«Мир изменился — и это так странно, словно мы не в новом времени, а в совершенно новом мире. Столько всего — непривычного, странного, пугающего и приводящего в восторг — что держать себя в руках нам с Кэльхом в первые часы было невероятно тяжело. Попробуй-ка справиться с подаренной силой! Мы больше не нэх, к этому тоже пришлось привыкать. Мы удэши, и по силе равны самым древним из них: Янтору, Акмал, Фарату, Керсу... Некоторых, пожалуй, пока что превосходим, и в этом нет самолюбования, клянусь Стихиями, только констатация факта. Причем, высказанного именно Керсом. Янтор подтвердил. Но это было понятно еще там. Там... за гранью привычного мира — или в его сердце? В Стихиях, принявших наши души, очистивших их от всей той боли и горечи, что налипла за срок первой нашей жизни. Узнав, сколько времени прошло, мы были в шоке. Там времени не было — только знания, вплетающиеся в память, знания, которые нам еще придется научиться применять.
Нам многому предстоит учиться, не зря же нас вернули такими... Зелеными юнцами, едва перешагнувшими рубеж совершеннолетия по людским меркам. И вернули именно сейчас, когда до начала нашей миссии еще многие годы слаженного труда всех людей и удэши мира.
Поезд мчится, словно стрела... Быстрее, много быстрее. Какая стрела способна развить такую скорость? Его название рождает в нас грусть и радость одновременно: Сатор не забыт. И еще надежду: если понадобится его сила, его мощь — он, как и многие другие нэх, достойные этого, будет возвращен в этот мир силой Стихий».
Аэно отложил ручку, которую ему выдали вместе с тетрадкой в жесткой обложке, покосился в окно. За ним было темно, только переливалось вдали мягким свечением море. Железнодорожные пути, как объяснил Янтор, вели вдоль береговой линии через множество мелких городков, как древних, выросших из рыбацких поселков, так и новых, построенных, чтобы людям было куда приехать отдохнуть. Вскоре, если верить словам удэши, они должны были приехать в самый крупный из них, а потом поезд свернет и помчится сквозь пустыню.
Пустыня в рассветных лучах должна выглядеть прекрасно, сколько бы лет ни прошло. Аэно был уверен в этом. Как и в том, что Кэльха она не оставит равнодушной — вон, уже сейчас сидел, уткнувшись в такую же тетрадь, только с неразлинованными, белыми листами, по столу рассыпаны разноцветные грифели, вытащенные из коробки. «Детские цветные карандаши» — значилось на ней.
Аэно улыбнулся и заметил:
— Намарэ, оторвись на секунду. Янтор сказал, скоро будет долгая остановка в большом городе. Я думаю, сейчас ночь, там не будет так шумно, как днем, и мы сможем прогуляться и осмотреться. Что скажешь?
— Что это сильно похоже на побег, — опустив тетрадь, усмехнулся Кэльх. — И Янтор нам потом много чего выскажет... Но я всецело за!
Заговорщически переглянувшись, они рассмеялись, и Аэно откинулся на спину, вытягиваясь на чуть жестковатой, но все равно удобной лежанке. Поезда ему уже нравились: ощущение скорости, мелькающие за окном пейзажи, эти крохотные, но уютные комнатки на двоих, со столиком у окна. За стеклом проносились первые огоньки, мягко мерцавшие в темноте: окна домов. Домов, в которых жили люди. И эти окна горели теплым неярким пламенем, не имевшим ничего общего с обычным светом. Аэно прижмурился: он еще и поэтому хотел в город. Вслушаться. Почувствовать. Поглядеть на тех, кого им с Кэльхом хранить ныне.
Вдоль путей замелькали фонари, все больше и больше, да и поезд стал замедлять ход. Аэно не улежал — подхватился, снова утыкаясь носом в стекло.
— Ох... Сколько света! Но это... не совсем огонь?
Фонари — стеклянные колпаки на высоких столбах — горели, казалось, сами по себе, ярким бело-голубым огнем, но тепла от них исходило совсем-совсем мало. Зато оба удэши чувствовали силу сродни той, которая наполняла Керса.
— Эле... эклетрика? — Аэно повернулся к открывшимся дверям и Янтору, зашедшему узнать, выйдут ли подышать воздухом на перрон.
— Электричество, — поправил тот. — Прирученные молнии.
— А! Я помню! — просиял юный огненный. — Это уже при нас было — первые опыты!
— Счетный цех тогда и не думал, что из этого что-то получится! — подхватил Кэльх, пригребая к себе белый и голубой грифели, а после решительно отложив их в сторону. — Нет, потом, а то увлекусь... Янтор, поезд здесь как долго будет?
