Нулевой потенциал

Эти несколько дней пролетают стремительно, за накопившимися делами и избеганием сочувствующих пожеланий. Она крутит в руках телефон и хмурится. Последнее сообщение, которое она отправила Шинсо, было о том, что их совместные тренировки временно приостановлены. Она честно не знает, что ему сказать. Что тут было бы уместно и правильно. — Эй, — Ямада мягко толкает ее в плечо, но говорит как обычно излишне громко. — Не засиживайся тут! Айзава молчаливо отмахивается от него рукой. Он знает, что это переводится как «сама знаю», но в ответ пренебрежительно закатывает глаза. Хизаши падает обратно на свое кресло и начинает копаться в каких-то бумагах. Больше никого в учительской уж нет. Поверх перегородок Шоте видно его торчащие ввысь волосы. Ямада знает, что если она решила утопить себя в работе, то он ее не переубедит. Поэтому он просто остается рядом. Как и всегда. «Возобновим тренировки со следующей недели по старому графику.» — скупо пишет она Хитоши и выключает телефон. В бюрократической волоките по временной опеке ей практически не надо участвовать. Вместо этого Нико нагружает ее буклетами и конспектами, написанными аккуратным разборчивым почерком. Она еще раз проходится по пунктам с тем, что представляют из себя дети из дисфункциональных семей, пока ждет, когда Эри вернется с очередного обследования: 1) пытаются угадать, что такое норма; 2) с трудом начинают новые дела и доводят их до конца; 3) врут даже тогда, когда сказать правду совсем несложно; 4) осуждают себя; 5) не умеют веселиться; 6) воспринимают себя слишком серьезно; 7) испытывают трудности с построением близких отношений; 8) слишком остро реагируют на изменения, которые они не могут контролировать; 9) все время ищут одобрения и подтверждения собственной значимости; 10) чувствуют себя не такими, как все; 11) либо гиперответственны, либо наоборот; 12) очень лояльны даже тогда, когда эта лояльность незаслуженна; 13) импульсивны. Привязываются к одному плану действий, не рассматривая всерьез альтернативы или возможные последствия. Неудивительно, что Комиссия так легко находит себе подопечных. Шота нахмуривается, очень старается все запомнить — она не чувствовала такой ответственности ни на каком экзамене — еще раз перечитывает пункт 5 и думает о том, что предложение Мидории посетить фестиваль UA, хорошая идея, но все равно переживает. Например из-за пункта 8. — Мы закончили. Все хорошо. Она отрывает взгляд от конспектов и удивленно смотрит на Нико. Он спокойно держит Эри на руках, а она обнимает его за шею. Они выглядят как отец и дочь или как брат и младшая сестра. Никто не заподозрил бы подвох, в отличие от них с Айзавой. Нико распознает это удивление иначе. — Моя причуда не действует на тех, у кого еще не сформировалась префронтальная кора. — Вот как, — растерянно говорит Шота, она даже не подумала, что что-то не так. — Префронтальная кора… — начинает Нико, расценив так связь с ее замешательством. — Я знаю, — спокойно прерывает она его и закрывает тетрадь. Он явно собирается удивленно спросить, откуда, но вовремя останавливается. Это все еще ее озадачивает. Его способность быть одновременно скверным и очень тактичным. Тем временем он аккуратно опускает Эри на пол. — Мне действительно можно на фестиваль? — осторожно спрашивает девочка, задирая голову, чтобы посмотреть на него. Он кивает ей в ответ и улыбается. — Конечно. Ей все равно не по себе. Даже когда Тринадцать, заметив ее напряжение, говорит: — Все будет хорошо. Нико знает, как это — бояться собственной причуды. Шота хоть и кивает, — она сама знает, что Нико ничего бы не разрешил, если бы был даже на малый процент не уверен, — но беспокойство ее не отпускает. Только когда она внимательно следит за Эри издали во время выступления А-класса и видит, как та впервые счастливо улыбается, какой-то спутанный и тугой узел внутри развязывается. Кажется, что все действительно будет хорошо. Эри переезжает в UA, теперь