Нулевой потенциал

Страх душил, скручивал внутренности и подкатывал тошнотой к горлу. Айзава чувствовала как ее хватают за запястья, как каждое прикосновение отдавалось новой волной ужаса. Паника заставляла зачем-то закрывать голову руками, бесконтрольно отступать назад. Она пыталась вырываться, но теперь ее руки схватил сзади кто-то невероятно сильный, заваливая спиной назад и прижимая к себе. По шее скользили собственные ленты, кто-то сматывал ее ноги. Хотелось кричать, но в легких не было воздуха, их свело судорогой. Шота все еще пыталась вырваться, даже когда ее лицо обхватили чьи-то ладони и ей насильно раскрыли зажмуренные глаза. Мир вокруг вспыхнул и перестал крутиться и размазываться, перестал звенеть и пульсировать. Она увидела перед собой сине-серые темные глаза и почувствовала как все ее мышцы обмякли, услышала глубокий хриплый вдох, словно не свой. Ее руки перестали заламывать и теперь аккуратно и бережно обнимали. Спиной она почувствовала успокаивающий жар чужого тела, почувствовала как в контраст этому холодные ладони перестают сжимать лицо и сползают куда-то на шею, все еще продолжая поддерживать голову. — Айзава-сан, вы слышите меня? — четкий мужской голос, до этого бывший неразборчивым гудением, резко ввинчивается в ее голову. — Айзава-сан? Шота моргает. Теперь кроме зрачков и радужки она может разглядеть лицо перед собой. Она смотрит на короткие белые волосы, на как-будто знакомые глаза, скулы, губы, брови, но все вместе почему-то не складывается. Вокруг начинает подниматься горячий пар, руки, бережно обнимавшие ее, истончаются. Она моргает еще пару раз и запрокидывает голову. Сверху вниз на нее смотрит Тошинори. Смотрит непривычно хмуро и серьезно. Как-то также она смотрела на нее, когда спасала в USJ. Айзава смутно помнит. — Шота? — голос сбоку тяжело с кем-то спутать. Айзава поворачивается к Хайке, руки которой смещаются с шеи на ключицы. — Какого.? — сипло выдавливает из себя Шота. Накамура облегченно выдыхает и тут же отвешивает человеку рядом с собой подзатыльник, от чего тот резко выпрямляется и смотрит на нее с гневным возмущением. — I beg your pardon? — цедит он. Дальше они начинают орать друг на друга на какой-то смеси языков из которой, все еще загнанный, мозг Айзавы выцепляет только какие-то обрывки. Она делает пару глубоких вдохов, убирает с себя руки Тошинори и плохо слушающимися пальцами ослабляет свои же ленты, которыми ей связали ноги. — Как ты? — в голосе Яги слышно привычное заботливое беспокойство. Рукой Шота показывает Всемогущей, что все нормально и та серьезно хмурится, но ничего не говорит. Все тело как ватное, словно накачали транквилизаторами и обезболивающим. В голове удивительно спокойно, за исключением того, что Айзава все еще совершенно не понимает, что тут творится. Она смотрит на кричащих друг на друга двойников и понимает, что она сама должна быть чертовски зла. Просто. Чертовски. Зла. Они удивленно замолкают, когда Шота резко хватает их обоих за воротники белоснежных рубашек. — Какого хрена происходит? — почти рычит она сквозь зубы. — Это недоразумение, — холодно говорит парень, глядя на нее. — Ох, — Айзава медленно поворачивает голову к Хайке. — Недоразумение? Девушка нервно усмехается в ответ. Шота сидит в мягком офисном кресле и смотрит на двух абсолютно одинаковых придурков на противоположной стороне стола. Если бы Всемогущая не положила ей руку на плечо и не попросила успокоиться и выслушать их, они бы сейчас точно валялись в кабинете Исцеляющей Девочки. В лучшем случае. — Может чай? — осторожно начинает Хайке, поправляя смятый воротник рубашки. Если бы взгляд Айзавы мог сжигать заживо, то именно это сейчас бы и произошло. — Я уже сказал, что это было недоразумение, — доппельгангер Накамуры выглядит невозмутимо и говорит абсолютно спокойно на показательно вежливом японском, что одновременно невообразимо бесит и вызывает некоторое восхищение. — Вы меня напугали — я защитился. — Кто ты вообще? — Шота раздраженно прищуривается. Мужчина закатывает глаза и несколько раз проводит пальцем невидимую линию между своим лицом и лицом Хайке. — Очевидно же, что случайный прохожий. Беловолосая устало