— Час стоим. Не отходите далеко — здесь много народу выходит и садится, потеряетесь в толпе.
Аэно из-за его спины подмигнул Кэльху, скорчив рожицу примерного нехина.
— Недалеко, Янтор!
Совсем-совсем недалеко, действительно. Только чтобы ощущение силы Отца Ветров не мешало искать горящий где-нибудь в городе огонь. Крепко сжав руки, они дождались, пока Янтор отвлечется на щебет выпорхнувшей из вагона Ниилиль, переглянулись со значением — и шагнули вперед.
Это все еще было непривычно: огненный путь. Завертело, закружило, и из пламени они вывалились кувырком, хохоча и обнимая друг друга. Хорошо хоть одежда осталась цела и на месте. И только после, сев и ощупав себя, сообразили осмотреться. И извиниться перед таращившими на них глаза людьми. Они выпали где-то на крыше, чудом не свернули стол с расставленными на нем столовыми приборами и, судя по окружению, нарушив уединение двух влюбленных: множество свечей горело на столе и по периметру крыши, по узкому бортику, огражденному перилами.
— Мы не нарочно, честно! — выпалил Кэльх.
Сидящая за столом женщина только лицо руками закрыла.
— Когда-нибудь нам повезет, Арни... И у нас действительно получится романтика, — то ли всхлипнула, то ли хихикнула она. — Идите, дети, вон там — спуск во двор. И не помн
ите ограду, перелезая!
— Простите-простите!
Аэно смущенно потупился, вздохнул и выпустил из ладоней рой крохотных искр-светлячков и бабочек — память об Амаяне, научившей отцов этому простенькому заклятью, всколыхнулась в сердце светлой печалью. Мотыльки и светлячки, взлетевшие вверх, зависли над людьми огненными кружевами.
— Вот, наши извинения и чуть-чуть романтики!
И сцапал Кэльха за руку, бегом-бегом, куда сказано было. Только не вниз, а выше — на соседнюю крышу, по тонкому мостику, перекинутому над самой настоящей пропастью, на дне которой тек огненный поток: машины, вспыхивающие и гаснущие таблички, бегущие строки букв и символов. Там же спешили и люди, не ведая, кто над ними.
От высоты захватывало дух, но было почему-то совсем-совсем не страшно. Не так, как раньше, когда взмывали в небо в корзине воздушного шара или сжатые ветрами нехо Аирэна, нет. Просто все казалось не больше чем веселым приключением, и даже если упасть — ничего не случится. Они ведь теперь могут летать. Кажется... Наверное. Ни Аэно, ни Кэльх не были уверены, случая проверить как-то не выпало, но что-то такое Стихии обещали...
Они замерли на самом краю крыши, впитывая это все: город полыхал, лучился, искрился огнем человеческих душ, и этот огонь затмевал для юных удэши все светильники разом.
— Как красиво, кэлэх амэ! — Аэно вскочил на бортик, потянулся к Кэльху — первым поцелуем в их новой жизни.
Таким головокружительным, что Кэльх не выдержал, прижал к себе, жарко отвечая, а потом запрокинул голову, понимая, что еще немного, и натворит дел: или чего непотребного, или плохого. А так — в подсвеченное городскими огнями небо со вскинутых ладоней с криком взмыл Чи’ат, огромный, ликующий, и рассыпался ворохом медленно гаснущих перьев. И по этим перьям запрыгал Уруш, оглашая воздух победной песней. Взвился вверх, ловя последнее перо — и тоже растаял, рассыпался искрами.
А Кэльх и Аэно уже снова целовались, не так огненно, выплеснув силу и теперь стараясь добрать нежности, напомнить друг другу, как сливается тепло с теплом, пламя с пламенем, окутывая дрожащим ореолом даже не Белого — Чистого огня. Огня, что разошелся незримым кругом, даруя умиротворение, заставляя двух людей на соседней крыше качнуться друг к другу, выговаривая одновременно слова, которые они так долго не решались сказать.
Обратно добирались уже своими ногами, плутая по людным улицам и узким переулкам, проходя под кронами деревьев, усыпанных крохотными фонариками, между зеленых оград, цветущих сладко пахнущими цветами — и снова выныривая на оживленные дороги, стараясь не потеряться в толпе. Шли на ясно ощутимую впереди силу Янтора, прохладный ветер, несший запах меда и яблок. И к поездам вышли как раз к концу отмеренного на стоянку часа. Вернее, Янтор лично встречал их у здания вокзала, чтобы провести внутрь мимо охранников. Хмурился, дергал себя за усы недовольно — а во взгляде плескалось веселье и в чем-то даже понимание.
