Нулевой потенциал

После собрания у Ночноглаза Хайке больше молчит, чаще осторожно касается, обнимает со спины и выглядит, хоть и расслабленной, но очень усталой. Айзава тревожится. — Мне не нравится этот план и не нравится, что ты и дети туда втянуты, — отвечает Накамура на ее беспокойство. Они пьют чай на общей учительской кухне совсем поздним вечером, когда уже никого нет. — И то, что дети на волне этого нездорового геройского энтузиазма бездумно перегружают себя на тренировках, — она водит пальцем по краю чашки. Шота кивает, ей тоже не нравится. — Это ничем не выходит за рамки геройских будней, — Айзава отставляет свою кружку. — Все уже решено, так что не накручивай себя. В ответ Хайке лишь недовольно морщится, смотрит на свои часы, а затем на Шоту. — Буду стараться. Дни в ожидании тянуться не дольше, чем обычно. Хайке осаждает слишком рьяных студентов, втянутых в дело, и не забывает об остальных. Следит за кем может и подсказывает, если может. Она поправляет стойку Урараки, что-то обсуждает с Момо, просит Цементоса делать какие-то определенные площадки. — Ты стала лучше ходить, — замечает Шота, когда Накамура возвращается, чтобы попить воды. — Да, уже могу обходиться без трости. — Ты же не будешь опять глупо нагружать себя? Хайке смотрит на нее с подозрением и начинает говорить только через долгую паузу. — Если ты пытаешься сослаться на то, что я ворчу на детей зато, что сама делаю, то… Позади них раздается взрыв. Бетонная крошка вперемешку с осколками льда стучит по затылкам. — Не мешайся у меня под ногами, двумордый! — доносится крик не заглушающийся даже следующей серией взрывов. Хайке резко оборачивается, так и не закончив, что хотела сказать. — Бакуго, пожалуйста, подойди сюда, — громко говорит она в его сторону, ловя момент между очередным грохотом. — Что? — он приземляется рядом с ей, поднимая облака пыли. Хайке ничего не отвечает, молчаливо очерчивает своей тростью окружность с ним в центре. Наконечник царапает пыльный бетон с неприятным скрежетом. — Ты остаёшься тут. Внутри, — она стучит тростью по краю круга. — Один. 30 минут. И ничего не делаешь. — Какого черта?! — Бакуго рывком подаётся вперёд к Накамуре, зло смотрит вздернув подбородок. Носки их обуви почти соприкасаются, между ними только прочерченная линия. — Мне надо тренироваться! — Это и есть тренировка, — спокойно отвечает ему Накамура. — Считай, что ты в засаде и ждёшь сигнала. Наблюдай за остальными внимательно. — Плевать я хотел на такие тренировки. Я не собираюсь просиживать в тупой засаде как какой-то трусливый идиот! Ручка трости упирается студенту в грудь, а Хайке склоняется над ним чуть ниже. — Тогда мне придется засунуть тебя в МРТ и несколько часов смотреть, как ты вместе со своей миндалиной сходишь с ума от злости. Мина, заинтересованно наблюдавшая за происходящим вместе с несколькими другими студентами, не отрывая взгляд, склонилась к вспотевшей от тренировки Урараке. — Я думала, они с Айзавой-сенсей как злой и добрый полицейский, а они злой и… очень злой, — шепчет она и Урарака активно кивает в ответ. — Есть время болтать? — холодно спрашивает Шота, когда студентки замечают на себе ее взгляд. Они торопливо возвращаются к своим тренировкам, пока Бакуго продолжает кричать что-то не самое уважительное. Накамура показательно игнорирует, сосредоточенно смотрит на других учеников. Айзаве кажется, что Кацуки свихнется от такой задачи, но тот, хоть и в полном гневе, но за пределы круга не выходит. Без взрывов становится ощутимо тише. Через какое-то время Хайке переключается на Тодороки, хочет потренировать с ним точность ледяных атак. — Все нормально, — успокаивающе говорит она Тошинори, которая помогает ей забраться на бетонную возвышенность. — Я хорошо переношу холод. Шота поглядывает на них искоса, старается не отвлекаться, чтобы кто-то не сделал ничего совсем глупого. Ей кажется, что Всемогущая стала легче общаться с Накамурой. Не то чтобы до этого они плохо ладили, просто изменилось что-то незначительное, но изменилось как-то резко. Айзава отмечает, но