с Нико они будут видеться реже, только на чекапах в исследовательском центре. По крайней мере Айзава так думает, пока не узнает, что директор уговорил его дочитать курс лекций за сестрой. Меняя свою аскетичную комнату на пространство больше приспособленное для ребенка, она последним забирает смятый бумажный пакет. Ей бы хотелось сказать, что она забыла об этой чертовой жестяной банке, но она бы не смогла. Не важно как далеко та была бы спрятана. Жизнь постепенно заполняет все бреши. Проблемы со сном уходят сами. Она опять так устает, что ей совсем ничего не снится. Или она просто не помнит. С Хитоши все сложно. Она не знает, что ему сказать, она так и не придумала, а он каждый раз останавливается, одергивает себя. У мальчишки на финишной прямой выбили землю из-под ног. И у нее нет таких слов, которые могли бы это исправить. Шинсо начинает сомневаться во всем. Как будто еще сильнее, чем раньше. Шота не знает, что с этим делать. Она пытается представить, что на ее месте сделала бы и сказала Хайке? Но так не получится. Единственное, что она может — это дать ему время. Как и себе. Так постепенно заканчивается осень, проходит часть зимы и наступает следующий год. Тошинори ходит на кладбище так часто, как может. Словно наивно пытается наверстать упущенное время. Она убирает увядшие цветы, смахивает редкие осенние листья, к тому времени лежащие вперемешку со снегом, и на секунду замирает, находя под ними собственную фигурку в блестящей упаковке. Это последняя очень редкая коллекция, та, где она с поднятой вверх рукой. Она протирает большим пальцем с пластика следы от нескольких высохших капель воды и вздыхает. Сегодня ей как-то по-особому больно. Шинсо не верит. Накамура Хайке обещала ему столько всего и так уверенно, словно не могло быть иначе. Он непонимающе смотрит на экран телевизора. То, что там говорят, то, что там показывают, не складывается вместе. Ни сообщения о жертвах, ни клубы дыма, ни фотографии, среди которых была молодая девушка с длинными белыми волосами, ни имя написанное катаканой под ней. Хитоши пугается, когда видит рядом с Айзавой не настоящую Накамуру Хайке. Мозг путается, картинка не бьётся, резкое удивление сменяется тревожным испугом. Он застывает на месте, издалека разглядывая незнакомца, а пальцы продолжают дрожать. Когда они с Айзавой возвращаются к тренировкам, Шинсо не знает, что говорить. Все идёт как раньше, привычно и отработано, словно ничего и не произошло. Чем больше проходит времени, тем более неловко ему поднимать этот разговор. Он пытается, но слова не находятся. Он смотрит на Айзаву и она кажется лишь более сосредоточенной. В какой-то момент это его злит. Злит, что она сама ничего не говорит, что ведёт себя как раньше. Словно смерть Накамуры Хайке оставила дыру только в нем. Это так злит, что он отвлекается, путается в лентах, как на первом занятии. А ему лишь терпеливо объясняют заново, дают время и совсем не ругают. Это злит ещё сильней, а потом перестает. Он смотрит на содранную на кулаках кожу и думает, что наверное это и значит быть взрослым. Нести свою ответственность перед кем-то, несмотря ни на что. «Субординация» звучит в голове чужим голосом. За злостью приходит усталость и опустошение. Он даже думает, что Айзава-сенсей такая спокойная, потому что это все не по-настоящему. Ему хочется за это хвататься, но он сам видел новости в телевизоре, публикации в интернете, прикрепленный лист к двери лекционного зала с сообщением об отмене ее лекций и сам стоял перед дверью лаборатории, долго не решаясь повернуть ручку, чтобы узнать, что она действительно закрыта. Наконец-то, сидя в одиночестве на тренировочной площадке, Шинсо удаляет из телефона регулярное оповещение о занятиях с Накамурой и решает сконцентрироваться на том, что важно. Он подтягивает ремешки маски, которую забрал сегодня из мастерской инженерного факультета и медленно вдыхает, придумывая, что сказать. Конечно же, она бы придумала кучу