перехватывает его руку и опускает ее на стол. — Это мой брат, — со вздохом начинает она и хмуро скашивает на него взгляд. — Брат, который до сих пор не может адекватно рассчитать свою причуду. Тот спокойно вынимает руку из ее хватки и равнодушно смотрит на сестру. — У тебя есть еще злые близнецы, о которых ты не посчитала мне нужным рассказать? — Айзава вопросительно выгибает бровь. Где-то позади улыбается в кулак Тошинори, заботливо наводящая порядок в разгромленной лаборатории. — Мы бы сами предпочли не знать некоторых своих родственников, — в голосе мужчины первый раз проскальзывает что-то человеческое, но всего на долю секунды. Хайке грустно усмехается, увлеченно водя пальцем по кромке стола. — Нет. Нас только двое. — И мы не совсем близнецы, мы гетерозиготные близнецы… — начинает ее брат, но сестра его перебивает. — Нико, — устало и мягко говорит она. При беглом взгляде эти двое неотличимы, да и при внимательном, разница только в каких-то незначительных нюансах. Брат Хайке перехватывает сканирующий его взгляд и как-то немного растерянно приглаживает растрепанные волосы, перед тем как опять начать говорить. — Думаю, я должен извиниться, — он переплетает свои пальцы в замок. — Моя причуда позволяет регулировать некоторые химические процессы в организме. Я не хотел вызывать у вас такую сильную паническую атаку, это вышло неосознанно. Извините. По спине Шоты бежит неприятный холодок от свежести недавних ощущений. Она хочет злиться на него, но отчего-то не получается. Возможно, из-за его же причуды. Мало ли. Айзава нехотя медленно кивает, решая, что прямой его вины и злого умысла тут действительно нет. — Не сожги так случайно кому-нибудь мозги, — глухо говорит она. Не меняясь в лице, он опускает взгляд на свои руки и молчаливо кивает, хотя Шота ожидала какой-нибудь язвительный пасс в ответ. Зато Хайке тут же нетерпеливо толкает его в плечо, привлекая к себе внимание. — Как ты тут оказался? Почему не предупредил? Брат выпрямляется, хотя и так казалось, что он сидел все это время с прямой спиной, и удивленно вздергивает брови. Его сестра непонимающе разводит руками, все еще ожидая ответа. После недолгой, но напряженной игры в гляделки, он невозмутимо встает, хватает какой-то рюкзак, неторопливо выуживает из его кармана телефон и также невозмутимо садится обратно. Пока Хайке меняется в лице, он с неприятным скрипом пододвигает свой стул ближе к ней. — Может из-за того, что кто-то пропал на несколько дней? — ребро телефона упирается в лоб Накамуры и ее лицо тут же становится пристыженно виноватым. — Не отвечал на звонки и на почту? Безответственно ни о чем не предупредил? — он не сильно, но ритмично стучит смартфоном по ее лбу, четко отбивая каждое слово. — Может потому, что наш отец решил, что ты умираешь где-нибудь в злодейском логове? Может от того, что все остальные не знаю все наперед и волнуются? Может это ты мне скажешь? Возможно, что это могло бы продолжаться довольно долго, но мрачная Хайке заслоняет уже покрасневший лоб ладонью и мягко отбирает у брата свой телефон. — Извини, — тихо говорит она с видом сильно провинившейся побитой собаки. — Мне пришлось забирать его у детектива, который принял меня за тебя и отчитал как какого-то школьника, — он разглаживает свою рубашку. — Весьма унизительно. Они о чем-то переговариваются, пока Хайке подключает телефон к ноутбуку, а он показывает какие-то бумаги. Айзава чуть сползает в кресле, наблюдая за этим всем. Она даже не реагирует, когда Тошинори ободряюще хлопает ее по плечу своей теплой рукой, перед тем как уйти по своим делам. Хайке отработанными движениями перекладывает листы из одной папки по двум другим и ставит на некоторых свою печать. Ритмичные механические действия завораживают. — Как моя двойня? — спрашивает сестра у брата не отвлекаясь от своего занятия. В её голосе Шота улавливает незнакомое волнение и что-то внутри тревожно сжимается как старая пружина. Она невольно внимательно прислушивается. — Я отвез их к маме, как договаривались, — спокойно отвечает он, при этом сосредоточенно перепроверяя каждый документ. — Нас вырастила, так что еще с двумя справится. И уж точно лучше, чем