Нулевой потенциал

Хайке шутит что-то совсем глупое, проворачивая ключи в замке, и Шота немного недовольно фыркает в свои ленты. — У тебя нет сердца, — слова поднимаются клубами пара в холодный воздух. На нее хитро оборачиваются через плечо, совсем не торопясь открывать дверь. — Потому что ты его украла, — говорит Накамура многозначительно выгибая бровь и Айзава толкает ее в плечо. Внутри квартиры не теплее чем на улице. Они толкаются в тесной прихожей, пытаясь снять обувь и зимнюю одежду, хотя делать этого в таком холоде совсем не хочется. — Проще было добраться до общежития. — Но это хороший выбор места, — Хайке отвечает не оборачиваясь, проводит рукой по исцарапанной столешнице. — Здесь было здорово. Одежда на Айзаве одновременно пыльная и липкая, она привычно сворачивает в ванную не спрашивая разрешения. В стерильной душевой откуда-то много разных бутыльков, вместо одного шампуня для всего. Она постоянно задевает их и они падают, с дурацким звонким звуком раскатываясь по поддону и ударяют каким-то странным больничным запахом прямо в нос. Чем-то совсем чужим и вместе с этим знакомым. Шота беспокойно поднимает их, ставит обратно и снова задевает. Раз за разом. Из душа она выходит агрессивно вытирая голову полотенцем и сразу включает чайник. Заботливо сложенная в ванной чистая сменная одежда, немного тесная и неудобная. Она распахивает ящик в поисках чая и отодвигает рукой воздух там, где всегда стояла пустая кофейная банка. Все же, она ведь так давно тут не была, ничего удивительного. Айзава оборачивается, осматривая единственную комнату. Никаких книг, дивана, столика с бумагами, только пушистый ковер на котором стоит Накамура, задумчиво накручивая кончик своей белой косы на палец. Она мягко улыбается, как только ловит на себе изучающий взгляд. — Чай? — зачем-то спрашивает Шота, подхватывая кружки. Ей в ответ кивают. Хайке протягивает руку, как только Айзава оказывается рядом с ней. Пальцы касаются кожи и это касание простреливает сквозь все тело острым холодом. Кружки падают вниз, разбиваются на мелкие осколки, нескончаемо звенят эхом в ушах. Горячий чай растекается бурыми пятнами по ковру, становясь тягучей стылой грязью. Невыносимо пахнет гарью. Воротник до боли сдавливает горло. Она тяжело втягивает воздух и сгибается пополам в кресле, закрывая лицо ладонями. Сердце гулко стучит в ушах, в горле и во всей темноте медицинской палаты. Пальцы с силой сжимают собственные волосы и натягивают, но боль от этого совсем едва заметна. Она зажмуривается, медленно выдыхает сквозь зубы. Это пройдет. Это пройдет, как и в прошлый раз. Все верно. Она сама это видела. Она обходила палату за палатой, проверяя всех, кто участвовал в операции. Она внимательно слушала, почему Эри будет на карантине. Она видела, как умер Сэр. Она касалась вздрагивающей худой спины Тошинори. Она не могла смотреть Мирио в глаза, сообщая, что его причуду не вернуть. Она помнит, как осталась посреди почти оглушающе тихой рекреации и у того бесконечного дня наступал только полдень. Помнит, как там ее нашел Нико и протянул ей стаканчик с горячим чаем. Как она молчаливо кивнула в благодарность. Как боль волнами возвращалась в зашитую рану. Как до странного успокаивающе звучал его голос, рассказывающий, что дальше будет происходить с Эри и какой у них с Хайке план. А потом он замолк. Она хорошо помнит, как проследила за его взглядом и увидела на экране беззвучно работающего подвешенного у потолка телевизора перевернутые машины и дым. И помнит, что ей это почему-то совсем ни о чем не сказало. Она тогда даже не поняла, почему Нико потянул ее за рукав, заставляя почти бежать за собой. Помнит, как он сказал: «Если это произошло полчаса назад, значит они должны быть уже здесь». И как с запозданием, только когда они спускались по лестнице, она осознала, что в бегущей строке говорилось о раненых и погибших. Они резко вышли с тихой лестницы в шумный зал полный врачей, спасателей и полиции. Нико продолжал тянуть ее за собой, удивительно крепко сжимая край рукава рукой в перчатке. Он на ходу спрашивал что-то у людей, но она не разбирала — она крутила в голове экран телевизора, раз за разом, пока не повернулась и не увидела громко спорящую с какими-то людьми Эдду. Айзава тогда на секунду