В жизни бывает всякое

      Стать моряком я хотел с самого детства. С родителями мы жили в Севастополе, и, приходя на набережную, я видел как огромные корабли заходят в городской порт. Я с замиранием сердца смотрел на эти глыбы и восхищался. Мне казалось, это романтичным. Затем в школе я прочитал «Алые паруса» Александра Грина и пообещал себе, что однажды я обязательно встречу свою Ассоль. Я грезил мечтами о долгих плаваниях, о бескрайнем океане. Я даже приходил в шторм к набережной и из-за ограждения смотрел на безумные волны, сметающие все на своем пути. Стихия. Она меня поражала. Я восхищался ее силой. А именно силой влюблять в себя всяких мальчишек, по типу меня.       Мечты не сбываются? Я вас умоляю. Мечты остаются мечтами только в том случае, если их никто не поддерживает. Сама по себе мечта — это искра, которой нужно помогать разгораться в пламя. Мои родители подбрасывали дров. Вся комната была увешана фотографиями кораблей, начиная от маленьких катеров, заканчивая громадными круизными лайнерами. С отцом мы не раз собирали модели военных кораблей, и к моим пятнадцати годам вся полка была ими заставлена.       Я не боялся моря, не боялся воды. Частенько с дедом мы выходили в море на его рыбацкой лодке. Выходили в штиль, а иногда вступали в спор с волнами. Это действительно подобно спору. Только вот спорить приходится с морем. Дед говорил: «С открытой водой — с ней, как с женщиной, главное вовремя уступить, дать слабину. И в этом нет ничего постыдного. Помни, сынок, море — это женщина, которая хочет быть счастлива. Если не уступишь ты, то она все равно добьется своего, может, причинив тебе боль.» Так вот знаете, что бывает, когда мужчина продолжает упорствовать? Тонут корабли.       Мое стремление не закончилось на том, чтобы коллекционировать кораблики и развешивать фотографии. Я поступил в морскую академию в городе на Неве. Кстати, там же я встретил свою Ассоль. Правда, обзавестись алыми парусами к тому времени мне еще не удалось, но это тогда большой роли не играло. Мы полюбили друг друга не с первого взгляда. Мне понадобилось около полугода, чтобы она меня полюбила, чтобы поверила мне, чтобы начала доверять. И я донельзя этим дорожил. Сейчас скорее всего скажу банальную вещь: доверие очень дорого стоит. Можно потратить месяцы, годы, чтобы его заполучить, и достаточно мгновения, чтобы феерически все прос… потерять.       Это была моя не первая любовь, но я был уверен, что не мимолетная. Наверно, потому что я ее по-настоящему любил. Отец задолго до того момента объяснил мне, что есть девушки, с которыми хочется погулять, а есть девушки, которых хочется брать в жены. Именно такой и оказалась моя Александра — ее хотелось взять в жены.       Так и случилось. Спустя еще год или полтора мы поженились, и были очень счастливы. Конечно, в жизни не бывает без разногласий, как и в море без штормов. Тем не менее, любая встряска — это проверка на прочность. Злые волны со всех сторон бьют по кораблю, дабы протестировать его, насколько он крепок. Так и жизненные неурядицы проверяют людей: смогут ли они пережить их вместе. Кто-то, стиснув зубы и сцепив руки, преодолевает волну за волной, а кто-то при первой же качке расходится по разным берегам. Выбор стоит за капитаном.       Самое интересное, что в семейной жизни все очень запутанно и непонятно, кто есть капитан. А на судне с этим вопросом все проще. После нескольких лет службы на флоте я получил это гордое звание, которое стало воплощением моей мальчишеской мечты. На тот момент у меня уже была дочь, я был во многих командировках (так принято выражаться у гражданских) и получение столь престижного звания было для меня пиком того, чего я когда-либо хотел достичь. Я был счастлив. Что для мужчины счастье? Любимая женщина рядом, здоровые дети и работа, где он может реализовать себя. Глуп тот, кто это делает, приходя домой, но я не хочу об этом.       