— Ну мы же не опоздали? — оба смотрели в ответ так невинно-невинно, ну чисто цветущие «снежные поцелуи»! А губы у обоих — зацелованные вусмерть. Отодрать бы за уши, да только Янтор на память не жаловался и себя прекрасно помнил в первые дни после свадьбы.
— Не опоздали, только потому ничего не скажу.
— Обещаем до конца пути сидеть смирно! — выпалил Кэльх уже в купе, когда плюхнулись на свои места. — Разве что... Мы ведь через Эфар поедем?
— Через Эфар, но там вокзал в горе. Потерпите уж до после Совета? Я вас сам перенесу в Эфар-танн. Ну? — вздохнул Янтор.
— Хорошо, — закивали оба, хотя было видно: если и дотерпят, то с большим-большим трудом. Но раз слово дали — сдержат, потому что даже сейчас помнят, что сначала — дело.
«Шайхадд-экспресс» несся через медленно отступающую ночь. Аэно еще немного написал о прожитом дне, с юмором описав их выходку, впечатления от ночного города. Потом устроился рядом с Кэльхом, который торопился зарисовать то же самое. Спать не хотелось, сидеть через стол от любимого — еще больше, поэтому он решил пожертвовать возможностью смотреть в окно и лег головой на колени Кэльха. Тот не возражал, только немного рассеянно погладил по укрывшим ноги, словно покрывало, кудрям.
— Рисуй-рисуй, леа энно. Я тебе не мешаю?
— Ничуть. Устал?
— Нет, просто...
Кэльх улыбнулся и вернулся к своим наброскам.
Аэно лежал и думал. Они оба знали замысел Стихий и знали, кто придет следом. Это радовало, и Аэно надеялся, что он, тот, кто придет, в новой жизни будет счастливее, несмотря на свое предназначение. Кого еще вернут Стихии, Аэно не знал, но надеялся, что все они будут рады. Керс так точно, Стихии не могут оставить огненного удэши без его пары, помня, что они связаны столь же неразрывно, как были связаны он сам и Кэльх.
За окном потихоньку светлело, и он все-таки завозился, сел. В дверь деликатно постучала Ниилиль, они оба чувствовали ее, как и Янтора, издалека узнавая ее силу бурной горной воды. Может быть, в прошлой жизни им было бы тяжело рядом с ней, но у удэши не возникало никаких проблем с тем, чтобы находиться близко с противоположной силой. Все-таки они были куда ближе к Стихиям, чем нэх, и вода Ниилиль не тревожила их огонь.
— Аэно, Кэльх, идемте, я провожу вас в вагон-ресторан. Нужно поесть.
Ее слова заставили обоих прислушаться к себе и согласиться: последний, вернее, первый раз в новом воплощении они ели еще в лаборатории Керса. Даже Кэльх без особого сожаления отложил почти законченный рисунок и грифели.
Вагоны-трактиры, вернее, как их теперь называли, рестораны, были прицеплены через каждые два вагона второго класса. А они ехали именно во втором: вагоны первого класса находились в самом хвосте поезда, и доступа туда не было. Те места все так же предназначались для нэх и удэши, желающих путешествовать как можно более уединенно. Там было всего четыре купе, и у каждого — свой отдельный вход с перрона, и тем, кто там ехал, зачастую не было дела до окружающих и желания с ними сталкиваться. В вагоне же второго класса было шесть купе, выходивших в общий коридор, и, насколько понимал Аэно, выбор на них пал именно потому, что Янтор и Ниилиль хотели иметь возможность приглядывать за юными удэши, едва-едва получившими телесную форму. Это было оправдано.
Сейчас Лиль и Янтор провожали их, по пути объясняя правила поведения. Ничего особенного: просто сесть за столик, дождаться, пока им принесут еду, поесть и уйти.
— Об оплате не беспокойтесь, все расходы на время пути берет на себя Совет.
Они синхронно кивнули и вошли в вагон-ресторан, любопытно осматриваясь. Здесь не было ничего похожего на памятные им трактиры. Десять столиков подле окон, таких же, как в купе, но пошире и накрытых скатертями, цветы в крохотных стеклянных вазочках, прикрепленных к держателям, чтобы не упали при рывке или торможении. Разноцветные стеклянные плафоны и эти вазочки, а еще отделяющие столики ширмы в виде стеклянных витражей напомнили им первую поездку на Ассат-айя-Орат в пустыню. Аэно сжал пальцы Кэльха, ощутил в ответ полное понимания пожатие и волну тепла. Как обещание: «вспомним позже, поговорим обо всем в тишине». В дальнем конце зала располагалась стойка, за ней скучали два сонных этина. Наверняка в такую рань остальные пассажиры предпочитали спать, а не питаться, потому их и вывели перекусить именно сейчас. Янтор отправился делать заказ, а Ниилиль устроилась за соседним столиком.