остановилась, а следом за ней остановился и обернулся Нико. Теперь она тянула его за собой через суетящийся персонал. А еще она прекрасно видела, как параллельно им также пробирался через людей старший Накамура. Поэтому не остановилась, когда тот преградил дорогу собственному сыну. Ткань рукава резко натянулась, а затем ее отпустили. Едва начавший что-то говорить Нико, плавно обмяк в чужих руках. Эдда все также была занята руганью с медиками, поэтому Айзава без препятствий зашла в двери позади нее. Весь оживленный гул тогда остался позади. В стерильном светлом помещении было всего несколько тел в расстегнутых черных мешках. Пара ее шагов раздались ледяным эхом. Внутри ничего не отзывалось. Она помнит, как стояла без единой мысли в голове, совсем не чувствуя, как холод постепенно забирается внутрь. В окружающей тишине Шота слышала гудение ламп под потолком, как спокойно и размеренно звучало ее собственное дыхание. Она бездумно скользила взглядом по царапинам и ожогам, по рваной грязной одежде, по испачканным волосам, по старым, хорошо знакомым ей шрамам. Безэмоционально отмечая, что левая рука была сильно обожжена, ткань прикипела к коже. Это ведь не первый погибший коллега для нее. Не первая увиденная смерть. Но в очередной раз оказалась не готова. Она коснулась единственного яркого пятна во всей комнате — красной пластиковой бирки на запястье уцелевшей руки. Бирки донора. Кисть сама проскользила дальше, непроизвольно дотрагиваясь до бледных пальцев. Давно исцеленный локоть заныл тянущей болью. Удушье резко подступило к горлу. Такие холодные. Она разве что не помнит, сколько прошло времени, прежде чем дверь за ее спиной распахнулась и Айзава медленно оглянулась через плечо. Отец Хайке молчаливо смотрел на нее. Она сама понимала, что не должна была там находиться, поэтому лишь коротко кивнула и прошла в двери, мимо него, не оборачиваясь. Это все итак останется с ней. Вместе с запахом мокрого бетона, дождем и телом накрытым простыней. В прочем, как она оказалась на улице перед исследовательским центром, она тоже помнит не особо. Там ее нашел запыхавшийся Ямада: перепуганное вспотевшее лицо, выбившиеся из пучка волосы, сбивчивое дыхание. В тусклом свете из окон было заметно как от него шел пар Откуда он добирался? Значит по телевизору сообщили и о погибших? Шота приложила ладонь к своей шее, чувствуя как под ней удивительно гулко пульсирует кровь. Уже начинало темнеть в глазах. Она попыталась что-то сказать, но смогла только еле слышно выдохнуть, криво улыбаясь. Ямада притянул ее к себе. Сжал в объятиях, прижимая к своему плечу. Хизаши был обжигающе теплым. В нос тогда ударил запах алкоголя, еды и незнакомых духов. Напоминая, что жизнь за пределами той стерильной комнаты шла в своем обычном ритме. Скользкое и липкое удушье постепенно отступило, заменяясь свинцовой усталостью. Она закрыла глаза, утыкаясь куда-то между воротником куртки и наброшенным шарфом. Руки Ямады держали ее крепко, не позволяя осесть на землю прямо здесь, давая время прийти в себя. Она резко вздрагивает от холодного прикосновения, сразу же цепляясь рукой за ленту на шее, и видит как Эри испуганно вжимается в спинку кровати, натягивая одеяло почти до макушки. — Извините, — сдавленно говорит она. — Извините, я не хотела. Айзава медленно выдыхает, проводит по лицу вспотевшими и все ещё немного дрожащими пальцами. — Ты не сделала ничего плохого… — выходит немного хрипло. За окном палаты еще темно. На часах на стене почти 3 ночи, значит ей удалось поспать где-то полтора часа. — Мне… — тихо начинает Эри и останавливается. Шота послушно ждет, девочка все еще говорит со всеми не решительно, все еще боится. — Мне тоже часто снятся кошмары. — она сжимает маленькие кулачки. — Но когда кто-то рядом, это не так страшно. Айзава на мгновение теряется, но потом, убирая с себя скомканный плед, наклоняется вперёд, чтобы их с Эри лица оказались где-то на одном уровне. Рука осторожно опускается на белую макушку, от чего ребенок вздрагивает и зажмуривается. Шота старается улыбнуться. — Спасибо. Она была благодарна возможности избегать Академии. Последнее, что ей сейчас бы хотелось — это сочувствующие взгляды и слова сожаления. Здесь и сейчас, рядом с Эри она была полезной. На этом