Я чувствовал себя парусником, отнюдь не одиноким, чьи паруса были наполнены ветром, который был готов на самые далекие хождения по морям, может, даже был готов свернуть горы, если оно понадобится. И каким дураком мне надо было быть, чтобы истинно верить: так будет всегда. Скажи я это вслух, надо мной посмеялся бы каждый, кому не лень. Навсегда ничего не бывает.       В общем, дома начались проблемы из-за того, что я очень много времени проводил на работе. Меня не было неделями, как-то раз я уходил почти на месяц. Моя доченька росла без отца, но с гордостью заявляла: «Мой папа — капитан!» Она с такой радостью встречала меня на причале, что каждый день, проведенный в море, я поскорее хотел пережить, чтобы наконец уже оказаться дома с двумя самыми нужными мне девушками на всей планете. Я привозил им подарки, и дни, когда я был дома, мы проводили вместе, но этого не хватало. Это не спасало ситуацию. — Милая, — однажды обратился к своей жене в прекрасный субботний вечер, — в понедельник утром я ухожу в море. Это обязательное учение, которое будет длиться, — я взял паузу, — полгода. — Сколько? — ее голос оборвался, она перестала мыть посуду за ужином. Она повернулась на меня и посмотрела глазами, полными недоумения вперемешку с грустью и беспомощностью. Честно говоря, я сам боялся того, что сказал. Я боялся не моря, не штормов, не кого-то еще. Я понятия не имел, как я буду полгода без тех, ради кого моя жизнь — настоящая жизнь, а не простое существование. — Полгода, — повторил я и перед тем, как она хотела возразить, добавил, — мы получим хорошие деньги. — Это не так важно, Олег! — она выключила воду и повернулась ко мне лицом, оперевшись о столешницу, — деньги не самое главное в нашей жизни. Я неделями живу без мужа. Я ухожу из пустой квартиры и возвращаюсь в пустую квартиру. Я так не могу. — Я понимаю, тебе тяжело, — я подошел к ней и мягко обнял за плечи, — но после у меня будет огромный отпуск. Мы сможем поехать в загородный пансионат или, если вам захочется, поедем куда-нибудь, где тепло и есть море. Можем даже к океану. Но эти учения — моя работа, мой долг. Понимаешь? Я очень надеялся, что она скажет: «Да, понимаю. Мы будем ждать.» Я смотрел в ее глаза, которые хотели плакать и боролся с безвыходностью из ситуации. Хоть и говорят, что безвыходных ситуаций не бывает, бывают такие, которые загоняют в угол и ставят перед очень жестоким выбором. — А как же я? Я — больше не твой долг? — выдала моя жена, заставив меня пойти на попятную. Во мне вспыхнула спичка. — Послушай, я давал присягу Родине. И если Родина сказала «Надо!»… Не знала ли ты этого, когда выходила за меня замуж? Она не вспылила в ответ. Лишь заглянула в мои глаза, горящие возмущением, тяжело вздохнула и произнесла голосом, почти дрожащим по неизвестной моему разуму причине: — Не думала, что скажу этого, но мне жаль, что тебе дали капитана. После этих слов, она вышла с кухни, оставив меня наедине с моими мыслями и несколькими тарелками в раковине.       Для меня было все решено — я обязан выйти в море. Я — человек военный, и для меня строго существует слово «надо», я не могу прийти к адмиралу и сказать мол я не смогу — моя жена против. Тогда я думал, что меня это оправдывает. Собственно, это меня и оправдывало. Это было правдой, а правда всегда играет роль защитника. Конечно, если она не передана врагу. Я не мог точно определить, кто в той ситуации приходился мне врагом. Возможно, даже я сам.       Я был предан своей семье и своей работе. Как выяснилось, работе — больше, поэтому в понедельник мы отчалили из Петербурга. Направлялись мы через Баренцево море в Северный Ледовитый. Затем мы должны были пройти по всей морской границе нашей необъятной страны почти до Камчатки и вернуться обратно. Посмотрев прогнозы, изучив заранее карты и еще много чего, я сделал вывод, что если не будет сильных штормов и долгой непогоды, то мы вернемся раньше, чем через полгода. Это не могло меня не порадовать.       