Accendimi

Когда живёшь на этом свете минимум втрое больше среднего возраста, памятные даты становятся не такими уж памятными. Стираются дни рождения и поминальные дни, сто пятое Рождество уже не вызывает радости подобно седьмому, а уж годовщины знакомств-то и подавно переходят в хроники. Как и те, с кем эти знакомства происходили. Но есть и такие даты, которые врезаются в личную летопись особым шрифтом. Например, день предательства своего создателя. Верность у гомункулов очень специфическая. Без любви, без благодарности, и почти без уважения. Она просто есть и ничем не объясняется — вшитая в поведенческий код со дня первого вздоха. Тем не менее, она не даёт осечек. Почти не даёт. Первым осёкся Грид, и когда его переплавляли в огромном чане обратно в философский камень, Ласт недоумевала, как он смеет вести себя так вопиюще дерзко. Тот факт, что их собрату вообще пришло в голову отколоться от курса Отца, выстроить независимую жизнь, а при поимке с поличным нагло смеяться им в лицо и предпочесть смерть возвращению в семью, не сходился ни с одним законом гомункулической логики. Тогда не было ни жалости, ни сочувствия: он сам выбрал этот путь, и должен понести наказание за неповиновение. Сейчас Ласт предпочитает не вспоминать о Гриде. Потому что он теперь — отражение её возможного будущего. Его предсмертная ухмылка начала мерещиться в зеркале ещё до её визита в Централ. Тот момент, когда она не отбросила слова Хьюза о страховке, а задумалась над ними, и стал точкой отсчёта. Ласт не хотела никого страховать, спасать или информировать. В том числе Роя Мустанга. Особенно Роя Мустанга! И тем не менее, мысли о том, что Отец задумал нечто в корне неправильное, больше её не покидали. Одно дело — увидеть человека в одном враге, и совсем другое — увидеть людей в населении целой страны. После такого ни одна рука не поднимется, даже с Абсолютными клинками на пальцах. Вторым шагом стало осознание, что, понимая это, она просто не сможет оставаться непредубеждённой и продолжать делать то, что делала. Но кто она против Отца и братьев? Ещё один кусок сырья для переплавки. Неудачная первая версия грядущей второй, идеальной Ласт, которая будет избавлена от человеческих сомнений и станет служить ещё более верно, чем предыдущая. Кто же тогда сможет выступить против, имея хоть какой-то шанс остановить запущеные механизм? Единицы подозревающих дезертиров из Централа, возглавляемые Огненным полковником? Они явно не подозревают, во что ввязываются. И против кого затеяли игру. У них тоже ни единого шанса, кучка слабых смертных людей. А если кучке смертных людей поможет один практически бессмертный гомункул? Как бы Ласт не хотелось видеть другую кандидатуру на должность компаньона, исполнителя и единственной надежды, вариантов у неё особо нет. Поэтому, минуя повороты Центрального штаба, она вытирает губы до крови и клянёт весь белый свет за то, что кастинг на главную мужскую роль захвачен монополией Роя Мустанга. Нравится ей это или нет, а лучше него оппонентов для Отца искать бесполезно. И волей-неволей придётся прикрывать задницу человека, который одним лишь своим существованием напоминает ей о своей оплошности. Несомненно, не единственной. Но самой болезненной. Шрам возвращается в город, об этом не говорит только самый ленивый среди военных. Как порой бывают забавны люди: прекрасно понимают, что в курсе абсолютно все, но при этом продолжают разыгрывать государственную тайну и режим тотального молчания. Перешёптывания за утренним кофе, подмигивания у стойки регистрации и подёргивания головой, похожие на массовый нервный тик, безусловно, режим не нарушают. Между Расом и Энви состоялся разговор. Ласт не знает, о чём они говорили, но просьба Хьюза уже не просто выскакивает периодическим маячком из недр памяти, а воет сиреной. Она как раз спускалась по лестнице к подземному водопаду, когда Рас поднимался с платформы. За много лет она научилась опознавать благость или дурноту намерений по выражению лица своего самого переменчивого брата. Ровно как и то, что он никогда не выдаёт своих планов. Мимика Энви в тот день вызвала мурашки по её спине. Стоило сыграть на опережение, даже если не совсем ясно, что именно она пытается опередить. Когда в Центре начинается полнейшая неразбериха из-за ложных сообщений, Ласт находится одновременно везде. Видит одновременно всё. У неё нет Абсолютного зрения, как у Раса, или вездесущих теней, как у Прайда, но скорость и проворность, даруемая красным кристаллом, работает без перебоев и пауз. Она ловко перемещается между обзорными пунктами, которые выделила для себя ещё в первые годы освоения столицы. Она — лучший