какого-то значения решает не придавать. Занятие проходит почти незаметно, никто не отлынивает. Только в самом конце бетонная площадка, на которой стоят Тодороки и Накамура, трескается с оглушающим звуком. Не выдерживает перепада температур. Шота даже не дёргается, знает, что не происходит ничего значительного: Цементос мгновенно восстанавливает расходящиеся части. Когда Айзава разворачивается, то видит как Хайке, легко удерживая равновесие, скользит рукой по одной из разломанных ледяных глыб. Ее часы цепляются за острый выступающий шип льда. Крошечные металлические детали звенят по бетону и обледенелостям, исчезают в трещинах и укатываются куда-то вниз, прочь из вида — ремешок часов, не выдержав давления, разлетается на части. Накамура растерянно оглядывается, удивленно смотрит на свою руку и с запозданием реагирует на повисшую тишину. — Все в порядке! — громко говорит она немного обеспокоенным остальным. Говорит удивительно радостно. Взрывы Бакуго заглушают все и вся, поднимая взвесь пыли и дыма. 30 минут прошло. — Извините, Накамура-сан, — Тодороки выглядит виновато, когда Тошинори подходит к ним в конце занятия. — Я должен был учесть, что такое может произойти. — Все хорошо, — Хайке садится напротив него на корточки и солнечно улыбается. — Это было не опасно. — Ваши часы уже не собрать? — И черт с ними, — она легко и расслабленно пожимает плечами. Тодороки молчит, смотрит на нее очень внимательно взвешивает следующие слова. — Вы же не делаете мне поблажек? — Нет, зачем мне так делать? — Из-за мамы. Накамура вздыхает, немного качает головой. — Нет. Извини, что заставила тебя в этом сомневаться. Сейчас ты мой студент и будущий герой. Делать тебе поблажки было бы неуважительно и совсем глупо. — Она мягко хлопает ладонью по его голове, немного ероша волосы. Словно он маленький ребенок. Тодороки спокойно поправляет их, как только она убирает руку и встает. — И как минимум странно, — добавляет она. — Мы ведь даже не родственники. Он поднимает на нее взгляд и как будто немного и совсем коротко усмехается. — Не родственники, — повторяет Тодороки и перестает выглядеть подавленным. Она отвлекается на подошедшую Айзаву и тепло улыбается ей, словно и не было давящей все эти дни усталости. — Все в порядке? — Шота откровенно озадачена такой резкой переменой. — Да. У Хайке на руке остаётся красный полукруг, часы слишком сильно вдавились в запястье, прежде чем стальной ремешок разорвался на сегменты. Накамура довольно говорит, что не о чем беспокоится, она давно хотела от них избавиться. Айзава больше про них не спрашивает, хотя знает, что А-класс остался тогда после занятия явно для того, чтобы их отыскать. В сравнении с тягучей прошлой неделей Хайке выглядит слишком ожившей. Возможно из-за того, что ей больше не нужна трость и к ней вернулась прежняя подвижность. Она теперь помогает Шинсо и с их совместными тренировками. Хитоши заметно рад происходящему. И не так сомневается в себе, даже если ему никак не удается схватить Накамуру лентами. Привычные для Шоты переработки подвергаются сабботажу. Ей улыбаются, прижимаются грудью, вскользь целуют шею и этому сложно сопротивляться. — В очередной раз напомню, что столько не спать очень вредно, — как бы невзначай пробубнила Хайке. Айзава нажимает на пробел громче нужного. — Ты прекрасно знаешь, что мы сидим тут из-за тебя, — безэмоционально говорит она. — Еще скажи, что тебе не нравилось, — Накамура чуть наклоняется в бок, чтобы их плечи соприкоснулись. Теплая ладонь упирается усмехающейся Хайке в лицо и плавно отодвигает ее обратно к монитору. — Приоритеты, — говорит Айзава и старательно всматривается в отчет, пока их телефоны одновременно не оповещают о пришедшем сообщении. Утренний воздух приятный, прохладный и свежий. Все собираются у назначенного места ровно вовремя. Из ниоткуда возникший Нико здоровается сдержанным кивком. — Держите в уме, что ребенок, ради которого все это развернулось, — серьезно говорит он ей, — очень долгое время подвергался психологическому насилию. Она может не захотеть, чтобы ее