дурацких фраз для тестов. И он бы возмущался, а потом бы они смеялись и Айзава-сенсей закатывала бы глаза, но их за это не наказывала. Хитоши опускает голову в ленты. Она бы расстроилась если бы заметила, как он опять в себе сомневается. Он прошел экзамен. Шинсо смотрит в землю под ногами, ему уже досталось за свои извинения, но все равно хочется извиниться ещё раз. В него вложили столько времени и усилий, а попасть между ним и геройским факультетом так и осталась нескончаемой. Он неуверенно открывает рот и во второй раз уже готов выдавить из себя слова, ожидая, что его пять сдавят ленты, но замирает. На его голову опускается ладонь, придавливает лохматые волосы. — Перестань, — голос Айзавы-сенсей непривычно мягкий и тихий. — Она была бы рада за тебя. Ты молодец. Хитоши сжимает кулаки со всей силы. Он может только зажмуриться и едва кивнуть в ответ, сильнее утыкаясь в ленты на своей шее. Они с Хизаши едут в Тартар. И все внутри Шоты разваливается. И это еще больнее, чем много лет назад, потому что этого быть не должно. Потому что черный дым перед ней, никак не может быть теми же белыми облаками, которые она так отчетливо помнит. Она сжимает челюсти, трет глаза. Она зла и опустошена. Как будто она вот-вот будет разломана на острые части, которые уже вместе не собрать. Поэтому она резко дергается, от прикосновения к ее локтю, когда они выходят наружу к пронизывающему ветру. Касающаяся ее локтя Эдда выглядит усталой, она пытается улыбнуться, но у нее выходит так себе. — Украду вас на несколько минут? — Согласно протоколу, вы не можете… — начинает Наомаса. — Я могу не следовать протоколу, детектив, — спокойно прерывает она его и он в ответ недовольно хмурится, но больше не спорит. Айзаву все еще мягко держат и не отпускают. Она бы сейчас хотела оказаться за тысячи километров от этого места. Она бы наверное хотела больше никогда не видеть Эдду с того раза, но она почему-то оглядывается на напряженного Ямаду и говорит: — Все в порядке. Эдда ведет ее к какому-то выступу в этой тюремной крепости, где неожиданно почти нет этого пробирающего ветра. Она протягивает ей небольшой флакон. — Это капли для глаз, они должны вам помочь. — Хорошо. — Извините, что вам пришлось это сделать, — женщина достает из кармана лабораторного халата потертую сигарету и как-то отрешенно вертит ее между пальцами. — Это нелегко. Мы в большом долгу перед вами. — Я надеюсь, его родители никогда не узнают об этом. — Никто из персонала не имеет права это разглашать. В Комиссии есть человек с причудой, позволяющей сразу же узнать, что кто-то разболтал то, что не должен был. Шота медленно кивает. — И о чем вы хотели со мной поговорить? — она устала, но почему-то продолжает стоять здесь и слушать. — Я хочу ответить на ваши вопросы. — И как же человек из Комиссии? — Моя причуда позволяет создавать условия для причуды, которую на меня применили. У нас есть некоторое время. — Вот как, — у Айзавы в голове все еще отвратная мешанина. Хочет ли она вообще знать что-то еще, поверх того, что случилось? Она вздыхает. — Возможно ли его вернуть? Эдда поджимает губы, все это время она смотрит куда угодно, но не на Шоту. — Это невозможно, — она складывает руки на груди. — Благодаря вам мы получили информацию для дальнейшего исследования, но сейчас я не могу ничего предположить и тем более обещать. Волны ударяют в бетонную площадку и брызги сразу же уносит ветром. Что дальше будет с Курогири? Почему-то кажется, что кроме «я ничего не могу обещать» ответов она не добьется. Да и не стоит. — Я пойду. — Айзава-сан, — Эдда наконец-то поднимает на нее взгляд. — Что вы сделали с прахом? — Ничего, — ей хочется чтобы этот разговор поскорее закончился. — Вот как, — женщина рассеянно кивает и ее очки немного сползают по носу, она смотрит на так и не зажженную сигарету у себя в руках. — Когда погиб мой муж, я перевернула все. Никак не могла поверить, искала тайные подсказки, видела их везде как