Как сегодня я помню тот день. Мы сделали крюк возле северо-восточных границ и направились в родную гавань. Море нас несильно баловало плохими погодами, поэтому каждый спокойно выполнял свою работу. Все были в предвкушении встречи со своими близкими и предстоящего отпуска. В воздухе от сконцентрированного на одной палубе желания аж трещало напряжением. Среди моряков то и дело ходили разговоры о том, как хорошо на суше. Конечно, ведь всегда хорошо там, где тебя ждут. Обычно они беспрерывно травили разные байки, но тут уже все знали эти байки наизусть, поэтому им пришлось сменить вектор разговоров. Они, как и мы все, были в ожидании того момента, когда мы пересечем определенную долготу, у нас наконец-то появится интернет — мобильная связь в Ледовитом океане ужасная, а точнее никакая — и мы сможем созвониться, списаться с теми, кого оставили на берегу.       Я был на капитанском мостике, недавно передал управление своему помощнику и наслаждался пейзажем за окном. Тихие, спокойные бескрайние морские просторы, вселяющие умиротворение. Один единственный наш «Адмирал Колчак» и синяя молчаливая бездна — завораживающе. Мы шли домой, и я помню, как меня переполняли чувства. Почти захватывало дух от того, что мы становились все ближе и ближе к знакомым берегам. Я унесся куда-то в свои мысли, мечты, и лишь тишина звенела в ушах. Вдруг по палубе понесся гул. Я сошел с мостика и увидел, как все мои матросы улыбаются, глядя в телефоны, что-то обсуждают, отвечают на сообщения. — Да будет свет! — произнес я, зайдя обратно, и с улыбкой достал телефон. Мне с нетерпением хотелось прочитать сообщения, оставленные женой или доченькой. С превеликой радостью в душе открываю чат и вижу смс от жены, торопясь, нажимаю на него. Глаза сами, быстрее, чем мозг успевает обрабатывать информацию, бегут по строчкам. Мое сердце бьется все чаще и чаще. Дочитав до конца, меня обдало кипятком. И, в прямом смысле этого выражения, бросило в жар.       Надев черное шерстяное пальто, не застегивая, я пробкой из бутылки вылетел на холод. Северный ветер отвешивал мне жгучие пощечины, будто пытался пробудить меня, но я не хотел просыпаться и верить своим глазам. Я несколько раз перечитывал написанное и не мог смириться, не мог принять тот факт. Она писала: «Олег, здравствуй. У нас с Алиной все в порядке, мы живы-здоровы. Надеюсь, у тебя тоже все хорошо. Я не знаю, когда ты прочитаешь мое сообщение, но мне важно тебе сказать, что наша жизнь круто изменилась. Однажды ты выбрал карьеру, а я выбрала тебя, но теперь получилось так, что я хочу выбрать человека, который выбирает меня. Каждый день. И я встретила такого человека. Мы с Алиной переезжаем в Новосибирск, она согласна жить с нами. К твоему возвращению я пришлю заявление на расторжение брака. Прощай.»       Мои руки затряслись. Я огляделся вокруг и, определив, что никого нет, признался себе, что чертовски хочу дать волю слезам. Но как так? Я же мужчина! Да еще и капитан судна! Я теми же дрожащими руками достал из пачки последнюю сигарету и закурил. Тогда я поверил бы во что угодно. Будь то существование призраков или «Летучего Голландца» — неважно. Лишь бы не в то, что женщина, в которой я заключил свой мир, ради которой я был готов на все, решила меня оставить. Вспомнив «Голландца», я усмехнулся тому, что у его капитана не было сердца — он его вырезал. И вот со своим я хотел бы сделать то же самое. А оно, черт побери, по-прежнему билось у меня в груди.       По приезде в серый Санкт-Петербург я, разумеется, получил хорошую зарплату и отпуск, который был мне совсем не кстати. Каково же было мое отчаяние и горе, когда я, капитан «Колчака» в черном прямом пальто с погонами на плечах, под золотой ремень со звездой на пряжке, вернулся из дальнего плавания ни к кому. Я сошел на берег и, неся свой чемоданчик, брел домой без всякой о том радости. Я бы шел так вечно, только бы никуда не прийти. Люди оглядывались на человека, идущего в капитанской форме по улицам промозглого города, наверняка восхищались им, но мне было плевать. Я не чувствовал себя капитаном. Да что там! я даже человеком себя не чувствовал.       