спасали. — Я учту, — кивает ему Айзава и он уходит куда-то дальше, как раз когда Хайке удается пробраться через толпу полицейских. Она раздраженно хмыкает, явно всем этим недовольная и подходит почти в плотную к Шоте. — Совершенно незаметная «неожиданная» облава, — с каким-то передразниванием ворчит Накамура. — Так положено. — Я знаю, но все равно, — она внмельно смотрит на Айзаву. — Ты же в курсе, что после такого недосыпа когнитивные способности снижаются, — серьезно говорит она и замолкает, увидев равнодушное лицо Айзавы склоненное набок. Ей остается только послушно вздохнуть. Они ненадолго соприкасаются лбами. — Просто будь осторожней, Сотриголова. — Конечно, — Шота коротко улыбается. Она отходит на пару шагов, но вспомнив о вещи в кармане, возвращается. Хайке удивленно смотрит на нее, когда та берет ее за руку. — А-класс просил передать, — часы осторожно одеваются на тонкое запястье. — Они нашли не все части ремешка, поэтому он может быть туговат, — стальная защелка закрывается с плавным щелчком. — Потом их отблагодаришь. Мимо них к точке сбора начинают бежать полицейские. Накамура замирает, смотрит на часы на руке и ничего не говорит. Когда кто-то берет Айзаву за локоть и просит занять позицию, ей кажется что среди шума она слышит, как Хайке что-то говорит, она оглядывается, но ее уже не видит. Нико недовольно ворчит, шагает в сторону ближайшего открытого балкона, с которого будет видно происходящее. — Они бы еще фейерверки запустили, — он зло оглядывается на толпу полицейских. — Девочку скорее всего уже увели каким-нибудь потайным ходом. — Так положено, — сухо отвечает ему Хайке. Она идет за ним не глядя, не может оторвать свой взгляд от часов на запястье. — Чертова бюрократия, — брат ругается на каком-то языке, она не разбирает. — Да, — послушно соглашается. — Эвакуировать отсюда людей, можно будет только после начала операции. Если что-то пойдет не так. — Там, во внутреннем дворе… — Нико замирает едва ступив на балкон и она врезается в его спину. Ворота вылетают с жутким скрежетом всего за секунду, разбрасывая стоящих рядом полицейских. Хайке хватает брата за руку, давит ему на голову, заставляя пригнуться ниже бетонной ограды. Осколки долетают даже до них. Барабанят мелким дождем по стеклам домов. — Нико? — она обеспокоенно разворачивает брата к себе. — Все в порядке, — кивает он ей, хотя явно глубоко дышит, стараясь скрыть испуг. — Я ожидал подобного, — их на мгновение закрывает большой тенью. — Ого. Дракон. Хайке наконец-то выдыхает и опять смотрит на свои часы. Возвращается в момент, только когда ее плеча осторожно касаются. На нее смотрят обеспокоенно и внимательно, но она в ответ просто качает головой. — Слишком наивно обрадовалась, что вырвалась из этого чертового круга, из-за небольшого несовпадения. Брат медленно, но понимающе кивает. — Не вини себя за это. Металлические перила ограждения дребезжат с неприятным звоном. — Незу согласился на нашу авантюру? — меняет она тему. — Да. Хотя Комиссия по безопасности из-за этого точно будет давить на UA еще сильней. — Странно, что они не вмешались сегодня. — Информации об этом ребенке нигде нет, но как только появится, они сразу захотят ее себе. — Конечно захотят. Сейчас им нужно чудесное спасение, после которого можно манипулировать чувством благодарности. — В любом случае, нам надо успеть провернуть всю юридическую часть и найти подходящего опекуна, — он немного мешкает. — Если сегодня все получится. Их опять засыпает крошками из бетона и асфальта. Через какое-то время к грохоту бойни на поверхности, добавляется вибрация откуда-то из-под земли. Они оба кладут руки на бетонный пол, пытаясь в этом убедиться. — Только землетрясения сейчас не хватало, — скрипит зубами Хайке. — Это не оно, — Нико поднимается, схватившись за перила. — Это что-то под нами. Через всю улицу пролетает Рьюкью, вцепившаяся в громилу, который выломал ворота. Они падают проламывая дорогу. Все здания вокруг сотрясаются и не разрушаются от такого лишь благодаря обязательной сейсмической защите. Нико заваливается