— Смотри, как красиво, — Аэно глянул в окно, прикрытое кружевной занавесью, ахнул и подтолкнул Кэльха локтем.
Поезд делал разворот по широкой дуге, и из их окна было видно головную часть. И ту гигантскую махину, что его двигала. Чем-то она в самом деле напоминала голову песчаного червезмея: вытянутая, словно вылизанная песком. Только впереди, насколько они успели заметить, были широкие окна и «глаза», которые пока еще, в утренних сумерках, бросали вперед мощные пучки света.
Это было... непередаваемо. Именно сейчас почему-то, не в городе, не в порту, а сейчас юные удэши полностью прочувствовали ту гигантскую пропасть времени, труда и сил, что отделяла их от современных людей Элэйши. И испытали гордость за них — преодолевших все трудности, прошедших через горнило страшной войны, чтобы спаять воедино и этинов, и нэх, и удэши. Сотворить из них настоящую силу — ту, что станет движителями кораблей, пожалуй, в большей мере, чем солнечное пламя.
— Лиль, — позвал Аэно. — А как это называется?
— Что? — та пересела к ним, и юный огневик кивнул за окно:
— Ну, то, что движет поезд?
— А. Сушка.
Рты открыли оба.
— К-как?
— Силовая установка «Шайхадд», сокращенно — СУШ, в просторечии — «сушка».
— Бедный Сатор, — прыснул Кэльх. — Хотя-я...
— Ния бы смеялась до слез, — согласился Аэно. — Нет, разберемся с делом — засядем за книги. Сколько же всего надо узнать!
— Сейчас гораздо проще получить информацию, — Лиль покровительственно потрепала юношу по кудрям. — Есть Инфосеть, а с портативными информаториями я вас обращаться научу, это просто.
Вернулся от стойки Янтор, следом за ним шли оба этина-подавальщика, или как их теперь называли? Аэно не знал, но собирался узнать позже, сейчас их с Кэльхом больше привлекали принесенные людьми блюда. Янтор явно заказал то, что не слишком отличалось от привычного им: жаркое, запеченные овощи, фруктовый салат. Но больше всего их обрадовал графин с самым настоящим медовым квасом по эфарскому рецепту.
— Так странно... — Кэльх смотрел на налитый в прозрачный стакан квас. — В смысле — все так перемешалось.
— Тебе не нравится? — осторожно спросила Ниилиль.
— Нет, это скорее здорово! Просто очень уж непривычно — все равно что в Неаньяле раньше встретить южан в дахатах.
— Теперь кого и где только ни встретишь, — Лиль рассмеялась, пододвинула ему тарелку с ягодными пирожками. Аэно на них почему-то даже не посмотрел, вернее, глянул и загрустил, это очень хорошо почувствовали все вокруг.
— Что такое, рысенок?
— Так, нэтэн-са... Просто вспомнилось, как в восемнадцать уезжал из Эфар-танна. Этна Лаана тогда для меня напекла таких пирожков...
Нет, боль от разлуки со всеми, кого они знали, Стихии убрали. Но память оставалась и вызывала светлую печаль. Наверное поэтому они наконец немного притихли. Поели, поблагодарили Янтора, попросили Ниилиль отвести обратно. Та понимающе кивнула, показала, где на полках над койками лежат подушки с одеялами.
— Мы в соседнем купе, если что-то нужно будет — зовите. А так вас никто не потревожит.
— Спасибо, — кивнул Кэльх.
Рисовать не хотелось, он сложил грифели в коробку, чтобы не раскатывались, прибрал аккуратно обе тетради, приводя столик в порядок, и привычно нырнул в объятья Аэно, уже устроившегося и ждавшего только его.
Лежанки в купе были, конечно, достаточно широкими для одного, но вместе им пришлось тесно прижиматься друг к другу. Впрочем, это совсем не было плохо. Сплестись в крепком объятии, вдыхать запах друг друга, слышать биение сердца, кутаться в огненные перья-шерсть... Буквально через пару минут Аэно заерзал, задышал быстрее. Легли-то они одетыми, словно в походе, но Стихии явно пошутили, даровав им тела шестнадцатилетних юнцов в самом расцвете чувственности.
— Кэльх...
— Спи, — откликнулся тот, не открывая глаз. — Спи, рысенок. Иначе вагон расплавим.