Придя в пустую квартиру, я прекрасно понял, о чем так страдала моя жена. Вскоре, желая ей только счастья, я подписал заявление на развод и начал молиться о том, чтоб это быстрее закончилось. Деля вечера с бутылкой, я смеялся со слезами на глазах над тем, как торопился домой. Будь я на тот момент в море, знай я все наперед, я бы этого не делал. Перед глазами все плыло, словно я находился в маленькой лодочке, измотанной долгой качкой. Меня штормило. Я будто заболел, хотя физически мое тело было в норме. Я не включал в квартире свет, забыв про мобильный, вырвал с корнем домашний телефон, чтоб до меня не дозвонились, и, глядя на себя в зеркало, видел законченного алкоголика с приличной дырой в груди. «Ну, и славно! — подумал я, — Славно, что у меня больше нет сердца.»       Когда мне пришло свидетельство о расторжении брака, я думал, что умру окончательно. Однако умер я задолго до этого. Моя жизнь превратилась в существование, какому я не мог определить смысла да и, честно говоря, хотел-то не особо. Спустя пару лет после моей «смерти» от инфаркта умер отец, а еще через год умерла мать — не выдержала этой жизни без него. Я тоже мечтал о чем-нибудь таком, потому что человек, обреченный на страдания, перестает быть человеком. Неважно физические они или моральные — одиночество неплохо выматывает. Моя тоска только разрасталась в объемах, и привязанность к алкоголю тоже.       Отпуск выдался на славу. Я, кстати, здраво (не скажу «трезво») понимал, что в таком состоянии меня выгонят с флота, что никакому судну не нужен горе-капитан. Был бы я пиратом — другой разговор, а военно-морской флот мне этого не простит. Знакомые говорили, что я заметно постарел (и в правду седина появилась на висках, с которой бороться уж точно было бессмысленно). В мою голову закралась идея об увольнении, и с каждым днем она становилась менее безумной. И все же почти каждое утро, когда солнце только всходило над культурной столицей, освещая серые камни старых аристократических зданий, я приходил на набережную к Финскому заливу, садился на пустую холодную лавочку и смотрел вдаль. Безлюдные просторы пленили меня, но еще больше меня пленили те северные воды. И вот спустя несколько минут я не мог себе даже представить, как буду жить без моря.       Были времена, когда я не мог допустить и мысли, что смогу жить без своей жены и без дочери. А потом вот жить пришлось. Думаю, с морем было бы то же самое — я бы смог без него. Я бы смог без него, без родных мне людей. Другой вопрос: где? В могиле?       Отпуск кончился. К этому времени сердца у меня уже не было. Вырвать из груди его не удалось, но я поклялся, что отныне у меня его не будет. Не хочу говорить, что к этому меня привело предательство, которое мне пришлось пережить, — уж слишком драматично звучит. Я всего-навсего разочаровался. Знаете, как говорят: чтоб не разочаровываться, не стоит очаровываться. И я решил жить по этому принципу. Я осознал, что затянутое облаками небо куда приятнее, нежели солнечный день, потому что в первом случае каждую минуту ждешь, что вот-вот и пойдет ливень, не надеешься на что-либо иное. Во втором же — просто живешь, наслаждаясь теплыми лучами. И каково разочарование, когда вдруг гром посреди ясного неба!       Отец учил меня, что человек, обладающий широкой душой и большим сердцем, должен быть хозяином своего слова и придерживаться своих моральных принципов. И я почти добрался до той стадии, на которой при отсутствии души и сердца я мог себе позволить не сдерживать обещаний и отодвинуть принципы. К счастью или к сожалению, достичь того состояния не удалось, потому что я вернулся на палубу и мой статус не позволял такой роскоши как слабость.