можно было сконцентрироваться. Айзаву все еще преследовало чувство тошноты, хотя она ничего особо не ела. Мысли перескакивали с одной на другую, не давая возможности долго концентрироваться. Но она прекрасно знала, что это пройдет. И это, и навязчивые воспоминания, и оставшаяся пустота. Все постепенно уйдет. Она наблюдает за Эри, стоя в дверях в палату. Девочка перебирает принесенные ей книги, сосредоточенно разглядывая обложки. Она все ещё ни разу не улыбалась, но была спокойной, даже увлечённой. Шота беспокоилась, хотя понимала, что так быстро никого не починить. Она трет переносицу, пытаясь вспомнить точные слова из медицинского заключения. «Комплексное посттравматическое стрессовое расстройство». Ей обещали принести методички, чтобы лучше понять как себя вести. Боковое зрение выцепляет силуэт и она дергается в сторону, ударяясь плечом о дверной откос. Ей хватает секунды замешательства, чтобы сердце ухнуло куда-то вниз и тревожная тошнота вновь подкатила к горлу. Тот же рост, те же волосы, что-то общее в движениях. Их взгляды встречаются на короткую секунду и Нико устало кивает. Он сам все эти дни выглядит плохо. Откровенно плохо. — Извините, — почти бесшумно говорит он, проходя в палату. Он конечно же понял, что это было, что именно ей показалось. Шота приоткрывает рот, сама не зная, что собирается сказать и тут же одергивает себя. Она закрывает глаза, прислушиваясь к выравнивающемуся ритму сердца. — Здравствуй, Эри. Как твои дела сегодня? — голос Нико мягкий и спокойный, словно и не было в нем всей этой усталости. Все осталось за дверью. Девочка отвлекается от книжек и удивлённо поднимает на него взгляд. — Всё хорошо, Накамура-сан! Он садится рядом с ней и начинает расспрашивать про книги, про Мирио и Мидорию, про какие-то воспоминания. Айзава все также стоит в дверном проеме. Она упирается лбом в холодный откос. В разговор она не вслушивается, в висках пульсирует. Они с Нико не говорят о Хайке. Да и если бы Шота захотела, она все равно не знала бы, как и что говорить. Она не была уверена, спит ли Нико, ест ли он что-то сам или только приносит им с Эри совсем не больничную еду. Выглядел он в любом случае скверно. Поэтому Айзава не удивляется, когда слышит в коридоре, перед безлюдной зоной ожидания, неразборчивый, но злой голос Макото. После глухого хлопка, мимо по глянцевому полу скользит пластиковая упаковка с бэнто из супермаркета, останавливаясь у поворота, за которым предпочла остаться Шота. Сбежать ей было некуда. — Хочешь как идиот отправится следом? — интонация Макото звучит холодней обычного. — Пожалуйста! В повисшей тишине прекрасно слышны ее удаляющиеся шаги. Прежде чем Нико разворачивается и идет подобрать с пола бэнто, проходит много времени. Когда он распрямляется, прижимая к груди одной рукой упаковку, то спокойно и устало оглядывается на Шоту. — Я планирую продолжить часть работы Хайке в U.A., — неожиданно говорит он. — Не могли бы вы сопроводить меня туда завтра, Айзава-сан? — Конечно, — сухо кивает она ему в ответ. Рано или поздно ей бы все равно пришлось туда вернутся. Когда она возвращается в палату, Эри в очередной раз разглядывает книги, разложенные на больничной кровати. Склоняется над ними так сильно и сосредоточенно, что волосы падают на страницы, закрывают ее лицо и мешают ей смотреть. Айзава аккуратно садится рядом, наблюдая, как Эри заправляет выбивающуюся прядь за ухо. — Давай я помогу тебе убрать волосы? — Ум… — Эри неловко выпрямляется и сдержанно кивает. Она немного краснеет, скорее всего чувствуя вину, за то, что Шоте «пришлось» о ней позаботиться. — Спасибо. Айзава тянется за расческой, оставленной на тумбочке и думает, что они довольно быстро привыкли друг к другу. По крайней мере, ей так казалось. Белые пряди волос послушно скользят между пальцами, переплетаются друг с другом немного забытыми, но привычными движениями. — Хочешь чем-нибудь перекусить? — А можно? — Конечно, — по-доброму усмехается Шота. — Тогда можно мне яблоко? — после небольшой задумчивой паузы отвечает Эри. Айзава кивает и достает из кармана свою потрепанную резинку для волос. Она повязывает ее на конец косы. — С Эри все будет в порядке, — говорит Нико, когда они садятся в машину на следующий день. Ее неоформленное беспокойство