— У-у-у, — тихонько пожаловался Аэно, утыкаясь носом ему в грудь.
Вагон плавно покачивался, постукивали колеса на стыках рельс. Усталость от долгого и очень насыщенного дня вскоре пересилила желание тела, а это покачивание, словно колыбель, убаюкало обоих.
За тонкой стенкой облегченно выдохнул Янтор.
***
Раньше дорога через весь материк занимала много времени. Сейчас от берега Теплых Вод до Эфара было всего пять суток пути... Ну или целых пять суток для тех, кто никакого терпения не имеет.
Рисовать Кэльх забросил уже на второй день, Аэно свои дневники — еще раньше. Их никто не трогал, не тревожил, хотя наверняка и хотели. Но Янтор бдел, не позволяя приблизиться к купе никому кроме себя и Ниилиль. Даже еду им носил сам, потому что огненные удэши, понимая свое состояние, всеми силами старались сдержаться, практически вогнав друг друга в полусонное оцепенение. Пламя, нетерпеливое, жаркое, пылавшее в обоих, улеглось и лишь едва-едва тлело, вдобавок выстужаемое силой Отца Ветров. Это было общим решением, потому что иначе куда-нибудь да рванули. Или в окрестностях Фарата выскочили бы погулять, даром что вокзал располагался довольно далеко от города, или, что еще хуже, удрали бы в Эфар, вот прямо с подземной станции — и наверх. И ищи потом дорогу назад, а Янтору— соображай, где ловить беглецов. А так продремали почти все время, свернувшись одним клубком и лишь изредка косясь в окно с лениво-сонным любопытством: где уже, что там? Вяло удивились подземному пути, пробитому через Граничные горы — и опять уснули, чтобы проспать все время до остановки в Льяме.
Ниилиль слегка тревожилась за них: не станет ли плохо от такого долгого для едва-едва стабилизировавшихся удэши полусна? Янтор постарался ее успокоить, хотя и сам тревожился немного. Обычно-то засыпали взрослые, уже умеющие обращаться со своими силами удэши. И угораздило же этих двоих воплотиться именно на Искаженных островах. Впрочем, где же еще? Испытывать установку Керса в самом сердце густонаселенного региона было бы самоубийственной и убийственной халатностью, так что тут оставалось только терпеть. И он гордился мальчишками: они терпели. Правда, как он подозревал, терпение это будет на исходе уже ко времени Совета. Придется поторопить народ, чтоб не затягивали с заседанием. В их же интересах: не придется потом отстраивать Алмазный Сад.
Из поезда огневиков выводил он сам. Те были сонными, квелыми, даже не обратили внимания на красивейший вокзал Ллато. Но к тому моменту, когда их подвезли к комплексу Сада, ожили, любопытно выглядывали в окна машины.
— Лиль, присмотри. Прогуляйтесь по парку, посмотрите на выставку достижений науки. Мне нужно буквально десять минут. Не натворите ничего, ладно?
Огневики в один голос пообещали быть послушными и тихими.
— А можно нам потом в купальню? Мы быстро справимся.
Ниилиль хлопнула себя по лбу ладошкой и первым делом потащила обоих в рекреационный комплекс при Саде. Там были просторные душевые для персонала. А прогуляться они еще успеют, Совет все равно раньше, чем через час-полтора не соберется.
Пока Аэно и Кэльх плескались под душем, Ниилиль озаботилась нормальной одеждой для них. Уж здесь-то, в городе, за какие-то полчаса купить нужное не составляло труда. Даже те самые сорочки на шнуровке, горские сапожки, штаны и уны — правда, в сувенирном магазине, а не в обычном, но кого это волновало?
Одежде они обрадовались. Еще как! Чуть не полыхнули, но все-таки сдержались. Это было словно привет из их прошлого, их времени. И в горских нарядах оба казались именно что выходцами из него, даже несмотря на непривычную для горцев тех столетий внешность Кэльха. Сейчас-то, когда перемешались все со всеми, никого не удивил бы высоченный горец с внешностью пустынника или светловолосый житель северного побережья, на поверку оказывающийся урожденным южанином с берега Теплых Вод.
— Ну вот, красавцы какие. Идем, покажу вам самое интересное.
— Лиль, а... монумент Единства Стихий... Он еще цел? — тихо спросил Аэно.
— Цел, конечно. На века делался ведь. Настоящая реликвия. Идем! — и она потащила их в центр парка.
Туда вела аллея древних-древних, кряжистых и неохватных дубов, перед которыми Аэно и Кэльх невольно сбавили шаг, глядя во все глаза.