безумная. Вытрясла весь прах, разобрала урну. Его родня, знаете, была не рада такому… В них ударяет сильный порыв ветра, выбивая ту самую сигарету у Эдды из рук. Она пытается поймать ее, но ту уже уносит куда-то высоко, вдоль бесконечной бетонной стены. Женщина еще какое-то время удивленно смотрит ей в след. И Айзава в этот момент почему-то не решается ни уйти, ни что либо сказать. Пока Эдда не поворачивается к ней и улыбается: — Но наверное все проходят через это по-разному, так ведь? Когда Шота садится в машину, Эдда извиняется, благодарит, и по-японски кланяется ей вслед. От всеобщей поддержки Хитоши некомфортно на всех уровнях. Ему помогают, подсказывают и хвалят. Хотя ему все равно все еще надо, как в заезженной фразе, бежать изо всех сил, чтобы оставаться хотя бы на месте. Но больше всего ему не по себе от излишнего внимания Мономы Нейто. Он его пугает, в любой момент, как по щелчку тумблера, оказывается эмоциями наизнанку. А потом говорит: «Мы похожи» и говорит: «Мне тоже ее не хватает». И оказывается, что намеренно нелюдимому Шинсо нужны были эти дурацкие слова. Хитоши трясет головой и ненадолго сильно зажмуривается. Ему сейчас не до этого. Он пару раз прокручивает список покупок в голове и убеждается, что ничего не забыл. У него так мало времени в сутках из-за перевода на геройский, что пришлось выскочить в магазин сразу в куртке на спортивный костюм UA, чтобы потом успеть на тренировку к Айзаве-сенсей. Шинсо устало выдыхает и его дыхание поднимается светлыми клубами в холодном вечернем воздухе. Он наблюдает как пар рассеивается, пока его не хлопают ладонью прямо в грудь. — Вы найдете всю важную информацию в буклете! — оповещает звонкий голос человека, который уже заходит ему за плечо. Хитоши растерянно прижимает свободную от пакета с покупками руку к груди и понимает, что к нему придавливают тот самый буклет. Лишь после этого рука незнакомого парня его отпускает. — Наше общество требует перемен! — продолжает тот, не глядя раздавая свои бумажки усталым прохожим. Незнакомец движется сквозь толпу так быстро, что как только до Шинсо доходит раздражение от такой наглости и он оборачивается, от того на мгновение видна только кепка да короткие торчащие черные волосы. Даже голоса уже не слышно. Хитоши чертыхается, хмуро смотрит на буклет с надписью «война за свободу супер сил» и сразу же ищет взглядом ближайшую мусорку для бумаги, но находит ее только метров через 100. Сверху уже лежат несколько листовок и он докидывает свою, как из нее выпадает еще одна бумажка. Сделав несколько петель в воздухе она падает на землю и это заставляет его измученно вздохнуть. Шинсо наклоняется и замирает, растерянно глядя на талон на бесплатный рамен, с надписью от руки по диагонали. Он моргает, потом моргает еще раз. Хитоши осторожно берет бумажку в руки, а сердце уже бьется где-то в горле. — Нет… Бумажка отправляется в карман, мимо которого он несколько раз промахивается. Шинсо резко распрямляется и засовывает руку в прямоугольное окно мусорной корзины, вынимая оттуда сразу несколько буклетов. Проходящие мимо люди шарахаются в сторону, но ему сейчас плевать на них. Он панически разворачивает каждый найденный буклет, трясет его и бросает себе под ноги. Когда они заканчиваются, он дрожащей рукой подсвечивает содержимое мусорки телефоном, пытаясь найти пропущенные. Убедившись, что больше нет ничего похожего, он испуганно оглядывается, пытается разглядеть нужных людей в толпе и лишь через какое-то время замечает идущую мимо девушку, внимательно читающую буклет. — Извините! Простите! — он зачем-то выставляет руки вперед и она конечно же со страхом отшатывается от него. — Пожалуйста простите! У вас внутри не было никакого талона на еду? Внутри буклета! Она отрицательно мотает головой и настороженно наблюдает, как он запускает пальцы себе в волосы и замирает. — Вы голодны? Вам нужна еда? — обеспокоенно спрашивает она. — Нет! Нет! Вовсе нет! Извините! Простите! — Хитоши