ты. — Ты их правильно кормил? Давал таблетки? Не было никаких проблем? — Конечно. Даже сказки читал перед сном. Не переживай. — Ты бы стал восхитительным родителем, не то что я, — скучающе парирует сестра. Мысли в голове Айзавы будто попадают в тягучий сироп. Загнанный мозг нехотя проводит тонкие связывающие линии между словами и фактами. — Двойня, — медленно проговаривает она и Хайке резко замирает. Нико удивленно оборачивается на Айзаву через плечо, затем смотрит на сестру и его лицо в миг становится из равнодушного страдальчески усталым. — Unglaublich, — шепчет он сам себе и медленно надавливает указательным пальцем на застывшую над бумагой печать. За семь лет многое может произойти, многое можно успеть. Родить например. Или усыновить. Или еще чего, что можно счесть неважным для упоминания. Мозг тревожно перескакивает с одного вопроса на другой. Сколько лет этим детям? Как они отнесутся к Айзаве? Как так вышло? Что происходит? Что Шота знает о маленьких детях? Ничего. Что она знает о Накамуре Хайке? Как и прежде, чертово ничего, кроме извечной любви ставить уже перед фактом. Ворох беспокойных мыслей стучит в черепе как запертые насекомые. Память подкидывает какие-то ненужные хаотичные обрывки информации о том, что у близнецом тоже чаще всего рождаются близнецы. Подкидывает слова Тошинори, что Айзаве надо быть более мягкой. У нее и с подростками так себе коммуникация, а тут кто-то от года до шести. Или старше? Она никогда не хотела быть матерью и вот это вот все. Это не для нее. Брат Хайке терпеливо и отстранено наблюдает за затянувшейся неловкой тишиной, не считая важным отрываться от своих дел. — Двойня, — еще раз повторяет она. Хайке, отставляет печать и зажмуривается, нервно взъерошивая рукой свои волосы. — Айзава… — начинает она, но Шота перебивает. — Когда ты собиралась мне об этом сказать? Айзава сверлит девушку пустым растерянным взглядом. Ей не хочется верить. Она чувствует, словно опять оказалась за бортом. Словно обнаружила, что все это время Хайке и не подпускала ее даже близко к черте хоть какого-то доверия. Как и в прошлый раз. Словно это неизбежно будет повторяться. — Все уже решено. Я понимаю, что тебе было бы с ними некомфортно и у меня здесь не будет на них достаточно времени, поэтому я оставила их в Германии и отдала своей матери. — Оставила? Отдала? Вот так вот просто? — с каждым словом опустошение внутри Шоты сменялось чем-то холодным и липким. Она смотрела на Накамуру и ничего не понимала. — Мама и так проводила с ними больше времени, чем я. — Зачем было их вообще заводить, если ты их вот так легко бросаешь? — Я спрашивал тоже самое, — спокойно бубнит Нико на фоне. — Так вышло. Я не планировала их. Девушка отвечает так спокойно, будто говорит о какой-то незначительной мелочи, которую легко можно оставить позади. Айзаву словно обливают ледяной водой и все нутро сводит судорогой. — Да какого черта, Хайке? — пальцы нервно сжимают подлокотники кресла. — Да, я облажалась, — беловолосая распрямляется и раздраженно, но серьезно смотрит в ответ. — Но это моя проблема, не твоя. Тебе точно не надо тратить на это свое время. Они смотрят друг на друга, колко и непонимающе. У Шоты такое чувство, что она обнаружила себя за границей доверия. Где-то совсем далеко. Что ее за эту границу никогда не пускали, даже близко подойти не давали. Хайке поджимает губы, а ее брат кашляет в кулак, привлекая к себе внимание. — Разве это так серьезно? — скучающе спрашивает он и берет печать сестры. — Вам не кажется, что вы слишком драматизируете? — Он сам ставит оттиск на какой-то бумаге. — Да, она оставила их себе из прихоти, но лучше уж так… Хайке зло хмурится и, до того как Нико вновь заносит ее печать над новым документом, выхватывает ее и гневно сжимает в руке. Её брат лишь смиренно выдыхает. — Шота, — ее голос неожиданно резкий. — Я не люблю животных как ты! Айзава непонимающе замирает и смотрит на нее, очередной осуждающий вопрос застревает у нее в горле от неожиданности. — Что? Повисает звенящая тишина, даже Нико перестает шевелиться. — Про что мы говорим? — Хайке осторожно наклоняется вперед, ее раздражение как по щелчку пальцев стерлось