— Я их вот такими деревцами помню, — выдохнул Кэльх, неверяще касаясь жесткой коры. — Мне по плечи были, только посаженные!
— Время неумолимо, кэлэх амэ, — Аэно тоже погладил дерево. — Но я рад, что хоть что-то остается неизменным. И хочу на это посмотреть.
Монумент стоял там же, где они запомнили: посреди небольшой площади, сейчас ставшей скорее полянкой. Прозрачное, начисто вымытое стекло все так же отбрасывало разноцветные блики, все так же кружили, перетекая, Стихии внутри стеклянного алмаза. Даже постамент, кажется, был тот же самый — чуть растрескавшийся от времени, светлого камня.
Вокруг чувствовались защитные плетения — всех четырех Стихий. Значит, это место было все еще символом, его берегли. Они постояли рядом, крепко сплетя пальцы. Воспоминания накатывали валом, перемешивались, и взять себя в руки стоило немалого труда: Ниилиль аж отшагнула назад от растекающегося от этих двоих жара, который, впрочем, не причинил вреда ни единой травинке.
— Ты говорила о выставке? У нас еще есть немного времени?
— Минут сорок, — прикинула она. — Так что просто пройдемся, внимательно посмотрите потом, хорошо?
— Хорошо. Потом.
Они снова казались одним целым, говорили в унисон, двигались синхронно. Это было странно. Словно готовились к чему-то. Ниилиль тряхнула головой: да понятно же, к чему! К выступлению в Совете. Ох, не завидовала она им, в смысле, Совету. Особенно потому что понимала: Янтор что-то задумал, что-то, чтобы явление древних героев было еще более впечатляющим.
Он нашел их сам, когда брели по широкому проходу между огромными станками. Сюда потянул Кэльх, когда разглядел табличку, что это все — для сталелитейного дела. Аэно не возражал, шел рядом с ним, держась за руку, косился по сторонам, чутко обернувшись, едва дохнуло ветрами.
— Идемте, — позвал Янтор. — Совет уже готов.
Здание Совета высилось в самом центре комплекса. Круглое, легкими светлыми стенами взмывавшее ввысь, оно немного напоминало древний Круг Чистых: под самой крышей тянулись ряды арок, в которых поблескивали окна. Массивный же низ напоминал о Совете Чести, но перетекал в легкий верх так плавно, что не возникало никакого диссонанса; здание было абсолютно цельным.
Янтор повел не к главному входу, сейчас закрытому, а в сторону, к неприметным дверям, за которыми пришлось поплутать по лестничным пролетам. Зато потом они наконец вышли на открытую галерею, и Аэно с Кэльхом распахнули глаза, с изумлением понимая: зал Совета — это на самом деле огромный зал Стихий!
Гигантское круглое помещение могло вместить, наверное, население небольшого городка — ну, городка их времени. Вниз кольцами спускались ступени сидений, под потолком белели обращенные к сидящим экраны, на которых сейчас бежали вереницы каких-то цифр. Но главное было не это. Вокруг галереи непрерывным кольцом, перетекая друг в друга, вели свой хоровод Стихии. Каменные наплывы как-то легко и непринужденно становились ложем для звонко журчащих водяных струй, которые трепал ветер — и ветер же раздувал весело пляшущее пламя, осторожно касающееся язычками камней.
— Когда заседания открытые, тут собираются зрители и газетчики, — тихо пояснила Ниилиль. — Ну а в остальное время может прийти кто угодно, некоторые считают особым шиком приезжать в шестнадцать лет именно сюда.
— Удивительно, — снова в один голос прошептали оба, переглянулись и качнули головами.
— Но я никогда бы не променял Зал Стихий Эфар-танна ни на что иное.
— Как и я — Ткеш.
И снова в унисон:
— Дома и стены роднее, и Стихии ярче, — и тихо рассмеялись.
— И то верно, — Янтор потрепал их по плечам, невольно гордясь своими землями. — А теперь — подождем. Смотрите.
Смотреть было на что. На сиденьях устроилось не так уж много народу — Ниилиль пояснила, что заседание Совета не полное, собрали только тех, кто причастен к ситуации. И лица у сидящих были крайне скептические. Но голос стоящего далеко внизу, на площадке в самом центре зала Намара все равно был уверенным и горячим. Ну не мог он иначе рассказывать о деле, которым горел всю свою жизнь. А уж тем более о деле, которое завершилось успехом: ведь солнечная плазма была получена! Ну а перерасход средств... С кем не бывает?
Совет так не считал. Совет изначально был настроен на провал проекта, а лучше на отмену. Источников энергии хватало, а что касается работы огненных удэши вне Элэйши — так наверняка должен быть менее дорогостоящий выход.