начинает пятиться. Девушка, по прежнему не двигаясь, смотрит, как он начинает куда-то бежать, затем возвращается, чтобы спешно вернуть все вываленные на землю буклеты обратно в мусорный ящик и еще раз перед ней извиниться. Уже с поклоном. Когда Шинсо добегает до тренировочного зала, его легкие не просто горят, там уже нет места для воздуха. Он роняет пакет на пол и упирается руками в колени, пытаясь хоть как-то отдышаться. — Ты вовсе не опаздывал… — немного хмурится стоящая перед ним Айзава. Хитоши хлопает себя по карманам и вызволяет немного смявшийся талон. Он протягивает его Шоте держа в вытянутых руках. — Что это? — Это немецкий, — хрипло отвечает он. — Это «поздравляю» на немецком. Она осторожно берет бумажку из его рук и непонимающе смотрит на очень длинную надпись золотым маркером. — Откуда? Шинсо опускается на пол и упирается рукой в вспотевший лоб. — Незнакомец. На улице. Внутри буклета, — выдавливает он из себя. — В других буклетах такого не было. Только в моем. Надпись блестит в свете ламп и Айзава смотрит на нее совершенно бездумно, пока не переворачивает талон, чтобы посмотреть, есть ли еще что-то. Что-то отвратительно холодное разрывается где-то внутри. С обратной стороны на нее смотрит подмигивающий кривой кот. Это все какая-то злая шутка. — Только она могла это написать! В его голосе Шота слышит, что он верит в это. Что он схватился за это и не собирается это отпускать. А перед ней стоит Курогири. Она опять слышит все объяснения, что это ному, это сшитые вместе трупы и мешанина из органов. Это не тот человек, которого они знали. Айзава сжимает челюсти. Ей нельзя верить. Он сама видела, сама касалась холодных пальцев. — Этого не достаточно, — тихо говорит она, сильнее сдавливая бумагу между пальцами. Если это опять повторяется? Если труп точно также подменили перед кремацией? Она вспоминает кофейную банку стоящую на полке, с которой она так и не решила, что будет делать и волна холода внутри на секунду замирает. — Никто не мог знать об этом разговоре! — не успокаивается Хитоши. — Пойдем, — она поднимает его с пола за шкирку как котенка и тянет запинающегося студента за собой. Эри сейчас с Мирио, у них еще есть время до того, как они вернутся. Она идет в учительское общежитие и даже с первого раза вводит код от своей двери и включает свет. Шота хватает эту проклятую банку и снимает тугую крышку. — Что это? — растерянно спрашивает Шинсо, глядя как она высыпает содержимое на стол в крошечной кухне. — Прах Хайке. — Что? — его глаза округляются. Она упорно перебирает прах, ищет в нем хоть что-нибудь инородное. Убедившись, что в нем ничего нет, Айзава внимательно ощупывает банку изнутри, проходится пальцами по крышке, но и там нет никаких следов, никакого второго дна. Черт. Она зажмуривается, трет переносицу и успокоившись, осматривает жестяную банку снаружи. Среди потертостей, которые она как будто бы помнит, удается найти небольшое место с более глубокими короткими выбоинами. — Ручка и бумага, — коротко говорит она. Хитоши заметно паникует, сначала начиная шарить руками по куртке, которая все еще была на нем, затем суетливо осматривает комнату и наконец-то находит нужное на столе, среди рисунков Эри и разбросанных карандашей. Когда он садится рядом с Айзавой, он даже не дышит, как и она в этот момент. Она сосредоточенно переписывает буквы на бумагу, ручкой с блестками и каким-то милым котом на цепочке, стараясь не пропустить ни одной отметины. Из-за старых потертостей буквы едва различимы. sh E S a li V e Они вместе долго напряженно смотрят на получившуюся надпись. — Она жива, — наконец-то произносит Шинсо очень тихо. Шота закрывает лицо руками и просто измученно мычит. Этого не достаточно. Это полная чушь. Она швырнет эту проклятую банку Эдде в голову. Она хочет увидеть Комиссию по безопасности в огне. Этих доказательств все еще недостаточно. Но она уже вцепилась в них и не хочет знать ничего другого. Эта идиотка жива.