с лица. — Про то, что ты обращаешься со своими детьми как с вещами? — Шота тоже подается вперед и нахмуривается. — Какими детьми? — тихо спрашивает беловолосая. — Твоими, — Айзава зачем-то тоже начинает говорить тихо. — Но у меня нет детей. Они наклоняются сильней и теперь становятся в полуметре друг от друга, не видя как Нико обреченно проводит ладонью по своему лицу. — А кто есть? — Собаки. — Собаки? — Год назад мне подкинули двух щенков, — почти шепотом говорит Накамура. — Я так и не смогла их пристроить, поэтому пришлось оставить. Они внимательно смотрят друг на друга и нерешительно отстраняются. — Ясно, — говорит Айзава, потому что толком и не знает, что сказать. Хайке молчаливо кивает, а затем растерянность на ее лице сменяется возмущением. — Ты решила, что я способна завести детей и спихнуть их на чужие плечи? От продолжения этого разговора всех спасает внезапно открывшаяся без стука дверь. — Накамура-сан, — нервно сглотнув начинает студент и Айзава узнает в нем одного из тех, кого Накамура мучила лекцией про вред алкоголя. — Там роботы вывозят ваши коробки к мусоркам. — Что? Почему? — Они сказали, что обижены на вас и, что не потерпят такого к себе отношения. — Обижены? — удивленно повторяет Хайке и резко оборачивается к брату. — Обижены? Ты оскорбил искусственный интеллект? Серьезно? Он равнодушно пожимает плечами. — Мне было интересно. Сестра удрученно стонет, спешно встает и подхватывает трость. — Сейчас разберусь, — говорит она студенту и тот тут же исчезает за дверью. Хайке ерошит свои волосы, разворачивается от двери к Айзаве и цепляет ручку кресла своей тростью как крюком, подкатывая вместе с ним к себе Шоту. Беловолосая наклоняется, упираясь руками в подлокотники и целует хмурое недовольное лицо. Целует заботливо и мягко, от этого внутреннее недовольство почти пропадает, внутренний холод немного отступает, но Айзава не собирается показывать, что такие банальные трюки работают. — Я не смогу избежать взрослого разговора? — тихо спрашивает Хайке. — Нет, — строго отвечает Шота, глядя ей прямо в глаза. В ответ Хайке грустно вздыхает, целует ее еще раз и отталкивает от себя стул, возвращая Айзаву на место. Брат с сестрой переглядываются и он закатывает глаза, качает головой недовольно и осуждающе. Как только за Хайке закрывается дверь, он поворачивается к Шоте и смотрит на нее излишне сосредоточенно и немного устало и это молчаливое разглядывание раздражает. — Если хочешь что-то сказать, то говори прямо, — вежливые хождения вокруг и игра в намеки Айзаве никогда не нравились. — Я не осуждаю выбор моей сестры, но осуждаю ваш, — сразу же отвечает он, без секунды раздумий. — Она себе на уме. С ней сложно. Очень сложно. Шота хмурится, неприкрыто разглядывает брата Хайке в ответ, отмечая, что его лицо без шрамов и каких-то явных морщин, без определенного возраста, обычное холеное лицо мальчика из приличной семьи. Только что-то во взгляде и поведении наталкивает на мысль, что жизнь потрепала его не меньше. Только как-то иначе. — Это у вас семейное. Он молчаливо взвешивает что-то в своей голове и вздыхает, даже как-будто немного улыбается, сложно понять. Стул неприятно скрипит, когда Нико встает, перекидывает свой пиджак через локоть и неторопливо ищет что-то в своем рюкзаке. — Добро пожаловать в эту семью. На столе перед Айзавой появляются две коробки для бенто, а парень уже по-хозяйски подхватывает какие-то папки с документами, игнорируя вопросительный прищуренный взгляд. Только уже перед уходом, он останавливается в дверях и оглядывается, совсем как Хайке. — Думаю, что еще пару дней я могу справиться и без сестры, — говорит Нико глядя в пол. — Не забудьте поесть. Дверь за ним закрывается с мягким щелчком и Шота остается в лаборатории совсем одна. Один на один с бенто. Внутри коробки оказывается теплая еда: какое-то странное сочетание японской и европейской кухни. Сложно идентифицировать. Айзава вздыхает и недоверчиво отправляет в рот что-то похожее на овощную котлету. Она жует, смотрит куда-то перед собой и думает, что хотя бы в промежутке от вчерашнего вечера до сегодняшнего обеда ее жизнь была приятной. — Вкусно, — устало признает она.