— Все это прекрасно, — выразил общие настроения Голос Совета, который, по неизменной традиции, тоже присутствовал в круге и занимался тем же, чем и полтысячи лет назад, — но вы так ничего и не сказали о выполнении основной задачи проекта.
— О ней я...
— Лучше я, — перебил Намара соткавшийся в круге Керс, одернул полы очередного кожаного спаша, откинул со лба волосы. — Прошу прощения за опоздание, Совет, заканчивал последнюю серию экспериментов.
Голос Круга окинул его ну о-о-очень неодобрительным взглядом. Нет, понятное дело, что никто этому удэши не указ, в чем являться и как выглядеть. Но... но все же роллерный спаш и сапоги — это уже как-то чересчур. Мог бы и переодеться. Впрочем, были более насущные вопросы, например, услышать наконец, увенчался ли труд сотен людей и гигантские затраты на проект успехом? И словами попонятнее, желательно. Не все члены Совета разбираются в терминологии ученой братии!
— Совет с нетерпением ждет вашего доклада, Керс, — подчеркнув интонацией это «с нетерпением», Голос отошел в сторону.
Условно, конечно, никаких особенных мест для выступления в пустом центральном круге не было. Разве что стол стоял, если кому бумаги положить потребуется — каменный, тот самый — да скромно приткнулось в сторонке полуутопленное в пол место инженера связи, заведовавшего выводом информации на верхние экраны. Это было куда как удобней, чем часами надрываться Голосу, вот и ввели подобное новшество, в остальном следуя традициям.
Керс тоже традициям в целом следовал. Традициям нетерпеливых огневиков, потому что хлопнул на стол пачку бумаг, прижав ее сверху ладонью, оглядел ярусы сидений, хмуря брови, и рубанул с плеча:
— Полный провал. Огненные удэши Элэйши черпать энергию из плазмы не могут.
Потрясенное молчание продлилось недолго, буквально минуту спустя все повскакивали с мест, загомонив разом, так что и разобрать нельзя отдельные реплики. Голосу Совета пришлось напрячь горло и рявкнуть:
— Тишина в зале!
Керс глядел на суету невозмутимо, ухмылялся уголком рта в своей вечной кривой усмешке.
— То есть, вы хотите сказать, уважаемый Керс, что все затраты, все работы были зря? — поинтересовался Голос, когда наконец воцарилась относительная тишина.
— Если касаться первоначально поставленной задачи — то да, — ухмылка стала еще шире.
— Но есть кое-что другое, — прогрохотал, перекрывая голосом все шепотки и прочие звуки, Янтор. Он спускался по проходу между сидениями, как всегда — внушительный, сейчас, пожалуй, даже почти пугающий в своем неизменном белом облачении. — Другой, и не менее важный результат эксперимента. Я сказал бы — даже более важный, чем первоначальная задача. И дающий нам гораздо больше, чем было запланировано.
— Да, Совет помнит: вы передавали сообщение о каких-то новых удэши, — дернул щекой Голос, быстро сориентировавшись в ситуации. — Это они?
Двое встрепанных подростков, шедших за Янтором, были почти и незаметны. В первый момент на них вообще не обратили внимания, решили: удэши с сыновьями пришел. Но, приглядевшись, опознали огненных — а кто-то уже хмурился, наверняка пытаясь вспомнить, где же видел эти лица.
Янтор кивнул и... отошел в сторону, позволяя им пройти в круг. Юноши шли в ногу, не размыкая рук, и развернулись так же слаженно, плавно. На них смотрели все более недоуменно.
— Представьтесь, пожалуйста, — попросил Голос, как-то невольно заговорив мягче. Видел: по меркам удэши перед ними почти дети.
— Я Аэно Аэнья.
— Я Кэльх Хранитель.
На зал Совета рухнула потрясенная тишина, и в ней они заговорили в один голос, негромко и спокойно:
— Стихиям известен замысел людей Элэйши — достичь звезд и новых планет за границами обжитого мира. Мы пришли, чтобы выразить Их волю: Стихии одобряют ваше стремление, люди. Там, за пределами нашей системы, есть другие миры, сотворенные иными Стихиями. У каждого мира они были свои, но все вышли из единого источника в Хаосе Изначальном. Со временем связь между ними потерялась. Стихии Элэйши привязаны к нашему миру, и только вы, люди, можете проторить путь, наладить утерянную связь. Мы пришли, чтобы стать вашими помощниками и проводниками на этом пути. Стать сердцами тех кораблей, что пронзят пространство и время. Тех кораблей, что еще не построены — но будут вами созданы. Мы — Звездные. Первые из многих, кто придет вам на помощь.
