящей посреди комнаты. В зимнем полумраке лицо девушки подсвеченное экраном смартфона смотрится изнуренней и болезненней. Шота подхватывает кружку, подходит почти вплотную, накрывает ладонью телефон, заставляя Накамуру обратить на нее внимание. Хайке поднимает на нее чуть растерянный и замутненный из-за простуды взгляд. Ее пальцы, сжимающие телефон, все такие же ледяные, даже не смотря на покрасневшее от температуры лицо. — Держи, — Айзава протягивает ей чай. — Уважаю твой трудоголизм, но остановись на секунду. Накамура кивает, принимает чашку, но не удерживает ее замерзшими пальцами. Она падает между ними, разбиваясь на несколько частей, вопреки мягкому ковру. Горячие капли впитываются в одежду, багровые пятна чая расползаются по серому ворсу. Шота спокойно отступает на шаг назад, опускается на корточки. — Видишь, тебе надо отдохнуть, — говорит она, подбирая осколки. Кусочки горячей керамики приятно греют ладонь. Айзава подумывает, что проще подарить Хайке новый ковер, чем выискивать все мелкие осколки в густом ворсе и решать, как вывести пятна. Новый ковер, новую кружку, новый обогреватель. Шота удивленно смотрит на очередной подобранный обломок ручки. Она не против того, что бы съехаться с Накамурой. Наверное как-то так естественно люди к этому и приходят? Совместный быт, ужины, завтраки, выходные, общие вещи, общие простуды. Делить ценное личное пространство и время с кем-то другим. Если это Хайке, то Айзава не против, ей бы этого даже хотелось. — Эй, — Шота тянется за новым острым кусочком, — Может мы… Колени Накамуры опускаются на ковер, игнорируя пятна чая и еще оставшиеся там осколки кружки. Айзава замирает, ей, почему-то, совсем не хочется сейчас поднимать взгляд на лицо Хайке. Холодные ладони накрывают ее руки. Их хочется резко одернуть, но все внутри словно останавливается. — Мы выиграли грант в Германии, — ровно говорит Накамура. — Это же хорошо? — Шота не отрываясь смотрит на бледные исцарапанные пальцы. По голубым джинсам, обтягивающим острые коленки, за-за осколков медленно расползаются небольшие алые пятна. То, как кровь пропитывает ткань, завораживает. Даже в полумраке такая яркая. Словно ни на чем другом Айзава сейчас сконцентрироваться и не может. — У тебя будет своя лаборатория? — и даже голос не ее. — Да. — Ты уедешь? — Да. — Навсегда? Шота решается поднять голову. Хайке смотрит на нее спокойно и пронзительно. У Накамуры темно синие глаза. Почему Айзава раньше этого не замечала? Как и не замечала всех странных моментов, всех слов, бумаг, всего, что она недоговаривала. Гранты ведь не пишут за пару дней? — Да, — наконец говорит Хайке. Почему ты не сказала мне? Почему ты ставишь меня перед фактом? Почему именно Германия? Почему? У Шоты столько вопросов в голове, но что от них толку? Разве не нужно было спрашивать раньше? Айзава всматривается в ее лицо, в комнате уже совсем темно. А она бы ответила? Шота не смыслит в науке, ничего не понимает в этих нейро-штуках. Все ее образование это UA. Она выросла в обычной семье и никогда не хотела побывать за границей. Ей нравится работать непопулярным героем. Ей нравится отсутствие внимания. У девочки из приличной семьи свои перспективы. На что она могла рассчитывать? — Это правильно, — тихо кивает Айзава. Хайке зажмуривается, сжимает пальцы в кулаки. Она опускается лбом в собственные колени. Она ни дрожит, ни плачет, кажется, что даже не дышит. Словно пытается не разломаться на части как кружка, осколки которой Шота все еще сжимает в руке. Айзава кладет свободную ладонь ей на голову, плавно проводя по спутавшимся белым волосам. Накамура должна заниматься своими исследованиями и помочь куче людей. Разве может быть иначе? Это правильно. Это самый разумный выбор. Это очередное рациональное решение. Ведь именно это и нравилось тебе в Накамуре Хайке, правда? Она улетает через два дня. Они толком не прощаются и как-то все скомкано, оборванно, как-то не по-настоящему. И это все происходит не с ней. Айзава смотрит на случайный самолет, оставляющий белый след в небе. И внутри как-то пусто и тихо. И Хизаши об этом она сообщает сухо и коротко, пока собирается на дежурство. Оставляет его растерянного одного в квартире и закрывает за собой дверь. Люди расстаются, так бывает, это нормально. Никто из них не в сказке про принцесс. Оно и к лучшему. Айзава Шота надламывается через пару недель, от того, что по привычке приезжает к дому Накамуры. И дальше весь мир вокруг сходит сума. Слова, запахи, новости по радио, редкий декабрьский снег, люди с белыми волосами. Словно она вшила себя ей под кожу. Разложила на всех видных и не видных местах. Как домашняя пыль, как листья осенью, как снег в горах, как тот чёртов мох на боковой стене ее дома. Ей казалось, что Накамура Хайке фатально пробралась в её мозг. Спрятала там среди извилин закладки с пометками. Закрепила рефлексы как собаке Павлова. Это было издевательством. Аккуратные ряды яблок сверкали гладкой полированной кожурой в свете ламп супермаркета. Это было мучительно. Айзава Шота не собиралась этому поддаваться. Её выбор был игнорировать. — Предлагаю только ради галочки. Знаю, что ты все равно откажешься… — коллега тяжело вздыхает. — Я возьмусь, — коротко говорит Стерка и не обращает внимания на ошеломленный взгляд. Она вынимает папку из его рук и уходит за свой стол. Одна работа сменяется другой. Документы, аресты, ночные дежурства. Ей задают какие-то обеспокоенные вопросы, но она пропускает их мимо ушей. — Ой, Стерка, давно тебя не было! — говорит один из братьев, плохо скрывая радость. — Не делай опять из нашего магазина свой офис, — хмурится второй и чуть тише добавляет, — А Накамура-чан тоже зайдёт? Сотриголова падет в кресло, перед дней ставят кружку с горячим чёрным кофе без сахара. — Не зайдёт.