назад, но перила не отпускает. Хайке поднимается с пола одним рывком и вытягивает руку, заслоняя голову брата от летящих камней и осколков. Слышится звонкий треск. Их обдает волной пыли. Что-то тяжелое прилетает ей в плечо, но она не обращает внимания, поваливает Нико обратно за ограждение. — Цел, — спешно говорит Нико. — Ты? — Цела. Ее рука отпускает его затылок и она помогает ему сесть, грубо потянув на ворот рубашки. И тут ее прошибает холодным потом, она смотрит на свое запястье. Несколько трещин пересекают циферблат. — Нет, — в голове мутнеет. — Нет, не сейчас. — Хайке? — брат хватает ее за плечи. Он смотрит на ее лицо и все прекрасно понимает. — Спокойно! Дыши! Пыльный воздух обжигает легкие, скребет по слизистым. Страх окончательно ударяет в голову, неожиданно проясняя сознание. — Не выходи, пока не будет безопасно! — она сбрасывает с себя его руки. Бетонная крошка скрипит под подошвой. Хайке бежит, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Каждое приземление отдает острой болью в позвоночнике, но на это сейчас плевать. С трудом перебирается через развалины, запинается, но продолжает двигаться на чистой злости. Когда она оказывается перед огромным разломом, то замирает на одно короткое невыносимое мгновение. Впереди взлетает Очако, прижимая к себе Сэра. Накамура что-то кричит ей, привлекая к себе внимание, протягивает руки, осторожно принимает Ночноглаза, медленно опускает его на землю и старается перехватить так, чтобы пробивший его кусок бетона не сдвигался ни на миллиметр. Причуда Урараки спадает. Вес становится осязаемым. Одежда пропитывается кровью, кажущейся сейчас обжигающе горячей. — Ты слышишь меня? — голос выходит ровным и спокойным, как ее когда-то учили. Их накрывает одной за другой волнами пыли и обломков. Сэр поднимает голову и внимательно смотрит на творящееся впереди безумие, ничего ей не отвечает. Уже то, что он может сейчас оставаться в сознании, настоящее чудо. — Ночноглаз, — Очако придвигается ближе. — Деку… это правда?.. Его убьют? — Это неизбежное будущее, которое я видел, — наконец-то говорит он и Хайке понимающе кивает. По трещинам в ее часах расползается кровь. — Но это… Простое «что?» застревает в горле острым стеклом, Накамура вздрагивает. Она испуганно вскидывает голову и ее ослепляет вспышкой.

***

— То есть вы разводитесь? — она смотрела на свои разбитые колени, подсыхающие раны неприятно чесались. — Нет, вовсе нет, — мама качала головой и ее густые черные волосы раскачивались из стороны в сторону. — Папе нужно вернуться в Японию, а мне придется остаться здесь. — Надолго? — обеспокоенно спросил Нико, сидевший рядом с сестрой на диване. — На очень долгое время, — женщина осторожно старалась не подавать вида, что ей грустно это говорить. — Но раз в год, мы будем собираться вместе. — Почему ты уезжаешь? — Хайке подняла голову и внимательно посмотрела на отца. — Это ведь из-за дедушки? Он стоял позади, опираясь на стол и выглядел изнуренно мрачным. — Все сложнее, милая, — мама ответила за него. — Мы не можем вам сейчас это объяснить. — А когда сможете? — Нико распрямился, его волнение только нарастало. — Вы думает, что мы еще дети и ничего не поймем? Вообще-то, все именно так. Им было всего по 12, но это все равно чувствовалось обидно и нечестно. Родители синхронно переглянулись. — Я поеду с папой, — прервала это секундное замешательство Хайке. — Тогда я останусь тут, — ее брат тоже совсем не раздумывал. Растерянное молчание затянулось. Мама смотрела на них двоих так серьезно, как никогда. — Мы с папой это обсудим, — строго сказала она. — Вам тоже нужно над этим серьезно подумать. Это нельзя решать так быстро. — Я всегда могу вернуться, если мне не понравится, — Хайке не сдавалась. — Ты уверенна, что ты не хочешь остаться с мамой и братом? — мужчина наконец-то заговорил. — Вы редко сможете видится. Придется поменять школу, серьезно взяться за японский. Это сложно и тяжело, Хайке. Нико поморщился. Двойняшек всегда раздражало, что их воспринимали как какого-то неразрывного двухголового сиамского