Когда они замолчали, стало слышно журчание воды на галерее.
Подобное просто не укладывалось в головах, на удэши смотрели, медленно моргая, пытаясь осмыслить, понять, что вообще сейчас услышали. Веря — такому нельзя было не поверить. Потому что в Совете были одни нэх, умеющие чувствовать чужую силу. А подобную силу нельзя было не почувствовать: глаза Аэно и Кэльха горели ярким, звездным огнем, горели так, что даже Керс попятился, отступая к Янтору и Ниилиль.
И в этой тишине раздался робкий голос инженера связи.
— Я прошу прощения, нехэи... Но мне переслали информацию... У нас Архив Чистым пламенем горит!
***
Мемориал Аватаров в Ллато был особенным местом. Если Алмазный сад был популярен для прогулок, притягивая своей красотой гостей со всего мира, вдохновляя художников и влюбленных, радуя глаз всевозможными изысками, то мемориал Аватаров был почти до безыскусности прост.
Чаша серого гранита с пологими склонами. На дне — кольцо древних камней, в котором навеки отпечатались следы того, кто ушел в Стихию. Черный провал в центре, из которого денно и нощно рвался к небу светлый, яркий огонь. И все.
Сюда приходили не полюбоваться — подумать. Вспомнить, осознать что-то, принять решение или отдать дань памяти. Здесь никогда не звучали громкие голоса, а вниз, к огню, не спускались даже удэши. Смотрели с краев, не подходя ближе, не тревожа покоя этого места.
Именно поэтому чей-то негромкий вскрик, раздавшийся у мемориала, заставил остальных повернуться к кричавшему, пытаясь понять, что случилось. А молоденький нэх тыкал пальцем в сторону чаши, указывая на...
На медленно вспыхивающие над следами язычки прозрачного, едва заметного огня. Будто кто-то шел там, внизу, повторяя последний танец Аватара, и искры рассыпались из-под его ног, все гуще и гуще. До тех пор, пока Чистое пламя не соткалось в зыбкий, дрожащий силуэт.
Подняв голову, он огляделся, на глазах становясь все четче, обретая форму. И вот уже на древних камнях стоял сотканный из Чистого огня мужчина. Развернувшись кругом, он кивнул чему-то — и шагнул вперед... Нет, громадная пламенная змея скользнула по стенам чаши и ринулась прочь, легко обползая замерших в шоке людей.
***
— А вот и третий, — весело заметил Аэно, глядя, как степенные серьезные дядьки в костюмах вскакивают, а потом выбегают из Зала, чтобы своими глазами увидеть горящий Архив.
— Идем? — Кэльх кивнул остальным удэши, и они с Аэно зашагали к выходу, следуя за последними нэх Совета.
Архив за более чем пять столетий работы разросся и полностью занял старое здание Совета. К нему вела достаточно широкая аллея, и она сейчас была забита народом. А само здание... Оно полыхало Чистым огнем — целиком, от подвалов до крыши, и выдавшийся пасмурным день позволял увидеть этот бездымный и почти прозрачный огонь. Это было красиво. Жутко — но красиво.
— Аэно, Кэльх! Кто — он? — Янтор предполагал, но хотелось услышать подтверждение.
— Ну кого же еще сразу потянуло бы разбираться с информацией, в обход всякой официальщины? — два лукавых взгляда были ему ответом.
Архив высился все так же неколебимо, до тех пор, пока они не подошли ближе, протолкавшись сквозь бестолково суетящуюся толпу. Впрочем, нет, какое-то внятное оживление уже начиналось: прибывшие по тревоге охранники осторожно оттесняли собирающихся зевак назад, оставляя на площади перед зданием только членов Совета, которые, по идее, головы на плечах имели и соваться куда не надо не стали бы . Вот только что делать с происходящим, они не знали.
А Чистый огонь вдруг колыхнулся, взял — и схлынул, разом, воплощаясь в белоглазого мужчину, невозмутимого даже несмотря на свою наготу.
— Здесь много работы, — с легким оттенком недовольства сказал он подошедшим Аэно и Кэльху. — Все не на местах. Мне потребуется неделя, чтобы навести порядок.
— Что-то еще нужно? — уточнил Кэльх.
Удэши замер, задумавшись.
— Двое-трое помощников. Воздушников, аккуратных. Нужно перенести много бумаг.
И снова растаял, расплылся стихией, окутывая собою Архив.
— Что? — развел руками Кэльх, оборачиваясь к молча глядящему на него Совету. — Он и в прежние времена такой же был. Замса даже Стихии не исправят.