от этого совсем немного, но угасает. Ему хочется доверять. Вполне понятно почему. Все остальную дорогу они не разговаривают, каждый смотрит в свое окно. U.A. кажется непривычным и далеким, словно она не была здесь целую вечность. Все напоминает, что время текло по-прежнему, пока она пыталась от него сбежать. Они все в том же молчании проходят вглубь территории, прежде чем Нико неожиданно останавливается и оглядывается. — Это место выглядит хорошим, — говорит он и они с Шотой встречаются взглядами. — Хотя мне не нравится концепция героев. — Здесь не плохо, — она пожимает плечами. Нико как будто расслабляется и от этого кажется еще более уставшим. Он так и стоит на месте, задумчиво вглядываясь в блестящие на солнце корпуса UA. Айзава его не торопит, ей самой нужно неловко собраться прежде, чем спросить: — Ты в порядке? — Нет, — совсем легко отвечает он. — А вы? Рука невольно трет шею, Шота криво усмехается. Действительно глупый вопрос. Нико показывает рукой на ближайшую скамейку. В это время здесь совсем безлюдно. — Я бы хотел объяснить вам один план, — начинает он, когда они присаживаются. — Мы из-за этого здесь? — Да, — Нико кивает. — В больнице это не получилось бы обсудить. Касательно Эри… Айзава молча ждет продолжения, без лишних вопросов. Он достает пачку сигарет, нерешительно открывает и закрывает упаковку, прежде чем медленно выдохнуть и опять начать говорить. Он рассказывает все. Про их деда, про Комиссию. Как проявилась его причуда, как Хайке заключила сделку, как она уехала, как вернулась. Шота слушает, не отводя взгляда от своих сложенных на колени ладоней. Его рассказ собирает какие-то отрывки из ее памяти воедино. Ей жаль, что она узнает это только сейчас. Жаль, что она не задавала вопросов. Жаль, что у Хайке не было шанса это рассказать. — Они захотят Эри себе, — понимающе кивает она, после того как Нико замолкает. — Да. Поэтому нам нужен опекун, который никак не связан ни с ними, ни с нами. И место, которое может поручиться за ее безопасность и обучение. — Как U.A. — Айзава поднимает голову, чтобы посмотреть на занимающихся вдалеке на спортплощадке учеников. — И человек с причудой, как у меня. — Да. — Хорошо. Нико резко переводит на нее свой до этого рассеянный взгляд. — У вас есть время подумать, это не простое… — Я согласна, — легко прерывает она его. Не сразу, но он кивает, принимая ее ответ. Хотя все равно хмурится. Обсуждение подробностей у директора Нэзу тоже не затягивается. Со всеми документами и бюрократическими процедурами ей помогут. Да и судя по разговору, все было готово заранее. Айзава хмыкает собственным мыслям: удивительно много людей рады помочь перейти дорогу Комиссии. И она теперь тоже не прочь. — Я подожду вас у входа сколько потребуется. Можете не торопиться, — Нико не дает ей времени не согласиться и сразу же уходит. Она вздыхает, трет шею, смотрит в его стремительно удаляющуюся по пустому коридору спину. Ей повезло — как будто Нико специально подобрал момент, когда им приехать — в этот день недели и в это время ни в учительской, ни в общежитии никого нет. Как раз там где ей и нужно. Все кажется одновременно привычным и совсем незнакомым, хотя она не так уж долго отсутствовала. Все документы лежат там, где она их и оставила. Все на своих местах. Шота берет с собой несколько нужных бумаг и оглядывается на единственный пустой стол. Идеально чистый, словно никому никогда не принадлежал, готовый к своему новому владельцу. До своей комнаты она также доходит никого не встречая, но свою дверь открывать не спешит. Прекрасно знает, что пожалеет, толкает дверь другой комнаты. Та легко открывается, код на замке больше не установлен. В комнате конечно же совсем ничего нет, наверное даже пыли. Никаких следов. Накамуры Хайке никогда здесь не было, она никогда сюда не возвращалась. Все это просто было короткой, усталой и одинокой фантазией. Все это было не по-настоящему. Айзава разглядывает пустоту недолго, молча уходит к себе. Ей не нужно много времени, чтобы собрать оставшиеся документы среди своих скудных вещей. Задумывается о том, что Эри понадобится какая-то своя комната, свои вещи. Некоторая приватность? А если причуда выйдет из-под контроля? Что нужно ребенку ее возраста? Шота хмурится, пытается вспомнить