близнеца. — Я справлюсь, — она смотрела на отца со всей серьезностью. Сомнения и поучения раздражали. В конце концов, она никогда не была послушным дружелюбным ребенком. А еще прекрасно знала, что папа никогда не мог им ни в чем отказать. Мужчина зажмурился, раздраженно потер переносицу. Она переехала через полгода. — Пожалуйста, не влезай в неприятности, — сказал Нико, крепко обнимая ее в аэропорту. — И заведи друзей! Хайке раздраженно скривилась. Все это получалось у нее так себе, особенно в контраст с общительным и веселым братом. Зато ее всегда звали играть в прятки, но это все равно особо не помогало налаживать общение. — Если кто-то будет втягивать тебя в драку, — она отодвинула брата за плечи. — Беги. Если будут дразнить, что нет причуды - игнорируй этих идиотов. Я побью их на каникулах. Нико сжал губы и еще раз ее обнял, крепче прежнего. Японский давался легко, специальная школа была не так плоха. Дети из смешанных браков, дети мигрантов, дети журналистов и дети попавшие туда по другим обстоятельствам, смешивались, находили что-то общее и конфликтовали только по обычным детским причинам. Следующая обычная общеобразовательная японская школа была немного другой. — Хайке, — отец осторожно приложил тампон с дезинфицирующим растровом к ее скуле. — Зачем ты полезла драться? Ты же знаешь, что решать все силой неправильно? Она зашипела, когда рану начало щипать. Говорить не хотелось. Папа торчал на работе до ночи и ему хватало проблем. — Хайке? — Они дразнили меня. Я не смогла игнорировать. Мужчина нахмурился, его явно это разозлило. — Что они тебе сказали? Она замялась под его серьезным взглядом. — Они называли меня хафу, — Хайке закрыла глаза и устало вздохнула. Ей все еще было неприятно. Широкая ладонь легла ей на голову, такая же теплая как у мамы. Дедушка назвал их с Нико также. Очень давно. Хотя тогда она не знала, что это значит, но хорошо запомнила. Они были вместе с родителями в Шанхае из-за какой-то очередной конференции, когда отцу позвонили. Хайке помнит, как он резко помрачнел смотря на свой телефон и долго не брал трубку. Ему сообщили, что умерла их бабушка. Мама тогда села напротив них и мягко положила руки им на плечи. — Нам не с кем вас оставить, поэтому мы полетим в старый папин дом все вместе, — она наклонилась к ним ближе. — Чтобы вам там не сказали, не обращайте внимания. Они оказались перед огромным традиционно японским домом. Отец стоял замерев перед воротами, пока мама не взяла его за руку и не улыбнулась так, как могла только она. В доме были другие люди. Их было немного, но Хайке хотелось съежится, лишь бы они перестали на них смотреть. — Не постеснялся прийти, еще и всех с собой взял? — старый мужчина брезгливо смерил их с Нико взглядом. — Вашим хафу тут нечего делать. — Тебя тут тоже быть не должно, — папин голос звучал как чужой. — Я имею право попрощаться. Они говорили на слишком сложном для Хайке японском. Удавалось разбирать только некоторые части. Мама растерянно оглянулась на детей, затем на мужа, который пошел вперед вместе со скверным пожилым человеком. — Все хорошо, — сказал у них за спинами мягкий женский голос. — Я присмотрю за ними. Они с братом испуганно обернулись. Хайке почувствовала как Нико взял ее за руку. — Спасибо, — ответила мама с облегчением. — Не бойтесь, мы скоро вернемся, — она направилась следом за отцом и пропала за раздвижными дверьми. Незнакомая женщина отвела их в пустую комнату и села на пол покрытый татами. Она мягко улыбалась и смотрела в ответ приветливо. Не как все остальные люди. Хайке не могла оторваться от разглядывания ее лица. У женщины были такие же белые волосы как и у них. Она не видела таких белых волос ни у кого кроме них с братом и у того противного пожилого человека. Через тонкие перегородки было глухо слышно разговор на повышенных тонах. Нико еще сильнее сжал пальцы на ее руке. — Как его зовут? — неуверенно спросил он и Хайке удивленно отследила его взгляд. На руках у женщина был совсем маленький ребенок, плотно укутанный в кулек. Им опять тепло улыбнулись. — Тоя.