шпион Отца, наблюдательные точки найдёт даже с закрытыми глазами. А ещё, чтобы координировать такую махину, как Глаттони, требуется повышенное внимание. Правда, сегодня она отпустила его в вольное плавание: пусть порезвится в этой суматохе из армейцев, Шрама со свитой и слишком любопытных Элриков. Пожалуй, лучшая обстановка, чтобы не зацикливаться на конспирации, постоянно менять локации и не оказаться обнаруженной. В таком хаосе пройди голой по главной площади — не заметят. Если ты, конечно, не Шрам. Голого Шрама заметят с огромной вероятностью. Но кое-что задерживает на себе внимание не хуже обнажённого ишварита. Философский камень в груди надёжно зафиксирован, но Ласт кажется, что он отрывается от сосудов, разгоняется до скорости военного автомобиля и на всех парах летит в район пяток. Столб чёрного дыма с периодически пробивающимися языками пламени валит из отдельно стоящего здания в соседнем квартале. Придурок. Долбанный Огненный алхимик. Полез-таки. Сколько ещё доказательств тебе понадобится, чтобы включить уши и поверить, Рой Мустанг?! Следовало бы довести дело до конца в том подвале. Хьюз заслуживал спасения, а вот этому помогать совершенно не хочется. Ругаясь про себя уже десятый раз за день, Ласт устремляется к горящей постройке. Со стороны выбитых окон исходит такой жар, что Ласт закашливается и прищуривает глаза: они слезятся и картинка предстаёт в расфокусе. Дверь вовнутрь распахнута, что сразу обращает на себя внимание и манит заглянуть в середину. Очертания большого зала кажутся деформированными от огня и горячего воздуха, а слёзная пелена только добавляет искажённости. Но даже при всём этом Ласт видит, что посреди зала — кажется, до пожара это была торговая лавка — стоит высокая, широкоплечая мужская фигура. Протирая глаза, девушка присматривается. Кому вообще придёт в голову стоять в огненном кольце? Внимание притягивает обвитое татуировками правое предплечье.  — Шрам? — изумляется она, недоумевая, что убийце алхимиков могло понадобиться в горящем здании. Ишварит поворачивается к ней, и суровое выражение лица мигом сменяется удивлённо-раздражённым.  — Ласт? Вот зачем ты пришла, — грубый тембр совершенно не вяжется с интонацией пятнадцатилетнего подростка, которого не пускают на свидание. — Тебя могут заметить. Вали отсюда, пока всё не испортила.  — Энви? — перебрасывание именными догадками продолжается.  — Уходи, я ждал не тебя. И теперь он может не прийти, — лже-Шрам размахивает мускулистыми руками.  — Кто может не прийти? Что за чертовщина тут творится?! — Ласт переступает порог, чем провоцирует новую вспышку усиленной жестикуляции.  — Только не туда! — вопит Энви. — Там прогоревший пол. И крепления уже тлеют. И частично я подрезал. Держатся на честном слове. Ступишь — и провалишься в подвал. А я ловлю не тебя.  — Да кого ты ловишь?! — Ласт начинает закипать. — Для чего весь этот цирк? Почему ты принял облик Шрама? Энви кривится, но понимает, что простыми отговорками дело уже не обойдётся.  — Мустанг. Это ловушка для Роя Мустанга, — он начинает пояснять, нехотя, но по мере повествования всё больше раззадоривается. — Слишком о многом догадывается, Рас попросил меня его убрать. А кто мы такие, чтобы перечить фюреру, хе-хе. Вот я и выдумал, как. Он завалил все посты ложными сообщениями, но и подумать не мог, что может получить ответное! Наверняка уже несётся сюда на всех парах. Увидит меня, рванёт вперёд, и тут-то пол и провалится. Дом старого образца, куча деревянных конструкций. Полетит наш полковник в подвал, а там, даже если повезёт не сломать ноги, лестница наверх развалена. Никаких вариантов. Огненный алхимик угорит, понимаешь? Вот умора! Здорово я придумал, скажи?  — Ты клинический идиот, Энви, — скрипит зубами Ласт, а внутри уже начинает разворачиваться клубок щупалец паники. Изо всех сил девушка старается не подавать виду, а любые проявление нестабильности маскировать негодованием. — Давно вы с Расом шепчетесь, как школьницы?  — Вечно тебе всё не нравится, — Энви надувает губы, и это смотрится до невозможности нелепо на лице Шрама. — Зато твои идеи работают, да? Ты упустила Хьюза в первый раз, позволила Глаттони сожрать труп, не смогла добить полковника с дружком-паровозом. Не удивительно, что Рас обратился ко мне!  — Полковник полезнее живым, — апеллирует Ласт.  — Да ты что?! Настолько полезнее, что практически обо всём догадался? Команды раскрываться не было. Он мешает. И ты мешаешь, поэтому уйди с обзора, — Энви демонстративно отворачивается и снова принимает пафосную позу. Наверное, в его представлении Шрам такой 24/7: мужественно-депрессивный. Ласт нервно сжимает и разжимает пальцы, неосознанно нанося себе мелкие ранения, которые, впрочем, моментально затягиваются. С каждым шагом она всё больше себя запутывала, наивно полагая, что всегда будет выходить сухой из воды. Похоже, лотерея безудержного везения закончилась. Впереди только два варианта: выныривать на поверхность или погружаться глубже. Лицо Грида нагло улыбается в огне, подсказывая, что происходит с выныривающими. Так что, по сути, наличие второго варианта — иллюзорность. Ласт ненавидит стереотипы, связанные со своим именем и тем, что она — единственная женщина среди гомункулов. К тому же, очень привлекательная женщина. Из всех братьев только Глаттони, пожалуй, не рассматривает её исключительно как секс-машину. И, возможно, Слосс: он вообще никого никак не воспринимает, давать другим характеристики ему лень. Но, как бы ни было мерзко это осознавать, сейчас самое время сыграть на ярлыках. Когда их слишком много, из них можно слепить щит.  — Если бы вам пришло в головы не секретничать по углам, а обсудить это со мной, то вы бы знали, что Мустанг не опасен, — у Ласт аж желваки ходят, и она отмечает большим плюсом то, что Энви стоит спиной и не может этого видеть. — Он думает, что напал на след, но этот след ложный.  — Откуда ты можешь это знать? — фыркает Энви, не оглядываясь. Ласт набирает в лёгкие побольше воздуха.  — Я с ним сплю. Энви моментально проседает и поворачивается к Ласт на полусогнутых.  — В каком это смысле?  — Тебе в действующих лицах показать? — язвит Ласт. — Как женщина может спать с мужчиной? Хотя куда тебе до этого, ты же бесполый. Энви успешно заглатывает перевод стрелок на личные обиды и забывает о деталях открывшейся ему информации. Для Ласт это бесспорный плюс: обсуждать свою псевдо-личную жизнь с Мустангом — последнее, что ей хотелось бы делать на пороге пылающего дома.  — Сколько же жизней ты потратил на свою гениальную идею, а, братец? — продолжает подначивать она. — Наверняка стоять в эпицентре пожара — настоящая мука. Как жаль, что твою жертву никто не оценит. А теперь снимай маску и пошёл вон. Ты отвратительно играешь Шрама. Энви сдвигает брови. Ласт всматривается в пятисотую из его личин и поражается, как же далеко друг от друга они теперь. Отношения между ними никогда нельзя было назвать образцом брато-сестринства, но всё же, много лет они довольно неплохо ладили. Даже подкалывали друг друга по-доброму: Ласт не обижалась на комментарии по поводу своих мужчин, а Энви с улыбкой парировал замечания по поводу дурной актёрской игры, которая на самом деле всегда была отменной. Как всё изменилось за последний месяц! Ласт вынуждена признать, что даже скучает по тем временам, когда взгляд младшего брата не летал по шкале от раздражения до чистой ненависти.  — А знаешь, что? — Энви дышит всё чаще, распаляясь от гнева. — Мне вообще по барабану, кто тебя сейчас трахает. Мне было дано указание, и я собираюсь его выполнить. Сама крутишь шашни у нас за спинами, и ещё смеешь заявлять о командной работе? Да я задолбался менять планы из-за твоих мужиков! Рой Мустанг должен сегодня умереть, и он умрёт.  — Ты вынуждаешь меня идти на крайние меры, — вздыхает Ласт и выпускает веер клинков. Один взмах руки — и внутренние несущие балки перерезаются, куски горящей древесины падают на пол, вздымая столб новых искр. Ещё один взмах, удар по половицам прямо перед собой — и паркет обрушивается вниз, в подвал, образуя зияющую дыру с границами за пару сантиметров до ступней Энви. Теперь ловушку видно даже за порогом: только слепой попадётся.  — С ума сошла? Как я выберусь?! — верещит Энви вне себя от ярости.  — Придумаешь что-нибудь. Это же твой гениальный план, — пожимает плечами Ласт и уходит, не сказав больше ни слова. Рой Мустанг замирает за поворотом. Сообщение о якобы истинном местонахождении Шрама было отправлено по личному каналу связи с Брэдой. Закрытое соединение. Особое шифрование. Да даже голос один в один как у Хайманса, уж слух-то его никогда не подводил! Убранство комнаты и пол превращаются в месиво под клинками женщины-гомункула: он отчётливо видит всё, что происходит внутри, через распахнутое окно. А ещё всё слышит. Когда Ласт устремляется прочь от дома, они встречаются взглядами. Полковник видит в её глазах глубокую грусть и разочарование. Внезапно накатывает чувство стыда — он не поверил ей утром, погнался за сообщением и наверняка перелетел бы через тот порог, не задумываясь, а ведь она говорила правду. Предусматривалось ли это стратегией ложного следа, и существует ли она вообще, он не знал, но тогда, в кабинете, Ласт говорила правду. И теперь уже двое служащих аместрийской армии живы благодаря гомункулу.