Счастливый брак зависит не от того, насколько вы совместимы, а от того, как вы справляетесь со своими различиями.

      Дорожки парка были усыпаны красным ковром. Кленовые листья всех оттенков этого цвета шуршали под ногами, успокаивая. Алекто нравилось слушать природу. С самого детства ей нравилось гулять в одиночестве и вслушиваться в пение птиц, шелест травы и стрекотание кузнечиков. Сама мисс Кэрроу находила в одиноких прогулках — успокоение. С каждым шагом сделанным без надзора ей становилось легче дышать. Алекто могла гулять вокруг Кэрроу — холла целыми днями, и даже повидавшие многое домашние эльфы за глаза считали юную хозяйку сумасшедшей. А девушка просто наслаждалась такой мимолётной свободой. Порыв ветра скинул с головы не очень глубокий капюшон, играя с медными прядками не собранных в причёску волос. Прикрыв глаза, Алекто кружилась под музыку природы в вихре кленовых листьев, раскинув широко руки, как в детстве. Когда все было хорошо. Растворяясь во времени и пространстве пока сквозь пелену забытья не услышала зов реальности в воплощении брата.       Амикус стоял и рассматривал её, вечно ледяные, прозрачно серые глаза выражали явное осуждение. Тонкие губы скривились презрительно, когда он убирал несколько небольших листиков, что застряли в ее длинных запутанных волосах.       — Отец хочет видеть тебя. А ты опять забыла о времени, — в голосе не сожаление, а констатация факта. Его пальцы тонкие и костлявые, такие же как её собственные, крепко вцепились в локоть. Алекто опускает глаза, и уже в который раз послушно следует в Кэрроу-холл, в свою персональную тюрьму. ***************************************************************************       — Бин, помоги хозяйке привести себя в порядок! — бросает Амикус едва за ними закрывается дверь холла. Им обоим семнадцать. Вот только Амикус наследник и потому уже взрослый, а она Алекто, всего лишь дочь и сестра.       Не удостоив брата даже взгляда, Алекто поднимается в свою комнату. Ее маленький мир, ее убежище. Все стены обшиты зелёным бархатом с вышитыми растениями, светлый высокий потолок украшенный лепниной с причудливой треугольной кованой люстрой. Трюмо из красного дерева принадлежало матери, поэтому маленькая Алекто стоя на коленях перед отцом просила отдать его ей, а не уничтожать как все остальные вещи почившей Розалин Кэрроу в девичестве Боунс.       Смотреть на себя без необходимости Алекто не любила. Отражение показывало не её, не ту Алекто Кэрроу. С той стороны стекла на нее смотрела причудливая химера: медные волосы и практически бесцветные глаза — матери, высокий лоб, и болезненно бледная кожа — отца, несколько веснушек на носу и никак не покидающие по-детски пухлые щеки — бабушки Боунс, в целом подтянутое, но пухлое с формами тело — бабушка Кэрроу. Разве что явных следов во внешности от своих дедушек Алекто не наблюдала. Впрочем, мигрени с раннего возраста и жестокость она от них явно успела перенять. Бин помогла убрать волосы в низкий пучок и надеть новое чистое платье. Вот уже из зеркала смотрит мисс Кэрроу — представительница древнего магического аристократического рода, а не она — Алекто. ***************************************************************************       Отец не утруждает себя, о том, чтобы встать и поприветствовать единственную дочь — нет и речи. Альфред Кэрроу бросает на нее один взгляд, да делает жест, рукой давая понять, что она может присесть. Алекто садиться на самое дальнее кресло от отца, и не смеет поднять глаза. Она знает, что будет дальше. И начинает считать.       "Один, два, три" — мужская рука ложиться на плечо, сильно сжимая. "Четыре" — вторая резко дёргает волосы, вынуждая откинуть голову максимально назад и широко открыть глаза. "Пять" — затылок встречается с деревянной спинкой кресла. Перед глазами яркие пятна еще только сияют, когда пощечина наотмашь запускает новый фейерверк. "Шесть" — колени сквозь платье и ковер чувствуют холод камня, а губы чувствуют кровь. "Семь" — знакомый за десять лет свист, и десятки тонких крученых плеток опускаются ниже спины. "Восемь" — еще удар, Алекто мычит не от боли, от унижения. К боли она давно привыкла. "Девять" — удар с оттяжкой, больнее. Алекто чувствует, как струйки крови пропитывают бельё и ей стыдно. "Десять" — в живот прилетает пинок острым отцовским ботинком и Алекто сворачивается в позу эмбриона. Она не кричит, лишь воет, словно раненый зверь, да зажмуривает глаза покрепче.       "Круцио" — четко и твёрдо, как и отцовская рука подымающая палочку. Алекто катается по ковру воя и смеясь, задыхаясь от боли. Чувствую каждую рану и вскипающую чистую кровь, что течет по ее венам. Течет, отправляя и убивая свою владелицу. В такие моменты Алекто понимает свою мать. Отчего та, узнав, что один из родившихся близнецов девочка, рыдала и пыталась задушить подушкой новорожденную дочь. Розалин знала, что жить Алекто все равно не будет. Выживать — да. Новое "круцио" находится девушка едва оторвавшую голову от ковра, и, посчитав до тридцати, она проваливается в пустоту. Сквозь саван боли она чувствует руки Амикуса и его дыхание около своего уха. Впрочем, ей уже все равно — осталось одно желание не открывать глаза больше никогда. ****************************************************************************       Но ей приходиться открыть глаза. Потому что спящего рядом Амикуса трясет, и он мечется по кровати. Нужные заклинания она применяет быстро и уверенно, только после этого обращая внимание на себя. Тело ломит, но нужно встать и дойти до душа. Мимолетом в зеркале Алекто замечает и синяки на шее, и следы чужих пальцев на бедре. Вода обжигает. Согревая и расслабляя измученное тело. Среди множества флакончиков Алекто безошибочно выбирает нужный. Отец не получит чистокровных Кэрроу. Не от нее точно. ****************************************************************************       К девятнадцати в ее обязанности входит лишь вести себя соответственно положению при редких выходах в свет и быть рядом с Амикусом, чтобы снимать приступы. А наследников роду Кэрроу родит Айрис Флинт.       В день свадьбы Амикуса, ей впервые мерещится ощущение свободы. Ей жаль Айрис, но свой собственный шанс она упустить не может. Кэрроу — холл не видел столько гостей со временем свадьбы родителей. Отец все равно недоволен, ведь Темный Лорд не появиться на торжестве. Альфред Кэрроу любил сплетни и считал их очень полезными именно поэтому он зол еще больше. Знание того, что на день рождения Беллатрикс Лестрейндж, Милорд прибыл заранее, отравляет ощущения праздника.       Именно на свадьбе брата Алекто попадается на глаза Мадам Лестрейндж. Отец не может перечить той, кого называют Миледи и Алекто оказывается в тренировочном лагере будущих Пожирателей. Там она впервые чувствует себя свободной. Ни ранние подъёмы, ни тренировки, ни Долохов с его вечно злобными шутками не пугают её. Оказывается можно беседовать за пятичасовым чаем, оказывается можно работать в команде, оказывается можно влюбиться и полюбить.       Первая влюблённость в Рабастана прошла, оставив после себя лишь какую-то чужую ей ранее теплоту. А вот Барти. В его карих глазах и чуть нервной улыбке она растворилась. Они постоянно оказывались в одной тренировочной группе, и он умудрялся ненавязчиво, но помогать. И даже своим первым поцелуем она была обязана Долохову. Тому надоело видеть слоняющегося Крауча, который зависал в самый неподходящий момент глядя на ее губы.       — Будь мужиком, иди и поцелуй её, — выдыхая дым от сигареты в хмурое осеннее небо. Барти поцеловал, прямо на дереве, на котором они и прятались. Это было лучшее время в жизни Алекто. Пока не узнал отец. Потом события развивались слишком быстро, и в итоге она вновь оказалась заперта в Кэрроу — холле. ****************************************************************************       Когда родились Флора и Гестия они рыдали с Айрис вдвоём. Потому, что рождение двух девочек вызвало гнев не только отца, но и Амикуса. Айрис продержалась дольше, чем ее собственная мать. В пятый день рождения племянниц их мать покончила с собой.       Алекто смотрела на двух маленьких девочек, что жались друг другу и плакали уже совершенно беззвучно. Только горькие крупные слезы стекали по щекам. Именно тогда она решилась. У нее не было защитника, а у этих девочек будет. Руквуд учил их не только делать взрывчатку, или временно накладывать чары невидимости. Он учил их, и варить разные полезные яды, которые ядами не являлись. В последнюю встречу Барти подарил ей жёлтый нефрит. ****************************************************************************       Самый лучший день в жизни Алекто Кэрроу и самая лучшая осень. По парку около холла носятся, догоняя друг друга Гестия и Флора. Завтра им исполниться шесть. И это будет первый из череды их лучших дней рождений. И, конечно же, они навестят могилу деда в семейном склепе, который умер год назад, впервые написав завещание не только на сына, но и на дочь с внучками.