себя в детстве, но выходит так себе. Чувство неуверенности в собственном решении приходит неприятной волной, но также быстро уходит. Вокруг достаточно людей, чтобы ей помочь. Она точно как-нибудь разберется. Айзава постукивает край черной папки, чтобы ровно утрясти в ней все бумаги и усмехается. В конце концов, в роли учителя она себя тоже когда-то представить не могла. Она смотрит на часы, отправляется на выход и останавливается у открытой в ванну двери. В стакане над раковиной стоят две зубных щетки. Когда она возвращается, то обнаруживает на скамейке Тринадцать. Нико дремлет, опёршись щекой на чужое плечо. Шота неприкрыто удивляется, ей как-то странно видеть его таким. Стоит ей подойти ближе, как Тринадцать едва поворачивает шлем в ее сторону. От этого слабого движения Нико резко распрямляется и также резко встает. — Извините, — сипло говорит он, касаясь своего лба. — Я буду в машине. Айзава не успевает ничего ответить, как он уходит. Полный неприкрытой неловкости. Тринадцать приставляет кулак к шлему, явно пытается не засмеяться там внутри. — До встречи! — оборачивается ему в след, наконец-то подавив свой смешок. Нико неоднозначно взмахивает рукой, даже не оборачивается. Всю дорогу обратно он смотрит в окно, но Шота все равно видит, как он борется с опять подступающим сном. Перед тем, как вернуться к своим преподавательским делам, она убедилась, что Эри без нее точно будет в порядке и никому не грозит опасность. Казалось, что Нико так часто отвечал всем на эти вопросы, что Айзаве, если честно, хотелось самой несколько раз их повторить, чтобы посмотреть, когда он наконец-то переключится на режим язвительных колкостей. Ей стоило немного улыбнуться этим мыслям, пока они стояли у выхода, как Нико поднимает указательный палец перед ней. — Даже не думайте. Она устало пожимает плечами и переводит тему: — Если я все же понадоблюсь, звони мне напрямую. — Как нибудь разберусь, — он несколько раз взмахивает руками, как бы прогоняя ее. — Мы итак вас тут задержали. Идите уже, Айзава-сан. — Добрый день, Сотриголова, — Эдда появилась у них за спиной из неоткуда. — Нико. Шота едва успевает заметить, как он холодно оглядывается на женщину. — Машина вас уже ждет, — единственное, что он говорит, уходя, хотя обычно добавляет вежливое прощание. Нико проходит мимо Эдды, как кажется Айзаве, показательно ее игнорируя. Та не провожает его взглядом, отрешенно смотрит куда-то в противоположную сторону. Шота не видела ее с того дня, точно также как и старшего Накамуру. Сейчас Эдда выглядела заметно устало, совсем была не похожа на себя из их первой встречи. Даже на смуглой коже различались круги под глазами. Она держала перед собой за дно небольшой бумажный пакет и хмурилась. Уходить она, суда по всему, никуда не собиралась. — Добрый день, — неловко заполнила тишину Айзава. — Я узнала, что вы возвращаетесь в UA, — Эдда поправила очки и наконец-то посмотрела в ответ. — Мне поручили передать это вам. Пакет медленно протянули к Шоте и она точно также взяла его за дно двумя руками. Внутри была жестяная банка с кофе. Айзава растерянно смотрела на нее, хотя конечно же она ее узнала. Словно из той квартиры в ее память впечаталась только она, эта банка, и больше ничего. Только вот сейчас она весила совсем не как пустая. — Что это? — спрашивает она, хотя чувствует, что не хочет услышать ответ. — Это часть праха Хайке. Согласно документам его нужно передать вам, а вы должны его развеять, где сочтете нужным. Стоящая перед ней Эдда серьезна, эта не какая-нибудь чертова злая шутка. Кто тут зло шутил, так это Накамура. Как можно было написать такую чушь в завещании или где она там это решила? Шота теряется, злится, пугается и не может выдавить из себя ни одного вопроса. — Нет, — наконец-то говорит она и зачем-то пытается протянуть пакет обратно. — Так не… Эдда упирается рукой в пакет и прижимает его Айзаве к груди. — Вы должны его забрать, — предельно четко произносит женщина. — Это все, что я могу сейчас вам сказать. В то, что говорит ей водитель, Шота не вслушивается, никак не реагирует. Все дорогу она смотрит в потолок машины и невольно прижимает к себе уже смявшийся пакет. Такая дурацкая идея могла прийти в голову только идиотке, которая решила, что никогда не умрет.